Увернувшись от еще одного кубического камня, я забываю о стрелах, и одна из них вонзается в мое бедро.
– Нам надо что-то сделать, – говорю я Джексону, выдернув стрелу из бедра. – Иначе мы умрем.
Он протягивает руку и отбрасывает в сторону камень, который летел мне в голову – и это еще одно доказательство того, что я права.
– Подожди, – говорит он. – Я сейчас перенесусь к противоположной стене и посмотрю, можно ли…
– Я не стану ждать, – отвечаю я, отведя от него еще два камня, и тут еще один камень ударяет меня в висок.
Черт бы их подрал. Черт, черт.
Я хватаюсь за свою платиновую нить – и вот уже я превратилась в горгулью и взлетаю, пытаясь лучше разглядеть и землю, и потолок, с которого летят эти чертовы камни.
И у меня чуть не срывает крышу, когда я вижу, что земля вокруг нас уже усыпана ими и они продолжают сыпаться, как в игре в тетрис. И, если мы не придумаем, как их остановить, они погребут нас под собой.
Должно быть, Джексон тоже это понял, потому что теперь он использует свой телекинез, чтобы отбрасывать камни в сторону по мере того, как они валятся на нас. Но из-за этого он становится более подвержен действию стрел и едкого газа, которые испускают некоторые из этих камней.
– Нам надо опередить этот камнепад, – говорю я ему, приземлившись. – Иначе эти камни нас похоронят. Что, если я…
– Именно это я и пытаюсь сделать, – отзывается он. – Я складываю их…
Он замолкает, когда из-за стены доносится леденящий вопль.
– Что там происходит? – спрашивает он.
– Эта стена подходит слишком близко к потолку, – отвечаю я. – Так что даже сверху ничего не видно. Но что бы это ни было, похоже, это еще хуже, чем….
Я замолкаю, поскольку еще один камень врезается в мое плечо, и это так больно, что из глаз у меня сыплются искры несмотря на то, что я превратилась в горгулью.
– Черт возьми, – ревет Джексон и на этот раз использует свой телекинез, чтобы подвесить падающие камни в воздухе.
Это создает еще одну проблему. Теперь камни врезаются друг в друга и в каменные стены, скапливаясь над нами. И с каждым скапливающимся рядом они двигаются все ближе и ближе к нашим головам. Они вот-вот придавят нас к полу.
Джексон тоже это видит и поднимает руку, чтобы не дать им обрушиться на нас.
– Погоди, – говорю я ему. – У нас есть еще несколько минут до того, как все станет действительно скверно. Мы должны понять, что нам делать с этими камнями.
– Не обижайся, но, по-моему, все уже скверно, – отвечает он, уклонившись от удара камнем в щеку.
– Да, – соглашаюсь я, отступив, чтобы увернуться от струи едкого газа, испускаемого длинным плоским камнем, повисшим над нашими головами. – Но наверняка есть что-то, что мы можем сделать – какой-то способ разобраться с этой головоломкой.
– С головоломкой? – ошеломленно повторяет Джексон. – Ты думаешь, это головоломка?
– Да, конечно. Что еще это может… О, черт! – Я не успеваю увернуться вовремя, и в мое плечо попадает стрела. Как же она смогла поразить камень?
Джексон тем временем, видимо, отбрасывает в сторону один из этих чертовых камней и тут же, отскочив, бранится.
– Я не понимаю, что это, но нам лучше побыстрее соображать. Иначе нам крышка.
Внезапно из-за стены снова доносится глухой стук, когда кто-то из наших врезается в нее.
– И им тоже, – добавляет он.
Глава 126. Стыдно загадывать такие загадки
Поскольку я знаю, что он прав, и поскольку то, что происходит в двух половинах помещения, наверняка как-то связано, я опять взлетаю в воздух. И приказываю себе не паниковать, глядя на маленькое отверстие между потолком и стеной и понимая, в каком же скверном положении мы оказались.
Потому что отсюда видно, как быстро камни заполняют пространство между полом и стеной. И мы видим, как это происходит.
И, если добавить к этому то, что происходит на другой стороне, понятно, что мы попали в переплет.
Теперь Джексон стоит, махая то одной рукой, то другой и заставляя камни лететь в разные стороны. Но это не мешает им выпускать стрелы или едкий газ, так что еще немного, и этот газ задушит нас обоих.
Полная решимости понять, что к чему, я взлетаю еще выше. Трудно пролетать между этими камнями, не получив стрелы в глаз или струи газа в лицо, но мне это удается. Во всяком случае, до того, как в меня попадает камень, выпускающий газ, который обжигает мое лицо. Обжигает так сильно, что из моих глаз текут слезы.
Я тру лицо, но это не помогает. Жжение все усиливается, и я не знаю, что делать, пока не вспоминаю про бутылку воды, которую Мэйси засунула в мой рюкзак. Я достаю ее и, отвернув крышку, лью воду на свои лицо и глаза.
На это уходит несколько секунд, но жжение прекращается. Наконец-то я могу что-то видеть, и я зависаю над самой землей, ожидая, когда мое зрение достаточно прояснится.
И тут я различаю на земле силуэт чаши, похожей на ту, которая стоит на прилавке в магазине. Я приметила ее еще тогда, когда мы были здесь в первый раз – она стояла прямо рядом с кассой и была полна всевозможных ирисок.
Должно быть, это и есть то, что мы ищем, говорю я себе, подлетев к Джексону настолько близко, насколько мне позволяют летящие камни. Этой чаше больше незачем быть здесь и в магазине, тем более что эликсир, который мы ищем, тоже, вероятно, должен находиться в чаше, как говорится в мифе об Источнике молодости, доступ к которому вроде бы открывают эти Испытания.
– Я поняла! – восклицаю я и приземляюсь. – Мы должны заполнить силуэт чаши камнями.
– Какой чаши? – спрашивает он, недоуменно глядя на землю.
– Вот этой, – отвечаю я, касаясь ее края, который увидела сверху. Она занимает большую часть пола, но понятно, почему он до сих пор не увидел ее – сверху она похожа на случайный узор из камней.
– Так что же нам делать? – спрашивает Джексон, наконец разглядев чашу.
– Не знаю, – отвечаю я. – Но думаю, нам надо заполнить силуэт. Сделать так, чтобы камни легли в нее, как фрагменты головоломки.
На лице Джексона читается сомнение, но предложений получше у него нет, так что мы начинаем заполнять чашу-головоломку камнями.
Вот только на чаше много скругленных краев, а камни имеют прямоугольную форму.
А кроме того, нам приходится касаться каждого из этих камней, и всякий раз мы имеем дело с электрическими разрядами, стрелами, едким газом и жаром, не говоря уже о том, что что-то продолжает швырять и бить наших друзей по другую сторону этой стены.
Я даже слышала, как Хадсон заорал пару раз, и всякий раз у меня холодели руки.
Правда, раз там кто-то кричит, значит, они живы. И, боюсь, сейчас это лучшее, о чем мы можем просить.
– Дай мне тот длинный камень, – говорит мне Джексон, стараясь уложить три камня в основании чаши.
– Ничего не получится, – отвечаю я. – Он недостаточно широк.
– Да нет, все получится, – возражает он, хотя зазор явно слишком велик. – Просто дай мне попытаться…
– Разве в детстве ты не собирал картинки-головоломки? – спрашиваю я, когда он, проигнорировав мой совет, пытается заполнить пустоту длинным камнем, но из этого ничего не выходит. – Тебе нужен один из вон тех коротких плоских камней. Они вдвое шире, так что…
– Тогда принеси мне его! – рявкает он, и честное слово, не находись мы в таком отчаянном положении, я бы саданула его кулаком в лицо.
– Возьми его сам, – рявкаю в ответ я, злясь на него за то, что с тех пор, как мы оказались заперты здесь, он либо пытается защитить меня, либо орет на меня. Я понимаю, что это так задевает меня просто потому, что мы оба находимся в состоянии стресса, но ему все равно надо сдать назад. Я могу сделать это не хуже него, а скорее, даже лучше, ведь он не может правильно уложить камни даже в квадратное основание чаши в то время, как мне удается уложить фрагменты головоломки там, где край круглый.
Он рычит, но делает то, что я говорю, выхватив нужный камень из воздуха так резко, что тот пускает ему в глаза газ, который чуть раньше ударил в лицо мне самой.
Одновременно Хадсон вопит то ли от ярости, то ли от страха – трудно понять, от чего именно, пока он находится за стеной, – и от этого вопля у меня стынет кровь.
Я понимаю, что нам надо как можно скорее закончить этот чертов пазл, но я все равно неловко достаю из рюкзака бутылку с водой, чтобы бросить ее Джексону. Тут до меня доходит, что он ничего не видит, поскольку из его красных воспаленных глаз вовсю текут слезы, так что я просто выливаю то, что осталось в бутылке, ему на лицо. И едва удерживаюсь от того, чтобы ехидно заметить, что я знаю, что делаю и что без меня он был бы в жопе.
Как только его глаза приходят в подобие нормы, мы продолжаем лихорадочно собирать головоломку. Я заканчиваю укладывать камни в круглой части чаши до того, как Джексон завершает работу над основанием – похоже, в детстве он в самом деле не имел дела с головоломками, – и я помогаю ему доделать дело.
Он брюзжит, когда я пытаюсь переложить фрагменты, которые он уже уложил, но на сей раз я просто не обращаю на него внимания, поскольку грохот и треск, доносящиеся с другой стороны стены, становятся только громче.
Я не слышу голосов Хадсона и Мэйси уже пару секунд, и меня терзает страх. Что, если с ними что-то произошло? Что, если то, что находится там, уже добралось до них? Или…
– Давай, сосредоточься, – рычит Джексон, когда на той стороне что-то врезается в стену с такой силой, что под нашими ногами трясется пол. – Чем скорее мы завершим это дело, тем скорее сможем увидеть их.
– Надеюсь, что так, – чуть слышно бормочу я, но понимаю, что он прав, и потому хватаю два последних камня – не обращая внимания на то, что один из них обжигает меня – и укладываю их на место.
И, как только я делаю это, все прекращается. С той стороны стены больше не доносится ни звука. Сверху перестают падать камни. К тому же, когда я случайно касаюсь одного из камней и когда другого камня случайно касается Джексон, ничего не происходит.