Стоящий рядом со мной Хадсон напрягается, но, посмотрев на него, я вижу, что у него скучающий вид, как будто оказаться в камере пыток – для него в порядке вещей, обычная рутина. Но его глаза пристально и настороженно шарят вокруг, осматривая каждый дюйм. Может, он высматривает путь для побега? Или пытается придумать, как завладеть оружием?
Но полки с оружием тоже охраняют гвардейцы, они выстроились плечо к плечу, так что последнее кажется мне невозможным. Правда мы уже не раз бывали в ситуациях, когда победа казалась нам невозможной, однако мы все еще живы.
Я держусь за эту мысль, пока двое гвардейцев хватают меня и прижимают к стене, а третий закрывает свисающие с нее кандалы сначала на моих запястьях, потом на лодыжках.
Когда металлические обручи смыкаются на моих руках и ногах, я смотрю на Хадсона и думаю о том времени, которое мы потеряли, и о будущем, которое должно у нас быть, чтобы мы могли наверстать это упущенное время. И черт возьми, пусть я в цепях, я не сдамся без боя. Это мой долг перед Хадсоном – и перед остальными, – и я должна сражаться до конца. Не знаю, как именно, но надо придумать и притом быстро. Иначе…
– Знаешь, Грейс, – говорит Сайрус, входя в комнату в своем безукоризненном костюме. Даже в этом ужасном месте он выглядит так, будто собрался на званый ужин, а не планирует мучить одиннадцать подростков. Впрочем, очень может быть, что для него это одно и то же. – Не могу не отдать тебе должное, – продолжает он, придвинувшись к моему лицу. – Ты прямо-таки лезешь из кожи вон, чтобы облегчить мне задачу. Право же, если бы время не поджимало, я бы немного огорчился, что ты оставляешь мне так мало возможностей использовать мои таланты.
Он говорит это вкрадчиво и весело, будто это его забавляет. А еще в его голосе звучит снисходительность, от которой я начинаю злиться. Потому что я терпеть не могу, когда кто-то указывает мне на мои ошибки, особенно если при этом он демонстрирует самовлюбленность и злорадство. А от того, что он, возможно, прав, и от того, что по моей вине друзья оказались втянуты в этот кошмар, мне становится еще хуже.
Но он продолжает, нанося очередной удар:
– Я был готов потерять в битве легионы, чтобы захватить тебя после Лударес, когда укусил тебя и обнаружил, что ты потомок Кассии. – Он качает головой. – Но ты сама вызвалась отправиться в тюрьму вместе с моим никчемным сыном и так облегчила мне жизнь.
От его слов мои злость и тревога превращаются в ярость, но я не отвечаю. Он нарочно дразнит меня, пытается вывести из себя, но я не доставлю ему такого удовольствия.
Когда я не отвечаю, он разыгрывает целое действо – неторопливо снимает пиджак, вешает его на спинку одного из немногочисленных стульев, вынимает из манжет запонки из серебра с аметистами и кладет их в карман брюк, после чего начинает закатывать рукава.
– Должен признаться, я не ожидал, что ты сможешь выжить в Этериуме – и выбраться из него после того, как Адрия всучила тебе цветок. Это было настоящим прорывом, и я полагал, что ты воспользуешься этим шансом и забьешься в какую-нибудь нору, но вместо этого ты опять явилась прямиком ко мне, не так ли? И предоставила мне возможность уничтожить не только тебя, но и всех твоих друзей.
Он качает головой, будто недоумевая, но я не так наивна, чтобы поверить, что это и впрямь озадачивает его. Это тщательно подготовленная речь, предназначенная специально для того, чтобы подорвать мою уверенность в себе. Хотя, разумеется, то, что я это понимаю, не означает, что он не достигает цели. Тем более что с его словами не поспоришь.
Я действительно несколько раз невольно подыграла ему, я раз за разом игнорировала все предупреждающие знаки и ставила друзей под удар, даже когда не желала того или просто пыталась их спасти. В который раз я думаю о том, что у меня должок перед Каргой – трудно об этом не думать, когда Сайрус называет ее Адрией, как будто они закадычные друзья и он знает все о нашем визите к ней.
Значит ли это, что все это время он был с ней заодно? От этой мысли мне хочется кричать – особенно когда я думаю о том, что Карга может потребовать от меня ответной услуги, когда захочет. Или когда захочет Сайрус? Меня захлестывает ужас – неужели я, сама того не желая, привязала себя к королю вампиров, когда пыталась сделать прямо противоположное?
Сайрус делает паузу для драматического эффекта – а вернее, для того, чтобы я взорвалась и вышла из себя. Но я ни за что не поддамся и не доставлю ему такого удовольствия. Только не теперь, когда он отнял у меня так много.
Вместо этого я продолжаю смотреть в пол, стиснув зубы. «Не поднимай взгляд, – повторяю я себе снова и снова. – Не смотри на него. Не смотри. Не смотри».
Спустя несколько бесконечно долгих секунд Сайрус испускает тяжелый вздох.
– А теперь еще и это – ты опять втянула всех в передрягу. Я был уверен, что мне придется высылать поисковые отряды, чтобы силой доставить тебя к моему двору. Однако ты уже здесь. И ты даже не потрудилась договориться со мной об условиях, когда прибыла сюда. Нет, Грейс, только не ты. Ты просто взяла и явилась прямиком в мою темницу, как будто тут медом намазано. – Он качает головой. – Тысячу лет я планировал, что сделаю, когда наконец доберусь до кого-то из потомков Кассии. Я собирал легионы воинов, чтобы захватить тебя и обрести то, чего был лишен все эти годы. – Он снисходительно усмехается и опять качает головой. – Но я никогда не думал, что та, в ком течет кровь Кассии, окажется так глупа, что принесет мне все, чего я хотел, сама, можно сказать, на блюдечке. Так что большое тебе спасибо. Ты дала мне куда больше, чем я когда-либо смел надеяться.
Даже понимая, что делает Сайрус, даже осознавая, что он пытается разрушить остатки моей уверенности в себе, я все равно чувствую себя конченой неудачницей. Потому что он прав. Все, что он говорит, правда. Все произошло именно так, как он сказал.
С самого первого дня в этом мире я чувствовала себя так, будто кто-то играет со мной в шахматы. Однако я так и не разработала стратегию, не попыталась изменить ход игры, повернуть ее в свою пользу. Вместо этого я все время думала только на один ход вперед – и вот очутилась здесь, в этой камере пыток. Как и мои друзья.
Из-за своих ошибок, из-за своей недальновидности я погубила не только себя, но и всех, кого люблю. Удастся ли мне когда-нибудь загладить свою вину перед ними? Удастся ли кому-то из нас спастись?
Сайрус подходит к полкам, на которых лежат жуткие орудия, на секунду останавливается перед ними, будто раздумывая, какое из них хочет испробовать на нас. И наконец берет два длинных металлических штыря с острыми концами, при виде которых у меня падает сердце.
Я не знаю, для чего предназначены эти штуки, но вряд ли для чего-то хорошего. Это конец. Я запорола все, что могла, и теперь из-за меня все будут страдать.
Вот бы узнать, как можно это остановить.
Глава 67. Лжец и грудь в огне
Сайрус опять поворачивается к нам, держа металлические штыри. При этом он встречается взглядом с Хадсоном, и на секунду я вижу в его глазах нескрываемую радость от того, что теперь он наконец может отплатить своему сыну за то, что тот сделал с ним на том поле для турнира Лударес.
Он подходит к моей паре, явно желая, чтобы он молил его о пощаде. Хадсон никогда этого не сделает, но это готова сделать я. Не будь я прикована к стене, я бы заслонила его, чтобы Сайрус убил меня и чтобы за это время Хадсон смог придумать, как остановить его.
Но я прикована к стене и могу только бессильно наблюдать.
Пожалуйста, молю я вселенную, пожалуйста, не дай ему причинить вред Хадсону. Не дай ему причинить вред никому из них. Они не заслуживают, чтобы он лишил их магической силы – они не заслуживают смерти, – и все из-за ошибок, которые совершила я. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.
– С кого мне начать? – спрашивает Сайрус, по-прежнему глядя Хадсону в глаза.
– С меня, – отвечаю я, стараясь говорить спокойно, несмотря на обуявший меня страх. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пусть он оставит их в покое. – Вы только что разразились речью о том, какие усилия были готовы предпринять, чтобы поймать меня. Если я действительно такая особенная, то почему бы вам не начать с меня?
– Как там выражаются эти обыкновенные люди? Возможно, я «оставлю самое вкусное напоследок».
– Мы оба знаем, что это не так, – говорю я. – Просто вы решили, что я вам наиболее полезна.
– Надо же, какая ты умная. – Он скалится, показывая клыки.
– Стараюсь, – отвечаю я, полная решимости заставить его говорить так долго, как только могу. Мои друзья – и моя пара – умны и изобретательны, а значит, чем дольше внимание Сайруса будет отвлечено на меня, тем больше времени у них будет для того, чтобы придумать, как выбраться из этой передряги.
– Кстати, почему? Что во мне такого?
Он склоняет голову набок, словно обдумывая мой вопрос – а вернее, думая о том, хочет он ответить на него или нет. И поскольку я не могу допустить, чтобы он утратил интерес к разговору, я говорю первое, что приходит мне в голову:
– Если вам нужна Корона, то сейчас от нее вам не будет никакого толку. Чтобы привести ее в действие, нужна Армия горгулий, а вам известно, что она исчезла.
– Да ну? – Он крутит в руках металлические штыри, как будто и впрямь обдумывает мои слова. Но расчетливый блеск в его глазах говорит об обратном, когда он продолжает: – Но то, что она «исчезла», еще не означает, что она мертва, не так ли, Грейс?
У меня холодеет кровь. Откуда он может это знать? Выходит, кто-то передал ему то, что нам рассказала Кровопускательница?
Но кто?
Пожалуйста, нет. Не может быть. Этого просто не может быть.
Но, взглянув на Хадсона, я вижу, что он думает о том же, о чем и я. От этого мне становится еще хуже, хотя казалось, что хуже уже некуда. Я составляю мысленный список тех, кто был в пещере, когда Кровопускательница говорила об Армии горгулий.