мне это никакого отношения не имеет. Зачем же так поступать?
Между тем Вы, Ваш сотрудник Л.А. Дмитриев, Ваши ученики Робинсон-Сазоновы, всвоих статьях пытаетесь представить меня «исправителем» текста «Слова…»,уличая меня в незнании грамматики древнерусского языка и т.п. Но где Вы найдётеу меня утверждение, что я вношу хотя бы одно исправление в текст «Слова о полкуИгореве»? Собственно древнерусской поэмы я вообще не касаюсь. Повесть «Испытание„Словом…“» посвящена совсем иному — тому периоду русской истории и литературы,который предшествует времени создания поэмы и отделён от неё целым веком. Точнее— исключительно творчеству Бояна. Именно об этом я писал и в болгарском журнале«Обзор», на который Вы постоянно ссылаетесь. Зачем же вводить в заблуждениечитателей?
А ведь сами Вы, редактируя так называемый «канонический» текст «Слова…» в1-м выпуске «Словаря-справочника „Слова о полку Игореве“», состоящий из 2779лексем, внесли в него по сравнению с изданием 1800 года, которому я стараюсьвозможно точнее следовать, 690 «исправлений», по большей части никак неаргументированных, т.е. субъективных. Так кто же из нас относится к тексту болеебережно: тот ли, кто пытается его комментировать и объяснять, выдвигая свойвариант прочтения в качестве лишь одного из многих, или тот, кто егодействительно искажает, настаивая на верности только одного своего прочтения?Стоит напомнить, что неоднократно повторяемые Вами уверения в «произволе» правкитекста первыми его издателями (т.е. опять А.И. Мусиным-Пушкиным и И.Н. Болтиным),оказались абсолютно несостоятельны после работы Л.П. Жуковской над списками«Пролога».[47]
Вы категорически против предположения (хотя это аксиома), что в древней Русиодин и тот же текст использовался многократно, будучи перекроен согласно нуждаммомента, упрекая меня, что литературный процесс древности я представляюисключительно в виде «компиляции»[48].
Во-первых, это неверно. Во-вторых, говоря о жизни древнего текста (6,221–222), я только повторил то, что утверждаете в своих работах Вы, а до Вас —многие Ваши предшественники, как, например, академики А.С. Орлов и В.М. Истрин, начьи работы Вы иногда ссылаетесь.
Пример «Похвалы кагану нашему Владимиру», который я привожу, достаточнохрестоматиен. Чтобы не быть и здесь голословным, напомню строки, которые должныпринадлежать Вам хотя бы потому, что они содержатся в последнем издании Вашей«Текстологии»: «В процессе своего бытования памятники древней русской литературыбесконечное количество раз переписывались, переделывались, сокращались иразрастались вставками, осложнялись заимствованиями, вступали в составкомпиляций, перерабатывались стилистически и идейно.»[49]
Как это понимать? Поскольку Вы не указали, что из этого общего правиласледует сделать исключение для «Слова о полку Игореве», полагаю, что оно вполнеприменимо и к нему.
Последующий Ваш пассаж об «обмане», которому, дескать, не было места вдревней Руси, заставляет думать, что Вам ничего не известно о тенденциозныхпеременах, вставках, купюрах и прочих искажениях, которые вносили в текстлетописей редакторы и переписчики. Подробно это показано в работах Б.А. Рыбакова,А.А. Шахматова, А.Н. Насонова, а М.А. Алешковский специально посвятил работередактора-фальсификатора «Повести временных лет» и памятников, повествующих обубийстве Бориса и Глеба, отдельную главу своей книги[50]. Что же касается«вымышленных персонажей» (с.93), то ими полна переводная (развлекательная!)литература древней Руси и вся её житийная литература. Вы не разделяете моегопредставления о работе древнерусского летописца (с.87), но тут уж позвольте мнеследовать более компетентным для меня авторитетам, кто, как К.Н. Бестужев-Рюмин,М.Н. Тихомиров, М.Д. Присёлков и названные выше историки, работали наддействительным изучением летописных сводов, а не только над их популяризацией,как Вы.
Хочу остановиться ещё на одной особенности Ваших статей.
С одной стороны, у Вас звучит постоянная обида на то, что я не удовлетворилсяпроделанной когда-то Вами работой по тому или иному вопросу, как, например, сизучением принципов изданий А.И. Мусина-Пушкина (с.83), с Вашими взглядами нахудожественную культуру и на эстетические представления XII века (с.94), вчастности, на так называемый «монументальный историзм» и «ландшафтное зрение»(там же), которое Вам так не нравится у меня (с.92), на «лирический беспорядок»как открытый Вами закон средневековой поэзии, одну из форм «динамическогомонументализма» (с.97).
С другой стороны — звучит явное раздражение, что я не использую Вашиформулировки, то есть не являюсь Вашим последователем и почитателем. Выупрекаете меня, что художественную систему древней Руси я объявил«несуществующей» (с.92), хотя пишите, что в жанровом отношении для XII века«Слово…» — «нетипично» (с.97), тем самым утверждая один из краеугольныхкамней «скептицизма». Я же, наоборот, доказываю типичность и характерность«Слова…» не только для XII века, но и для всей предшествующей и последующейсветской поэзии русского средневековья.
Всем известно, что в своё время Вы выдвинули идею некой «системы жанров»древней Руси, и с тех пор всё подгоняете под неё, как будто это не одна израбочих классификаций, всего лишь условность, а истина в последней и абсолютнойинстанции. Однако «система жанров» — всего лишь Ваш личный инструментисследования, отнюдь не доказавший своего превосходства над другими подобными;инструмент в высшей степени субъективный, основанный не на фактах, а на эмоциях,как «монументальный историзм» и «историческая монументальность» в совокупности с«лирическим беспорядком» и «динамическим монументализмом».
Где, в каких средневековых трактатах о поэтике найдёте Вы что-либо, хотьотдалённо напоминающее эти фантастические определения? Нигде и ни у кого. Ихвозникновение — отражение Вашего собственного субъективного идеализма, которыйВы уже давно вносите в изучение средневековой культуры, игнорируя всё остальное.Так почему же я должен следовать в своём творчестве методологии,представляющейся мне порочной? В отличие от Вас, за «плетением словес»древнерусской литературы я вижу не очередную субъективную схему, а кипениереальной жизни, остроту классовых и сословных противоречий, проявлениенеумолимых законов истории, и не склонен даже самого талантливого художника илиисторического деятеля наделять атрибутами церковной гомилетики, приложимой развечто к Богу, как то делаете Вы: «…автор „Слова“ — это всевидящий и всеслышащий,всё охватывающий своим умственном взором творец…» (с.99).
Какое отношение имеет это к науке? По-моему, здесь есть даже что-токощунственное…
В своих работах Вы постоянно подчёркиваете преобладающую роль церкви вразвитии русской культуры, хотя она была всего лишь её частью, причём в эпохудомонгольской Руси частью весьма скромной. Полностью отрицая наличие какой-либолитературы в древней Руси, Вы утверждаете, что: «Литература возникла внезапно.Скачок в царство литературы произошёл одновременно с появлением на Русихристианства и церкви, потребовавших письменность и церковной литературы»[51]. Ачуть позднее, в другой работе: «Христианство было первой областью духовной жизничеловека, которая не могла обслуживаться традиционным фольклором»[52].
Утверждение, прямо скажу, смелое: как же тогда рассматривать все остальныелитературы древнего мира, в том числе стран Азии и даже Америки, возникшие иразвивавшиеся до появления христианства? И как древнерусское государствосуществовало до 988 года со всеми своими институтами — развитой городскойцивилизацией, дипломатией, требовавшей письменности, международной торговлей,архитектурой, классовым обществом, товаро-денежными отношениями, развитымремесленным производством и сельским хозяйством, рассчитанным на рынок? Всё этотоже обслуживал «фольклор»? Что же общего тогда имеют эти утверждения с наукой?
Но вернёмся к «Слову о полку Игореве».
Повторяю, я — историк, и древнерусский текст в данном случае интересует менякак исторический документ, облечённый в художественную форму. Именно такрассматривали «Слово…» Н.М. Карамзин, М.П. Погодин, С.М. Соловьёв,В.О. Ключевский, М.Д. Присёлков, А.Н. Насонов, М.Н. Тихомиров, А.В. Арциховский,А.В. Соловьёв, М.П. Алексеев, А.Г. Кузьмин, Б.А. Рыбаков, а вслед за ними и многиедругие историки, которым я следовал в своих разысканиях и которых назвал настраницах повести. Вот почему Ваши упрёки носят «надуманный характер». Если дляВас «Слово…» — «прежде всего художественное, литературное произведение» (с.98), то для меня и моих предшественников это ещё и документ, подлежащий такомуже анализу и толкованию, как статьи «Повести временных лет», как историческиеповествования древней Руси, как скандинавские саги и эпические песни тюркскихнародов.
По тому, что Вы пишите о древней Руси, видно, как Вы далеки от истории. Выили не знаете, или сознательно игнорируете такие работы последних летБ.А. Рыбакова как «Киевская Русь и русские княжества XII–XIII веков»[53] и«Язычество древних славян»[54], или А.Н. Сахарова «Дипломатия древней Руси»[55]. Впротивном случае Вы не ссылались бы в качестве единственного авторитета на давноустаревшую работу В.Л. Комаровича[56] и не утверждали бы господство родового укладав среде правящей верхушки развитого феодального государства (с.95–96), какимбыла Русь в XII веке. Утверждать, что в то время князь «был князем постольку,поскольку… следовал политике своего деда-родоначальника» (там же), — значитигнорировать всё, что достигнуто к настоящему моменту отечественной исторической