балками и лощинами, грядами холмов — всем тем, что делает невозможным прямойпуть и растягивает его на недели, обставляя множеством трудностей. А ведь надобыло ещё огибать Азовское море! Бежать в таманский Тмуторокан было можно, но вотвыбираться оттуда… Невероятность похода сыновей Святослава из таманскогоТмуторокана становилась особенно наглядной, если сопоставить такой маршрут собычным набегом половцев на южную Русь и с ответными операциями русских князей.
Между тем, если верить летописям, Тмуторокан всегда тянул к Чернигову. В1064–1065 годах, когда в Тмуторокане княжил Глеб Святославич, этот городзахватил его двоюродный брат Ростислав Владимирович, приведший новгородцев.Позднее один из них, Порей, погиб в 1078 году во время битвы на Сожице.Святослав тогда отправился в Тмуторокан и снова посадил Глеба, в то время какРостислав «отступил из города, не желая воевать со своим дядей». Но когдаСвятослав ушёл, он снова выгнал Глеба, и тот вернулся к отцу в Чернигов. Другимисловами, город этот оказывается в относительной близости от Чернигова, а егоназвание можно понять как «город десяти тысяч торков», или «город хана десятитысяч торков», (7, 202) расположенный где-то в бассейне Дона, может быть — вверховьях Донца, на границе степи и лесостепи, где обычно помещаютэтимологически схожий с ним «город Шарукана».
Была ещё одна возможность попытаться определить местоположение Тмуторокана.
В летописи сразу же за указанием, что козаре увезли Олега в заточение вЦарьград, а Всеволод послал в Тмуторокан своего посадника Ратибора, следуетфраза: «Заратишася торцы переяславьскии на Русь». Какие торки? Те самые, чтодали имя этому загадочному городу, ставшему последним оплотом для сыновейСвятослава? Во всяком случае, то были торки, восставшие против Всеволода, почемуусмирять их он послал не кого-либо из сыновей покойного Изяслава, а своего сынаВладимира Мономаха. Если исходить из принципа расселения торков, берендеев ипрочих «чёрных клобуков» по пограничным городам для обороны от кочевников,искать переяславских торков следует на стыке восточных границ Черниговского иПереяславского княжеств. И это не всё.
Такой же загадкой, как «тьмутороканьский блъванъ», для исследователей«Слова…» оставались хины. Их искали среди прибалтийских язычников, находили востатках гуннов на Дунае, среди неведомых народов, появлявшихся с востока изстепей. Л.Н. Гумилёв утверждал, что «хиновъскыя стрелкы» — стрелы чжурчженей, асамо название «хины» — название Китая, перешедшее на монголов…
Но теперь оказывалось, что хины упомянуты в одном из отрывков Бояна, другимисловами идут из большей древности, чем конец XII века.
Хины — гунны?
Разгадку, достаточно обоснованно, нашёл И.Г. Добродомов, один из немногихфилологов-ориенталистов, активно изучающий «Слово…». Специально проведённоеисследование позволило ему выступить с утверждением, что хинами называлиисключительно восточных половцев, занимавших степи Подонья и находившихся подвластью Шаруканидов, потомков того самого Шарукана, которого пленил в своё времяСвятослав Ярославич. Определение востоковеда относилось к ситуации второйполовины XII века. Если вспомнить, что после пленения Святославом Шаруканавплоть до 1079 года половцы не воевали с Русью, то столь прочный мир, как я ужеговорил, может быть объяснён только крепкими родственными и дружескими связями.Для половцев-хинов Шарукана и его сыновей владения Святослава и его сыновейбыли, по-видимому, неприкосновенны. Вот почему смерть Романа от рук их собратьеви последующее заточение Олега должны были вызвать «буйство хинови».
Половцы возмутились. Теперь они считали себя свободными от обязательств передрусскими князьями, если их побратимы убиты или арестованы.
Впрочем, гораздо больше, чем местоположение Тмуторокана, меня интересоваласудьба Олега.
Олег вернулся из Византии в 1083 году, пробыв там четыре года. Где именно онбыл, что с ним происходило — летопись не сообщала. Игумен Даниил, ходивший изРуси в Святую землю с 1106 по 1108 год, «во княжение русского великого князяСвятополка Изяславича, внука Ярослава Владимировича Киевского», как полагают —уроженец Черниговского княжества, поскольку сравнивал в своих записках Иордан срекой Сновь, в заметке об острове Родос писал: «В том бо острове был Олег, князьрусский, два лета и две зимы». Когда? Какой Олег? Олегов, русских князей, быломного.
И всё же есть ряд косвенных доказательств, позволяющих думать, что Даниилписал именно об Олеге Святославиче. Для него он был не просто русский князь, асвой, земляк, записанный Даниилом наряду с именами других князей в помянниклавры святого Саввы под двойным — христианским и языческим — именемМихайло-Олег.
Два года на Родосе. А где ещё два года? Между летом 1079 и 1083 годом, когдалетопись отмечает возвращение Олега, прошло как минимум три с половиной года.Опять ошибка? Время заточения Олега определяется датой похода Романа, котораяподтверждается солнечным затмением 1 июля 1079 года. Олега схватили во времяправления византийского императора Никифора Вотаниата. Время для Византии былокрайне неспокойное. С востока её теснили турки-сельджуки, доходившие чуть ли недо стен Константинополя. С севера, от Дуная, Византии постоянно угрожаликочевники — печенеги, давно уже поселившиеся на территории империи, узы изападные половцы, к которым для совместных набегов ежегодно присоединялисьполовцы (7, 203) восточные, «хинова». Но главной опасностью для империи и всегоБалканского полуострова был король Сицилии, норманнский герцог Роберт Гвискар сосвоими норманнами.
Указание Даниила, что Олег находился на Родосе две зимы и два лета, а в 1083году, как мы знаем, уже вернулся в Тмуторокан, хорошо согласуется с течениемсобытий византийской истории. 4 апреля 1081 года, низвергнув Никифора, венчалсяимператорским венцом Алексей Комнин. Последующие два года вплоть до осени 1083года все свои силы Алексей Комнин отдал борьбе с норманнами, и остров Родос вкачестве базы византийского флота стал аванпостом военных действий. Оченьвозможно, что при воцарении Алексея Комнина Олег Святославич сумел использоватьблагоприятный момент и не только оказался на свободе, но и принял участие вдальнейших событиях на средиземноморском театре военных действий. Осенью 1083года внешнеполитическая ситуация резко изменилась в пользу Византии: на помощьгрекам пришла венецианская эскадра и большой отряд норманнов перешёл на сторонуАлексея Комнина. Теперь Олег мог подумать о себе и своём возвращении на родину.
Был ли он женат на Феофании Музалон, «архонтиссе Росии», как значится насвинцовой печати, известной уже в двух экземплярах, но найденных за пределамиРоссии, я не знаю. Специалисты по сфрагистике, изучавшие этот вопрос, считаюттакое утверждение бесспорным, поскольку в так называемом черниговском синодике,где перечисляются древние черниговские князья, указан «великий князь Михаилчерниговский и княгиня его Феофания». Поскольку же паломник Даниил называл ОлегаМихаилом, то отсюда возникает якобы тождество, не требующее другихдоказательств.
В справедливости подобного отождествления я сомневаюсь. Когда-нибудь этотвопрос, так же как вопрос о Тмуторокане, будет решён. И если я его затронул, толишь потому, что в тексте «Слова о полку Игореве» моё внимание было привлеченоещё одним местом, воспроизводящим своей ритмикой зачин Бояна о трубящих трубах вНовеграде, о стягах в Путивле и славе, звенящей в Киеве. Строки эти следуют зазнаменитым плачем-заклинанием Ярославны, открывая нам картину бегства Игоря изплена:
Прысну море полунощи,
идут сморци мглами…
При чём здесь море, если дальше говорится, что это «Игореви князю Бог путькажет из земли половецкой на землю Русскую, к отню злату столу»?
Море в «Слове…» — очередная загадка. В поэме, действие которой происходит встепи, за сотни километров от морских берегов, море оказывается упомянутым…тринадцать раз!
К морю стремятся князья-соколы, с моря идут тучи, с моря веют стрелами ветры,лебедиными крылами плещет на синем море Дева-Обида; на берегу синего моря поютготские девы, Ярославна просит вернуть ей ладу, «а бых не слала к нему слез наморе рано», через море до Киева доносятся голоса девиц, поющих на Дунае… Кморю стремят свой полёт «бусовы враны», но даже несчастного Кобяка и тогоисторгают в гридницу Святослава «из луку моря», хотя известно, что пленён он уюжного Лукомля. Случайно ли это?
Но море морю рознь. Из перечисленных тринадцати случаев шесть указывают наморе как на сторону света (юг), три можно истолковать, как поэтический образ(«восплескала лебедиными крылы на синем море», «лелеючи корабли на сине море»,«вьются голоси через море до Киева»), одно — явной опиской («луку моря» вместо«Лукомъля»), и только три оставшихся связаны по своему содержанию с морем как собстоятельством или местом действия («и в море погрузиста», «на брезе синемуморю», «прысну море полунощи…»).
Последние три примера приходятся не просто на текст Бояна. Они оказываютсясвязанными непосредственно с судьбой Олега, по меньшей мере два первых,соответствующих факту подкупа и отправки его за море. А третий, последний?
Сколько я в него не всматривался, я не мог найти в нём ни смыслового, ниритмического соответствия продолжению, повествующему о бегстве Игоря из плена.Если бог и «кажет» путь на Русскую землю, то не Игорю, тем более «к отню златустолу», которого у него никогда не было. И это не всё. Заимствование текстаБояна и переработка второй части строфы привели автора «Слова…» к фактическойошибке, которую не смогли объяснить натуралисты. Суть её в том, что притрадиционном толковании текста «идут смерчи в туманах» или «в облаках»приходится выбирать одно из двух: или «мьгла» — не туман, или (7, 204) «сморци»— не смерчи, поскольку подобного сочетания в природе быть не может. Автор«Слова…», далёкий от моря, этого не знал.
Между тем Боян, как мне казалось, вложил в эти стихи совсем иной смысл,отнюдь не противоречащий явлениям природы и её законам.