[1] В основном за мое самоубийственное поведение. И немного за словесное недержание. Когда профилактический продерон закончился, он поздравил меня с бракосочетанием. Переход от пропесочивания к поздравлению был так резок, что я поперхнулся и, задыхаясь, не смог поблагодарить за поздравления. Он простился, положил трубку. Я тоже положил трубку на аппарат, опустился на лавку, вытер пот.
Штабные смотрели на меня выжидающе. Надо им преподнести всё в нужном свете. Я – руководитель, в конце концов. И моя обязанность – моральный климат в коллективе, формирование этого самого коллектива, направление его целеустремлений и стимулирование.
Во, как я стал загибать! Выкачка скилла «лидерство» так меня корёжит?
Ха-ха, а всё-таки я – сумасшедший! Мыслю уже игровыми категориями. Всё же психике проще не до конца верить в реальность происходящего.
Чувство сюрреализма меня не оставляло с самого момента, как я обернулся и увидел наезжающий на меня вагон. А потом – госпиталь, 1941-й. Как поверить, как принять реальность? А так, получилось, сюр. И я как во сне. Отсюда – смелость, бесшабашность, расторможенность, полное отсутствие закомплексованности. И вот я стою перед этими, безусловно, достойными людьми, после разговора с одним из пантеона исторических личностей.
А кем бы я был, если бы не это чувство нереальности? Закомплексованным инвалидом, полностью оторванным от реальности в силу иновременности, абсолютно не врубающимся в окружающую среду. Да, я бы заинтересовал врача-агента Натана (или как там его на самом деле имя?), но как бы заинтересовал? Когда со мной НКВД стало возиться? После моих пробалтываний? Нет. После «хулиганства» на разбомблённой станции.
Смог бы я стать тем, кем стал, если бы не чувствовал себя оторванным от реала, если бы не лёгкое ощущение, что это всё сон, РС-games? Если бы не казалось, что вижу всё и своими глазами, и как бы сверху чуть, со стороны. Тот самый «калькулятор», холодный, безэмоциональный, расчётливый.
Смог бы я заставить себя взять на себя ответственность руководства людьми? Нет. В реале от организаторских функций всячески прятался. Смог бы я так лихо мордовать ментов, простреливая им конечности? Нет. От ментов – окольной дорогой. А тут – я сразу стал для них «Акелой», вожаком, суровым, беспощадным, справедливым. И не для щеглов-новобранцев, а уже тёртых жизнью волчар.
Смог бы поверить, что «хрен вам, я – не сдохну!» и с ранами, с гангреной, вести людей по болотам? Нет. Ныл бы от жалости к себе, хныкал бы в яме и подох бы как собака!
Вот и сейчас, соберись, размазня! Тебе только что сам Берия звонил! Поздравлял со свадьбой! Ему не пох на такое незначительное событие в жизни такого незначительного человека. Он волнуется за успех дела. Он доверил мне свою первую особую, гвардейскую, чекистскую часть. Мне! Вчера ещё манагеру, литейщику, путейцу! Могу я подвести ТАКОГО Человека? Могу я подвести его ХОЗЯИНА?
Это категорически недопустимо. А потому – Витя Данилов, погуляй, попереживай эти эмоции где-нибудь в стороночке. Подполковник Кузьмин! К бою! Покой нам только снится! Будет сниться, когда сны будут. Когда спать будем больше трех часов в сутки.
Секунду обдумывал свой спич, выдал:
– Нам оказана большая честь. Не имеем права посрамить такого высокого доверия, – сказал я командирам моего штаба. – Поэтому уже сейчас переходим в боевой режим работы. У нас всего 15 суток на формирование подразделения абсолютно нового типа. И от того, как мы проведём эти две недели, зависит, как себя покажет бригада на фронте. Работаем!
И пошла работа. Штаб уже проработал в черновом варианте план боевой учёбы. Стали его прорабатывать, дорабатывать, уплотнять.
В это время в штаб зашёл майор, представился Гавриилом Арвеловым, командиром отдельного комсомольского батальона. Раньше они были воздушно-десантной бригадой, после Демьянской высадки стали стрелковым батальоном. Должны были высадиться в тыл врага, но приземлились прямо на позиции немцев, да ещё и раскидало их изрядно. Кровью умылись. Но с честью и доблестью собрались в одно подразделение и отбились от окруживших их превосходящих сил немцев. Вот это, и правда, гвардия. Десант!
Я ухмыльнулся. В голову мне пришла аналогия, неуместная, конечно, но… игровая реальность рулит:
– А вот и космодесант пожаловал. Кровавые Вороны. Во главе с самим командором Габриэлем Ангелосом. Мне бы ещё роту морпехов – были бы свои Ультрамарины. А Демиан Тул у нас уже есть – Громозека.
Никто не вкурил, пожали плечами, отнеся это к уже привычным для многих моим чудачествам. Но Арвелова с этого момента за глаза называли только Командором Архангелом Гавриилом, благо что двухметровый голубоглазый блондин – косая сажень в плечах – на архангела вполне тянет. А его комсомольцев-парашютистов звали космодесантом. Уже через два дня Арвелов сам подошёл ко мне с требованием объясниться. Пришлось ему провести короткий экскурс в историю Кровавых Воронов и мира Вархамера. Потом вызвал нашего художника, того же, что рисовал единорогов на самоходы, он выжил, и накидать ему набросок эмблемы Кровавых Воронов. В общем, когда Арвелов уяснил, что имя Кровавых Воронов – не оскорбление, инцидент был исчерпан.
Кстати, в моё время бытовало мнение, что тут была рабская покорность нижестоящих к вышестоящим. И якобы это было отличительным признаком Совка. А меня, подполковника, тут чуть ли не бить собрался майор, мой же подчиненный. Несмотря на мою полулегендарную известность. То ли он отчаянно храбр, то ли безумен. Как там, а – «безрассудство и отвага»? Но, если он и с немцем будет так же безрассуден и отважен – сработаемся.
И подобное отсутствие чинопреклонения тут – норма. Субординация субординацией, но если вышестоящий превысил полномочия, тут же обратка прилетит. Кто посмелее, сразу в табло, кто похилее, докладную в особый отдел – иди, объясняйся – кто тут верблюд.
Но вернусь к батальону комсомольцев. Тридцать три богатыря и дядька Черномор. Отборные ребята. Физкультурники, парашютисты, комсомольцы. Богатыри. Пять сотен богатырей. Три стрелковые роты, пулемётно-миномётная рота, батарея сорокопяток на мехтяге полуторок, взвод управления, взвод связи, сапёрное отделение. Свои кухни. Полноценное подразделение, способное самостоятельно решать задачи. Ах, ну да, они же бригадой были.
– Придётся, Командор, немного переучиваться, – сказал я ему.
– Это вы про ведение боя боевыми группами, как Перунов сейчас учит? Так нам – не в новинку. Немец ещё весной научил. Кто не усвоил науку – не дождались прихода наших. Не выжили.
– Вообще замечтательно, от слова «мечта».
Да, про Кадета. Он оказался единственным оставшимся в строю из моих учеников. Вот ему я и поручил преподать навыки пополнению. Сейчас он учит бою рассыпным строем сводный взвод, целиком состоящий из командиров взводно-ротного звена. А уж они будут учить своих бойцов. Потом следующий этап – боевые группы. Опять же – лучше всех воевать боевыми группами получалось у Мельника и Кадета. Но Мельник – в госпитале, и ещё даже не ясно, восстановиться или нет.
Хотел я Кадета поставить опять «главным разведчиком» бригады, но разведроту тоже надо формировать заново и учить, а Кадет занят круглые сутки. Ладно, оставил того, кого прислали из резерва. Не пожалел. Капитан Цветиков, светящийся жаждой жизни подвижный кудрявый блондинчик, похожий на профиль со значка октябрят – такие ассоциации из моего детства он вызвал. Радиопозывной «Светляк». Свое дело разведчик знал хорошо. Он ко мне и прибыл с командования разведротой.
И понеслось – ни минуты продыху! Там надо согласовать, там проконтролировать, там развести сцепившихся амбициями командиров, там надо что-либо продавить или достать. И кадровый вопрос. Основной! Всех людей надо познать, ну, хотя бы командиров. Кто на что способен, на что – не способен. Где кого лучше применить. И если бы не грозная тень НКВД за моими плечами, ничего бы у меня не вышло и за год, не то что за две недели.
В эти две недели я спал максимум по три часа в сутки. Но, отдавая приказ на погрузку бригады в эшелоны, мог быть уверен, что моё подразделение – боеспособно. Ничего, конечно, не было доведено до оптимума, но по минимуму – всё успел. Ну, или, я надеялся, ничтоже сумнящийся, что успел.
И вот боевые группы грузятся в составы. Все в новой форме егерей – камуфляж, берцы, разгрузки, кепи, на петлицах – в венке из еловых веток – щит. На щите – меч острием вверх. Ни одной трёхлинейки – у всех карабины СКС. А у штурмовых подразделений – штурмовые винтовки АКС-42. Это новое оружие родителя СКС, конструктора Симонова. Отличий от довольно удачного СКС – минимум: отъёмный магазин на 20 патронов и возможность автоматического ведения огня. Чую, что хлебнём мы горя с новым оружием, но кто-то же должен проводить войсковые испытания. А ведь это именно я, лично, просил Симонова разработать такое оружие. И поэтому не имел морального права отказаться от его войсковых испытаний на себе. Инициатива продолжает иметь инициатора. И дело совсем не в стволе и не в конструкторе. Будь конструктор хоть трижды гениален, а ствол – хоть легендарным по надёжности Калашом, но пока не изведёшь неизбежные «детские болячки», будет сбоить. А вот потом! Дожить бы до потом. И нет у нас времени на неспешные испытания и доводку.
Новые ручные пулемёты. Пулемёт Горюнова плохо пошёл в производстве, и к его доработке привлекли легендарного Дектярёва с его командой. В результате появился ДГП-42. Тот же ДП, но с ленточным питанием и сошками, вынесенными дальше вперёд, чуть не к пламегасителю. В варианте ручного пулемёта – коробчатый магазин на ленту в 100 патронов. Ещё один шаг к ПК сделан. Одна сложность – пулемёт не переваривает матерчатых лент. Только металл. И смена ствола довольно сложна, не так как у ПК. Ну, не всё сразу.
Новые радиостанции как возимые, так и носимые. Нет, не моторолы, конечно, заплечные ящики, но опять улучшенные. Увеличена «дальнобойность», добавлен селектор нескольких заранее настроенных радиоволн, снижены вес и потребление энергии. До появления следующего поколения батарей – это единственный способ увеличить время автономности.