— Ты вляпался в неприятную историю по самые уши. И если не разберёшься в ней быстро, всё закончится плохо. Для тебя.
— Я и сам догадываюсь, — провёл рукой по шраму на ладони. — Но что именно происходит?
— Если без лишних деталей — этот твой Азар набрал свою прежнюю силу, которой был лишён во время заточения. Он с каждым днём становится сильнее. Если раньше его последователям нужны были месяцы на ритуалы подпитки, то сейчас уже обходятся за пару дней. События развиваются слишком быстро.
Я почувствовал, как по спине табуном пробежали мурашки.
— И какое это имеет отношение ко мне?
— Самое прямое. Ты не случайно получил эту метку. Сказать, что ты был избран — это сморозить банальность, которая и так понятна. И не случайно Никак оказался рядом.
Пёс, услышав своё имя, насторожился, но не зарычал — будто ждал, что скажет Алексей.
— Твой дед Исмагил знает намного больше, чем говорит. Он пояснит. Тебе нужно найти алтарь и уничтожить его. Дед расскажет как. Ты найдёшь тайное место культа и всё сделаешь по инструкции деда.
Я помотал головой.
— Ты говоришь это так, как будто это всё очень просто. Кстати, не хочешь помочь по старой дружбе?, — спросил я, усмехнувшись.
Друг разлил остатки чая по пиалам.
— Нет, — ответил он и внимательно посмотрел на меня. — Это только твоя битва. Личная. Не сильно удивлюсь, если это и есть твоё предназначение. То, для чего ты родился.
— Давай не будем разжёвывать мне такие простые вещи, — с некоторым раздражением сказал я. — Так и скажи, что не поможешь в трудную минуту.
Алексей откинулся спиной на подушку и посмотрел на меня непонятным взглядом.
— Нет, Стас, извини. По своему долгу я с тобой уже рассчитался. Сегодня вечером, в семнадцать часов.
Мне стало немного не по себе, когда я вспомнил ту мясорубку, которая произошла за заброшенным бетонным заводом.
Алексей медленно перевернул пустую пиалу вверх дном, поставив её на стол с тихим звоном.
— Стас, ты не понял. Я не отказываюсь помочь. Я не могу.
Он провёл ладонью по лицу, и в этот момент я увидел в его глазах что-то, чего раньше не замечал — усталость. Не физическую, а ту, что накапливается за годы жизни.
— Ты думаешь, я случайно появился сегодня? — Его голос стал тише. —
Мне пришлось нарушить пару строгих правил, чтобы встретиться с тобой. Но дальше — только твой путь.
Никак вдруг поднял голову и ткнулся носом мне в ладонь, прямо в шрам. Тот ответил лёгким жжением.
— Видишь? — Алексей кивнул на пса. — Он знает. Это твоя история. Твой долг.
Я хотел возразить, но Алексей поднял руку:
— Когда мы служили, ты как-то сказал мне: "Если не я, то кто?" Сейчас это про тебя, брат.
Он встал, расправил складки на халате. И в этот момент он выглядел чужим — тем самым, незнакомым мне Ашотом, а не Лёхой из прошлого.
— Дед наверняка ждёт. У тебя есть три дня, пока луна не станет полной. После — будет поздно.
Он повернулся к выходу, но задержался у двери:
— Есть ещё кое-что. Подожди минутку.
Дверь закрылась.
Я остался один — если не считать Никака, который смотрел на меня так, будто всё понимал. Допил последний глоток своего уже остывшего чая. Он был горьким.
Я сидел за столом ещё несколько минут, перебирая в голове слова Алексея. Никак устроился у моих ног, положив морду на лапы, но его глаза блестели в полумраке . Через открытое окно доносились звуки города — гудки машин, чей-то смех, далёкие сирены. Наверное, у кого-то обычный московский вечер. Только вот для меня ничего и никогда уже не будет по-прежнему.
Алексей вернулся в комнату, держа в руках небольшой чёрный конверт. Он бросил его на стол передо мной.
— Это всё, что я могу тебе дать. Там кое-что... — он сделал паузу, — что может помочь тебе убедить деда говорить более откровенно.
Я потянулся за конвертом, но Алексей неожиданно накрыл его ладонью:
—Только после того, как расстанемся. И не открывай, пока не будешь готов. Там вещи, которые... лучше воспринимать на свежую голову.
Он развернулся, явно давая понять, что разговор окончен. Я встал с дивана, поправляя куртку. Никак тут же вскочил, насторожив уши.
— Спасибо за ужин, — сказал я, чувствуя, как нелепо звучит эта фраза после всего сказанного.
Алексей усмехнулся:
— Не благодари. Просто сделай то, что должен. — Он повернулся, сделал шаг ко мне и неожиданно обнял, как в старые времена. — И береги себя, брат.
Когда мы вышли в коридор, к нам подошёл тот самый администратор с бородкой. Он почтительно поклонился Алексею:
— Господин Ашот, с вашим счётом...
— Поступи как обычно. Передай его хозяину с моими благодарностями, - отрезал Алексей. — И приготовьте машину, я уезжаю.
Мы вышли к главному входу. Ночь встретила нас тёплым майским воздухом. Алексей закурил, глядя куда-то вдаль.
— Твоя «Калина» там, где оставил, — кивнул он в сторону стоянки. — Держи конверт при себе. И помни — три дня.
Я кивнул, сунув конверт во внутренний карман куртки. Никак потянул меня за штанину — пора было идти.
Когда я заводил машину, в зеркале заднего вида видел, как Алексей стоит у входа в ресторан, наблюдая за моим отъездом. Последнее, что я заметил перед тем, как свернуть на основную дорогу — как к нему подкатил чёрный лимузин и шофёр почтительно открыл дверь.
Конверт в кармане ощутимо давил на грудь. Три дня. Семьдесят два часа. Обратный отсчёт начался.
Глава 18. Переход
Тёплый ветер шевелил листья деревьев над стоянкой, когда я подошёл к «Калине». Никак крутился у ног, нервно обнюхивая асфальт – будто чуял что-то мне не доступное.
Я открыл дверь, усадил пса на сиденье, сам неспешно опустился за руль.
Двигатель заурчал с первого поворота ключа – редкая удача для моего видавшего лучшие времена старого ведра.
Конверт, вручённый мне Алексеем, лежал на панели. Чёрный, матовый, будто поглощающий свет. Я провёл указательным пальцем по краю – клей держал намертво. Пришлось рвать.
Внутри была единственная фотография. Чёрно-белая. Небольшая группа не современно одетых людей на фоне какой-то горы. Отец стоял чуть в стороне, руки в карманах, на губах та самая полуулыбка, которую я помнил с детства.
– Ну и что тут особенного? – хмыкнул я, поворачивая снимок в свете уличного фонаря.
И тут заметил. Тени. У всех – длинные, чёткие, падающие влево. У отца – нет. Совсем. Будто свет проходил сквозь него.
Я перевернул фото. Оборотная сторона была слегка обожжена по краям, но чётко читалась полузатёртая надпись: «Экспедиция на Холат-Сяхыл. Тридцать первое февраля тысяча девятьсот девяносто девятого года»
– Это еще что за хренотень... – прошептал я.
Никак внезапно ткнулся носом в фотографию, зарычал, затем резко отпрянул, будто обжёгся. Его шерсть встала дыбом.
Я достал телефон, набрал номер деда.
– Алло? – хриплый голос ответил после первого гудка, как будто он ждал моего звонка.
– Деда, это я. Надо бы переговорить. Кажется, уже пора. Вопросов у меня много накопилось.
– Я не против, Стас, – раздалось в трубке. – Приезжай в любое удобное.
– Сегодня уже поздно, дед. – Бросил быстрый взгляд на часы. – Давай с утра я сразу к тебе.
– Договорились. Напеку пирожков к твоему приезду, – ответил дед.
– До завтра. И спокойной ночи! – я закончил вызов. Не спеша вырулив со стоянки, направился через ночной город домой. Я вырулил на стоянку во дворе, припарковался. Вышел, подождал пока выберется пёс. Щёлкнув сигналкой послушал, как «Калина» вздрогнула и замолчала, будто с облегчением.
Ключ почему-то застревал в замке, приходилось его подёргивать. "Надо завтра посмотреть, что с ним. Вроде бы раньше такого не было", — автоматом мелькнула мысль. Но когда дверь наконец поддалась, я увидел разбросанную по полу прихожей одежду и обувь.
— Что за...
Пол был усыпан содержимым ящиков и полок. Книги и подушки с дивана образовали в прихожей что-то вроде баррикады. Никак проскользнул между моих ног, нос его дрожал, улавливая чужие запахи.
— Спокойно, дружок. Просто воры. Наверное, ошиблись квартирой.
Однако через минуту я уже понял, что ошибся. Это точно были не воры. Они не оставляют на стене отпечаток обугленной ладони. Не вываливают одни вещи из шкафа, при этом другие аккуратно складывают, как было сделано с одеждой Кати. Я поднял футболку. От неё пахло стиральным порошком и... чем-то сладковато-гнилым. Как в морге.
Кухня выглядела наиболее пострадавшей. Холодильник стоял открытым, свет внутри мигал. Все банки с крупами были высыпаны в раковину, образуя странные узоры — кто-то водил пальцами в гречке.
Чайник оказался цел. Я механически наполнил его. Руки сами нашли банку с крепким чаем. Пока вода закипала, я собирал осколки посуды. Набралось почти полное мусорное ведро. Целыми остались только пара металлических чашек, собачья миска и старая керамическая кружка, почему-то не разбившаяся от падения на пол.
Заварил себе чай. Он получился горьким, как полынь. Я сидел за кухонным столом и разглядывал следы сапог на столешнице. Грязь от этих следов была слегка красноватой, будто замешанной на пыли с того пустыря за бетонным заводом.
— Кажется, хорошо, что сегодня у нас ужин прошёл вне дома, — сказал я псу. Никак обнюхивал разбросанные вещи и периодически фыркал.
— Давай сходим, выбросим это всё, — сказал я ему, собирая в пакеты битый хлам.
Возвращаясь от мусорных контейнеров, я присел на лавочку у подъезда. Никак запрыгнул и устроился рядом. От всех пережитых за этот день волнений отчаянно захотелось закурить. Но вместо этого я и Никак просто сидели рядышком и молча смотрели на почти полный лунный диск в звёздном ночном небе.***
Утро встретило меня затхлым запахом майского дождя. Я плохо спал, всё ворочался, вглядываясь в потолок, где плясали отражения фар редких ночных машин. Всё казалось каким-то зыбким, будто грань между сном и явью истончилась.