Кстати, повод задуматься. И позвонить Ватутину. Тыловики – это от безысходности или противник, как римляне, неопытных бойцов выставил на передок, а ветеранов держит в третьей линии?
Самоходы тоже вернулись в тыл, то есть к моему НП, на перезарядку и дозаправку. У расчётов глаза горят боевым задором. Двое забинтованы, ранены – командир одного из расчётов потерял кусок скальпа, сорванного осколком мины, заряжающий другого – схлопотал осколок в руку. Заряжающего заменили, а скальпированный отказался. Пока боевой азарт его жжёт адреналиновым огнём, он боли не чует. Махнул рукой – пусть постреляет. К вечеру ляжет в госпиталь.
– Наши отработали, их черёд, – сказал Громозека, приставив ладонь ко лбу козырьком, осматривая западное небо.
Связался с Берлогой, но начштаба успокоил, что все ПВО на огневых и ждут «работу». Кроме того сообщил, что над ними на большой высоте барражируют истребители прикрытия переправы. Я обернулся, пригляделся: правда, в облаках купаются черные росчерки самолётов.
– Наши встряли, – сообщил я щёлкающему и шипящему эфиру, – давай отработаем с закрытых?
– Да-да, – прокричал начштаба, – польскими!
Польские – это 76-миллиметровые снаряды для наших Единорогов. Почему так, хоть и неофициально, назывались, я не знал. Может, польского производства? Что-то с ними было не так – Брасень нашёл целый склад таких снарядов, американский кольт не только раскрыл ворота склада, но и развязал язык завскладу. Он и предупредил, что дивизионные начарты Ватутина отказываются от этих снарядов. Сказал, что латунь гильз – бракованная. Правда или солдатская байка – не понятно. Но мой новый начальник артиллерии бригады с забавной фамилией Незовибатько и радиопозывным Кактус оказался очень опытным пушкарём. Кактус приказал Брасеню – брать! И пояснил мне с начштабом, что снаряды эти взяты трофеями в польской кампании в больших количествах, но гильзы из слишком мягкой латуни раздувает при выстреле прямо в каморе орудия, и выбить его можно только со стороны ствола, а это – потеря времени, а в бою прямой наводкой – ещё и потери расчётов. Но грабинские ребята испытывали орудие как раз на этих трофеях и сделали в ЗиС-3 специальный выталкиватель, решающий эту проблему автоматически, при откате ствола. Осталась единственная проблема – не все снаряды будут взрываться на позициях врага. Да и ладно, ещё накидаем, на том складе их тонны. Вот и решил начарт их брать для такого вот огня с закрытых позиций. Так что мне опять повезло с замом. А там и посмотрим – прав он или не очень.
Да, фактически часть у меня самоходно-артиллерийская, разбавленная пехотой. Потому начарт в иерархии бригады идёт сразу за мной и начштаба. Вот командование и подошло так серьёзно к личности третьего человека в первой, особой, егерьской.
– Высылай окулистов с охраной ко мне.
Окулисты – арткорректировщики. Скоро приплыла на лодках группа командиров моей бригады с начартом, куча связистов с мобильниками – ящиками носимых радиостанций, и взвод «космодесанта» в качестве охраны.
И военкоры с лейками, куда без них? Жилетки, что ли, им одеть с надписью «PRESS», чтобы были похожи на репортёров моего времени? Не, не надо. Вдруг немецким снайперам понравится? А вдруг ООН какое-нибудь ещё не приняли постановление о неприкосновенности репортёров «без границ и без башен»?
И есть ли она, ООН?
А нужен ли он, ООН? В моём времени – понтов от него – не особо. Пендосы крутили мир на шесте, как хотели – а ООН? Спокойно на это посматривала. Может, это только выглядело так – моя, так сказать, имхо[2]. А на самом деле – всё иначе? Может, просто я чего-то не знаю?
Кактус притащил всех командиров батарей на плацдарм:
– Пусть учатся наводить огонь с закрытых позиций. Этому тоже навык нужен. Теория с практикой часто не совпадают, а иногда и противоречат, – пояснил он мне на моё недоумение.
И стал распределять людей по группам без оглядки на меня. Я – не против. Я – за самостоятельность и инициативность подчинённых. До определенной степени анархии. А то ведь меня и убить могут. И что тогда? «Шеф, шеф, всё пропало!» Пусть лучше будет самостоятельность. Так сложнее, но так – лучше! Тем более, что командирствую я без году – неделя. Так, видимость активную создаю. Щёки надуваю. Для солидности. Ха-ха!
Я лишь напутствовал их словами:
– В свалку не лезьте. Ваша забота – со второй линии засекать огневые противника и давить их огнём своих батарей. А в рукопашную тут есть кому ходить.
Группы стали перебежками разбегаться в разные стороны, догоняя уходящую пехоту 60-й армии. Кактус остался со мной. Дождались ещё группу егерей с Архангелом Гавриилом во главе и саперов. И вот с ними выдвинулись западнее – искать место под мой новый НП, чтобы видеть бой, откатившийся западнее.
БРЭМ послал осмотреть подбитые танки бригад 2-го танкового корпуса и помочь в ремонте. Если получится, эвакуировать в тыл. Т-60 и Т-70 БРЭМ утащит без проблем, может быть с Т-34 справится, но вот кавешки ему не сдвинуть. Сколько в КВ? Сорок тонн? Сорок пять? КВ-1с – не легче. «С» он – потому что – скоростной. Не болид Формулы-1, конечно, но против обычного КВ, реально – живчик. Подвижность ему подняли не столько снижением веса, сколько модернизацией ходовой и трансмиссии. Так что это по-прежнему – тяжелый танк.
Организовали НП. Отсюда было хорошо видно идущий бой. Наступление наших войск застряло. Противник ввёл в бой резервы (каски этих не блестели, наоборот – матерчатые чехлы с вставленными в прорехи веточками, клоками соломы), контратаковал и кое-где уже успел потеснить наши части. Через бинокль я видел танковый бой. Чадящими кострами горели танки 2тк. Ярким бензиновым пламенем горели панцеры. Сначала немцы горят ярко, потом тоже начинают чадить. Это горящий бензин разжигает масла, смазки, резину, которых хватает в любой технике. Так что чадят и наши, и немцы одинаково.
Бегемоты возвращались на перезарядку. Связался с ними по рации. Потери. Они тоже поучаствовали в отстреле немцев, два костра – их. Но потом попали под огонь – 1 убитый, 3 ранены, 6 пробоин в броне, отбит один каток, два раза перетягивали сбитые гусеницы. Подробности мне рассказал воентехник, наблюдатель от заводчан. И вот что выяснилось: мощь орудия, как уже говорилось, выше всяких похвал, каждое попадание – пробитие. Но низкая скорострельность, низкая скорость манёвра огнём сводили на нет его эффективность. Потому после уничтожения двух танков немцев остальные панцеры разом, по команде, укрылись в складках местности и обстреляли Бегемотов. Едва ноги унесли.
Вот тебе и преимущество немцев в управляемости наглядно. Один засёк Бегемотов, все сразу сфокусировали огонь именно на них. Танковое подразделение действует как единое целое. Мы к такому же стремимся, а вот наблюдаемые мною танки 2тк очень далеки от подобного. Каждый танк – сам по себе. Объективно понятно, что и рации не в каждом танке (ими ещё и уметь надо работать), что опыта мало, что координации и взаимодействию боевых машин тоже надо учиться, но когда вот так, зримо, видишь отличие в классе мастерства наших ребят и противника – зубы скрипят сами собой.
Да, наши Бегемоты не подкачали – сумели выжить, сумели вызвать Кактуса и отгородиться от противника «дружественным огнём», но и только.
Была бы башня! Она бы решила проблему манёвренности огнём. Но, опять же, орудие настолько велико, что ни в Т-34, ни в КВ-1, ни в КВ-1с не лезло. Только в сараеобразную башню КВ-2. Но, опять же, штатное 152-миллиметровое орудие всё же в КВ-2 будет поуместнее, чем 107-миллиметровое. Снаряд 152 миллиметра, как я слышал, не пробивал броню, а разрушал сразу весь танк – такая мощь удара.
– Как танковое орудие – не годится, противотанковое – не годится. Как полевое – тем более. И куда его? доты ковырять? Так МЛ-20 с ними лучше справится. Надо снижать вес орудия, полуавтоматику внедрять. Эксплуатационные характеристики повышать. В общем, новое орудие делать, – размышлял я вслух.
Представитель Горьковского, Грабинского КБ поник. Но, спорить не стал.
Бой разгорался, к полудню достигнув предельного накала и ожесточения. Контратаки немцев отбили, но и сами откатились на первую линию обороны немцев, стали окапываться. Мой НП оказался на одной линии с пехотой 60-й армии. Рядом с нашим НП окапывался расчёт 45-миллиметрового орудия, справа – пулеметное гнездо оборудовали. Громозека тоже занял оборону, с пулемётом, в одном окопе с «космодесантом». Я тоже проверил свой автоматический карабин, натянул доспех и каску. Вот сейчас и проверим новый ствол.
– Не удался прорыв, – сказал Арвелов, с горестью оглядывая поле боя, заваленное трупами и громоздящимися сгоревшими танками, набивая опустевшие магазины автомата патронами.
– Не всё коту творог, иногда и мордой об порог. Ждал нас немец. Укрепился, эшелонировал оборону, резервы держал в оперативной доступности, артиллерию тут держит. Потому и авиацию не привлекает к уничтожению переправы – на полигон нас заманивает.
Арвелов бросил на меня короткий взгляд. Сел рядом на другой снарядный ящик.
– Давно воюешь, командир?
– А то ты не знаешь! Думаешь, мне не стуканули, как ты меня пробивал? Меня люди уважают, сразу на тебя донесли.
– Обиделся я на тебя тогда.
– На обиженных воду возят, Гавр. Глупое это занятие, бесполезное.
– Знаю. Потому и обратился тогда лично.
– Да, помню, пришёл с предъявами. Всё уяснил?
– Всё.
– Мир?
– Мир.
– Вот и ладушки.
– Командир, ты так спокоен сейчас, а мы ведь прямо на передке. Может, лучше перенести НП?
– Незачем. Немец нас отсюда не выбьет. Зачем бегать туда-сюда? Уж что-что, а обороняться мы научились. Наступать бы научиться. Сейчас немец ещё разок попытается сунуться, огребёт. Вот тут бы на его плечах и атаковать. А спокоен почему? Так умирать страшно только в первый раз. Кроме того, мы сидим среди своих, справа, слева, сзади – свои. А придётся воевать вообще в окружении. Сейчас – курорт.