продолжая цитировать Карамзина, упрекавшего издателей 1792 года в несоответствиитекста издания Пушкинскому списку, упрёки эти подтверждали… спискомВоскресенским! Сопоставляя, сравнивая отдельные части текста, отыскивая«выброшенные» или «вставленные» куски, я видел, что исследователи распоряжалисьтекстом 1792 года с удивительной бесцеремонностью, в то время как сами обвинялииздателей в антиисторизме.
Но как соотносятся между собой — и соотносятся ли вообще — два пергаменныхсписка «Правды Руской»? Тот, что был у Болтина, и тот, что оказался у Бекетова.Сравнивая все известные списки «Правды Руской», я не находил ни одного, которыймог быть оригиналом издания Болтина. Из предисловия к изданию можно быловычитать, что все шесть списков поступили в синод осенью 1792 года измонастырских архивов. Вероятнее всего, рукописи туда и вернулись, хотя список«Правды Руской», тем более на пергамене, мог — допустим! — попасть в библиотекуМусина-Пушкина или быть поднесён им императрице.
А известный нам Пушкинский список? Судя по содержанию всего сборника, ондолжен был попасть к Мусину-Пушкину незадолго до 1812 года. Почему? Да потому,что вместе с «Правдой Руской» в сборнике находился важный документ XIII века —договор Смоленска с Ригою и Готским берегом. Он принадлежал к тому разрядупервостепенных памятников, что «Правда Руская» и «Духовная…» ВладимираМономаха. Мусин-Пушкин не мог бы пройти мимо него. Недаром договор возбудилтакой интерес у Карамзина, который издал его в примечаниях к «Историигосударства Российского», а равным образом и у членов Общества истории идревностей российских, (5, 204) неоднократно поднимавших вопрос о его издании,начиная с первых заседаний в феврале 1815 года. До войны 1812 года вопрос этотвроде бы не поднимался. Больше того. В заседании от 4 января 1812 года припланировании первого выпуска «Достопамятностей русских» сразу, после ЛукиЖидяты, была названа «Правда Руская» XIII века «по Синодальному списку»,открытому Карамзиным и подготовленным к изданию К.Ф. Калайдовичем. Есливспомнить, с каким энтузиазмом, ещё не издав первый выпуск«Достопамятностей…», Калайдович приветствовал Пушкинский список «Правды…» идоговор Мстислава с Ригой, то остаётся думать, что до 1813 года он о них неслышал.
Так ли это? Насколько справедливы были эти сомнения и догадки?
Одно дело — быть уверенным в чём-то, но совсем другое дело — располагать ещёи неопровержимыми доказательствами. А их у меня не было довольно долго, пока,просматривая по какой-то причине «Археографический ежегодник за 1969 год», я необнаружил статью А.И. Аксёнова, посвящённую обзору эпистолярного наследияА.И. Мусина-Пушкина.
При огромном интересе к деятельности графа и его современников, множествоспорных вопросов о событиях тех лет, в том числе связанных с собирательскойдеятельностью А.И. Мусина-Пушкина, письма его, представляющие ценнейшие документыистории нашей культуры, лежат до сих пор разрозненными и в большинстве своёмнеизданными. Статья Аксёнова отчасти восполняла этот пробел, знакомяспециалистов с местонахождением писем и их содержанием. Среди писемИ.И. Лепехину, Я.И. Булгакову, К.Ф. Калайдовичу, А.А. Самборскому, А.А. Беклешовуособенный интерес представляла переписка Мусина-Пушкина с А.Н. Олениным, членомРоссийской Академии, директором Императорской публичной библиотеки и президентомАкадемии художеств. Оленин первым обосновал палеографически древность надписи натмутороканском камне, посвятив этому специальное сочинение, и с тех пордружеские узы связывали этих людей, одушевлённых одинаковым интересом к историиРоссии и к её рукописным сокровищам.
Письма Мусина-Пушкина Оленину, как указывал А.И. Аксёнов, находились в разныхместах. Часть их хранилась в отделе рукописей Государственной публичнойбиблиотеки в Ленинграде, часть — в архиве Академии наук СССР, а два письма — вотделе рукописей Библиотеки имени В.И. Ленина в Москве. Подтверждение выводов, ккоторым я пришёл в результате долгого расследования, нашлось в письме от 25марта 1812 года, целиком напечатанном историком. А.И. Мусин-Пушкин писал Оленину:
В прошедшем январе, будучи в Ярославле, удалось мне отыскать и достать Рускую Правду, весьма древнюю, писаную на пергамене, и к оной присовокуплён торговый договор Смоленского князя с Ригою XII века, весьма любопытный. Вы скоро оный увидите напечатанный в Обществе истории и древностей Российских.
Собственноручное письмо графа, раскрывающее тайну происхождения Пушкинскогосписка, ставило всё на свои места. А тут подоспела ещё одна находка.
А.И. Мусин-Пушкин имел основание надеяться, что А.Н. Оленин сможет скороувидеть его новое исследование и публикацию документа. Когда мои розыски былизавершены и уже была написана статья об издании 1792 года, в №26 «Московскихновостей» от 30 марта 1812 года я обнаружил «Дневную записку заседания Обществаистории и древностей Российских», происходившего 13 марта того же года. В нейсообщалось, что «действительный член Общества, граф Алексей ИвановичМусин-Пушкин доставил Обществу из своего богатого собрания древних рукописейстаринный манускрипт, писаный на пергамене в 4 долю листа и, по замечанию егосиятельства, относящийся к XIII веку, содержащий в себе: Правду Рускую, ДоговорСмоленского князя Ростислава Давыдовича с Ригою XII века, и устав Ярослава омостниках; и позволил сделать с сего манускрипта список для издания вДостопамятностях Русских, что Общество приняло с особенным удовольствием ипризнательностью. Его же сиятельство представил Обществу список Ростиславовадоговора с собственными объяснениями, который и будет напечатан».
Вот он официальный акт передачи сборника в Общество! О времени иобстоятельствах его приобретения граф, как обычно, не распространялся. И о том,что рукопись была только что приобретена, знал лишь Оленин.
Исчерпывающий ответ на одну половину загадки был получен.
Вскоре я получил ответ и на другую её половину.
(5, 205) Сличение текста болтинского издания «Правды Руской» 1792 года совсеми известными списками Пространной редакции заняло несколько месяцев. Норезультат, как говорят, превзошёл все ожидания. Теперь я мог с полным основаниемутверждать, что Болтин ни в чём не покривил против обязательств, которыевозлагал на себя предисловием. Напомню этот знаменательный документ, с такойлёгкостью перечёркнутый позднейшими критиками.
Самый текст законов разсудили мы напечатать в пол страницы церьковнымибуквами ради лучшего изображения древних слов и правописания, а против текста, вдругом столбце, поставить преложение на нынешнее наречие гражданскими буквами;под каждою же статьёю внизу приложить объяснение и толкование слов, вышедших изупотребления, дабы Читатель мог удобно смысл текста, по толкованию слов,понимать и видеть, сходно ли с ним сделано нами преложение; и так всё то, чтонапечатано церьковными буквами, есть находящееся в древнем рукописном спискеиздаваемых законов, а напечатанное гражданскими буквами есть сочинённое нами. —Текст законов точно так напечатан, как он в рукописи находится, без всякияперемены, не только в словах, ниже в одной букве; равно и статьи разделены такжекак и там, но прибавлены только числа главам и статьям для удобнейшегоприискания мест, в случае ссылки на них. — Где нашлись в списке, которому мыследовали, упущения в словах, небрежением писца учинённые, а в других спискахоные слова находятся, те мы внесли в текст без всякого усомнения; находящиеся жев других списках отмены в словах и целых речах показали токмо в примечаниях. —Хотя же в некоторых статьях закона Ярославова и ясно видели мы, что слова и речиперемешаны, то есть задния поставлены на переди, а передние назади, яко в1-м название Русин, долженствующее быть на конце речи с прочими находящимися тамотечественными названиями, поставлено напереди весьма не к стати; но мы неосмелилися перенести его на приличное ему место, но оставили тут, где оно стоитв подлиннике. Приметили мы также, что инде целые статьи или переставлены с местана другое не по приличию, или одна статья разделена на две и последняя половинаприставлена ко другой, что Читатель сам удобно усмотрит; другия ж так поврежденыот переписок, что о подлинном их смысле должно было доходить догадкою, и свеликим трудом, однако ж ни тех, ни других отнюдь мы не поправляли.
Всё так и оказалось. Сравнив структуру текста, последовательность статей иглав, порядок слов, сами слова и те ошибки, которые могли быть исправлены безущерба для памятника, но не исправлены, вплоть до таких мелочей, как возникшее водном случае выносное «т» — для него в оригинале, по-видимому, не хватило местау края страницы, — я мог с уверенностью сказать, что в руках Болтина былнеизвестный нам список «Правды Руской», который он воспроизвёл со всейтщательностью. Больше того, как я писал в 1973 году в «Вопросах истории» встатье, посвящённой этим разысканиям, на руках Болтина, кроме печатногоТатищевского списка Краткой редакции, были рукописные списки ещё двух видовПространной редакции — вид Оболенско-Карамзинский и вид Музейский, к которомуоказался близок текст, изданный в 1792 году. Наоборот, Музейский II список исписок Воскресенский, который позднейшие критики пытались сопоставить с текстомболтинского издания, остались Болтину неизвестны. Связь Болтинского списка сВоскресенским списком была, но она была иной, чем то пытались представить.
Увлёкшись возможностями текстологического анализа списков, я провёл ихсличение и мог с большой долей уверенности утверждать, что именно пергаменныйсписок «Правды Руской», использованный Болтиным, послужил некогда основой длявозникновения Воскресенского списка, дополненного по некоторым другим:Воскресенский список сохранял ошибки Болтинского, но добавил к ним ещё и свои.
На загадке издания «Правды Руской» 1792 года можно было поставить точку,возвратив Болтину его доброе имя.
А как же Карамзин и его дружба с Мусиным-Пушкиным? Чем объяснить молчаниеграфа на обвинения Карамзина, помещённые в примечаниях ко второму тому его