– Ты хочешь сказать – ради тебя? – рычит она, и всякий намек на уязвимость исчезает, уступив место высокомерию.
– Да, ради меня. Само собой. Но также ради Мэйси, Мекая, Флинта, Иден и других. Если они приняли тебя в свой круг, то это навсегда. – Я замолкаю и гляжу на темные тучи, все еще плывущие по небу и застилающие солнце. Интересно, думаю я, это предвестие того, что случится что-то дурное, или же, наоборот, можно надеяться на то, что всю боль смоет дождь? В любом случае, что-то должно измениться. Я опять поворачиваюсь к Изадоре. – Ты их родня, их сестра. Если ты захочешь, они будут любить тебя и защищать.
Изадора прикусывает нижнюю губу и переводит взгляд на ринг, где Джексон и Хадсон только что полностью сломили сопротивление горгулий. Они стоят в центре круга, подбоченившись и улыбаясь друг другу, а восемь горгулий, стоная, лежат на земле.
От этого зрелища мое сердце немного тает, но на Изадору оно, похоже, действует противоположным образом, поскольку она отворачивается и картинно закатывает глаза.
– Может, для тебя это прекраснодушие и неплохо, но, если я чему-то научилась у Сайруса, так это тому, что ничего бесплатного не бывает. И скажем прямо, я предпочитаю придерживаться собственного графика платежей.
Глава 87. Сначала метай нож, а потом думай
Я ожидаю, что сейчас она уйдет, но вместо этого она останавливается на другой стороне круга и смотрит, как Хадсону и Джексону бросают вызов другие воины Армии горгулий. На сей раз их десять, и судя по знакам отличия на туниках, это члены какой-то элитной гвардии. И, похоже, они хотят порвать своих противников на части.
У меня обрывается сердце, и я немного пугаюсь. Не потому, что не верю в Хадсона и Джексона, а потому, что против них выходят десять лучших бойцов Армии горгулий. Не говоря уже о том, что братья Вега используют только свои вампирские навыки и умения и не пускают в ход особые таланты.
Но оказывается, что я зря беспокоилась, потому что они в два счета расправляются и с этим десятком гвардейцев. Высокая женщина с тугим пучком светлых волос доставляет Джексону особенно много хлопот, но через минут десять даже она оказывается на пятой точке.
Хадсон протягивает руку, чтобы помочь ей встать, а Джексон подходит к одному из других гвардейцев и завязывает разговор.
Но, когда Хадсон поворачивается, чтобы вслед за ним выйти из тренировочного круга, Изадора говорит:
– На мой взгляд, тебе нужен противник, который бы бросил тебе настоящий вызов.
Она переводит взгляд на Честейна, который кричит:
– Иззи, покажи нам что-то такое, чего мы еще не видели.
– О, я тебя уверяю, что ничего подобного вы еще не видели, – отвечает она. – Разумеется, если Хадсон не слишком устал.
Хадсон вскидывает бровь и, повернувшись, смотрит на свою сестру, которая глядит на него, поставив ногу в ботинке на скамью и держа в руке нож.
– Само собой. Давай покажем им, что такое настоящий бой, хорошо?
– Само собой, – передразнивает она его и, выйдя из-за скамейки, шагает к нему. – Хотя, если честно, я не уверена, что это действительно будет бой.
Все разражаются радостными криками, но Хадсон щурит глаза, и я понимаю, что он испытывает противоречивые чувства. Он не хочет сражаться со своей сестрой, но ему также не хочется игнорировать ее впервые проявленный к нему интерес.
– Есть только один способ выяснить это, – наконец отвечает он. – Но чтобы это произошло, тебе придется перестать болтать.
Теперь щурится уже Изадора. Она хочет было ответить, но после его последнего замечания решает промолчать – и модельной походкой шествует к центру тренировочного круга.
Ну что тут сказать… Вампиры? Их нельзя не любить, но у них, определенно, необычный способ показывать ответную симпатию. В основном они проявляют ее, не убивая тебя, что, конечно, лучше, чем альтернатива. Но со стороны это однозначно выглядит странно.
– Дай мне знать, когда ты захочешь начать, сестренка, – говорит Хадсон, когда они принимают боевую стойку друг напротив друга.
– Я думала, что мы уже начали, – отвечает Изадора и метает нож.
Это шок – как для Хадсона, так и для зрителей, – и я ахаю, когда этот нож задевает внешнюю часть левого бицепса моей пары.
Но это, похоже, ничуть его и не смущает. Он только поднимает бровь и спрашивает:
– Значит, вот чего ты хочешь, да?
– Да, и так было всегда, – отвечает она и, перенесшись, выхватывает меч из рук одного из гвардейцев. Едва ее пальцы смыкаются вокруг рукоятки, она заносит его, целясь Хадсону в спину.
Выходит, отказ убивать – это, скорее, выбор, а не безусловное требование, что отнюдь не успокаивает.
– Хадсон! – истошно кричу я, и мое сердце уходит в пятки.
Но он уже двигается – падает на землю и так быстро ударяет ее по щиколоткам, что она, как подкошенная, валится наземь. Она с силой ударяется о землю, но тут же поднимается. Теперь она взбешена, что кажется мне довольно нелепым, если учесть, как она превратила этот спарринг в смертельный поединок.
На этот раз она пытается разрубить Хадсона пополам – и, если бы Хадсон отскочил хоть на миллисекунду позже, ее попытка увенчалась бы успехом. Теперь же она рассекает на нем одежду, и на его животе тонкой полоской выступает кровь.
– Хадсон, держи! – кричит Иден, и Хадсон, быстро повернувшись к ней, ловит меч, который она бросила ему.
Он взмахивает мечом, и сталь со звоном ударяется о сталь. На лице Изадоры отражается еще большая ярость – если это вообще возможно, – хотя мне непонятно, на кого она злится больше: на Хадсона за то, что он отбил этот удар, или на Иден за то, что она бросила ему меч.
Она дает ответ на этот вопрос, издав звериный вопль и попытавшись отрубить Хадсону голову. Хадсон отбивает ее удар с такой силой, что ее меч, крутясь, отлетает в сторону. Иден бросается вперед, ловит его, и секунду мне кажется, что сейчас она бросит его обратно Изадоре. Но лютая ненависть в глазах вампирши, видимо, заставляет Иден передумать, потому что она продолжает сжимать меч в руках.
Изадора поворачивается к Хадсону с презрительной усмешкой.
– Интересно, каково это – знать, что ты так жалок, что твоим друзьям приходится жульничать, чтобы помочь тебе победить?
– Вообще-то совсем неплохо, – отвечает он, – ведь это значит, что у меня есть друзья.
Она выхватывает из-за пояса нож и метает в него. Он переносится на несколько дюймов влево, и нож, просвистев мимо, едва не вонзается в зрителя-горгулью, который в последний момент обращается в камень. В результате нож отскакивает от его каменного тела и падает на землю.
Хадсон уже повернулся и смотрит, куда полетел нож – скорее всего, чтобы понять, не надо ли ему перенестись, заслонив кого-то из зрителей, – и Изадора тут же пользуется тем, что его внимание отвлечено. В мгновение ока она переносится к нему, на ходу вцепляется в его руку и использует этот импульс, чтобы швырнуть его на другой конец учебного плаца, так что он, словно тряпичная кукла, влетает в исполинские двери Большого зала.
К тому времени, когда она переносится в Большой зал, он уже успевает вскочить на ноги, а все мы бежим туда, чтобы увидеть, что произойдет дальше. Но прежде, чем добраться до Хадсона, она подпрыгивает, как в паркуре, пробегает по ближайшей стене и допрыгивает до гигантской железной люстры, висящей в пятидесяти футах от пола.
Она повисает, держась за ее нижний край, и только я успеваю задаться вопросом, что она будет делать дальше, как ее нога упирается в одну из боковых перекладин люстры и она отрывает от нее нижний брус. Толпа ахает, когда брус отламывается и Изадора начинает падать. Но она, ничего не замечая, переворачивается в воздухе и приземляется на ноги, занеся тяжелый брус над головой.
Я никогда не видела ничего подобного, и, похоже, Хадсон тоже, потому что его глаза немного округляются. Надо признать, что она чертовски сильна – и я могла бы этим восхититься, если бы сейчас она не пыталась убить мою пару. Но она пытается его убить, так что я всерьез нервничаю. Особенно, когда она рыча – да, рыча – пытается опустить железный брус на голову Хадсона.
Он отбивает его мечом, но она разворачивается, и на этот раз брус ударяет его по плечу, а она язвит:
– Возможно, ты бы меньше отвлекался, если бы позволил нашему отцу как следует обучить тебя.
Теперь уже она едва успевает отразить его атаку, не дав ему отрубить ей ногу.
– А если бы ты тратила меньше времени на то, чтобы целовать его в зад, то, возможно, научилась бы думать своей головой.
Она в ответ злобно шипит и снова машет железным брусом. На сей раз она целится в ноги, и он подпрыгивает, чтобы избежать удара.
– Ты думаешь, у меня был выбор? – спрашивает она. – После того, как ты смылся, у меня не было выбора.
Он делает рубящее движение, и она, сделав сальто, перепрыгивает через его меч.
– Выбор есть всегда, – парирует Хадсон. – Просто тебе не хватило смелости сделать его.
– Я сделала то, что должна была сделать, – огрызается Изадора, опять взбежав вверх по ближайшей стене. На сей раз она сразу сбегает вниз и бьет железным брусом по его мечу изо всех сил.
Он чуть заметно спотыкается и с силой отбивает мечом ее брус. Это происходит так быстро, что она едва успевает подставить свой брус и падает на колени.
– Ты делаешь то, что хочешь сделать, – рычит он. – И тебе плевать, кто может при этом пострадать.
Когда он наносит удар снова, она откатывается в сторону и вскакивает на ноги. И они начинают биться всерьез. Больше никаких разговоров, никакой рисовки, только удары.
Они оба тяжело дышат и уже начинают уставать – взмахи меча и железного бруса не так быстры, а отбивы не так энергичны. Ни один из них не готов сдаться, но в то же время никто из них не может победить. Я уже решаю вмешаться и прекратить бой, пока никто не погиб, но тут Хадсон кричит:
– Хватит! – И с силой бьет ее ногой в солнечное сплетение.
Иззи отлетает на пятнадцать футов, врезается в каменистую землю на краю ринга и выпускает из рук железный брус.