– Так же, как и я. – Я скупо улыбнулась, одобряя его политические взгляды. – Вопросов больше, чем ответов. Как ни крути. Например, – загнула я палец, словно пересчет всех стоящих перед нами загадок помог бы хоть как-то приблизиться к их разгадке, – как давно все это продолжается? Мне кажется, поначалу магию использовали для вполне невинных целей, только чтобы усилить впечатление от колдовских фокусов.
– Возможно. Или не для вполне невинных – люди когда-то верили в силу колдунов и боялись их, и эйниры использовали магов, чтобы держать народ в подчинении. Не перечь эйниру, не бунтуй, иначе он напустит на тебя колдуна. – Теодор расстегнул последнюю пуговицу на камзоле и сбросил его с плеч. – Что будем делать? – вот в чем вопрос.
– Мы? Делать? – горько усмехнулась я. – Что мы можем сделать, когда нам нанесен сокрушительный удар? Надеюсь, ты не собираешься объявлять всем, что ты – принц-чародей? А мне нельзя даже обмолвиться, что я побывала на представлении. Да и в любом случае никто мне не поверит – что значит мое слово против слова серафского двора?
– Верно, – вздохнул Теодор, – но не совсем. Представляешь, сколько решений было принято под влиянием чар за все эти годы?
– А теперь они пытаются натравить делегатов саммита на реформы Галатии, на ее законы.
Я расстегнула булавки на платье – страшная жара вкупе с невероятной усталостью давали о себе знать. Теодор обернулся, рубашка прилипла к его спине.
– Чертовы серафцы, – буркнул он, надевая камзол и застегиваясь. – Итак, нам дали понять, чью сторону они примут в гражданской войне. И чью сторону, как они надеются, примут и все остальные.
33
Той ночью я, Аннетт и Теодор засиделись допоздна, планируя отъезд в Галатию. Адмирала Мерхевена и его леди мы решили оставить в Серафе – пусть себе представляют интересы нашей страны на саммите. Однако участь четы Мерхевенов волновала меня меньше всего на свете. Я всем своим сердцем стремилась вернуть Теодора в Галатию, надеясь, что он при поддержке своего отца созовет Совет дворян, вдохнет новую жизнь в реформы и предотвратит гражданскую войну.
А затем вдруг настало утро. Собравшись с силами, каковых у меня осталось не так уж и много, я облачилась в свой любимый жакет цвета морской волны, пошитый на манер солдатского мундира. Нам предстояла битва. И хоть боец из меня был еще тот, я собиралась драться до последнего. От мысли, что чары или проклятия можно призвать на дипломатическую службу и с их помощью без особого труда устранить любого, кто встал на пути, у меня сдавило грудь больнее, чем от небрежно зашнурованного корсета.
Вместо туфель я надела шелковые тапочки, выскользнула в холл и тихо-тихо, на цыпочках, прокралась к залам, где велись заседания и переговоры. Однако в гулком атриуме дорогу мне преградила толпа дам: леди Мерхевен, Аннетт, Дуана и дюжина серафок, галатинок и экваторианок. Глаза их метали молнии, шепот голосов эхом перекатывался по коридору с высокими сводами. Внутри Аннетт все явно кипело от гнева: лицо ее было непроницаемо, словно маска, однако кулаки с остервенением вцеплялись в складки платья. Интересно, что потревожило это осиное гнездо? Не я ли ненароком, отказавшись прогуляться с ними этим утром?
– … Проклятиями, – донеслись до меня слова, громким эхом отскочившие от мраморных стен. Произнесла их довольно высокая серафка в изящном декольтированном платье, накинутом поверх белой хлопковой сорочки – удачное сочетание галатинского стиля и западно-серафской чувственности. Аннетт, не видя меня, упрямо тряхнула головой, готовясь ринуться на мою защиту.
– К тому же она пеллианка, – фыркнула дама из Восточного Серафа. – Говорят, она родилась в Галатии, но, право, какое это имеет значение? Ей здесь не место. Это неприлично.
– Попросту непристойно. И подумать только – будущий король Галатии собирается жениться на презренной эмигрантке, пренебрегая союзами, которые бы упрочили положение как Галатии, так и любой из наших стран, – отозвалась высокая серафка.
Я шаркнула тапочками по мраморному полу, и леди Мерхевен вскинула на меня глаза.
– Достопочтенные леди, – нарочито громко воскликнула она, отводя от меня взгляд, – предлагаю пройти на террасу и выпить чаю, не возражаете?
– А ваша… землячка составит нам компанию? – спросила дама из Западного Серафа, явно давая понять, что мое присутствие не желательно.
– Это уж ей решать, Эйфе, – холодно ответила леди Мерхевен.
– К сожалению, я занята, – тихо прошептала я, затем, немного осмелев, добавила: – Не знаю, какие слухи тут обо мне распускают, но я не накладываю проклятий.
– Чего не знаю, того не знаю, – вскинула плечи Эйфе, – однако вы зашли слишком далеко, изучая искусство проклятий в нашей библиотеке.
Я чуть рот не открыла от удивления – кто доложил ей о моих поисках в библиотеке? Неужели Альба шпионила за мной в университете, когда я заметила ее на улицах Изилди? Или кто-то другой не спускал с меня глаз?
Что ж, в любом случае мои походы в библиотеку отрицать бесполезно.
– Да, я воспользовалась вашим библиотечным кладезем мудрости и приветливостью ваших ученых. Но меня интересовали не проклятия.
Дуана, до сей поры сдержанная и не желающая, казалось, возводить напраслину на кого бы то ни было, нахмурилась.
– Но тогда почему, – спросила она, – вы изучали работы, посвященные наложению проклятий?
– Да потому что ни о чем другом в древних пеллианских текстах не говорится! – рявкнула я, но тотчас же взяла себя в руки. – Меня интересует магия. Древние пеллианцы практиковали проклятия. Я – нет.
– Это вы так говорите, – накинулась на меня Эйфе. – Поразительно, как можно допускать на саммит простолюдинов-чародеев! Да вы ведь всех нас проклясть можете!
– Уверяю вас, я здесь не за тем, чтобы наводить проклятия. Я здесь лишь потому… – Я с трудом подбирала слова. – Я здесь по приглашению принца Теодора.
«Кто-то колдует, – хотелось мне закричать, – но я не знаю, как и зачем».
– Прошу меня извинить, я вас покину, – заявила Аннетт, подошла ко мне и у всех на виду взяла меня под руку.
Дамы, выстроившись в цепочку, прошествовали мимо. Дуана сочувственно улыбнулась, но леди Мерхевен прошла, не удостоив меня и взглядом. «Она не желает иметь ничего общего с новоявленной парией», – подумала я. Так или иначе, но путь к залам заседания был для меня закрыт, да и не стоило возбуждать лишних подозрений, мелькая там, где мне мелькать не полагалось.
– Я бы прогулялась, – призналась Аннетт. – Все утро слушала злобное шипение этого клубка змей, у меня аж голова разболелась.
– Сочувствую.
– Я даже немного рада, что аристократы подняли бунт – благодаря ему мы пораньше вернемся домой, – Аннетт тоскливо улыбнулась. – Давайте спрячемся от всех до ланча.
Я с радостью согласилась. Мы пошли, не торопясь, мимо холлов и залов заседаний, мимо веранд и лоджий, соединяющих главное здание с другими, менее используемыми корпусами резиденции.
– Должна заметить, вы держитесь великолепно, – сказала Аннетт, оглаживая ароматные лепестки разросшуйся белой гардении. – Они, то есть большинство из них, просто свора мерзких старых ведьм, а вы даете им достойный отпор. Из-за этого они злятся пуще прежнего, но какое вам до них дело…
– Мне так не кажется, – ответила я, вдыхая пьянящий запах гардении.
– Леди Мерхевен хочет познакомить меня, прежде чем мы уедем, с одним джентльменом из Восточного Серафа, – внезапно сказала Аннетт. – Он делегат, кузен Дуаны, у него косичка и шрам на левой… А, неважно, вы ведь все равно его не видели.
– И как вы собираетесь выпутываться?
– Вот за что я вас люблю, – улыбнулась Аннетт, – так это за ваш прагматизм. Никаких тебе терзаний, как бы кого не обидеть.
Сказать по правде, я об этом даже и не подумала.
– Я не пойду на свидание, не отвечу на формальные приглашения посетить его. – Аннетт пожала плечами. – Ни к чему вообще втягивать вас во все это, просто я хотела, чтобы вы знали… Я благодарна, что вы не льете воду на их мельницу. И… если кто-нибудь спросит, где я… позвольте мне исчезнуть, скажите, что я словно сквозь землю провалилась.
– Разумеется, – уверила ее я. Как несложно оказалось выполнить поручение Виолы. Хотя, попроси меня Аннетт о чем-либо другом, я бы все равно пришла ей на помощь. – В любом случае мы скоро отплываем.
Она сжала мою руку, кашлянула, прочищая горло, и сменила тему.
– Мне кажется, – заметила она, когда мы миновали ряд домов с распахнутыми окнами, оплетенными плющом, – это резиденции дипломатических корпусов Западного Серафа.
– А нам позволено здесь находиться? – спросила я.
У меня было такое чувство, словно нарушаю границы частного владения: из окон доносился запах свежезаваренного чая и неуверенные гаммы, играемые чьей-то робкой рукой.
– Это, как-никак, общественные сады. А напрашиваться на чай мы с вами не собираемся.
Взяв меня за руку, Аннетт повела меня к склонившемуся над прудом серебристому буку, но я остановила ее.
Музыка, легкий перебор нот, которых я прежде не замечала, вдруг привлекли мое внимание. Я не просто услышала их. Я их почувствовала, они пробудили во мне целую палитру эмоций, похожих на ностальгию сладких воспоминаний о счастливом прошлом. Я двинулась следом за звуками и очутилась перед невысоким домиком с низким карнизом. Луч света беспрепятственно пробирался в узенькое оконце, но постороннему взгляду вход был явно заказан. Я, однако, пренебрегла подобным предупреждением и заглянула внутрь.
Три девочки-подростка сидели вокруг женщины, наигрывающей гаммы на изысканной светлой серафской мандолине. Я мало что смыслила в игре на подобных инструментах, но точность и красота, с которой женщина исполняла простенькие гаммы, подсказали мне, что она – настоящий мастер своего дела. Девочки повторяли каждое ее движение. Одна из них превосходила подружек в музицировании, и на грифе ее мандолины колыхалась розовая ленточка.
Наставница снова сыграла гамму, на этот раз более плавно, и девочки послушно воспроизвели ее. Вдруг солнечные искры засветились вокруг струн на мандолине с ленточкой. Чары. Две девочки уставились на подружку, продолжавшую наигрывать музыкальное упражнение. Они тоже видели зарождение чар, но либо еще не умели создавать их сами, либо им не дозволялось этого делать.