только поднять ногу и упереться в откатник пушки, когда снаряд ударил в «Единорога». Но я толкнул своё тело назад, выпрыгивая из машины спиной.
Ну, как выпрыгивая – выплывая. Как в замедленном кино, я видел, как вспухает броня, рассыпая раскаленные искры, как летит во все стороны бензин, загораясь на лету. Я видел, как пламя солнечной волной накатывало на меня, окатило, ударило, выбивая меня из жизни.
Воюю вслепую. Думы о мадам Маховик
Но и на этом моя история не закончилась. Я выжил. Уж и не знаю, хорошо это или не очень. А вот что больно, это точно. Мне так везёт. Я выживаю в безнадёжных ситуациях, расплачиваясь жуткой болью. Хорошо ли это? Мой путь не пройден, так сказал Голос. Поэтому я и могу продолжить рассказ. Честно скажу, я не особо рад. Война такая штука – я бы желал, чтобы это всё прекратилось бы наконец. Погиб героем, да и хрен с ним. Но путь не пройден. Искать смерти бесполезно – мне она не даётся. А вот боли – сколько угодно! Чрезмерно щедро.
Видимо, я и правда очень удачлив – я единственный из попаданцев, что был жерновами истории перемолот, но не уничтожен. Пока. Кто-то сказал, что история – жутко инертная штука. Как какой-нибудь гигантский маховик. Крутится себе и крутится. Вроде бы и неспешно, так, с ленцой. Но всякого, кто пытается жить не в ритме этого маховика, а тем более изменить этот ритм – ускорить или замедлить, – рвёт в клочья. Такая вот инерционная сила сокрыта в этом лениво-неторопливом качании. Я вспоминал всех иновремённых гостей, что оказались в этом мире. Я – первый. Не успев попасть в тело Кузьмина, получил бомбой по башке. Такой вот приветик от маховика. Но выжил. Голум – нет. Объект-22 – сошёл с ума. Голум – погиб, десантник, забыл фамилию, – погиб. А сколько их ещё было? Сколько их лежит по лесам, оврагам, дурдомам?
Маховик истории так безжалостен не только к гостям из иных времён. Даже к собственным гражданам не менее безжалостен. Сколько гениальных изобретателей, учёных, гениев, придумавших что-то, для чего ещё не пришло время, жаловались на несправедливость бытия. Неудачи их просто преследовали. За примерами далеко ходить и не надо. «Титаник». Он опередил время ненамного – а айсберг его уже ждал. «Конкорд». Всего лишь реактивный лайнер, однако неудачи, стечение обстоятельств.
А Никола Тесла – вот этот великий гений опередил время настолько, что и сто лет спустя мы многое из уже обдуманного им постигнуть не можем. Всю его недолгую, но яркую жизнь его плющило, а потом и вовсе он пропал. А не попаданец ли он?
Или другой пример – Пётр I. Он сумел раскрутить маховик истории. Великий. Но с рождения – то его убить пытаются, прямо в люльке, то войны за войнами, бунты за бунтами. Помер от банальной простуды. Отчаявшись, история сработала грубо. А…
Ё-моё, мысль, пришедшая мне в голову, пробила как током. Товарищ Сталин! Феномен. Гений. Логика его людям этого времени непостижима, методы – таинственны, результаты – потрясающи. Вы из какого века сюда провалились? Я из двадцать первого, мыслю и действую привычными для человека моего времени шаблонами. Местные их находят новаторскими, но понятными. А ваши шаблоны, методы, заготовки? Они непостижимы. Через сколько веков люди освоят подобное?
А может, всё это бред закоротивших в очередной раз от очередного удара по голове моих извилин? Эти люди – просто гении, соль Земли. Создавшие всё упорным трудом и яростной борьбой с самими собой, со своей ленью. Наверно, правильнее будет не списывать всё на провалы во времени. Так будет правильнее, а подвиг подобных людей – ещё величественнее. Не было никакого «читерства» – всё по-честному, ручками, ручками. Их достижения ещё ценнее.
Я вот один выбиваюсь. С козырем в рукаве. Шулер-читер. Ну, умею я замедлять время. Моя ли это заслуга? Само далось. Сильно мне помогло? Ну, я жив. А подвиг? Лео да Винчи и через тысячу лет будут знать. И Сталина. А Кузьмина? Нет. Почему? Я не продвинул человечество ни на шаг вперёд. А они – на ступеньку выше подсадили. Я тут уже год – что сделал? Так, возня тараканья. Моих заслуг – никаких. Всё, что мне приписывается – наработки наших предков, мною лишь стыренные и присвоенные. Ничего. Ноль. А маховик всё одно время от времени меня – в порошок.
Вот, убили бы меня сегодня. И что? А ничего. Горьковское КБ само разработает те боевые машины, которое оно же и разработало. Немец пройдёт столько, сколько пройдёт. А мы в Берлине будем тогда, когда нужно. И от моего присутствия или отсутствия ни горячо, ни холодно.
Как и в том мире. И в мире Голума. И в мире тех страшных снов. Кто я? Зачем послан в эти миры? В чём оно, испытание?
Воюю вслепую. Самобичевание
Вот о чём я думал, очнувшись от боли. Знаете, а боль сожжённого тела неописуема. Дай-то Бог вам и не узнать. А вот я познал. Испил этой горькой чаши. Громозека, бывший рядом, пояснил, что это ещё нормально, Прохор мне помог. Да так, что сам выпал в осадок. Самое сладкое я пропустил, пока был в беспамятстве.
Тело моё обгорело не слишком – всё-таки брезентовая роба защитила, голову, даже волосы, спас шлемофон, а вот лицо выжгло основательно. И самое грустное – глаза. Тут даже Прохор не смог исправить.
– Я ослеп? – прохрипел я.
– Парень обещает, что есть надежда, но после. Сейчас надо, чтобы сердце выдержало. Боль, ожог, интоксикация.
Блин, какие слова знает смурной осназовец!
– Спас нас всех заряжающий. Я-то на голову приземлился, в беспамятстве, как и ты, и наводчик. А заряжающий стал нас оттаскивать от самохода. Трус, трус, а тут прям как и не он. Немцы рядом, боекомплект вот-вот рванёт, а он не убежал. Нас таскал. Успел до взрыва БК. А там и казачки подтянулись, немцев порубали, их самоходы бутылками пожгли. Так что атаку мы отбили. Моряки хорошо огнём помогли. Долбили так, что земля из-под ног уходила. До утра немец ничего не успеет. А за ночь командование пехоты подкинет. Уже начали роты подходить и окапываются. Но там роты такие, что слёзы.
– Хоть что-то.
– Это точно. Ты, командир, поспи. Завтра будет жарко. Мы тут пленных допросили. Немец на нас вышел серьёзный. Тоже уже потрёпан, но всё же сила его не в пример нам.
– Кто командовал в моё отсутствие?
– Здесь, на переезде, Сугроб (начштаба), а бой за посёлок вёл Мельник.
– И как?
– Хорошо. Самое главное, уверенно. Не спасовал.
– Растёт.
– В отличие от тебя. Мы зачем на кукан полезли? Ладно, я, но ты-то – комполка. Обезглавил подразделение. А Мельник мог и не сообразить, растеряться, струхнуть, да и просто сложиться.
– Так, это что ещё такое? Яйца курицу не учат! Отставить!
– Ну-ну…
– Пшёл вон!
Протопали грузные шаги Громозеки. А я остался один на один с болью. И мыслями. И рефлексией. О самобичевании. Громозека прав, не следовало мне лезть в пекло. Это ещё хорошо, что всё обошлось. Разве мало мы видели, что случается с подразделениями, разом потерявшими командование? Разгром. И дело тут не в тактике, а в морали. Убили командира, «шеф, шеф, всё пропало!», паника, сумятица, разгром, сбор пленных. Эх, рано мне ещё на полк! Рота – вот мой уровень.
Тут как раз припёрся начальник нашей СБ, он же командир комендантского взвода. Тоже перец непростой. Чувствовалась в нем та же закваска, что и в Громозеке, а судя по отношению этого Громозеки к командиру взвода – весьма почтенное, до дрожи, – под видом старлея мне впихнули тёртого волчару-чекиста. Но по факту он мой подчинённый, поэтому был усажен, и под мою диктовку записал мой рапорт, где я изложил все свои косяки и просил отстранить меня от командования полком.
– Отправь вышестоящему командованию.
– Глупо. Честно, но глупо. Было бы кого поставить, уже поставили бы. Если выживешь – дивизию примешь. Сейчас в генералах ходят даже не ротные, взводные.
– А у меня рембатом командует генерал, комендантским взводом командует высший командир. Ты полковник, генерал?
– Секретно. И не важно. Сохранение твоей целостности и секретности только часть моей работы.
– Что-то интересное нарисовалось, раз ты так откровенен?
– Изменились некоторые обстоятельства. Да и твоё ребячество сильно осложняет работу.
– Про ребячество уже Громозека проработал меня. А что за обстоятельства?
– Появился интерес к тебе от людей, у которых его к тебе не должно быть. Действуют грубо, нагло. Не исключаем попытки силового захвата.
– Те, что Кельша на гоп-стоп взяли?
– Не исключено. Или под них работают. Тебя ставим в известность, чтобы опять дров не наломал. Их надо брать и колоть, а не закалывать и стрелять. Понимаешь? Нам не они нужны, и даже не их организаторы, нам нужны идейные вдохновители.
– Понимаю.
Я вздохнул, застонал – больно. В голову пришла мысль, решил озвучить:
– Вы и на фронт меня пустили как наживку. Ловля на живца.
– Ты против?
– Как ни странно самому себе признаться, но нет. Не против. Что надо делать?
– Ничего особенного. Единственное, всеми путями попытаться не покинуть расположение полка. Ни в госпиталь, ни в штабы, ни в тылы. Ни под каким предлогом. Даже если аргументы будут очень вескими. Не понял? Нам их проявить надо. Нужный нам интерес отличить от обычного любопытства. У нас будет только одна попытка, а потом о-очень мало времени.
– Тогда я не понимаю, почему мне разрешили на фронт, а не заперли.
– Как раз тут, в бардаке фронта, и создаётся у них иллюзия возможности изъятия тебя. В тылу бы они не проявились. А нам их надо быстро увидеть и понять, что это, кто они, чего хотят и зачем.
– Мне и самому любопытно, кто же это. Наши, немцы, заклятые союзники или ещё кто. Масоны какие-нибудь. Миф о единстве и сплочённости народа и партии действительно оказался мифом.
– Я думал, ты уже достаточно взрослый, чтобы понять, что такое миф и для чего он создаётся. А что есть жизнь.
– Несовершенство человеческой природы – вот что такое жизнь. Эгоизм, жадность и трусость. Жаль, что такие мрази в верхи пролезли.