В каждой комнате на подушках, устилавших пол, или на низеньких диванчиках или кушетках возлежали группки людей или уединенные парочки. Кто гость, кто работник – не разберешь. В одной комнате компания молодежи под предводительством шаловливой серафки бросала кости, в другой экваторианец с оспинами на лице играл на огромной мандолине.
– Пойду поищу кого-нибудь, кто сносно общается на галатинском, – сказала Мадам, приведя меня в тихий уголок одной из гостиных, частично скрытый ширмой. – Надеюсь, вы, как и большинство клиентов, не устоите перед его обаянием. – Мадам выпрямилась и принялась наставлять меня, словно генерал принявшего присягу солдата: – Если пожелаете, вам подадут напитки и еду. Беседуйте негромко, улыбайтесь. Пейте, но немного. В конце вечера возвращайтесь в отведенные вам покои.
– А потом?
– Потом предлагаю вам вздремнуть.
Мадам покинула меня, и я наконец-то осталась наедине с собой. Я глубоко вздохнула, чтобы собраться с мыслями. Это чем-то напоминает, решила я, тот спектакль, в котором я разыгрываю роль невесты Теодора: притворяюсь светской дамой, якобы наслаждающейся раутами, в то время как внутри меня все сжимается от страха – вдруг я сделала или сказала что-то не то, вдруг с меня вот-вот сорвут маску. Ставки повысились, поменялся расклад, но сами карты и правила игры остались неизменны.
Я мысленно воздала хвалу тем, кто догадался поставить на стол графин с холодной водой и бокалы. Вода, смешанная с лаймом и мятой, освежала и бодрила.
– Мисс?
Как же мы не догадались придумать мне какое-нибудь имя, смешалась я. Обернувшись, я испуганно промямлила слова приветствия своему собеседнику на этот вечер.
– Да, я… Вечер добрый…
– Добрый и вам, – слегка поклонился мне высокий гибкий серафец. Он был невероятно красив, хотя чего еще можно было ожидать от работника «Крольчатника»! Но вот чего я не ожидала, так это шрама – тонкой белесой полоски, проторившей извилистую тропку по щеке от виска до чисто выбритого подбородка.
– Меня… – хотела я было представиться, но вовремя спохватилась и замолчала. Знает ли он, как меня зовут? Должен ли он знать?
– Я немного знаком с вашей… жизнью, – тихонько рассмеялся он. Шрам на его щеке изогнулся. – А меня зовут Сайан.
– Это ваше настоящее имя? – не самый приличный вопрос, но мне хотелось испытать и его, и себя, растопить лед неизвестности.
Сайан и бровью не повел.
– Да, это одно из имен, данных мне при рождении. Под этим именем меня все здесь знают. Однако я не хотел бы называть свое фамильное, клановое имя, чтобы не бросать тень на родителей. Вы позволите заказать мне что-нибудь покрепче воды?
Я пришла в замешательство: с одной стороны, я не желала пить, так как предпочитала оставаться в трезвом уме и здравой памяти. С другой стороны, Мадам не возражала против того, чтобы я немного выпила, да и, как я заметила, большинство гостей, проходивших мимо нашей резной ширмы, потягивали из фужеров игристое шампанское или глотали джин из рюмок. Проследив за моим блуждающим по комнате взглядом, мой компаньон рассмеялся.
– Если вы не хотите выделяться из толпы, вам следует попросить меня заказать бутылку вина. Не стану лезть к вам с советами – галатинская дама, подобная вам, конечно же, намного лучше разбирается в вине, чем я.
– Что-нибудь легкое, – выдавила я улыбку. – Если можно, «Лайенгайн» нового урожая.
– У вас хороший вкус, – одобрил мой выбор Сайан.
Он мне польстил – не так уж я хорошо разбиралась в вине, как знакомые мне дворяне, которые, если им выпадала такая возможность, заказывали вина урожая определенного года.
Сайан махнул прислужнику в снежно-белой униформе и шепнул ему наш заказ.
– А теперь… – Сайан посмотрел мне прямо в глаза – уверенно, по-деловому, а не томно, будто любовник, за что я благодарно ему улыбнулась. – Предполагается, что мы поведем учтивую и приятную беседу. О чем бы вам хотелось поговорить?
– Не уверена, что готова обсуждать что-то приятное, – ответила я срывающимся голосом.
– Я вас понимаю. И все же нам придется сделать вид, что мы увлечены разговором.
– Кто вам за это платит? – спросила я напрямик, игриво изогнув кисть и кокетливо взмахнув ресницами, внушая соглядатаям, окажись таковые поблизости, что я просто флиртую, а не говорю дерзости.
– Полагаю, ваш брат. Он оплатил установленную цену, – улыбнувшись, Сайан принял предложенные мной правила игры.
«Значит, – подумала я, – в бюджете Пенни образовалась зияющая дыра».
– К слову сказать, общение с вашим братом – истинное удовольствие. Сколько вечеров провели мы с ним, обсуждая древние, как мир, вопросы морали. Любимая забава серафцев, ничего не поделаешь.
В чаше с кубиками льда нам подали охлажденное вино. Когда прислужник удалился, Сайан продолжил:
– А еще мне обещали существенное вознаграждение от одного галатинского принца, если я возьму вас под опеку и с вашей головы не упадет ни один волос.
– Он знает, где я? – Сердце чуть не выпрыгнуло из груди, но я вовремя опомнилась и придала лицу спокойное умиротворенное выражение.
– Не уверен. Понимаете ли, принц не сам обговаривал условия. Ваша подруга из Квайсета уверила меня, что принц воздаст сторицей. Если же нет, она сама собиралась отблагодарить меня, воспользовавшись сокровищницей своего ордена.
Я встревожилась: с чего вдруг Альбе тратить на меня деньги – не важно, взяты ли они из ее собственного кошелька или казны ордена? Однако я кивнула, словно все это было мне и так известно. Не стоило доверять Сайану: альфонс, продавшийся за серебряные монеты одной стороне, с такой же легкостью продастся другой, если та предложит больше. Он ведь профессионал, виртуоз и знаток своего дела – его учили, как располагать к себе мужчин и женщин, внушать им доверие.
Однако следующий мой вопрос явился для него полнейшей неожиданностью.
– Откуда у вас этот шрам?
Странно, что он не отрастил бороду, как делают многие серафцы, а оставил его на виду у всех. Его рука непроизвольно метнулась к щеке, провела по шраму от макушки до подбородка, упала на колено.
– Я служил в армии. Десять лет, – медленно произнес он.
– Это не ответ на мой вопрос, – улыбнулась я на этот раз искренне.
Он помедлил, поднял бокал, долго смотрел на бледно-золотую жидкость, отпил половину и только потом произнес:
– Десять лет – это очень долго. Почти половина моей сознательной жизни. Редко выпадает случай поговорить об этом. В самые первые годы моей службы мы принимали участие в усмирении «Восстания иволг», по-моему, так оно звучит на галатинском.
Что-то знакомое, подумала я, связанное с военным конфликтом на каком-то островке на юге серафского материка.
– Прошу прощения, но в военных столкновениях иностранных государств я такая же невежда, как и самая обычная галатинская швея, – призналась я.
– Ваша откровенность, как глоток свежего воздуха, – поклонился Сайан. – Часто люди кичатся, что они все знают, хотя на самом деле не знают ничего, лишь бы произвести впечатление хотя бы на жиголо. «Иволги», по-серафски «бхани», составляют религиозное меньшинство в Серафе, и большинство – на островах в южном море. И вот однажды они решили получить независимость.
– А Западный Сераф отказался предоставить им желаемое?
– Мягко сказано. Восстание подавили достаточно быстро. И неважно, что иволги, согласно своим верованиям, ведут кочевой образ жизни и почти не владеют собственностью. Когда-то все серафские кланы были кочевниками, но теперь остались одни только бхани. А сопротивляться военной машине целой нации, когда у тебя нет ни крепостей, ни пушек, довольно затруднительно. Правда, надо отметить, все они превосходные наездники. И вот вам доказательство, – он провел по шраму изящным тонким пальцем. – Бхани-сабля.
– Понятно. А иволги все еще существуют?
– Конечно. – Сайан снова наполнил бокал. – Они как были, так и остались гражданами нашей страны: они платят налоги, их призывают на военную службу, их охраняет морской флот Серафа – все как положено.
– Но их услышали? Удовлетворили их просьбы? Или они остались ни с чем? – Я с силой вдавила пальцы в перламутровые вставки в виде виноградных лоз и цветов, инкрустированные на поверхности стола. – Поймите меня правильно – Галатия на грани войны, и мне сложно представить, что вскоре последуют десятилетия спокойствия и мира.
– Восстание оказалось губительным для иволг, – вздохнул Сайан. – Им ничего другого не оставалось, как сдаться, иначе они бы погибли. Но ситуация в Галатии совершенно иная. Иволги – религиозные фанатики, и свое поражение они восприняли, как волю богов. По-моему, ваш народ поднялся на борьбу совсем по другим причинам.
Я решила не уточнять, что он имеет в виду под «вашим народом» – галатинцев вообще, галатинцев-простолюдинов, галатинцев-реформистов или галатинцев и пеллианцев скопом. Возможно, с точки зрения иноземца, я – одна из «народа», а возможно, и нет.
– Надеюсь, вы правы.
Я не притронулась к вину, а только подняла бокал и вдохнула цветочно-травяной аромат, выгодно отличавший «Лайенгайн» от остальных вин.
– Что ж, раз уж мы настолько осмелели, что рассказываем друг другу истории своих жизней, я бы хотел услышать вашу. Честно признаюсь – я ею просто заинтригован.
– Да мне особо нечего рассказывать, – честно ответила я.
– Не надо делиться своими тайнами, – рассмеялся Сайан. – Но все-таки – как вы повстречались с принцем? Неужели галатинский простой люд вращается в тех же кругах, что и знатные господа?
– Не особо. Зажиточные купцы, ловкие торговцы так или иначе общаются с высшими слоями общества. Я же, благодаря профессии, была знакома только с самым низшим дворянством.
– Вы обшивали их, – сказал Сайан.
– Да. Однажды я познакомилась с леди Виолой Сноумонт, и она пригласила меня в свой салон… – Я припомнила первые визиты в салон: изысканную мебель, тонкий фарфор, предчувствие неминуемой беды. Как описать это в нескольких словах… – И Теодор постоянно бывал там.