упоминание о его нападении на «город Глебов» в покаянной молитве передпленением? Не потому ли, что и сама повесть, в отличие от «Слова…», быланаписана в назидание средневековому читателю, как иллюстрация силы молитвы ираскаяния? Отсюда и вытекающее поучение, что «Бог, казня ны, грех ради нашихнаведе на ны поганыя, не аки милуя их, но нас казня и обращая ны к покаянию, дабыхом ся востягнули от злых своих дел».
Догадку об истинном замысле средневекового писателя подтверждает тот факт,что Игорь кается отнюдь не во всех своих возможных грехах, а только в одном —взятии «города Глебова», т.е., по-видимому, Переяславля, города, принадлежавшегонекогда князю Глебу Юрьевичу. Другими словами, центральной задачей повести былопоказать раскаяние Игоря именно в усобице с переяславльским князем, чьи «ранысмертные» были нанесены уже не Игорем, которого на этом пути остановил плен, аКончаком, избавившем Игоря от тягот плена…
Теперь, когда прояснилась расстановка сил в событиях 1185 года, а самисобытия стали выстраиваться в определённую последовательность, я мог искатьответа на другой вопрос, уже давно мучивший меня своей загадочностью: что жевсё-таки произошло в апреле-мае 1185 года? Как мог Игорь выступить противКончака, своего друга и союзника, как никогда нужного ему в сложившейсяситуации? Рассорился? Решил обелить себя в глазах Святослава Всеволодовича иРюрика Ростиславича?
Все эти предположения не выдерживали никакой критики, тем более, что ни водном летописном источнике нет безусловного свидетельства, что Игорь сражалсяименно с Кончаком. И хотя в перечне половецких ханов, участвовавших в битве,указан Кончак, можно не сомневаться, что этим именем при переписке было замененоимя Гзака, в данном перечне отсутствующее, хотя именно в его руках оказалсяИгорь. Последнее подтверждает, что именно Гзак напал на Игоря. Он не принадлежалк Шаруканидам, дружественным «ольговичам», во главе которых стоял Кончак, иоставался от начала и до конца враждебен Игорю. Так получается, что упрёки,рассыпаемые в адрес Игоря современными историками — в том, что он нарушилсистему обороны русских границ, что вероломно напал на своих союзников-половцев,— при внимательном рассмотрении оказываются всего лишь уступкой традиции.
Но зачем тогда Игорь отправился в степь?
В дошедшем до нас тексте летописной повести нет ни слова о причинах похода.Больше того, «походом» это мероприятие не названо. Игорь не «выступил», не«исполчился», как требовалось бы говорить в таком случае, а всего только«поехал» из Новгорода, «взяв с собой» своего брата, племянника и старшего сына.Был ли с ним и младший сын, как утверждает Лаврентьевская летопись, — не ясно,во всяком случае, в военный набег его безусловно не взяли бы. При этом, какподчёркивает автор повести, ехали князья «не спеша», не заботясь о том, что обих выступлении могут проведать половцы. Так о каком набеге может идти речь?
Задуматься о действительной цели поездки меня заставило описание разговораИгоря со «сторожами», то есть разведчиками, которые сообщили, что «ратницы (т.е.дозорная сторожевая служба на пограничье) наши ездят с доспехом (т.е. вовсеоружии, ожидая нападений)», поэтому надо или поспешить — куда? — или жевозвратиться домой, ибо «не наше есть время». Странная дилемма для собравшихся впоход, не правда ли? Игорь резонно ответил, что не столкнувшись с опасностьюповернуть назад — «срам пуще смерти», возвратиться можно только в случаенеизбежности боя. Отсюда приходится заключить, что бой не был целью экспедиции,его надеялись избежать. И самое удивительное при этом, что расчёты Игоряполностью оправдались уже в первой же стычке с половцами.
Напомню, как это выглядело.
Между русским отрядом и половцами, стоявшими уже в боевом порядке, протекаларека Сюурлий. За спинами половцев находились их кибитки с женщинами. Русскийотряд не успел «исполчиться» (кстати сказать, здесь впервые употреблено слово«полки», до того упоминалась только «дружина») и подойти к воде, как из рядовполовцев выскочили лучники, пустили по стреле «в сторону русских» и тотчас жеударились в бегство. «поскакали и те половцы, которые стояли далеко от реки», —пишет автор повести. Другими словами, только ещё увидев подходящий русскийотряд, половцы бежали, бросив на произвол судьбы свои семьи и пожитки. Странно?Безусловно. Но этот факт подтверждают все без исключения источники, в том числеи «Слово…», согласное с повестью в описании победы и торжества победителейпосле того, как русские воины «помчаша красные девкы половецкыя».
Собственно боя не было, была лишь инсценировка боя, после чего половцы отдали«победителям» весь свой обоз. Казалось бы, «победители» могли не сомневаться,что половцы вернутся, а между тем русские князья к бою не были готовы и дажебыли «изумлены» появлением половецких войск. Спрашивается, чего же они ожидали?С другой стороны, в их руках был весь полон, которым они легко могли купить своюсвободу. И тут нас поджидает вторая неожиданность: о полоне нигде не упомянуто,как если бы его вообще не было! Более того, тут-то и начался настоящий бой.
Он никак не мог длиться эпические «три дня»: даже куда более крупные сражениятого времени, собиравшие большие силы противников, заканчивались в течениеодного светового дня — достаточно вспомнить хотя бы о битве на Куликовом поле.Здесь же русских было очень мало — даже с черниговской «помочью» не болееполутора или двух сотен человек… Всё кончилось очень быстро, в течение одногочаса, а, может быть, и того быстрее, если спящих просто повязали… Но вот какпри этом объяснить вполне гуманное отношение половцев к русским после того, какте, по свидетельству летописи и «Слова…», всю ночь забавлялись с «девкамиполовецкими», то есть с их жёнами и дочерьми?
Новая загадка? Или мы просто привыкли видеть в «Слове о полку Игореве» совсемне то, что в нём содержится?
Мы видим в нём описание героического похода на половцев, но героев ждётпоражение и плен; мы ждём гибели Русской земли, возвещанной поэтом в зловещихпредзнаменованиях, но вместо этого в Русской земле и на её рубежах воцаряетсямир, и прежние враги заключают союзы свадьбами; мы ожидаем жестокой схватки,которой предпослана знаменитая аллитерация («в пяткъ потопташа поганыя плъкиполовецкыя…»), а вместо этого находим всего лишь инсценировку боя…
Конечно, летописные произведения и поэма — всего только литература, где людии события искажены туманом домысла и причудливо трансформированы вхудожественные образы, почему наши попытки с их помощью разобраться в прошломоказываются лишь анализом бликов былой реальности, отражённых сознаниемневедомых нам авторов. Но вот факты.
Поход Игоря завершился свадьбой его сына на дочери Кончака, и автор«Слова…», опережая возвращение молодых, возглашает им славу, вроде бы совсемнеуместную в контексте «трудных повестей». За что такая честь? При чём здесьони? Почему именно о них, а не об Игоре, ведут разговор в форме сценическогодиалога Кончак и Гзак? И кто такой Гзак, который не оставил больше никакогоследа на страницах летописей? Может быть, он — неудачливый претендент на руку исердце Кончаковны, почему и угрожает расстрелять «сына сокола»? Разговор ихсвязан с «красной девицей», что прямо возвращает нас к «красным девкамполовецким», выступающим главным призом русских князей в финале первого «боя».Здесь «красная девка» — Кончаковна. А там? Странный обоз из «красных девок»! Илии там, и здесь речь шла об одной и той же «красной девке», уже сговорённой засына Игоря? Ведь не случайно же перед отправлением в степь Игорь выделил сынуПутивль, что в княжеских семьях того времени предшествовало женитьбестановящегося самостоятельным княжича.
В таком случае, может быть, и вся загадочность событий весны 1185 годаоказывается связана с женитьбой Владимира Игоревича на дочери Кончака?
Теперь я был в этом уверен. Не алчность и безрассудство, не ложная героика, азабота о сыне и дружба вели Игоря и его близких весной 1185 года в степь.Свадебным кортежем, а не военным предприятием, был поначалу задуман этот походсамых близких родственников, чтобы на неведомой нам реке Сюурлий в полномсоответствии с обычаями степных родственников иммитировать «умыкание» прекраснойКончаковны, выехавшей навстречу уже давно сговорённому жениху со своимиподружками и богатым приданым, всеми этими «златом, паволоками и драгимиоксамитами, ортьмами и япончицами, и кожухы… и всякыми узорочьи половецкыми».Отсюда и последующий праздник в ночной степи, отсюда — беспечность, посколькувсе знали, что отец невесты со своим эскортом где-то неподалёку и должен явитьсяк новобрачным на следующий день…
Но произошло непредвиденное: Кончак опоздал, на свадебный бивуак наткнулсяГзак, искавший русского полона для обмена на своих пленных родственников. Вотпочему так изумились русские князья и их «полон», обнаружив утром, что ониокружены враждебными половцами, которые быстро скрутили пленников. Не случайнопредупреждали Игоря об опасности «сторожа», не случайно покачивали головамисоветники Игоря при виде солнечного затмения. Однако, Игорь не мог поступитьиначе. На берегу Сюурлия ожидал его верный друг, а теперь ещё и сват, Кончак,ожидала его будущая невестка, ради которой и был задуман весь этот поход — походво имя мира на степном порубежье, во имя дружбы народов, которые уже тогдазакладывали основы многонациональной Руси.
Вот и получается, что Игорь на самом деле оказался таким, каким — несмотря навсе изыскания историков и литературоведов — видели его всегда читатели«Слова…»: мудрым, бесстрашным, миролюбивым, верным в битве и в дружбе. Авторбессмертной поэмы не покривил душой, представляя его читателям в ореолеромантической славы. Этот русский князь всегда поступал в точном соответствии скодексом рыцарской чести своего времени, во всяком случае, в посвящённых емупроизведениях.
Умыкание невесты для сына, «игра в войну», роковым образом превратилась втрагическое сражение, к которому оказались не готовы ни Кончак, ни русскиекнязья. Случай из ряда вон выходящий и, в то же время, точно соответствующий