Когда я приехала в отель, в лобби меня уже ждал Бен Чемберс. Это был невысокий нервный парень лет под тридцать, который, тем не менее, излучал обаяние крайне уверенного в себе человека.
— Вы здесь, это здорово, просто здорово. И мы все ждем вас в нашем офисе. Скажем, если мы встретимся здесь через полчаса? Вы будете готовы, да?
Мой номер был просторный и безликий, но с великолепным видом на город и Ист-Ривер. Я быстро распаковала свой чемодан и спустилась вниз раньше назначенного времени. Чему Бен был очень рад.
— Это хорошо, это очень хорошо, потому что у нас так много дел. И у нас в запасе всего два часа, потому что Марджи ждет вас на ужин в семь.
— Как она? — спросила я.
Бен Чемберс лишь нервно передернул плечами:
— Я бы так сказал: она настоящий боец.
Это звучало угрожающе.
Офис Марджи находился всего в двух кварталах, и, поскольку был ясный день поздней весны, мы прошлись пешком. Или, по крайней мере, я пыталась идти, в то время как Бен рассекал поток пешеходов беспощадным галопом. Позади осталась Шестая авеню, и вот мы вошли в старое приземистое офисное здание в стиле 1940-х годов на Сорок седьмой улице. Агентство «Марджи Синклер Ассошиэйтс» занимало небольшую анфиладу на одиннадцатом этаже — четыре комнаты с развешанными по стенам постерами в рамках, фотографиями прошлых пиар-кампаний и многочисленных клиентов; декор был простым, стильным, функциональным.
Меня провели в комнату для совещаний, где я нос к носу столкнулась с Ритой. В отличие от Бена, ее было слишком много, но двигалась она на удивление легко. Ее голос звучал, как гудок парохода в тумане; голова казалась огромной, усиленная объемной копной крепких черных завитков. Рукопожатием она напоминала костоправа, а взглядом — строгого судью.
— Знаешь, что я подумала, когда прочитала книгу этого говнюка? — сказала она, жестом указывая на один из стульев, расставленных вокруг длинного стола. — Нет ничего хуже, чем возродившийся в вере христианин, играющий скелетами в шкафах других людей.
Принесли кофе, и, сделав три глотка, Рита сказала:
— Ладно, начнем работать.
В течение следующих двух часов меня подвергли истязанию, после которого я чувствовала себя просто выпоротой. Рита, в роли обвинителя, и Бен, встревающий с дополнительными вопросами, сообща пытали меня, прощупывали, провоцировали и заманивали в ловушки. Поначалу эта словесная атака здорово нервировала. Настолько, что я даже поверила, будто они на стороне Джадсона. Разумеется, на то и был расчет. Издеваясь надо мной, постоянно сбивая с толку, разбивая в пух и прах все мои доводы и объяснения, они одновременно закаляли меня, готовили к худшему из того, что можно было ожидать от Хосе Джулиа и Джадсона. От этого агрессивного перекрестного допроса у меня голова шла кругом. После полуторачасовой инквизиции Рита сделала короткую паузу и спросила:
— Ну как, весело?
— Вы напугали меня до смерти, — сказала я.
— Так и задумано. Лучше сегодня обделаться, чтобы завтра тебя уже ничто не проняло.
— Ты думаешь, он действительно будет забрасывать меня такими вопросами?
— Ты шутишь? — удивилась Рита. — Хосе Джулиа — признанный король подставы. Есть всего две причины, почему он хочет видеть тебя в своей программе. Первая: твоя пропавшая дочь и вероятность того, что она стала жертвой своего женатого любовника-доктора; и вторая: устроить между тобой и твоим бывшим любовником соревнование по обливанию грязью, чтобы вы сцепились, выясняя, кто и что делал. Если у него это не получится, он, возможно, задаст тебе вопрос, занималась ли ты с этим парнем оральным сексом. Во всяком случае, постарается намекнуть…
— Великолепно, — тихо произнесла я.
— И перестань меня бояться, — сказала Рита, — ты неплохо справляешься с задачей, если учесть, сколько говна мы на тебя вылили. Запомни одно: твоя минута славы будет длиться всего десять минут, и, если ты не собьешься, этого времени тебе вполне хватит, чтобы представить свою версию событий.
— Ну что, пройдемся еще разок?
Мы повторили импровизированное интервью, оттачивая мои ответы, отрабатывая контрудары и отбивая заковыристые вопросы, и Бен теперь сосредоточился на моих жестах, осанке и дурной привычке (как он заметил) закусывать губу в минуты волнения.
— Ни при каких обстоятельствах ты не должна этого делать во время интервью, — сказал он. — Иначе ты будешь выглядеть напряженной, и все подумают, что тебе все-таки есть что скрывать. Всегда смотри Джадсону только в глаза. Не отводи взгляд — никогда. А с Хосе держись предельно вежливо и расслабленно, даже когда он начнет загонять тебя в угол А он непременно начнет. Ему за это платят.
В половине седьмого Рита посмотрела на часы и сказала:
— Время летит незаметно, когда веселье в разгаре. Нам пора сворачиваться, иначе Ее Королевское Высочество съест меня живьем за то, что я тебя задержала и вовремя не доставила к ней. Ее Королевское Высочество требует от своих подданных, чтобы ее гости прибывали в назначенное время.
— Мы продолжим завтра в десять утра, — сказал Бен. — И до начала записи в пять успеем провести еще пару репетиций. Мне зайти за тобой в отель, скажем, без четверти десять?
— Думаю, я сама доберусь, — улыбнулась я.
— Послушай, она же из Мэна, — сказала Рита, — у нее наверняка в багаже припасен компас…
В такси Рита сказала:
— Ее Королевское Высочество говорила мне, что ты ее давняя подруга.
— Нашей дружбе тридцать шесть лет.
— Впечатляет, черт возьми. Что ж, она на редкость преданная подруга.
— Даже притом что Королевское Высочество?
— О, она в курсе, что мы ее так называем. Даже поощряет это.
— Не сомневаюсь.
— Удивительно, насколько жесткая Марджи в работе, настолько же мягкая в жизни… впрочем, ты и сама это знаешь.
— Еще как. Могу я задать тебе прямой вопрос?
— О ее здоровье?
— Угадала.
Я видела, что она колеблется, так же, как и я, от волнения кусая губу.
— Она взяла с нас твердое слово, что мы ничего не скажем…
— Она уже не может выходить из дому, да?
Она кивнула.
— Насколько все плохо? — спросила я.
— Плохо.
— Насколько?
Она отвернулась и уставилась в окно.
— Я действительно не могу…
— Она моя лучшая подруга, и я обещаю, что ничего ей не скажу.
— Поверь мне, она ведет себя так, будто ничего не происходит, но она знает…
— Знает что?
— Полгода максимум.
Я закрыла глаза и долго молчала. Потом спросила:
— Она сама тебе это сказала?
Рита кивнула:
— Она доверила мне свой секрет. По правде говоря, все и так знают, потому что, когда она несколько раз приходила в офис, было очевидно, насколько тяжело она больна. И к тому же мы постоянно мотаемся к ней домой с папками и бумагами, она ведь категорически отказывается бросать работу.
— Это все, что у нее есть.
— Когда ты увидишь ее сегодня, то испугаешься. Но постарайся не показывать этого. Она не хочет открыто признавать то, что происходит, хотя ты, конечно, заметишь, что она ужасно напугана. А кто бы не испугался? Я бы на ее месте вообще не смогла так держаться.
Ты не можешь этого знать, хотелось мне сказать. Потому что никто из нас не знает, как поведет себя в ситуации, когда узнает, что уже через полгода-год его не станет.
Когда мы подъехали к дому Марджи на Семьдесят второй улице, Рита сжала мою руку и сказала:
— Завтра ты отлично со всем справишься, поверь мне.
— Не будь так уверена в этом.
Поднимаясь на лифте, я мысленно твердила себе: будь естественна… делай вид, что все нормально… не вздрагивай.
У порога ее квартиры я остановилась, сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, и нажала кнопку звонка. Из квартиры донеслось:
— Открыто.
Ее голос звучал довольно уверенно — я услышала прежнюю Марджи, — и это придало мне сил. Но, как только я открыла дверь, шок едва не сбил меня с ног.
Моя подруга сидела на диване в прихожей — маленькая, высохшая женщина, слегка сгорбленная, с впалыми щеками, почти лысая. Ее глаза и кожа приобрели желтоватый оттенок. Канистра с кислородом стояла возле передвижной капельницы. К ней был подвешен мешок с медицинской жидкостью, который трубкой был соединен с веной на ее руке.
И на фоне этого кошмара — пока я пыталась осознать, что рак заживо съел мою подругу, — мне на глаза попалась переполненная окурками пепельница на низком столике возле дивана.
В ней дымилась раскуренная сигарета, ожидая следующей затяжки. Марджи перехватила мой взгляд:
— Если ты скажешь хоть слово о сигаретах, я вышвырну тебя за дверь.
— Хорошо. Тогда я не скажу ни слова.
Печальная улыбка промелькнула на губах Марджи.
— Что ж, с приветствиями покончено. Но если ты сейчас начнешь утешать меня, я разозлюсь. Так что сегодня давай обойдемся без соплей. Просто пойди и принеси мне водки, ну и себе тоже налей.
Я прошла в маленькую кухню-камбуз и обнаружила бутылку водки возле холодильника.
— Со льдом? — крикнула я из кухни.
— Кто же пьет водку теплой, черт возьми?
Когда я вернулась с двумя стаканами, Марджи уже сидела с кислородной маской на лице, и было слышно, как она сипит, вдыхая чистый воздух. Потом она протянула руку, перекрыла клапан на канистре и взяла свою недокуренную сигарету:
— Теперь я снова могу курить.
Я протянула ей водку. Она слегка затянулась сигаретой. И почти не выдохнула дым. Он, скорее, просочился изо рта.
— Давай закуривай, — сказала она, подталкивая ко мне пачку «Мальборо лайтс». — Я же знаю, ты хочешь.
Я достала сигарету и закурила.
— Великое запретное удовольствие, да? — сказала она, прочитав мои мысли. — Ты что-то не выглядишь привычной умницей.
— У меня голова идет кругом, — сказала я, потягивая водку.
— Из-за завтрашнего мероприятия?
— Не только.
Марджи захрипела, закашлялась и заглушила приступ глотком водки, а следом — кислородом. Когда она сняла маску, то увидела мое испуганное выражение лица и сказала: