— Господи, — выдохнул он, и мускулы его живота сжались и дрогнули. — Пожалуйста, Джесс… Забери его глубже в рот… да… да, вот так…
Она сжала толстую часть его основания, заставив его дрогнуть, и услышала, как Алистер выругался. Он был неподвижен, будто прикован к ней в своем безумном забытье. Бедра Джессики сжались, тело ее пыталось освободиться от непосильного напряжения, доходящего до боли. Она пылала, и чувствовала влагу между бедер, и дрожала от неотступного томления. Ей хотелось большего, и она не желала отвлекаться от этого действа, хотела чувствовать и видеть его облегчение, впитать каждый нюанс выражения его лица, когда он дойдет до пика, а этот момент быстро приближался. Она чувствовала себя другой женщиной, яростным существом женского пола, не желающим никаких ограничений, не подчиняющимся никаким правилам, а только законам дикой необузданной силы природы.
Жесткие пальцы Алистера потирали края ее раздвинутых губ. Ее раскрытый рот напрягся, облегчая его проникновение, хоть на мгновение она и почувствовала неудобство. С Бенедиктом такого не бывало никогда. Ее муж всегда был деликатным и внимательным, и их интимные отношения были нежными. Алистер оказался несдержанным в своих желаниях и наслаждении, и это создавало новую богатую почву для их близости. Никогда еще она не испытывала такой волнующей и ослепляющей связи с другим человеком.
Алистер все еще удерживал ее голову неподвижно и получил то, в чем нуждался, бедра его усиливали толчки в то время, как она крепче сжимала его губами и ртом, а ее язык с отчаянным лихорадочным напряжением скользил по головке его члена. И звуки, которые он производил, стоны и всхлипывания она воспринимала как похвалу, и это довело ее почти до края бездны.
— Да! — стонал он, все больше разбухая у нее во рту, пока наконец последнее яростное его движение не вызвало извержение и его семя не пролилось ей на язык.
Она помогала ему руками, заставляя его излиться в нее до последней капли, стремясь утолить его телесный голод и принять все это с такой же страстью, как его собственная.
Яростное напряжение Алистера начало ослабевать, когда он подхватил ее под мышки и поднял на ноги.
— Джессика, — пробормотал он и понес ее к кровати.
После столь яростного извержения и освобождения он все еще ощущая слабость в коленях, крепко прижимал Джессику к груди, пожираемый потребностью довести ее до такого же состояния, как и его собственное. Волосы его стали влажными до самых корней. Рот пересох от хриплых вскриков.
Он и не представлял, что может испытать нечто подобное. Джессика с такой готовностью подарила ему облегчение, будто изголодалась по его вкусу. Она стонала и сжимала его с такой силой, словно готова была умереть, если бы ее лишили этого.
Руки Джессики зарылись в его волосы, ее роскошное тело извивалось, прижимаясь к нему. Алистер посадил ее на край матраса и через голову стянул с нее сорочку. Он отбросил ее в сторону и обратил все свое внимание на ее полные груди, поднимавшиеся и опускавшиеся от неровного дыхания. Он прикрыл их ладонями, а большими пальцами принялся ласкать возбужденные и отвердевшие соски. Джесс отклонилась назад, опираясь на руки. Ее прелестное лицо раскраснелось, серые глаза потемнели настолько, что казались черными. Густые золотые волосы в беспорядке рассыпались по плечам. Она была самой прекрасной женщиной, какую ему доводилось видеть.
— Благодарю тебя, — пробормотал от, прижимая ее к кровати, чтобы взять в рот ее сосок.
Ее бескорыстие означало для него больше, чем он мог бы выразить словами. Он так долго и столь многого хотел от нее, а она так щедро и с таким самозабвением одарила его.
Он провел языком по тугому бутону ее соска и нежно потянул его губами. Дразня, стараясь вызвать еще большее желание.
— Алистер.
По ее тону он понял, что она готова сдаться, в ней не осталось ни желания сопротивляться, ни настороженности, ни недоверия. Он не ведал, чем вызвана смена ее настроения, что заставило ее таять в его объятиях, но знал: позже у него будет достаточно времени, чтобы понять это. Теперь же он хотел заставить ее забыть в его объятиях обо всем на свете, раскрыться ему навстречу, хотел услышать, как она произнесет его имя в момент высочайшего наслаждения.
Алистер дотянулся до ее ног, его пытливые пальцы скользнули в разрез ее панталон, и он обнаружил, что она восхитительно влажная и готова принять его. Он раздвинул ее складки, два его пальца скользнули между ее шелковистых завитков, потом проникли внутрь ее. Джессика была готова. Более чем готова. Она была влажной и горячей, и созревшей для соития. Он осторожно вводил пальцы и выводил их и чувствовал, как она сжимается в ненасытной жажде почувствовать его. Он с силой потянул губами ее сосок и тотчас же выпустил его.
Джесс раскинула руки и теперь лежала на коричневом покрывале и походила на падшего ангела.
Он выпрямился, схватил ее за колени обеими руками и широко развел их.
— Какая прелесть, — восхитился Алистер, не отводя взгляда от открывшейся его взору влажно блестящей розовой плоти между ее бедер.
На мгновение он заколебался, не зная, сорвать ли с нее одежду или оставить все как есть, затем решил отложить это до более позднего времени. Он подумал, что в следующий раз они разденутся после того, как она будет пропитана его соками и окажется расслабленной от пресыщения.
Он взял рукой свой жезл и направил его чувствительную головку под удобным углом в отверстие между нежными складками, похожими на лепестки. Ощущение было упоительным, и он снова разбух, будто всего несколькими минутами раньше не испытал сокрушительной разрядки.
— Ты все еще готов к бою, — выдохнула она, приподнимаясь на локтях.
— Для тебя всегда. Я собираюсь завоевывать тебя весь день, — пообещал он мрачно. — И всю ночь.
— Я в ожидании подобных подвигов.
— Это вызов, миледи? — Зубы Алистера обнажились в подобии хищной улыбки. — Ты ведь знаешь, как я отвечаю на вызов.
Он принялся продвигаться в это крошечное отверстие, испытывая сопротивление тугой плоти, вызванное годом воздержания. Джесс подавила вздох, когда его мощное орудие пробило себе путь, растянув его. Он задушил готовый вырваться животный крик, изъявление восторга, и сделал рывок вперед, войдя в нее сколь возможно глубоко. Это произошло слишком быстро, и она не успела приспособиться к ощущению его внутри.
Он хотел прочувствовать растяжение каждого дюйма ее плоти, хотел, чтобы она извивалась в его объятиях, по мере того как он станет проникать в нее все глубже, хотел, чтобы она запомнила это ощущение его последнего рывка, когда весь оказался внутри нее.
Он удерживал ее распростертой и проникал в нее все глубже, не сводя глаз с той точки, в которой слились их тела. Его легкие горели при каждом вдохе, и каждый нерв в его теле отзывался на соприкосновение с этой атласной плотью, сжимавшейся вокруг него. Он сгорал в этом пламени ощущений. Пот катился по его спине и груди, и это было единственным физическим проявлением его жесткого контроля над своими действиями.
— Ты такая тугая, — проскрежетал он, сжимая зубы от напряжения. — Как сжатый кулак… такая горячая и тугая…
Джесс беспокойно задвигалась под его тяжестью, прикусывая нижнюю губу, по мере того как он двигался вверх и вниз, проникая с каждым ударом все глубже.
— Пожалуйста. Поспеши.
Алистер, нависавший над ней, вонзил зубы в ее плечо. Укус был достаточно сильным, чтобы остался след, но недостаточно сильным, чтобы поранить кожу.
Она застонала, и ее тело выгнулось, ведомое неутолимой страстью и голодом, желанием втянуть его в себя как можно дальше и глубже. За всю свою жизнь Алистер никогда не овладевал женщиной, не принимая определенных мер защиты. Но с Джессикой все обстояло иначе. Ведь она, как он знал с первой их встречи, когда-нибудь будет принадлежать ему.
Его руки переместились с ее бедер на кровать, и, опираясь о нее, он производил размеренные неторопливые движения всем телом. Джессика внезапно решила воспользоваться дарованной ей свободой: обхватила его ногами и затягивала все глубже. Задыхаясь, она выкрикнула его имя, когда он погрузился в нее до самого дна.
Джессика смотрела на него широко раскрытыми сияющими глазами. И не было в ее взгляде привычной надменности, которой она славилась. Алистер чувствовал вокруг себя жар ее тела. Все наносное и искусственное исчезло. Выражение ее лица было таким, какого он никогда прежде не видел ни у кого — зеркальным отражением его чувств. Джессика была глубоко им затронута, и скрыть это было бы невозможно.
Когда она рванулась вверх и поцеловала его в подбородок, в нем что-то дрогнуло. Это потрясло Алистера до глубины души. Прижимаясь к ней влажной щекой, он устроился рядом с ней, вдыхая аромат секса и любимой женщины. Она идеально подходила ему, эта прекрасная безупречная Джессика.
Женщина, способная обуздать одним ледяным взглядом целую комнату, полную буйных, горящих желанием людей. Однако оказалось, что ее тело предназначено для него, мужчины, существующего для того, чтобы доставлять наслаждение женщинам самыми немыслимыми и безудержными ласками.
Но он не был предназначен для тех женщин. Он был рожден для Джессики, как и она для него.
Алистер провел языком по раковине ее уха и почувствовал, как ее плоть сжалась вокруг него.
— Ты совершенство, — прошептал он, оглядывая ее всю, прежде чем снова опуститься на кровать. — Мы с тобой две половины одного целого.
Джессика сжала его предплечья и провела языком по своей нижней губе, а ее бедра задвигались по кругу.
— Пожалуйста, — попросила она снова, и ее голос звучал хрипло и гортанно.
Опираясь ладонями о кровать, Алистер медленно поднялся, наслаждаясь соприкосновением с ее влажным лоном. Потом снова вошел в него, преодолевая сопротивление тугой плоти. Голова Джессики металась по подушке, глаза закрылись, но он не мог этого допустить: она должна была смотреть на него, оставаться с ним. Должна была видеть его сквозь туман надвигавшейся бури.