– Не уверен. Само собой, никто не осмелится сказать мне в лицо всю правду, поэтому я обратился к Баллантайну и Эмброзу и…
– Теодор!
– Что? У меня от них нет секретов. Они подтвердили, что слышали немало… нелицеприятных домыслов, однако они почти уверены – никто их всерьез не воспринимает. И все же душа у меня не на месте – может, тебе пожить со мной? Хотя бы до саммита, хотя бы… Да в любом случае мы вскоре и так будем жить вместе.
Я растерялась, не зная, что ему возразить: может, что я еще не собрала сундуки, что аренда дома истечет только через три месяца, а я не помыла окна и не могу переехать и оставить после себя свинарник? Честно говоря, мысль, что нам с Теодором следует чуть ли не с завтрашнего дня начать жить вместе, ударила меня как обухом по голове. Лишиться своего маленького уютного домика, где я пребывала в мире и спокойствии, где я поступала так, как считала нужным…
– Я подумаю, – ответила я смиреннее, чем намеревалась.
– Подумай. – Теодор недовольно поджал губы. – А еще подумай, что пора уже начинать творить защитные чары для себя самой, а не только для клиенток.
– Да как у тебя только язык повернулся? – Вовремя вспомнив про открытые окна, я удержалась, чтобы не заорать на него во весь голос. – Ты же знаешь, я никогда не пользуюсь собственными чарами – не пользовалась и впредь пользоваться не собираюсь.
– Знаю, что не пользовалась. Но я не думал, что ты так упрямо будешь следовать тобой же установленным правилам.
– Значит, я упрямая?
– Не то слово. Обстоятельства изменились невообразимо, а ты отказываешься к ним приспосабливаться.
– Дело в том, – голос мой дрожал от возмущения, – что следование правилам не зависит от обстоятельств.
– Почему? – вскипел он.
– Потому! – вспыхнула я. – Потому что так принято, потому что это – обряд, заповеданный нам матерями и матерями наших матерей.
– И никто ни разу его не нарушал? Софи, это предрассудок, это не закон…
– А для меня – закон! Так меня учила мать. И она не преступила правил, даже когда слегла с лихорадкой. Она предпочла умереть, Теодор.
– Я не хочу, чтобы ты умерла, доказывая свою правоту, – срывающимся голосом сказал он. – И я не понимаю, с какой стати правила, усвоенные тобой ребенком – ребенком, которого готовили лишь к тому, чтобы продавать свое чародейное искусство соседям, – нельзя нарушить сейчас, когда ты превратилась в женщину всевозможных талантов и достоинств? Женщину, которая творит историю своей страны.
– Власть – это ответственность. Необходимы правила, чтобы обуздать эту власть, – повторила я слова, давным-давно сказанные моей матерью. – Думаю, если бы я не следовала правилам, я была бы совсем иной.
– Похоже, мне тебя не переубедить.
– Верно. Однако если ты когда-нибудь ухитришься сотворить чару на удачу, я воспользуюсь ею. А теперь – попрактикуемся в мастерстве. Начнем с этого.
Я достала ярко-розовый сияющий жакет, к сожалению, лишенный чар, ради которых мне его и заказали.
– Хорошо, – согласился Теодор. – Мне еще многое предстоит узнать о чародействе. Итак, мне просто играть? Тебе же – творить с чарами все, что ты сочтешь нужным?
Щекотливый вопрос – я так до конца и не продумала процесс наложения чар. Сама я пропитывала ткани определенными чарами: на удачу, любовь, достаток. Теодору для подобного разделения чар пока не хватало умения. По счастью, жакет требовал наложения простейших чар на удачу.
– Думаю, – произнесла я, – исполняемая тобой мелодия может повлиять на истинную природу чар. Сейчас нам нужна обычная чара на удачу. Сыграй что-нибудь… приносящее счастье. Вдохновляющее.
Как только смычок Теодора коснулся струн, возникли и чары. Мелодия, задорная, свежая, как деревенский воздух – ничего лучше для заклинания удачи и придумать было нельзя, – заполонила комнату. Живо подхватив чары, я соединила их с волокнами ткани.
– Работает, – пробормотала я, вплетая лучик света в оторочку и центральную часть полочки жакета. – Хватит.
Теодор завершил исполнение ярким виртуозным пассажем – наверное, самым подходящим способом, чтобы прервать мелодию на середине.
– Уже?
– Да.
Работа заняла у нас не более четверти часа – на вшивание чар у меня обычно уходило намного больше времени. Я очень надеялась, что эти чары окажутся столь же прочны и нерушимы, как и мои собственные, – по крайней мере, опыт с портьерами Теодора уверил меня в этом. Экспериментируя с мелодиями, мы зачаровали все изделия, требовавшие моего искусства. На все про все у нас ушло около двух часов, а затем мы приступили к последнему отложенному заказу, моему камню преткновения – небесно-голубой амазонке. Когда мы закончили, защитная чара крепко вплелась в шерстяную ткань и огненно пылала между волокнами, словно была вшита моей собственной рукой.
– Пожалуйста, поиграй еще пару минут, – попросила я, озаренная внезапным вдохновением. – Я хочу кое-что испробовать.
Ухватив толстую нить света, скрученную, словно пряжа, я потащила ее к полкам в дальнем углу ателье. Работа с тканью была у меня в крови. Даже не прикасаясь к ткани, я угадывала, как в ней переплетаются нити и чьи руки ее изготовили. Я сливалась с ней воедино, когда шила из нее платья или выкраивала детали отделки. Дерево, металл, камень, строительные материалы никогда не были моей стихией.
Настала пора попробовать что-нибудь новое. Я внушила золотой нити свои намерения. Направляя ее, я постаралась разместить нить как можно глубже в деревянной панели и не дать ей оттуда вырваться. Как ни странно, но нить разрезала деревянные волокна, словно нож масло, и осталась торчать между ними, как криво вбитый гвоздь. Я затянула нить и вбила ее в дерево, оставив на панели затейливый, хотя и корявый узор.
Припомнив элегантную мебель в доме Теодора, я решила не останавливаться на достигнутом: оборвав нить, я присмотрела новую полку. Выровняла нити наподобие тонких металлических пластин и представила, как они инкрустируют деревянную поверхность. У меня получилось: чары, словно жемчужины в раковинах, уютно примостились в деревянных пазах.
Когда я украсила порожденными Теодором чарами еще одну полку, он перестал играть.
– Полагаешь, они там удержатся? – спросил он.
– Не знаю, – отозвалась я. – Возможно, они иссякнут, как только мы выйдем отсюда.
– Экспериментируешь! – рассмеялся Теодор. – Если так пойдет и дальше, придется удостоить тебя профессорской степени.
Вдруг, сообразив, какой смысл таит в себе эта шутка, он спал с лица.
– Прости… Я не собирался равнять тебя с ним…
– Не извиняйся, – ответила я, хотя внутри у меня все сжалось от одного только воспоминания.
Неужели то, что я сейчас делаю, сравнимо с изысканиями Пьорда? Мне вспомнились его слова: «На самом деле мы даже понятия не имеем, на что способны чары». Я поспешно отогнала эту мысль, хотя идея, что чарами или проклятием можно пропитать все что угодно, казалась необычайно соблазнительной. Только представьте себе никогда не промахивающиеся зачарованные ружья или сам по себе разрушающийся про́клятый замок.
– Пьорд догадывался об этом, – произнесла я. – Может, не конкретно об этом, но он подозревал, что чародейство таит в себе неизведанную силу. Он изучал его, читал древние тексты.
– Не хочу показаться грубым, но если пеллианцы обладали огромным знанием, то… либо они были не особо могущественными колдунами, либо и вовсе никуда не годными.
– Да, понимаю, на сегодняшний день они не самые великие чародеи в мире. Пьорд полагал, что некий злой рок не позволил пеллианцам и дальше развивать чародейное искусство.
– Печально.
– Да, – потерянно вздохнула я. Что же все-таки обнаружили чародеи Пеллии? Как далеко они продвинулись в своем мастерстве? – И мы никогда ничего не узнаем, пока какой-нибудь очередной Пьорд не начнет штудировать позабытые всеми тексты.
– Мало найдется людей, способных прочесть древние тексты. Однако… – ослепил меня Теодор коварной ухмылкой, – университет в Западном Серафе считается одним из лучших в мире, его ученые знают все на свете, наш Публичный архив по сравнению с их библиотекой просто жалкая лавка старьевщика.
Захватывающие перспективы – уехать прочь из Галатии, где мало кто владеет древним языком, и отправиться в Сераф на поиски ученого, способного открыть мне тайны чародейного искусства. Но найду ли я там человека, который подберет и переведет интересующие меня книги? Я колебалась – с одной стороны, Пьорд изучал древнейшую историю Пеллии и не заслуживал доверия, с другой стороны, Ниа искренне пыталась мне помочь. Кроме того, в заморской стране вряд ли кто-нибудь узнает меня и начнет совать нос в мои исследования. И вполне вероятно, может статься, что я пойму, куда исчезли мои колдовские способности, и верну их.
– А еще… – с нажимом произнес Теодор, укладывая скрипку в футляр, – удивительное совпадение – по слухам, придворные чародеи Серафа всегда считались, хм, истинными магами.
– То есть чем-то большим, чем обычные пройдохи и балаганщики? – фыркнула я.
– Слухи слухами, – пожал он плечами, – но ведь дыма без огня не бывает. Чем черт не шутит, а?
Я открыла рот, чтобы резко возразить ему, но вовремя спохватилась: несколько месяцев назад я бы не поверила, что кто-то способен управлять порожденными музыкой чарами и наполнять ими самые различные предметы.
– Что ж, все возможно, – нехотя согласилась я.
– Возможно, тебе удастся что-нибудь раскопать, пока мы будем в Западном Серафе. Конечно, тайны, если таковые вообще существуют, просто так не откроются, их хорошо охраняют, однако я не припомню, чтобы когда-нибудь иностранная делегация включала в свой состав чародейку.
– Давай не будем пороть горячку, – умерила я его пыл. – Завтра голосование, не забыл?
– О таком забудешь. Мне надо домой, внести последние правки в свою знаменательную историческую речь. – Он помолчал. – Высоко ценю твое мнение, но, возможно, именно сейчас…
– Никаких обид – в любом случае у меня куча заказов, которые надо отправить с курьерами.