То есть я думаю, что это широколезвый меч. Я не очень-то разбираюсь в средневековом оружии, но, думаю, эту штуку надо называть именно так. Его рукоять инкрустирована красивыми полудрагоценными камнями, а широкий обоюдоострый клинок имеет почти три фута в длину и выглядит чертовски опасным.
И весит он миллион фунтов. Ну, хорошо, скорее пять или шесть, но мысль о том, что мне придется махать им – не говоря уже о том, чтобы поднять его над головой, – вселяет в меня тревогу.
Но я все равно не стану просить Честейна рассказать мне больше об этом оружии или высказывать сомнения в том, что я смогу сражаться им. Я заявила ему, что мы прибыли сюда, дабы помочь Армии горгулий в боевой подготовке, и мне надо вести себя так, будто я именно этим и занята.
Наверняка когда-нибудь я окажусь в такой ситуации, когда мне не надо будет играть роль, но сегодня однозначно не тот случай.
Я кладу тяжелое лезвие на плечо и иду в тень, где, вытянув ноги, сидит Хадсон, держа в руках томик «Медеи». Мне следовало догадаться, что он сразу же найдет здесь библиотеку и возьмет там книгу – и не какую-нибудь, а древнегреческую трагедию.
– Ты хорошо выглядишь, – говорит он, и в его глазах все еще горит страсть от нашего поцелуя. – Очень сексуально.
Я закатываю глаза.
– Что есть такого в женщинах с оружием, что заводит мужиков?
– О, много чего, – отвечает он, и в глазах его вспыхивает озорной блеск. – И кое-что из этого я с удовольствием продемонстрирую тебе, когда мы закончим тренировку.
– Я буду иметь это в виду. – Я качаю головой, делаю шаг назад, чтобы направиться туда, где идет тренировка, и пытаюсь разобраться, что же мне делать с этой штукой, когда Хадсон берет меня за локоть.
Смешинки исчезают из его глаз, и он подается ко мне, чтобы я могла услышать его, когда он, понизив голос почти до шепота, говорит:
– Ты здесь на своем месте, Грейс.
Эти слова поражают меня больше, чем я ожидала – вероятно, потому, что они созвучны с теми чувствами, которые обуревали меня весь день, – и я отшатываюсь.
– Что ты хочешь этим сказать? – спрашиваю я, высвободив локоть из его хватки.
– Я просто подумал, что тебе необходимо это услышать. – Он наклоняется к моему уху. – Я знаю, сейчас тебе так не кажется, но тебе не надо быть самой сильной, или самой проворной, или самой крутой, чтобы стать великой правительницей, Грейс. Просто для тебя счастье твоих подданных должно быть важнее, чем твое собственное.
Я опускаю глаза в землю и переминаюсь с ноги на ногу, сгорая от стыда.
– В том смысле, что сейчас я готова принести их всех в жертву, лишь бы спасти тебя?
– Ты бы этого не сделала, – говорит он, и в его тоне звучит уверенность. Я смотрю ему в глаза.
– Откуда ты это знаешь? – шепчу я.
Он пожимает плечами, откидывается назад, опять открывает свою книгу и отвечает:
– Оттуда, что ты не так эгоистична, как я.
Я знаю, он не хотел, чтобы его слова будто ножом пронзили мою грудь, но у меня все равно сжимается сердце. Неужели он действительно считает, что я не принесу в жертву весь мир, чтобы спасти его?
– Я бы это сделала, – шепчу я, и он опять смотрит на меня, и в его глазах отражаются только любовь и нежность.
– Нет, ты бы этого не сделала, Грейс. И в том числе поэтому я так тебя люблю. – Он улыбается. – Ты так сильна. Ты всегда будешь жертвовать собой ради других, и именно это сделает тебя прекрасной правительницей. – Он машет рукой в сторону учебного плаца. – А теперь иди и покажи им, на что ты способна.
Я следую его указаниям и иду в сторону учебного плаца, потому что мне нельзя опаздывать, ведь Честейн гоняет меня в хвост и в гриву. Но это не значит, что разговор закончен.
Как он мог хотя бы на одну секунду подумать, что я не пожертвую всем, чтобы спасти его? Он одновременно и моя пара, и мой лучший друг, и я не могу представить себе даже дня без него, не говоря уже обо всей жизни. Чтобы спасти его, я бы не задумываясь отказалась от статуса королевы, я бы отдала за него свою жизнь, а он думает, что я позволила бы ему умереть?
Нет, наш разговор не окончен. Мне необходимо понять, что же я сделала, что он поверил в такое. И что мне надо сделать, чтобы он понял, как я люблю его, как он нужен мне.
Когда я добираюсь до учебного плаца, Честейн приказывает молодому парню-горгулье тренироваться со мной в паре и издевательски бросает, чтобы тот не слишком наседал на королеву. Эта насмешка вызывает у всех горгулий, собравшихся, чтобы посмотреть на меня, смех, и я понимаю, что мне должно быть не все равно. Не все равно, что он не выказывает мне ни капли уважения. Не все равно, что он относится ко мне с таким же пренебрежением – как к Сайрусу.
Но все это нисколько меня не заботит. Потому что сейчас я могу думать только об одном – о том, что Хадсон был прав.
Чтобы править, необязательно быть самой сильной или самой проворной. Дело тут не в этом, а в том, что кому-то всегда приходится проигрывать и терять.
Что бы ни происходило, какие бы решения я ни принимала, в конечном итоге кто-то непременно потеряет, кто-то непременно проиграет. И хуже того, решать, кто проиграет и потеряет больше всех, должна буду именно я.
Глава 78. Подиум вон там
– Еще раз! – велит мне Честейн, и хотя тон у него ровный, я чувствую его раздражение. – Подними меч обеими руками и руби.
Мои плечи болят от веса широколезвого меча, который мне приходится поднимать над головой снова и снова. Мы тренируемся уже больше двух часов, и, по-моему, я наконец начала осваивать эти движения – поднятие, замах, финт, отбив. И при этом надо стараться, чтобы тебя не сбили с ног. А затем надо повторить все сначала.
По моей спине течет пот, но я поднимаю широколезвый меч снова, когда еще одна горгулья – высокая красивая женщина по имени Мойра со смуглой кожей и кучей сережек в ушах – бьет своим клинком по моему. Я заставляю себя не морщиться, когда наши клинки ударяются друг о друга, и держу меч, стараясь, чтобы мои руки не дрожали.
Она разворачивается, на этот раз ее клинок скользит низко, и я, взмахнув крыльями, подскакиваю, чтобы он прошел подо мной. А когда опускаюсь, мой клинок оказывается у ее затылка.
– У-ух! – кричит Мэйси, сделавшая перерыв, чтобы понаблюдать за нашей схваткой. – Покажи им, Грейс!
Я качаю головой, немного смущенная ее энтузиазмом, но также довольная тем, что кто-то заметил мои успехи, тем более что Чейстейн имеет сейчас весьма кислый вид. Впрочем, он выглядит так все утро – во всяком случае, когда смотрит на меня или на кого-то из моих друзей… за одним исключением.
Он явно в восторге от Изадоры.
Он не смеется и не шутит с ней, как делает с воинами Армии горгулий, но это наверняка потому, что Изадора не умеет шутить. Он все время хвалит ее физическую форму, ее мастерство в метании ножей (это действительно впечатляет), ее ловкость.
И я понимаю почему. Она в самом деле очень круто метает эти свои ножи, но значит ли это, что надо так осыпать ее комплиментами? Тем более, что она заодно с Сайрусом. Да, я знаю, что врагов надо держать близко, но чтобы так петь им хвалу? Честейн не знает, что она работает на Сайруса, шепчет тихий голос в моей голове, но я заставляю его замолчать. К черту честную игру, ведь у меня слишком болят плечи.
– Фостер, иди сюда, – кричит мне Честейн, и я удивляюсь. Настолько, что едва не роняю широколезвый меч. Но поскольку тогда он опять начнет орать на меня, я удерживаю рукоять и иду к нему.
– Что тебе надо? – спрашиваю я, приблизившись к нему. Нужно признать, что воины Армии горгулий говорят с ним с куда большим почтением, но я все время думаю о Нури и о том, как она держит себя со своими подданными. Я знаю, что я далеко не так крута, как королева драконов, но все равно стараюсь держаться как королева, а не как обыкновенная восемнадцатилетняя девчонка, которую видит во мне Честейн.
Поначалу он не отвечает, глядя на меня так, будто он никак не может поверить, что я не пресмыкаюсь перед ним. Часть меня тоже этому удивлена. Но мы с моими друзьями должны натаскивать Армию горгулий, и мы стараемся изо всех сил. Да, первоначально это была только уловка, чтобы объяснить наше присутствие здесь, но теперь, когда мы тренируемся с воинами этой армии и узнаем о них все больше, это мало-помалу становится чем-то большим.
Разрабатывая свой план разгрома Сайруса, я кое-что выпустила из виду. Все это время я думала о том, как использую Армию горгулий, чтобы активировать Корону и разбить его, и рассматривала ее как некое единое войско, забыв, что она состоит из отдельных людей.
Тогда я не знала их, потому что еще не сражалась вместе с ними, не обедала в их компании и не болтала о всякой ерунде. Они были для меня всего лишь безымянными, безликими пешками в шахматной игре – и мне было все равно, что мы потеряем какие-то из этих пешек, если в конце остановим Сайруса.
Но теперь, когда я постепенно знакомлюсь с теми, кого собираюсь возглавить, меня начинает снедать тревога. Уцелеет ли в предстоящей войне Трент? А Мойра? Уцелеют ли другие?
Я смотрю на сотни воинов, бьющихся на мечах, разговаривающих или пьющих воду, и в моих ушах звучат слова Хадсона.
– Я хочу, чтобы ты двинула воздух. – Слова Честейна прерывают мои размышления.
Я моргаю.
– Двинула воздух? – в недоумении спрашиваю я. – С помощью чего?
– С помощью твоей магической силы, – отвечает он, явно изумленный тем, что я задала ему этот вопрос.
– Как это? – говорю я после того, как мы несколько секунд недоуменно смотрим друг на друга. – Я не понимаю.
Он глядит на меня так, будто думает, что я шучу, затем поднимает руку и двигает этот чертов воздух. Это как удар кулаком в грудь, вышибающий из нее весь воздух и едва не сбивающий меня с ног. Но я собираю все силы и продолжаю стоять. Я не свалюсь на землю, не доставлю ему такого удовольствия, не дам ему повергнуть меня. И не скажу ему, как клево у него получилось и какой он молодец. Только не после его подчеркнутой пренебрежительности в общении со мной.