– Ничего у меня не болит, – говорит он, целуя Мэйси в макушку. – Теперь, когда я знаю, что ты жива, мне больше не о чем беспокоиться.
Меня восхищает сила его духа, но он так кренится на одну сторону, что мне трудно поверить его словам.
– Не беспокойся, папа. Мы вытащим вас отсюда, – успокаивает его Мэйси.
Я переглядываюсь с Хадсоном, который стоит рядом. Я обеими руками за то, чтобы вытащить отсюда всех, но я не любительница раздавать обещания, выполнить которые мы не можем. А в данный момент мы лишены нашей магической силы и заперты в темнице. Побег отсюда кажется мне несбыточной мечтой, и сейчас я хочу одного – чтобы те, кого я люблю, остались целы.
Но и это представляется маловероятным. Если Сайрус похитил всех этих людей, потому что хочет выкачать из них магическую силу, то первыми в очереди должны быть его сыновья. Ведь они самые сильные сверхъестественные существа в этой камере – они одни из самых сильных сверхъестественных существ на земле, – и сам он очень постарался, чтобы они стали такими. Так почему ему не попытаться начать с них? Хотя, пожалуй, есть вопрос получше: почему он не попытался выкачать из них магическую силу раньше?
– Ты в порядке? – спрашивает меня Хадсон, глядя мне в глаза.
Я в ответ смотрю на него, словно говоря: ты шутишь?
Но прежде, чем я успеваю что-то сказать, Мэйси говорит:
– Папа, мама тоже здесь. Мы посетили Двор ведьм и ведьмаков, и там мне сообщили, что она была здесь все это время. Когда мы выберемся отсюда, нам надо будет разыскать ее, нам надо будет…
– Мэйси. – Дядя Финн жестом останавливает ее. – Я уже знаю, где находится твоя мать.
– Как это, знаешь? Как такое возможно?
Мой дядя не отвечает, а просто пристально смотрит на Мэйси, и его руки дрожат. Наконец он хрипло произносит:
– Я просто пытался тебя защитить.
Мэйси отшатывается.
– О чем ты? Защитить меня от чего? – Впервые за все время, что я ее знаю, на ее лице отражается подозрение и боль от предательства.
– Я не хотел, чтобы ты узнала об этом вот так, – говорит он, и видно, что для нее эти его слова как удар под дых. И немудрено – на мой взгляд, это худшая фраза в английском языке, потому что за ней всегда, всегда следует что-то очень плохое.
– Узнала о чем? – Она щурит глаза и упирает руки в бока. – О чем ты мне не сказал?
Дядя Финн берет ее за руку и, хромая, обходит группу учеников.
Я поворачиваюсь к Хадсону.
– Мне надо…
– Иди, – перебивает меня он. – Я хочу поговорить с Джексоном об этой нашей гнусной сестрице, о которой мы ничего не знали. Разыщи нас, когда закончишь.
Я киваю и иду вслед за Мэйси и дядей Финном.
Они обходят еще две группы учеников, направляясь в самый дальний угол темницы. Здесь на полу я вижу женщину, которая лишь отдаленно напоминает мою тетю Ровену.
У нее те же белокурые волосы, которые я помню – они того же цвета, что и волосы Мэйси под краской, – и та же маленькая родинка в форме сердечка на щеке. Но на этом сходство заканчивается – эта несчастная сломленная женщина, съежившаяся под любимым клетчатым блейзером дяди Финна, совсем не похожа на мою тетю – смешливую, полную жизни.
Ее кожа приобрела желтоватый оттенок, карие глаза ввалились, и под ними залегли темные круги. Ее видавшая виды одежда висит на изможденном теле, словно саван.
Увидев ее, Мэйси вскрикивает и падает на колени.
– Мама! О господи, мама. – По ее лицу текут слезы, когда она обнимает свою мать.
Моя тетя испускает тихий жалобный крик, гладя волосы Мэйси, пытается обнять ее, и из ее глаз тоже катятся слезы.
– Моя девочка, моя девочка, – испуганным надтреснутым голосом повторяет она.
– Что с тобой случилось? – шепчет Мэйси.
Ее мать не отвечает – она так сломлена и слаба, что вряд ли сумеет сформулировать ответ на этот вопрос, явно весьма сложный – и Мэйси не настаивает. Она просто сидит, не мешая своей матери касаться ее щек и волос.
– Какая ты красивая, – шепчет моя тетя. – Какая ты красивая.
В конце концов тетя Ровена засыпает, и Мэйси вытирает слезы со своих щек. Затем, высвободившись из объятий матери – та при этом даже не шевелится, – встает на ноги и набрасывается на своего отца с яростью, которой я никогда еще не наблюдала у моей веселой и мягкой кузины.
– Что ты сделал? – резко спрашивает она, наступая на дядю Финна.
– Это не я, Мэйси, я не имею к этому никакого отношения. – Он с мольбой протягивает к ней руки. – Я никак не мог изменить ее наказание и не мог освободить ее, как ни старался, что бы ни делал. Но я не оставлял попыток. Поверь мне, я пытался все восемь лет.
– Ты восемь лет знал, что она заперта здесь? – спрашивает Мэйси. – И ничего мне не сказал?
Ее голос звучит так громко, что это привлекает внимание наших друзей, и они подходят к нам.
– Зачем было говорить тебе, что она здесь? – спрашивает дядя Финн. – Это бы только причинило тебе боль.
– Ты думаешь, мне не было больно от того, что все это время я считала, что она бросила меня? – парирует она. – От того, что я думала, будто она просто не желает меня знать? Каким человеком надо быть, чтобы так поступить со своей дочерью?
Ее слова бьют дядю Финна наотмашь, и я вижу, как он вздрагивает. Это беспокоит меня, ведь он и так слаб, да еще и мучается от того, в каком состоянии нашел свою жену. А тут Мэйси обрушилась на него, что, надо думать, и вовсе невыносимо.
Он поступил неправильно – очень неправильно, но сейчас он заточен в темницу, и от того, что Мэйси набрасывается на него, все становится только хуже.
Эта мысль заставляет меня сделать шаг вперед и положить руку на плечо кузины.
– Мэйси, возможно, нам следовало бы…
Она тут же набрасывается и на меня.
– Не уговаривай меня! Он лгал мне восемь лет. Он на восемь лет оставил ее в этом аду, где Сайрус мучил ее. А теперь он пытается найти себе оправдания!
– Ничего я не пытаюсь. Ты имеешь полное право злиться на меня…
– А ты не имеешь никакого права говорить мне, какие у меня есть права, – огрызается она. – Ты не имеешь права даже разговаривать со мной.
Она опускает взгляд на свою мать, которая сжалась в комок на полу, будто даже теперь, во сне, пытается защититься от боли.
– Как ты мог так поступить? Как ты мог… – Ее голос пресекается, и Мекай протягивает руки и притягивает ее к себе. Она утыкается лицом в его плечо, вытирает лицо руками, затем шепчет своему отцу: – Расскажи мне все.
Глава 64. Папа не знает лучше
– Это долгая история, – говорит мой дядя.
Мэйси смотрит на свою спящую, дрожащую мать и отвечает:
– Не сомневаюсь.
Дядя Финн вздыхает.
– Она не хотела, чтобы ты знала. Никто из нас не хотел. Мы хотели, чтобы ты оставалась далеко от передовой.
– Знала что? – зло спрашивает Мэйси, отстранившись от Мекая, рядом с которым теперь стоит Хадсон, и опять повернувшись к своему отцу. – Что Сайрус держит ее здесь вот уже восемь лет? И все это время мучает ее?
– Как бы мне ни хотелось возложить на Сайруса всю вину за нынешнее состояние твоей матери, дело обстоит намного сложнее.
– Что тут сложного? Этот тип – чудовище, которое всю жизнь только и делало, что оттачивало свое умение вредить другим. – Она показывает на свою мать. – Достаточно посмотреть на нее.
– Да, это так, но твою мать мучает не он. – Дядя Финн переводит взгляд на меня. – Это делает Карга.
– Карга? – Это слово вырывается у меня само собой. Меня обдает жаром и охватывает чувство вины, от которого мне становится трудно дышать.
Это я хотела, чтобы мы отправились к Карге. Это я привела Мэйси в дом женщины, которая все это время… Вот мерзавка. Гнусная подлая мерзавка. Мы были там, Мэйси была там, в ее доме, и она не сказала нам об этом ни слова, ни единого слова.
Хадсон кладет руку мне на поясницу, будто знает, что я корю себя за наш визит к Карге. Он ничего не говорит, но я знаю – он пытается сказать мне, что это не моя вина. Что я не могла этого знать.
Но это не так. Пусть я не знала, что Карга делает с матерью Мэйси, но ведь Хадсон предостерегал меня против визита к ней. Я не послушала его, и вот теперь… Теперь я в долгу перед женщиной, которая мучает мою тетю, мучает уже столько лет. Я бы сказала, что хуже быть не может, но в этом мире дела всегда могут принять еще худший оборот.
– Но почему? – спрашивает Мэйси. – С какой стати Карга решила мучить маму? Мама же помогала людям всю свою жизнь. Она никогда никому не причиняла вреда, так почему же…
– Как-то раз Карга оказала твоей матери одну услугу, – отвечает дядя Финн. – И твоя мать была должна оказать ей ответную услугу.
– И что? – спрашивает Мэйси.
– И она не смогла.
– И это дает Карге право мучить ее до конца дней? – спрашивает Мэйси. – Это же полный бред. У Грейс тоже есть должок перед Каргой. Значит ли это, что если что-то пойдет не так, то Карга сможет мучить Грейс до скончания времен? Конечно же, нет… – Она замолкает и, повернувшись, смотрит на меня во все глаза.
Я уверена – мои глаза сейчас так же округлены. А Хадсон рядом со мной стоит так неподвижно, будто обратился в камень.
– Никто не упоминал, что платой за неудачу в оказании ответной услуги должны быть вечные муки, – ни к кому не обращаясь, говорит Флинт. – Иначе я бы запомнил.
– У Грейс есть должок перед Каргой? – В голосе дяди Финна звучит ужас.
– Давайте не будем беспокоиться об этом сейчас, – отвечаю я, потому что мой мозг и так уже вконец обалдел, и у меня вот-вот может начаться полноценная паническая атака. Я почти дошла до ручки. – А чего именно Карга хотела от тети Ровены? Если мы сделаем то, чего она хочет, то сможем освободить ее из этой темницы?
– Вообще-то следует откровенно признать, – вворачивает Иден, – что сейчас мы не в том положении, чтобы кого-то освобождать из темницы или откуда-то еще.
Дядя Финн предпочитает ответить не ей, а мне.
– Сайрус держит ее в этой темнице не потому, что она не смогла оказать ответную услугу Карге. Он держит ее здесь, потому что она была признана виновной в шпионаже против Двора вампиров. Обычно за это казнят, но Ровена приходится кузиной королеве ведьм и ведьмаков, так что ее казнь могла бы вызвать политические проблемы.