— Вряд ли, но я поспрашиваю.
— Я свяжусь со своим нью-йоркским юристом, может, у него есть какие-то соображения. Какие у тебя планы на сегодняшнее утро?
— Дорогая, если ты попросишь меня дать еще одно интервью, боюсь, мне придется тебе отказать.
— Я не буду просить тебя об интервью. После сегодняшней статьи в «Глоб» — я прочитала ее онлайн и считаю, что написано просто потрясающе, — тебе надо залечь на дно. А я тем временем проработаю идею грандиозного телешоу…
— Умоляю, Марджи, я не выдержу этого…
— Послушай меня. Единственный способ победить в этом грязном деле — продолжать гнуть свою линию. Тем более что Джадсон сегодня заявлен в шоу Раша Лимбо и в программе Эн-пи-ар «В конечном счете». Он просто купается во всеобщем внимании, и это отличная реклама для его книги. Она уже поднялась на тридцатое место в списке бестселлеров «Нью-Йорк таймс» — и не думаю, что он готов поделиться с тобой гонораром.
Я не могла удержаться от смеха. Марджи была в своем репертуаре — она умела разрядить обстановку удачной остротой.
— Сделай мне одолжение. Поезжай домой и отдохни немного, но не отключай свой сотовый, потому что ты мне понадобишься. Если будут звонить журналисты, всех отсылай ко мне. Даже если они попытаются обманом вытянуть из тебя хоть слово — мол, «нам нужна всего лишь одна цитата», — говори: «Не обсуждается». Поняла?
— Поняла.
— И последнее: не читай сегодняшнюю «Портленд пресс геральд». Там призывают к увольнению тебя из школы.
— Что еще пишут?
— А что можно от них ожидать? «Подает плохой пример подрастающему поколению штата Мэн… предала не только своего мужа, но и свою общину… то, что она не пожелала извиниться, говорит о вопиющем высокомерии…» — в общем, весь набор провинциального брюзжания.
— Может, мне все-таки покаяться? — предложила я и рассказала ей о вчерашней встрече с копом.
— Может, тебе все-таки не появляться на улице в пьяном виде? — парировала Марджи.
— Это были чрезвычайные обстоятельства.
— Послушай, я не осуждаю тебя за то, что ты выпила лишнего. Я просто хочу сказать: слава богу, что этот коп оказался порядочным человеком. И я тебя еще раз предупреждаю: заляг на дно. Мы еще подумаем, стоит ли тебе выступить с легким раскаянием.
В почтовом ящике моего сотового было девять сообщений — в основном от Марджи, но были и просьбы журналистов об интервью, а одно сообщение оставил отец, который писал, что прочитал «Глоб» и гордится тем, что я держалась с «таким достоинством».
Я попыталась дозвониться отцу, но он не брал трубку. Поэтому я оставила сообщение: «Привет, это я. Ты должен знать, что вчера вечером Дэн ушел от меня. Пожалуйста, перезвони мне, как только сможешь». Потом я спешно приняла душ, собрала свою багажную сумку и, чтобы не светиться лишний раз у стойки администратора, особенно после комментария в сегодняшней местной газете, расплатилась за номер, воспользовавшись электронной системой оплаты, отображенной на экране телевизора. На лифте я спустилась прямо в подземный паркинг, нашла свою машину и поехала домой.
Подъезжая к Фалмуту, я остановилась у супермаркета по соседству с нашим домом и зашла в магазин. Мистер Эймс — хозяин магазина, с которым мы были знакомы еще с тех пор, как переехали сюда, — поднял голову. Но вместо привычного приветствия «А, Ханна, добрый день!» он отвернулся. Я взяла корзину и набрала кое-каких продуктов. Когда я подошла к прилавку и поставила корзину у кассы, он снял ее и убрал под прилавок:
— Отныне вам следует делать покупки в другом месте.
— Но почему? — спросила я.
— Если вам так хочется знать почему…
— Мистер Эймс, есть две стороны…
— Я не хочу иметь среди своих клиентов нарушителей закона.
— Я не нарушитель закона.
— Ну, это вы так считаете. Можете делать покупки в другом магазине.
— Мистер Эймс, я много лет была…
— Я знаю, как давно вы покупаете у меня продукты. На месте вашего мужа я бы заставил вас убраться из этого города. А теперь, если вы не возражаете… — И он указал мне на дверь.
— Вы несправедливы, — сказала я.
— Мне очень жаль, — ответил он и повернулся ко мне спиной.
Я приблизилась к дому, но сначала проехала мимо, чтобы убедиться в том, что поблизости нет репортеров. Потом развернулась. Но, уже въезжая во двор, увидела то, что заставило меня с силой ударить по тормозам — инстинктивная реакция, не имеющая никакого отношения к неожиданно возникшему препятствию. Эту внезапную остановку вызвал вид моей входной двери. На ней красной краской было выведено: ПРЕДАТЕЛЬ.
Я в шоке уставилась на эти огромные буквы. На какое-то мгновение мне показалось, что это галлюцинация — фантасмагорическое продолжение ночного кошмара, в котором я жила все эти дни. Выйдя из машины, я заметила, что одно из окон первого этажа разбито. Поспешив к двери, я открыла ее, ожидая увидеть разграбленный дом. Но в гостиной обнаружила лишь кирпич, к которому резинкой была прикреплена записка. Я достала ее и уставилась на черные карандашные каракули:
«Если тебе не нравится здесь, почему бы тебе не вернуться в Канаду и не остаться там навсегда?»
Я уже собиралась броситься к телефону и вызвать полицию, но в последний момент передумала. Если вмешаются стражи порядка, этот инцидент обязательно попадет на страницы газет. А если он попадет на страницы газет, это будет еще одним пятном на моей изрядно подпорченной репутации.
Я решила осмотреть дом (просто чтобы убедиться, что остальные окна целы) и на пороге нашей спальни замерла как вкопанная, увидев, что двери шкафа Дэна открыты и половины вещей уже нет. Он освободил и все ящики своего комода, забрал обувь.
Я тут же спустилась в подвал. Его компьютера тоже не было. Как и большей части его компакт-дисков и драгоценных титановых клюшек для гольфа. Повсюду стояли упакованные коробки с его вещами, ожидая прибытия грузчиков.
Переезд вовсе не был спонтанной реакцией или вспышкой гнева. Конечно, он планировал его, и, судя по тому, как много вещей уже забрал с собой, останавливаться в отеле он не собирался. Похоже, у него был запасной аэродром — достаточно просторный, чтобы вместить весь его скарб…
Я схватила телефонную трубку со стола Дэна и проверила голосовую почту. Там скопилось больше двадцати сообщений — в основном от журналистов, которые настаивали на интервью (игнорируя мою просьбу обращаться в офис Марджи). Я быстро прокрутила принятые сообщения, остановив перемотку, когда услышала голос своей невестки — нервный и суровый:
«Это Шэннон. Джефф попросил меня позвонить вам и сказать, что после безобразного интервью «Бостон глоб», в котором вы оскорбили нас, назвав фанатиками пролайф, мы больше не желаем вас знать. Я даже не хочу лишний раз напоминать, какое отвращение вызывает у меня то, как вы обошлись со своим мужем, не говоря уже о ваших криминальных делишках, в которых вы по-прежнему не желаете раскаяться. Скажу лишь одно: больше никаких контактов ни с нами, ни с нашими детьми. Не звоните. Не пишите. Мы все равно будем вешать трубку, удалять ваши электронные сообщения и рвать письма Это решение, которое мы приняли вместе с Джеффом. Для нас обоих вы умерли».
Я нажала кнопку «стереть» и перешла к следующему сообщению — от Карла Эндрюса, директора школы:
«Вчера вечером собирался школьный совет, и они единогласно проголосовали за ваше увольнение. Лично я пытался возразить, ссылаясь на то, что нельзя увольнять, пока Министерством юстиции не решен вопрос о возбуждении против вас уголовного дела. Но эмоции взяли верх, и даже я не смог урезонить аудиторию. Какими бы ни были ваши поступки в прошлом — совершили вы преступление или нет, — я по-прежнему верю в справедливый процесс, презумпцию невиновности и прочие старомодные принципы. Единственная хорошая новость, которой я спешу вас обрадовать, это то, что мне все-таки удалось заставить школьный совет дать согласие на сохранение за вами пенсии.
Я знаю, что после пятнадцати лет стажа она не слишком велика, но полагаю, это все-таки лучше, чем ничего».
Странно, но ни один из этих звонков не подкосил меня, потому что ничего хорошего я и не ждала. А когда получаешь ровно то, чего ожидаешь…
В очередной раз прочувствовать на себе враждебный настрой со стороны местных жителей мне пришлось, когда я позвонила стекольщику из Фалмута, чтобы тот починил разбитое окно. Фил Пост, по совместительству и местный плотник, много лет помогал нам по хозяйству. Но, услышав мой голос по телефону, он сразу переменил тон и сказал, что сегодня очень занят.
— Хорошо, может, завтра? — спросила я.
— Завтра я тоже буду занят, — ответил он.
— Послезавтра?
— По правде говоря, миссис Бакэн, мне сейчас не нужна работа.
— То есть ты хочешь сказать, что тебе не нужна работа от меня, — уточнила я.
— Что-то вроде того, — согласился он и добавил: — Я тороплюсь. — После чего повесил трубку.
Я воспользовалась справочником «Желтые страницы» и позвонила стекольщику, который оказался свободен и, похоже, совсем не смутился, когда я назвала ему свое имя и адрес. Возможно, он просто не читал газет и слушал только радиостанции классического рока, которые не передавали выпуски новостей. Когда я спросила, не посоветует ли он кого-то из маляров, поскольку мне нужно перекрасить входную дверь, он сказал, что сам выполняет такую работу.
— Я на все руки мастер, — рассмеялся он. — Ждите меня через пару часов.
Мне очень хотелось поговорить с кем-то, кого можно было назвать другом. Поэтому я позвонила Алисе Армстронг.
— О, привет, — очень нервно воскликнула она.
— Я так рада слышать твой голос. Ты не представляешь, что у меня сейчас творится.
— Как же, я ведь читаю газеты, — сказала она. — И видела тебя по телевизору.
— Может, ты слышала и то, что Дэн бросил меня? И что меня выгнали из школы? Или в наших джунглях еще не расползлись сплетни…