— Благодарю вас. Надеюсь, он устроит свою жизнь до конца сезона.
— Это было бы замечательно, — согласилась Эстер. — Если нам не удастся справиться с этим раньше.
Послышался стук в дверь каюты.
Джессика улыбнулась, зная, кто это может быть, поскольку научилась различать ритм этого стука. Дверь открылась без ее позволения. Алистер ворвался в тесное пространство ее каюты в полной уверенности, что ему будут рады.
Он был так хорош, что у нее захватило дух. С момента как они вышли в море, он изменился, особенно с тех пор как они стали любовниками.
Теперь его прекрасные синие глаза казались ярче, а сам он стал склонен к озорству и веселью. В его чертах появилось нечто новое — мягкость, и от этого он казался еще красивее. А уж как он двигался! В его чувственных движениях появилась нега, и это было нечто новое. Будто Джесс укротила дремавшего в нем зверя. Эта мысль была причудливой, но очень ей нравилась.
Алистер подошел к ней, сидящей за столом, прижался губами к ее виску.
— Добрый вечер, — выдохнула Джесс, испытывая привычное и в то же время из ряда вон выходящее удовольствие от возникшей между ними близости.
Это походило на непринужденность и легкость, сопровождавшие ее жизнь с Тарли, но все-таки было не то же самое. Ее реакция на Алистера была богаче оттенками и глубже. Ее мучило сознание того, что отношения с Бенедиктом были не тем, чем могли бы быть. И все же подозревала, что несовершенство ее отношений с мужем отчасти объяснялось существованием Алистера. Независимо и тайно от нее он всегда был где-то рядом, в тени, и занимал в ее сознании место, которое не уступил бы никому.
— Теперь этот вечер добрый, — ответил он, выпрямился и показал ей кожаную папку под мышкой.
— Что это?
— Работа.
Он положил папку на стол.
Джесс улыбнулась и положила перо, которым писала письмо Эстер.
— Я счастлива, оттого что ты пришел ко мне, хотя у тебя есть более важные и неотложные дела.
— Вместо этого я предпочел бы заниматься любовью с тобой, но подозреваю, что ты не расположена к таким упражнениям.
Она подняла брови. Нынче утром у нее начались месячные.
— Откуда ты знаешь?
Алистер пожал плечами, освобождаясь от куртки, потом повесил ее на спинку стула.
— Как мне не знать? Я прикасаюсь к твоему телу чаще, чем к собственному. Твои груди стали больше и чувствительнее, а желание два дня назад достигло лихорадочной степени. В числе других признаков.
Губы Джессики изогнулись в кривоватой недоверчивой улыбке.
— Какой ты наблюдательный.
— Ничего не могу с этим поделать, — возразил Алистер, отвечая улыбкой. — Я не могу отвести от тебя глаз.
— Льстец, — шутливо укорила Джесс его. — Я действительно испытываю недомогание, но могу доставить тебе удовольствие иным способом, хотя…
Он сел.
— Соблазнительная мысль, но мне достаточно просто побыть с тобой.
Сердце Джессики против воли забилось быстрее. Алистер говорил так обыденно, и все же она была глубоко тронута его открытостью и уязвимостью, вызванными прирожденной неспособностью хитрить. Господь свидетель, она тоже уязвима.
— Я чувствую то же самое, — сказала она тихо.
— Знаю.
Алистер потянулся через стол и взял ее руку.
— Не могу выразить, что значит для меня то, что независимо от возможности заниматься любовью ты испытываешь желание проводить со мной время.
Джесс не могла бы сказать, почему ее удивило то, что красивый мужчина хотел, чтобы его больше ценили не за внешние данные и не за сексуальные подвиги, а за внутренние качества.
— Алистер…
— Не жалей меня, — оборвал он ее резко, услышав, как нежно она произнесла его имя. — Я готов скрывать от тебя любое свое чувство, кроме любви.
— Я тебя обожаю.
Резкие линии вокруг его рта смягчились.
— Это прекрасно мне подходит.
Она покачала головой:
— Я не хочу, чтобы ты испытывал из-за меня чувство стыда. Я никогда не стану тебя сурово судить за твои прошлые грехи, но если ты не можешь не страдать от этого, когда мы вместе, то нам лучше расстаться.
Он поморщился:
— Видишь, теперь…
— Нет, это ты должен видеть. Ты должен решить, и именно сейчас, что достоин моих чувств, как любой другой мужчина. Если же не можешь, то лучше нам расстаться.
Алистер тихонько чертыхнулся:
— Ты не можешь говорить мне такие вещи.
— Как бы не так! — огрызнулась Джесс. — Ты можешь обманываться на мой счет, считая меня совершенством, но я всего лишь женщина, и при этом только отчасти женщина, поскольку бесплодна. Я должна сказать, что это чрезвычайно несправедливо, что я не могу иметь детей. Однако у меня, как и положено, регулярно бывают кровотечения.
— Значит, это происходит сейчас? — спросил он слишком легким тоном.
— Если ты опасался, что это не так, можешь быть спокоен.
Он удерживал ее взгляд.
— Ты уверена? Может быть, это вина Тарли?
— Нет. До нашей свадьбы у него был ребенок от любовницы.
— Может быть, это был не его ребенок?
— Если бы ты увидел мальчика, у тебя не осталось бы сомнений. Он, как и твои братья, вылитый отец.
Алистер кивнул и переключил внимание на папку.
Джесс пробрала дрожь. Если он хотел детей, как и большинство мужчин, то конец их отношений был предрешен. А он заслуживал счастья быть отцом.
— Я видела тебя с мальчиком, — сказала она, намекая на ребенка, которого пыталась спасти от побоев неделю назад.
Алистер проявил интерес к юнге, показывал ему, как вязать морские узлы, и учил его другим полезным вещам, а она радовалась, видя их вместе.
— Когда-нибудь ты станешь прекрасным отцом.
Он поднял на нее глаза, потом откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. Его волосы немного отросли, и ей приятно было видеть, как обрамляют лицо эти черные локоны. Ее рука вспорхнула к подбородку, и Джесс принялась массировать горло, почувствовав, что там образовался комок.
— Джессика, — он с трудом выдохнул, — я никогда особенно не задумывался о детях. Теперь же и вовсе о них не думаю.
— Не говори так. Ты не можешь лишить себя этой радости.
— Как тебе известно, воспроизводство требует партнера. И в этой цепи ты первое звено. Если и последнее, то пусть так и будет. Я даже и думать не могу о том, чтобы попытаться зачать ребенка с кем-нибудь другим.
Ее зрение затуманили набежавшие слезы. Они обожгли глаза, и она смахнула их, стремительно отодвинулась от стола и поспешила к ящику с кларетом, стоявшему в углу.
— Джесс…
Она услышала, как ножки стула царапнули пол каюты за ее спиной, потом сильные руки сжали ее плечи за секунду до того, как она наклонилась, чтобы взяться за горлышко бутылки.
Прижавшись губами к ее уху, он спросил:
— Знаешь, как я отношусь к твоей тяге к вину?
— Нет, ибо я настолько эгоистична, что рада ее существованию.
— А я хочу, чтобы твой эгоизм распространялся только на меня.
Джессика с силой покачала головой:
— Любовь бескорыстна. Или предполагается, что она должна быть такой.
— Возможно, для некоторых это так. Мы с тобой были столького лишены. И так уж сложилось, что нам приходится что-то брать друг у друга.
Она закрыла глаза и прислонилась головой к его плечу. Руки Алистера обвились вокруг нее, и Джессика прикрыла их ладонями.
— У тебя столько братьев. Должно быть, ты захочешь иметь многочисленную семью?
— Если тебе угодно обсуждать мою семью, то нам понадобится кларет.
Он сделал шаг назад. Джессика взяла бутылку и выпрямилась. Когда она повернулась к нему, он вынимал бокалы из небольшого ящичка у двери каюты.
Она поставила вино на стол и села. Алистер поставил бокалы, потом вынул пробку из бутылки. Затем оставил вино подышать и сел на стул, глядя на нее задумчиво и изучающее.
Джессика терпеливо ждала.
— Ты никогда не задумывалась, почему отцовские чувства Мастерсона не распространяются на меня, а только на моих братьев, в то время как я зеркальное отражение своей матери?
— Это так, сказала Джессика. — Я подозреваю, что ты не сын Мастерсона.
— И тебе это не важно, — заметил он тихо.
— А почему для меня это должно иметь значение?
— Джесс… — Алистер издал звук, слабо напоминавший смех. — Ты ведь известна своей приверженностью этикету и благопристойности. Я думал, ты станешь хуже относиться ко мне.
— Это невозможно. Но неужели твои братья хуже к тебе относятся из-за этого? Разве ты не близок с Альбертом?
— Нет, о братьях нет речи… Но Мастерсон… Я никогда не мог ему угодить.
Его голос звучал вяло, безразлично, и, тем не менее, было ясно, насколько глубоко затронуты его чувства.
— Лично я больше не страдаю от этого, но моя мать переживает из-за того, что мы так далеки друг от друга. Если бы я мог ее утешить, я бы сделал это, но похоже, что я ничего не могу изменить.
— Тем хуже для него.
Наконец-то Джесс поняла, почему Мастерсон так не хотел помогать Алистеру найти свое место в обществе.
— Он лишает себя прекрасного сына.
Алистер смущенно покачал головой:
— Меня все еще поражает твоя беспечность. Мне бы следовало предупреждать тебя всякий раз, когда я собираюсь поведать тебе какой-нибудь свой грязный секрет, поскольку мне все больше и больше хочется удержать тебя. И, похоже, что бы я тебе ни рассказывал о себе, это не отвращает тебя.
В груди у нее разлилось тепло.
— Но ведь кто-то должен удерживать тебя от проказ.
— Это по плечу только тебе.
— Надеюсь, что это так.
— О, миледи, готов поклясться, что это своего рода предостережение.
Лицо Джессики приняло суровое выражение.
— Я ценю постоянство и верность, мистер Колфилд.
— Как и я. — Он побарабанил по столу кончиками пальцев. — Когда-то я верил, что Мастерсон глубоко любит мою мать, а она отвечает ему взаимностью. Он позволил ей родить меня и оставить при себе в качестве одного из своих детей, несмотря на то, что это терзало его. Ведь он знал, что моя мать никогда не простит его, если он заставит ее бросить меня. Но теперь…