Я продолжала идти, не снижая темпа, оставляя позади заколоченные летние коттеджи, восстановленные колониальные особняки Попэма, пока передо мной не возник впечатляющих размеров маяк, на сотни ярдов выдающийся в море. Я посмотрела на часы. Без двадцати пять. Пора возвращаться.
Я так озаботилась тем, чтобы поскорее убраться с берега, что как начался этот кошмар, я смогла просуществовать какое-то время без давящего груза мыслей о Лиззи.
К машине я подошла уже затемно. Низкий туман стелился над водой, так что пришлось включить дальний свет. К тому времени как я вырулила на трассу 295, на часах было почти семь. Но вместо того, чтобы отправиться домой, я решила повернуть на север и еще полчаса ехала вдоль побережья до Вискассета — очаровательного городка с почтовых открыток, с белыми церковками, капитанскими домиками и вдовьими пристанями. Летом здесь было не протолкнуться от туристов, а в это время года он, слава богу, пустовал. Но на главной улице, я знала, был маленький ресторанчик, и я поспорила сама с собой на то, что он открыт. Я выиграла пари и оказалась в ресторанчике единственной посетительницей. Официант усадил меня в отдельную кабинку, и я смогла вольготно разложить на столе воскресный «Нью-Йорк таймс», который читала, пока ела рыбный суп и мелкую треску, запивая белым вином «Совиньон», и на душе впервые было спокойно.
Когда я вернулась в Фалмут, было уже почти девять. Подъезжая к съезду на Бакнэм-роуд, я едва не поддалась искушению промчаться мимо. Я не хотела домой, не хотела рассказывать Дэну про ужасное интервью, не хотела плохих новостей от детектива Лиари. Мне просто хотелось остаться на этой дороге.
Но в нашей семье уже был один беглец, и я знала, что, нравится это или нет, нельзя пасовать перед трудностями (новоанглийская чувствительность всегда брала верх). Так что я развернулась и через десять минут уже была на подъездной аллее возле нашего дома.
На нижнем этаже было темно, но из спальни доносился звук работающего телевизора. Я поднялась наверх. Дэн уже лежал в постели, смотрел документальный фильм про Сталина по историческому телеканалу. Почему все мужчины среднего возраста питают слабость к историческому каналу? Я чувствовала, что здесь дело не в жажде знаний — скорее потребность в каком-то нужом опыте, так не похожем на повседневную рутину.
Дэн оторвался от телевизора, когда я вошла, схватил пульт и приглушил звук.
— Ну и где ты пропадала? — тихо спросил Дэн.
Я рассказала.
— Звучит красиво, — произнес он, снова поворачиваясь к экрану. — Пока тебя не было, пару раз звонили.
— Детектив Лиари?
Он покачал головой:
— Звонил твой отец, хотел узнать последние новости, и Джефф, который очень расстроен из-за того, что завтра «Геральд» опубликует материал.
— Его определенно не обрадует то, что напишут о его сестре…
Дэн промолчал. Он не сводил глаз с экрана.
— И меня немного беспокоит, что мои слова могут быть вырваны из контекста, — продолжила я.
Он упорно избегал моего взгляда.
— Уверен, что все будет не так уж плохо.
— Мне не понравилось, как прошло интервью.
— Он что, задавал неприятные вопросы?
— Да.
— Ну, если ты ответила на них корректно…
— Не в этом дело, Дэн. Парень — таблоидный репортер, и перед ним стоит задача произвести сенсацию. По тому, как он расспрашивал меня, я больше чем уверена, он все исказит…
— Если ты знала, что он из таблоида, почему бы тебе было не соблюсти некоторую осторожность?
— Ты что, шутишь? — произнесла я, едва сдерживая ярость.
Взгляд Дэна был по-прежнему прикован к черно-белым кадрам хроники русского ГУЛАГа.
— Я просто говорю, что…
— У тебя что, амнезия? — перебила я.
— Что это значит?
— Ты помнишь, что просил меня дать интервью?
— Послушай, не злись на меня за то, что оно прошло совсем не так, как хотелось.
— О, большое спасибо…
— Послушай, сбавь тон.
— Я не сбавлю тон, и к тому же мне бы очень хотелось, чтобы ты смотрел на меня, пока мы спорим.
Дэн щелкнул пультом, откинул одеяло и встал с кровати, схватив со стула халат:
— Это ты споришь, а не я.
— Не пытайся играть в свои привычные пассивно-агрессивные игры.
Он остановился и холодно посмотрел на меня:
— Пассивно-агрессивные? С каких это пор ты начала говорить на жаргоне психологов? — Его голос прозвучал сухо и без эмоций.
— Вот! Именно этим ты сейчас занимаешься!
Он подошел к двери. Я крикнула:
— Я не позволю тебе уйти вот так просто…
— Я не собираюсь воевать с тобой из-за пустяков.
— То, что сейчас происходит, вряд ли можно назвать пустяком. Наша дочь пропала.
— И ты, понятное дело, не в себе. Поэтому я оставляю тебе целую кровать, а сам лягу внизу. Спокойной ночи.
Он хлопнул дверью.
Моей первой мыслью было броситься следом за ним и потребовать объяснений. Но меня так возмутили его безразличные комментарии — и его привычка спихивать ответственность на других, — что я заставила себя сдержаться, зная, что мои эмоций могут выплеснуться потоком злобных, мстительных реплик. А во мне всегда жил страх перед тем, что может произойти между мной и Дэном, если я когда-нибудь выложу ему все, что думаю о нашем союзе.
Поэтому сейчас я просто не могла его видеть. Точно так же я не выдержала бы и телефонного разговора с Джеффом (в любом случае, Шэннон всегда жаловалась, если я звонила позже девяти вечера). И честно говоря, мне вовсе не хотелось успокаивать Дэна, в то время как я сама не могла успокоиться. Сейчас мне необходимо было уснуть.
Однако сон ускользал от меня. Ночью я часто просыпалась, но не стала принимать вторую таблетку снотворного — только потому, что боялась быть сонной поутру не дай бог, ученики заметят и будут смеяться. К шести утра я окончательно сдалась, отложила в сторону книгу и начала готовиться к новому рабочему дню.
Когда через двадцать минут я спустилась вниз, то увидела, что машины Дэна во дворе уже нет. Не было и записки на столе с объяснением, что он уехал пораньше. Меня удивило, что я не слышала, как он отъезжал от дома. Может, я как раз задремала в это время. На душе было неспокойно. Я ненавидела ссоры, которые заканчивались вот так — ничем, и уж тем более не разрядкой напряженности. Точно так же я ненавидела себя за вчерашний скандал.
Я подошла к телефону и набрала номер мужа. Ответа не было — включилась голосовая почта. Это было на него не похоже — ведь он, как врач, должен был круглосуточно находиться в зоне доступа. Видимо, стресс и его заставил махнуть рукой на обязанности.
Схватив спортивную сумку и портфель, я вышла из дому. В небе еще не просветлело, воздух был сырым и холодным. Я поехала в центр Портленда и остановила машину у входа в фитнес-клуб. У нас поблизости имелся отличный тренажерный зал в гольф-клубе «Вудлендс», членом которого был Дэн, но меня всегда раздражала атмосфера загородного клуба Я терпеть не могла всех этих мамаш-домохозяек, которые смотрели на меня свысока, потому что мне не сиделось дома. Поэтому несколько лет назад я нашла обычный спортивный клуб в деловом квартале города и с тех пор старалась заниматься не реже четырех раз в неделю. Конечно, я нахожу такой режим утомительным, но зато он эффективен в борьбе с лишними килограммами и возрастными изменениями. (Как однажды заметила Марджи, когда нам обеим стукнуло по пятьдесят: «Отныне все силы бросаем на то, чтобы минимизировать потери».)
Однако сегодня мои полчаса на степлере и двадцать минут тренировки с легкими гантелями были подчинены исключительно тому, чтобы смягчить последствия бессонницы и стресса. Но, карабкаясь по ступенькам безжалостного тренажера, я думала лишь об одном: как ты можешь заниматься собой, когда твоя дочь до сих пор не нашлась?
Я знала, что, обшарив все закоулки Бостона, я больше ничего не могу сделать для поисков Лиззи, и от этого чувство беспомощности лишь усиливалось. После тренировки, распаленная выбросом эндорфина, я дала себе зарок не читать «Бостон геральд» до конца рабочего дня. В конце концов, плохие новости не обязательно поглощать горячими.
По дороге в школу я заехала в круглосуточный супермаркет и купила ненавистный таблоид. Не глядя на первую страницу, я свернула газету пополам и сунула в портфель. Потом вернулась в машину и поехала в школу.
На часах было полвосьмого утра. До первого урока оставалось больше часа. В моей ячейке скопилось не так много почты, но ожидаемый пакет «Федэкс» от Марджи, конечно, ждал меня. Я схватила его и направилась в свой крохотный кабинет. Закрыла дверь, сняла пальто, села за металлический стол и вскрыла бандероль. Внутри была книга в твердом переплете, около трехсот страниц. К обложке Марджи прикрепила самоклеющийся листок, на котором нацарапала «Прочитай главу 4, потом позвони мне».
Я отклеила записку, и мой взгляд уперся в название книги:
Я БОЛЬШЕ НЕ МАРШИРУЮ:
Исповедь переродившегося радикала
Заголовок иллюстрировали две фотографии, разделенные глубокой трещиной. На фрагменте слева был запечатлен автор — еще двадцатидвухлетний, длинноволосый, выступающий перед толпой таких же патлатых радикалов; на заднем плане — подожженный американский флаг. На правом фрагменте автор, теперь уже пятидесяти с лишним лет, лысоватый, в роговых очках, в темном костюме и при галстуке, пожимал руку небезызвестному Джорджу Бушу в Овальном кабинете. Не знаю, какая версия Тобиаса Джадсона вызвала во мне большее отвращение.
Я изо всех сил боролась с искушением закурить. Проиграла. Встав из-за стола, подошла к окну и распахнула его настежь. Высунула голову и затянулась сигаретой «Мальборо лайтс». Я курила быстро, надеясь, что ветром не затянет дым в кабинет (курение в стенах школы — серьезное правонарушение, особенно для персонала). Выкурив сигарету почти до фильтра, я затушила ее о подоконник и сбросила окурок в дренажный колодец, удобно расположенный прямо под моим окном.