Хадсон, Джексон, Иден, Мэйси, Флинт, Мекай и я сама. Я не могу поверить, что это был кто-то из них – я доверяла им как себе и буду доверять впредь, – и они ни разу не подвели меня. Даже теперь, хотя мы разделились, я не верю, что кто-то из них мог выдать меня. Ни моя пара, ни моя бывшая пара, ни моя кузина, ни трое моих лучших друзей. Никто из них этого бы не сделал.
Тогда кто? Мы рассказали о нашем разговоре с Кровопускательницей только Дауду, Лайаму, Рафаэлю и Байрону. Но это тоже немыслимо. Дауд отчаянно хочет спасти своего брата. Лайам, Рафаэль и Байрон преданы Джексону и были преданы ему всегда. Никто из них не мог предать меня.
Или все-таки мог?
От этой мысли мне хочется блевать. Мы столько всего пережили вместе – и хорошего, и плохого, – так как же кто-то из них мог сделать такое?
Нет, они не могли, говорю я себе. Это Сайрус пытается забраться нам в головы, пытается растащить нас по углам, потому что мы слишком сильны, когда мы вместе. Нет, на этот раз я не попадусь на его удочку.
Но даже теперь, когда я сверлю его взглядом, в глубине моего сознания шевелится червячок сомнения, которого не было там прежде. Мысль о предательстве, которого я не могла даже вообразить.
Я пытаюсь скрыть это, пытаюсь изобразить каменную невозмутимость, как в таких случаях делает Хадсон. Но, видимо, я все-таки выдаю себя, потому что на лице Сайруса снова отражается злорадство. Как будто он знает, что я начала сомневаться и это очень радует его.
– Я почти вижу, как в твоей голове крутятся колесики, Грейс. – Он самодовольно ухмыляется. – До тебя все-таки дошло. Я рад – это значит, что ты наконец усвоила урок.
Он отворачивается от Хадсона – и от меня – и идет вдоль круглой стены, пока не останавливается перед Лайамом. У меня по коже пробегает мороз, к горлу подступает тошнота.
– Черт побери, нет, – бормочет Джексон. – Это брехня.
– Я еще ничего не сказал, – говорит его отец. – Но мне и не нужно, не так ли? Ведь вы и сами поняли, что Лайам с большим удовольствием уведомлял меня обо всех ваших передвижениях.
– Это неправда! – вопит Лайам. – Я никогда…
Сайрус обрывает его речь на полуслове, глубоко вонзив металлические штыри ему в грудь.
Мэйси истошно кричит.
Джексон лязгает своими цепями, пытаясь вырвать их из стены.
А мы, остальные, смотрим, лишившись дара речи.
Поначалу мне кажется, что Лайам мертв, но тут я вижу слезы в его глазах. А затем слышу предсмертный хрип в его груди, когда он пытается набрать воздуха в свои проколотые легкие. Штыри парализовали его.
– Что происходит? – шепчу я Хадсону, но он не отвечает, просто с каменным лицом смотрит на эту сцену, прищурив глаза.
На меня обрушивается паника, она сжимает мою грудь, грозит поглотить меня.
Полная решимости не поддаваться ей – только не здесь, только не сейчас, – я отвожу взгляд от посеревшего лица Лайама, от его дрожащего тела. Я по-прежнему отказываюсь верить, что все это время он был предателем, однако тихий голос в глубине моего сознания шепчет, что это бы объяснило, каким образом Сайрус узнал, когда именно мы отправимся на остров, чтобы освободить Неубиваемого Зверя. И, о боже, если этот мерзавец в самом деле действует заодно с Каргой, как он говорит… то ему было заранее известно, что мы отправимся к ней.
Вместе с этой мыслью мне приходит на ум еще одна, более пугающая, и меня охватывает страх. Если Лайам сообщил Сайрусу, что мы собираемся попросить Каргу дать нам средство для побега из Этериума, то не он ли подстроил все так, чтобы у меня появился перед ней должок? А что, если он хочет, чтобы я добыла для него Божественный камень? Неужели я рисковала всем лишь затем, чтобы подарить ему победу?
Перед моим мысленным взором предстает ужасная картина – моя тетя, изможденная и измученная магическими пытками, но я отгоняю от себя это видение. Как отгоняю и страх, и сомнения, и сокрушительную боль от предательства Лайама. Потому что этого и хочет Сайрус. Чтобы мы боялись и действовали под влиянием страха и таким образом помогли ему осуществить его гнусный план, каким бы он ни был.
Я оглядываю комнату, ища что-нибудь такое, на чем можно было бы остановить взгляд помимо моих друзей, прикованных к стене, и тела несчастного Лайама. Помимо орудий пыток на полках и мерзкого ублюдка, важно распустившего хвост.
Я обращаю внимание на Изадору. Она стоит, прислонившись к стене, и чистит ногти ножом с таким видом, будто то, что происходит, совершенно нормально.
Она не поднимает глаз даже тогда, когда Джексон рычит:
– Я убью тебя голыми руками, подлый ублюдок.
Сайрус шокирован – впервые с того момента, как мы вошли сюда.
– Почему?
– Как это почему? – рычит Байрон. – Ты только что убил нашего друга.
– Он был трусом, – отвечает Сайрус, по-прежнему недоумевая. – И даже хуже – предателем. Он продал своих друзей ради места за моим столом. Он не из тех, о ком вам стоило бы горевать. И я все равно не пустил бы его за свой стол после того, как он перестал быть мне полезен. Ему была неведома верность, а верность – это все. – Он хитро смотрит на Хадсона. – Тебе так не кажется, сын?
Хадсон не отвечает. Как и Изадора, легко водящая пальцами по лезвию своего ножа, она даже не смотрит на своего отца.
Во всяком случае до тех пор, пока Сайрус не поворачивается к своей дочери и не спрашивает:
– Изадора, ты мне поможешь?
Кажется, на мгновение ее плечи напрягаются, но, по правде сказать, это происходит так быстро, что, возможно, это просто игра моего воображения. У нее уходит всего лишь пара секунд на то, чтобы вытереть нож о штанину, вложить его в ножны и подойти к своему отцу.
– Конечно, папа. – Она произносит это как маленькая девочка, ласково и умильно, и это вызывает у меня отвращение.
Впрочем, почти все в этих двоих вызывает у меня отвращение. И это еще до того, как Изадора берется за металлические штыри, торчащие из груди Лайама, словно камертон. Ее руки сжимают их, она делает глубокий вдох и сводит их вместе.
Лайам испускает безмолвный крик, штыри раскаляются докрасна. Голова Изадоры запрокидывается, тело напрягается, а руки тоже начинают светиться красным светом, особенно вены. Они светятся все ярче, пока мне не начинает казаться, что она вот-вот вспыхнет, словно феникс.
Но затем она хватается за сведенные вместе штыри одной рукой. А другую руку светящейся ладонью вверх протягивает Сайрусу.
Он хватает ее, и я сразу же понимаю, что она делает. И знаю, что сейчас произойдет.
Все внутри меня требует, чтобы я отвела взгляд. Я не могу на это смотреть. Это слишком ужасно.
Потому что Изадора и есть секретное оружие Сайруса для кражи магической силы, и теперь она забирает у Лайама эту силу до последней капли.
Глава 68. Есть такие вещи, которые нельзя найти онлайн
Лайам понимает, что происходит – я вижу это по его глазам, по его лицу, по его безмолвному крику.
Он не издает ни звука, но в этом нет нужды. По его щекам текут слезы, в глазах такой страх, что это парализует меня. Парализует всех нас – об этом говорят неподвижность и безмолвие моих друзей.
Я вижу, как магическая сила покидает его тело – нет, она не выливается из него капля за каплей, но я могу видеть, что ее отсутствие делает с ним.
Впечатление такое, будто вместе с магической силой Изадора забирает у него и душу, и я никогда в жизни не видела ничего более ужасающего.
– Она выкачивает души, – потрясенно шепчет Мекай, и я вижу сразу – он прав. Лайам усыхает у нас на глазах, его мышцы, его плоть тают с каждой секундой. И он теряет не только массу – он словно исчезает. Его кожа принимает болезненно-желтый оттенок, глаза западают – от него остаются только кожа и кости.
Он оседает, валясь вперед, такой слабый, что даже штыри не могут его удержать. Изадора начинает отходить назад, но Сайрус останавливает ее.
– Прикончи его, – рявкает он.
– С удовольствием, – отвечает она, но теперь в ее голосе нет ни прежней умильности, ни прежнего энтузиазма.
Несколько секунд – и Лайам перестает плакать и испускает судорожный вздох, от которого у меня стынет кровь. Он мертв. О боже, он мертв, и Изадора убила его не раздумывая.
Я молюсь о том, чтобы ошибиться, надеюсь, что он просто потерял сознание от боли. Но тут Изадора отпускает руку своего отца, выдергивает штыри из груди Лайама, и я понимаю, что не ошиблась. Орден только что потерял еще одного члена.
Мэйси плачет, тихо и скорбно, как будто наступает конец света. И я ее понимаю, правда понимаю, ведь кто знает, кем из нас Сайрус и его убийственно холодная дочь займутся теперь.
Я в ужасе смотрю, как усохшие запястья Лайама выскальзывают из кандалов, и его безжизненное тело с жутким глухим стуком валится на пол к ногам Изадоры. Но она, похоже, даже не замечает его, а просто подходит к полке и кладет штыри в большую стеклянную банку с прозрачной жидкостью. Мгновение – и жидкость приобретает красноватый оттенок, это кровь Лайама смывается и словно вихрится.
Часть меня до сих пор не может поверить, что это происходит на самом деле, что Лайам в самом деле мертв. Шестьдесят секунд назад он был жив и протестовал против обвинений Сайруса. А теперь бездыханный лежит на полу, превратившись всего лишь в оболочку себя прежнего.
То, что произошло, проигрывается в моем мозгу снова и снова. У Изадоры ушло не больше минуты на то, чтобы выкачать из Лайама его магическую силу и убить его, но я не сомневаюсь, что эта сцена останется в моей памяти навсегда.
Я ожидаю, что сейчас Джексон окончательно слетит с катушек, и удивляюсь, когда он не произносит ни слова. Впрочем, как и все остальные. После гибели Лайама в комнате повисло гробовое молчание, и я знаю: это от того, что все мои друзья охвачены таким же ужасом и так же ошеломлены, как и я сама.
А вот Сайрус, похоже, очень доволен собой. Он потягивается, вращает плечами и машет руками, как будто у него только что была интенсивная тренировка.