Мне не терпится показать ему, какое он на самом деле ничтожество, и начну я после того, как он согласится, чтобы со мной отправились мои друзья.
Он должен согласиться. Должен. Ведь только так я смогу осуществить свой план.
Наша игра в гляделки продолжается, Сайрус вскидывает бровь, и мне становится почти смешно. Если он воображает, будто его угрожающая ухмылка заставит меня сдать назад, то он совсем не знает своих сыновей. Я сталкивалась с такими взглядами сначала в отношениях с Джексоном, а потом с Хадсоном с самого первого дня в Кэтмире и чаще выигрывала, чем проигрывала в этих дуэлях.
Что ж, действительно, практика – это путь к совершенству, поскольку Сайрус ждет еще несколько секунд, затем со скучающим видом машет рукой и говорит:
– Хорошо. Ты можешь взять с собой моих никчемных сыновей и пару остальных. Но то, что остается от Ордена, останется здесь. И если ты заставишь меня ждать, то каждый день такого ожидания я буду скармливать одного из них волкам. – Он самодовольно ухмыляется. – Они с удовольствием обглодают их кости, тебе так не кажется?
Какое же он все-таки чудовище – и не потому, что у него вампирские клыки и он не любит солнечный свет. Он чудовище потому, что думает только о себе и старается только для себя. Ему плевать, кому он причиняет зло, кого он использует, кого он уничтожает, если при этом он получает то, чего хочет. Он готов творить зло направо и налево, чтобы что-то там доказать. Это отвратительно, и я полна решимости его остановить. Может быть, не сегодня, но скоро. Очень, очень скоро.
– А также, – с ухмылкой добавляет он, – ты возьмешь с собой Изадору.
Он что, шутит? Это жуткое демонское отродье?
Я ухитряюсь не показать свои ужас и отвращение, но кое-кому из остальных это не удается. Джексон рычит, Мэйси стонет, а Флинт бормочет:
– Вот черт.
Только Хадсон и Иден умудряются не показать своих эмоций. Это не значит, что я не чувствую их неприятия, но они хотя бы не выбрасывают белый флаг.
А Сайрус в восторге. Он усмехается. Вот гнусный ублюдок.
Однако Изадора, похоже, совсем не рада. Она так же хорошо умеет делать невозмутимое лицо, как и Хадсон, и последние несколько минут она провела, вырезая что-то на столе в углу – наверняка какую-нибудь адскую демоническую хрень. Но при последних словах Сайруса царапанье ее ножа на мгновение прекратилось.
Ее замешательство длится недолго, но достаточно, чтобы показать мне, что она не ожидала, что Сайрус отправит ее вместе с нами. Возможно, мне следует начать беспокоиться. Ведь эта девица как-никак сила, с которой нельзя не считаться. Взять хотя бы эту ее жуткую любовь к ножам.
Но, если честно, это ободряет меня. Если Изадора понятия не имела, что произойдет, значит, Сайрус отступил от своего плана. Значит, он действует спонтанно. А если он в кои-то веки не опережает нас на пять ходов, то у меня есть шанс немного укрепить свои позиции – особенно сейчас, когда я ясно вижу всю шахматную доску, вижу впервые.
Правда, это не значит, что мне хочется, чтобы Изадора оказалась вместе со мной при Дворе горгулий. Эта девица вселяет страх, и у меня такое ощущение, будто каждая минута, проведенная в ее обществе, сокращает наши шансы сохранить пальцы на руках и ногах… и другие части наших тел.
Но Сайрусу я ничего не говорю о своих опасениях. Я сохраню свое преимущество, каким бы небольшим оно ни было. И поэтому пожимаю плечами – как нельзя более небрежно.
– Я не против. Чем больше, тем веселее – я всегда так говорю.
– Ты никогда этого не говоришь, – шипит Мэйси.
– Может, и нет, но я часто так думаю. – Я опять поворачиваюсь к Сайрусу. – Однако мне понадобится еще кое-что.
Он поднимает брови.
– У тебя определенно немало требований для человека, прикованного к стене.
– Что тут сказать? У меня вообще высокие запросы. – Я встряхиваю волосами, как какая-нибудь чемпионка с колоссальным эго, которого у меня нет. – Но это хороший переход к тому, о чем я хотела с вами поговорить.
Я машу рукой, лязгая цепью моих кандалов.
– Вам придется снять с меня эти браслеты. Я не могу пользоваться своей магической силой, когда на мне надеты эти блокирующие ее кандалы, а в противном случае я никак не смогу перенести нас внутрь замороженного Двора горгулий. К тому же быть прикованной к этой стене невыносимо.
Я хватаю через край, но Сайрус проглатывает то, что я говорю. И неудивительно. Он так хочет верить, что я просто глупая слабая девчонка, что воспользуется любым способом доказать себе, что он прав.
В обычных обстоятельствах его мужской шовинизм оскорбил бы меня, но теперь? Надо пользоваться любым преимуществом, которое я могу получить. Некоторые из самых влиятельных женщин в мире заняли свое положение, потому что какой-то мужчина – или несколько мужчин – недооценил их. И я готова позволить Сайрусу совершить ту же ошибку, что и они.
Видимо, это срабатывает, потому что он кивает одному из гвардейцев, и тот поспешно отмыкает мои кандалы. Слава богу, снова ощутив в себе свою горгулью, я чувствую себя как птица, которая наконец может расправить крылья.
Но, разумеется, взглянув на Хадсона и Джексона, которые чуть заметно качают головами, я понимаю, что мне нельзя расправлять свои крылья слишком уж резко. Хотя я и не планировала использовать свою магическую силу сейчас. Ведь весь мой план основан на допущении, что Сайрус недооценивает меня.
К тому же, чтобы мой план осуществился, мне нужно принести этому ублюдку этот чертов Божественный камень и молиться о том, чтобы я не переоценила собственные силы и силы моих друзей. Потому что, пока Сайрус будет играть со своим Камнем и планировать обращение в бога, я буду точно знать, какой ход нам надо будет сделать на шахматной доске. Пора ферзю – то есть королеве – установить над ней контроль, и у меня есть план, о котором Сайрус ничего не знает.
Мы дадим ему этот его чертов Камень, но затем постараемся добыть Слезы Элеоса. Мы выйдем победителями из этих чертовых Испытаний. После этого мы освободим мою армию и с помощью Короны сделаем так, чтобы Сайрус никогда и никому больше не мог причинить зла.
Проще простого.
Я протягиваю Сайрусу руку, чтобы скрепить нашу сделку рукопожатием. Несколько долгих секунд он смотрит на мою ладонь так, будто это гремучая змея, но в конце концов все-таки пожимает ее.
Когда он берет мою руку, я повторяю условия нашей сделки прежде, чем это успевает сделать он сам.
– Итак, я приношу вам Божественный камень, а вы отпускаете всех учеников и учителей Кэтмира, включая дядю Финна. Вы не причините никому из них вреда – и никому вообще – и, когда мы покинем ваш Двор, то заберем с собой всех, включая мою тетю Ровену. Ну так как, по рукам?
Сайрус отвечает:
– Я уверяю тебя, что не оставлю в темнице никого, если ты принесешь мне этот Камень в течение двадцати четырех часов. Но если ты заставишь меня ждать, то каждый день я буду убивать одного узника, начав с членов драгоценного Ордена Джексона. Идет?
Я с усилием сглатываю, пытаясь подавить страх. Я должна верить, что смогу это сделать – это единственный способ выбраться из этой каши. Более того, это единственный способ победить Сайруса раз и навсегда, чего я хочу больше всего.
– Идет, – говорю я, гордясь тем, что мой голос совсем не дрожит.
Как только я соглашаюсь, между нами вспыхивает электрический разряд, мою руку бьет током, у меня пресекается дыхание, и на моем предплечье появляется маленькое тату в виде окровавленного кинжала.
Это одна из самых прекрасных – и самых мерзких – вещей, которые я когда-либо видела.
– Что ты наделала? – шепчет Джексон.
– То, что должна была сделать, – отвечаю я, избегая смотреть на Хадсона.
Но он сжимает нить уз нашего сопряжения, и, когда я встречаюсь с ним взглядом, по нашим узам в меня вливается тепло. Разумеется, он поддерживает меня – мне никогда не следовало в этом сомневаться. Я обвожу взглядом Мэйси, Мекая, Джексона, Дауда, Иден и Флинта и понимаю: что бы ни случилось, они тоже всегда поддержат меня. А я поддержу их, что бы ни произошло.
Но, когда жжение в моей новой татуировке наконец стихает, я невольно начинаю гадать, не был ли Сартр все-таки прав. Если ты вынужден заключить сделку с дьяволом, не значит ли это, что ты уже проиграл?
Глава 71. Замороженный двор меня никогда особо и не беспокоил
Я смотрю на моих друзей, все еще прикованных к стене вокруг меня, затем поворачиваюсь к Сайрусу.
– Вряд ли я смогу взять их с собой, если они останутся в кандалах. Вы не могли бы отпереть и их цепи?
– Нет, – отвечает Сайрус, и видно, что, по его мнению, это не обсуждается.
Я все же пытаюсь.
– Но…
– Это не мне, а тебе надо, чтобы они отправились с тобой, – напоминает он мне. – Вот и придумай что-нибудь. Лично мне все равно, возьмешь ты их с собой или нет.
Я прикусываю губу, пытаясь вспомнить, что я сделала, когда случайно перенесла Алистера и себя ко Двору горгулий. Я тогда не думала об этом Дворе, более того, в то время я вообще не знала, что он существует. Может, о нем думал Алистер? Может, все дело в этом?
Я не знаю, где еще были Хадсон и я, оказавшись взаперти, но мне известно, что какое-то время мы тогда провели в его берлоге. Может, мы очутились там потому, что он думал о ней, когда мы случайно коснулись друг друга?
– Тик-так, Грейс, – изрекает Сайрус, глядя на свои часы. – У бедного Рафаэля остается всего двадцать три часа сорок пять минут, и время уходит.
– Думаю, я знаю, что делать, – говорю я, всеми силами стараясь не обращать внимания на его издевки. Я поворачиваюсь к Изадоре и жестом показываю ей на место перед прикованными к стене Мэйси, Флинтом и Даудом. – Мне надо, чтобы ты встала вот здесь. – Я надеваю на спину свой рюкзак – мои припасы точно отправятся со мной.
Изадора смотрит сначала туда, куда я показываю, затем на Флинта, явно прикидывая, нет ли тут подвоха.