Я пнул попавшуюся на пути гнилую корягу.
– Это самый страшный мой кошмар. Если бы Кельшу не удалось предотвратить раскол наших лидеров, не удалось бы предотвратить утечку данных, это стало бы реальностью. Они могли пойти на временный союз с Гитлером из страха перед информацией из будущего, технологий будущего, перед призраком могущества Союза. На что они пойдут, когда увидят это явно? Когда козыри в их руках превратятся в битые шестёрки? Когда игра пойдёт не по их правилам, а непредсказуемо для них? С непредсказуемым результатом? Когда вместо такого желанного результата реализации их плана вдруг замаячит «Светлое Будущее» Родичей, в котором паразитам просто не предусмотрено места? Как властвовать, если воздаётся всем только по делам его? Как рулить, когда обмануть никого не удаётся? На что они пойдут ради собственного выживания?
– На всё.
– Точно. И во что превратится этот, и без того не самый прекрасный мир в результате? Ты видел мир Голума? Ты видел то людоедство? Это были цветочки. А на что пойдут наши столоначальники, когда встанет вопрос о моей выдаче? На что должен буду пойти я, чтобы не допустить попадания к «господам» себя, моих знаний, этого костюма?
– Хм-м… Тоже на всё?
– А оно мне надо? Я не уверен, что смогу сделать всё оптимально верно. Я – не Сталин.
– И что делать?
– Не знаю. В том-то и беда – не знаю. Одно знаю – мне больше нельзя «светиться». Нет больше Медведя. Нет больше сундука Кощея. И футуристических раздражителей. Будет рядовой пехотный Ваня. И будет он преумножать энтропию собственными ручками.
– Как ты думаешь, в этом твоё предназначение? Для этого тебя сюда послал Голос?
– Ну и тварь же ты! – в ярости заорал я, активируя огнемёт, заливая напалмом Громозеку. Конечно, бесполезно! Что сделает огонь нематериальной сущности? Но этот глюк упоротый задел самое больное, с размаха пнув в самое уязвимое место моих размышлизмов.
Рус партизанен
Поток пламени резко оборвался, прерываемый Басей. Костюм мой перешёл в боевой режим, активируя мимикрию. Пигменты чешуек поменяли окрас, проецируя изображение, которое моё тело блокировало. То есть, если я стоял спиной к дереву, то на груди моей рисовалось дерево. И, соответственно, наоборот – на спине и рюкзаке была изображена палитра вида впереди.
– В чём дело? – не понял я.
Изображение в моих глазах поплыло. Зум. Вот это зум! Соответственно, поплыл и звук. Ага! Дорога! И конвой серых грузовиков немцев. И что? А-а! Бася мне стал обводить жёлтыми контурами фигурки людей, что залегли в траве, кустах, засели на ветвях осыпающихся деревьев.
– Слышь, Громозека, партизаны. Да, Бася, ты верно обвел их жёлтым. Ты поразительно сообразительная железяка. А вот те, в серой форме – однозначно красные. И будут в нас стрелять при любом раскладе. Да-да, так лучше. А что, тепловизор на таком расстоянии не работает? Жаль. Ну, пойдём поближе. А то что-то мне подсказывает, что у ребят проблемы с арифметикой. Очень зря они решились на бой с таким соотношением сил.
– Они не знают о том, что в одном из грузовиков не ящики, а солдаты, – сказал Громозека.
– Сгинь, тварь! Видеть тебя не желаю!
Интересно смотреть на бой со стороны. Я не вмешивался, просто смотрел, Бася – учился. Правда, интересно. Бася мне подсвечивал цели – врагов, потенциальных союзников, я видел их скелеты, видел тепловые отпечатки их тел, видел траектории полётов их пуль, по этой траектории, по звуковому «пульсару» определял местоположение стрелков. Не война, а компьютерная навороченная стрелялка.
Я поднял руку с метателем. Ага, вот и прицел пополз прямо по лесу. А вот это – прицел плазмогана? Он самонаводящийся, оказывается. А скорострельность? Зависит от мощности импульса. На мощности, «чтобы танк сжечь» – шесть выстрелов в минуту. Чтобы человека убить без брони, пятнадцать выстрелов в минуту. Вот так вот. Я представил, какой будет футушок у всех, когда по лесу полетят раскаленные до состояния плазмы боевые частицы.
Меж тем, дела партизан совсем скисли. Им удалось наглухо остудить только четверых хивиков, стреляя очень экономно и редко. Ну, что это за боец, который жмёт патроны? У партизан был и дегтярь, но он стучал вообще скудно, редко, очередями по три-четыре патрона.
А вот предатели и немцы патронов не жалели. Немцы закончили высадку из грузовика, развернули пулемёт.
Вот и первые потери партизан – бородатый боец в гражданском черном пальто уронил голову на руки. Ручеёк тепла вытекал из него на землю. Осталось трое.
А немцы разделились. Пока пулемёт гансов не давал партизанам головы поднять, два отряда, в каждом по отделению, пошли в обход партизан. Всё, пипец котёнку!
Неужели я спокойно буду на это смотреть? Невмешательство? Я?
Ща-а-аз-з-з!
Виброклинок перерубает поясницу пулемётчика. Пулемёт затыкается. Нож вонзается прямо меж удивлённых глаз второго номера. Голова лопается, как арбуз перезревший. Зацепив пулемёт и ленту, мощным прыжком, усиленным экзоскелетом, ухожу за орешник. И прямо в группу серомышиных немцев. Один из фланговых отрядов, что должен произвести охват партизан. Бася помогает мне быть метким и быстрым. Очень быстрым. Без единого выстрела расчлененные тела немцев падают на землю. Пара секунд – и нет отделения немцев. А есть двор скотобойни. Кровь на комплексе, кстати, не держится, скатывается, как с гуся вода. Подбираю пулемёт, прыгаю дальше.
4,63 процентов. Не, лучше больше не прыгать. Батарейка сядет, что буду делать?
Замешательство среди моих противников. Да-да! Вот такая вундервафля тут вас навестила! Пушистый северный зверёк ей созвучен.
Бася мне даёт подсказки – красные силуэты немцев чуть опережают изображение тел немцев. Ага! Надо целиться на опережение? Да, ладно, Бася! Это же не истребители. Не успеют от пули убежать – умрут уставшими. Стреляю из МГ-34 с коленного упора. По два патрона на цель. Все – попадания. Не бой, а игрушка.
Пульсар показывает отсутствие сердцебиения у всех целей. К сожалению, и у двоих партизан – тоже.
И обильное кровотечение ещё у одного. Да, немцы тут гранаты применяли. Один – с осколочными ранениями накрыл телом тщедушного бойца. Переворачиваю раненого, деактивирую шлем и перчатки, они стекают в образующиеся утолщения на запястьях и шее.
Я уже успел прошмонать пару тел немцев в поисках перевязочных средств, когда увидел в тепловизоре горящие жаром крови раны. Стал бинтовать.
– Дядя, а вы наш? – испуганно спросил мальчишка. Тщедушный боец оказался не бойцом, а мальчиком 10–14 лет.
– Нет, я свой собственный, – ответил я.
– А вы за нас или за немцев? – опять спросил он, судорожно тиская гранату.
– Ты колотушку-то отложи, подорвёшься ненароком. Как ты думаешь, если бы я был за немцев, стал бы я их убивать, а вам помогать?
– Я не знаю, – ответил мальчишка и вдруг разревелся. Вот так вот! Отпустило парня и сразу потёк. Да, пусть проорётся.
– Ты как? – спросил я у очнувшегося раненого, что тщетно притворялся бессознательным.
Мой пульсар – не обманешь. А Бася нашёл, как показывать мне боевые режимы видения без шлема. Говорит, наноботы в моей крови закончили постройку каких-то необходимых интерфейсов. Вот так вот – оказывается у меня в крови ещё и наноботы живут. Заодно узнал, что форсирование скелетно-мышечных тканей находится на 78 процентах. Это ещё что такое? Ладно, потом объяснишь. У меня и так от твоих запредельнотехнологичных фенечек голова кругом идёт. Футушок меня не отпускает.
– Идти ты не сможешь, пацан тебя тоже не дотащит. А скоро тут может к немцам подкрепление подойти. Как будешь выкручиваться? Героически помирать? У тебя в диске сколько? Патронов семнадцать осталось?
– Я не сдамся! – прохрипел партизан.
– Это похвально. Только, умереть каждый умеет. Надо заставить умирать врага – вот что ценно. Ладно, ты полежи, отдохни, я пойду по трофеям прошвырнусь. Боезапас и жрачка лишними не бывают.
– А ты кто? – спросил он меня в спину. Комплекс после дезактивации шлема обрел цвет хаки принятого РККА оттенка.
– Осназ ГРУ. Слышал? – ответил я. Когда несешь пургу – неси её уверенно.
– Слышал, – ответил партизан.
Ну вот. Прокатило.
– Здравия желаю, товарищ командир партизанского отряда. Вот, бойцов ваших подобрал. Попали они, как кур в ощип.
Музей восковых фигур. Ну и что, что я притащил сюда грузовик? Он же завёлся? И что, что в кузове трофеи? Бывает. А вот лагерь вы организовали грамотно. На мой непрофессиональный взгляд юзера. И довольно толково тепловые отметки расположились на огневых вокруг меня. Не простофили в этом отряде, что не может не радовать.
– Я тут наследил, так что разгружайте машину и в путь! Это место по колее выследят. Ваш человек ранен сильно, спешил.
Командир прокашлялся, стуча себя в грудь кулаком, спросил осипшим голосом:
– А ты кто?
– Осназ. Звание – засекречено, состав группы – засекречено, принадлежность – засекречено, задание – ну, ты догадался, – засекречено. Уровень секретности – «перед прочтением – сжечь!» Так что – пока! Удачи!
– Подожди! Что так сразу?
– Ну, так время – оно не за нас. Оно всегда – за немцев. И вам настоятельно советую поспешить. Думаю, что потеря трёх десятков солдат должна немцев сильно разозлить.
– Да подожди ты! Давай с нами, поговорим хоть!
– Извини, командир. Я и так с этими твоими недотёпами из графика выбился, бывай!
Я крепко сжал ему руку. Так крепко, что он поморщился. Бася так посоветовал. Так командир не заметил укола, которым ему в тело была введена изотопная метка.
– Я найду тебя, если что, – пообещал я командиру и побежал по колее обратно с пулемётом наперевес. Если есть погоня я её желаю встретить.
Уж очень мне понравилось стрелять с помощью Баси. Прям, кайф!
– Почему не остались в партизанском отряде? – спросил горестный особист.
– К своим хотел.
– К каким «своим»?
– Ну, к вам, например.