Я смотрю на Хадсона и вижу, что он тоже это понял. Возможно, он чувствует то же, что и я, а может быть, он просто достаточно проницателен, чтобы понимать, что, по мнению Честейна, конечно же, только он сам достаточно силен, чтобы охранять этот Камень.
Я выпаливаю:
– Какое у тебя красивое кольцо. Необычный янтарь – мне кажется, я еще никогда не видела камень такого цвета.
Хадсон бросает на меня взгляд, словно говорящий: «ты что, с ума сошла?» — но Честейн смотрит куда-то в сторону и потому – к счастью – ничего не замечает. Однако он все-таки бросает взгляд на свое кольцо, и, когда поворачивается ко мне опять, на лице его написано свирепое удовлетворение.
– Это кольцо носит тот, кто сумел доказать, что он самый сильный в Армии горгулий. В разное время почти каждый из наших воинов пытался оспорить мое право носить его. Но только одна из них смогла это сделать. – Он улыбается Артелии, которая прямо и горделиво стоит в нескольких футах от него.
– Только на один день, – говорит она, но в глазах ее по-прежнему светится гордость, плечи расправлены. – Я смогла поносить его только один день, пока ты не бросил мне вызов, и не вернул его себе.
Он наклоняет голову.
– Придет время, когда ученица превзойдет учителя. Но не сегодня, даже если учитель устал.
Он глядит на коридор, по которому так эффектно удалилась Изадора, и задумчиво говорит:
– Быть может, bean ghaiscíoch ceann dearg окажется той, кто покажет себя достойной.
Мне нет нужды знать гэльский, чтобы понять, что это снова что-то насчет того, что Изадора воин, и я бы соврала, если бы сказала, что это не злит меня.
– Но не королева горгулий? – Этот вопрос вырывается у меня сам собой.
Ответ Честейна прост:
– Нести эту ответственность может только храбрейшее из сердец.
Ничего себе. Это уязвляет меня, как бы усердно я себя ни ободряла.
– Откуда ты знаешь, что я никогда не смогу носить это кольцо? – спрашиваю я, когда в голову мне приходит новая мысль. – Что, если я захочу бросить тебе вызов?
Я понимаю, что это сомнительно – ведь раз он стал командиром Армии горгулий, то он определенно знает, что делает, – но все же это что-то. Теперь, когда он сообщил мне, как завладеть его кольцом законным путем, я не могу не попытаться это сделать.
– Ты никогда не сможешь бросить мне вызов, – отвечает он так, как будто это прописная истина.
Это выводит меня из себя, потому что за мной много чего водится, но я точно не трусиха. Поэтому я расправляю плечи, вздергиваю подбородок и говорю:
– Я бросаю тебе вызов.
– Нет, из этого ничего не выйдет, – отвечает он, наклонившись ко мне, чтобы я могла слышать все, что он скажет. – Потому что я принимаю только достойные вызовы.
Когда Честейн поворачивается и уходит, Хадсон берет меня за руку и тихо произносит:
– Он понятия не имеет, кто ты и на что способна. Это его проблема, а не твоя.
Он прав. Честейн этого не знает, потому что отказывается принять мой вызов. Но он примет его прежде, чем я покину это место. Так или иначе, но я сумею снять это кольцо с его пальца.
Глава 90. Неожиданный поворот сюжета
Два дня спустя мы все еще без кольца.
Мы все собрались на прибрежном утесе, чтобы обсудить, как нам заполучить его, но я почти не слушаю своих друзей. Я не могу отвести глаз от моей пары – он сидит немного поодаль, подтянув к груди одно колено и лениво чертя круги на траве. От его помпадура не осталось и следа, и его густые, волнистые темно-русые волосы в беспорядке падают ему на лоб. Его челюсть покрывает темная щетина, а одежда стала слишком просторной.
Он отказывается пить мою кровь, как бы я его ни просила. Мне бы хотелось думать, что он так поступает из желания дать мне возможность сохранить силы для тренировок. Но я знаю, что это не так.
Он отказывается потому, что мы провели в этом богом забытом месте уже двое суток, и каждую ночь, когда колокол начинал бить тревогу, Хадсон поднимался на стену замка так, будто его вели на виселицу. Не дожидаясь просьб, он поднимал руку, сосредотачивался на трех тысячах горгулий, застрявших между жизнью и смертью, и уничтожал их.
И с каждым разом последствия были все хуже, минувшей ночью Джексону и Флинту пришлось держать его, пока он больше часа метался и кричал перед тем, как наконец отключиться.
Мы все просили Хадсона не делать этого. Черт побери, мне показалось, что даже Честейн больше не может этого терпеть, когда Хадсон упал в слезах и испустил истошный крик, будто у него разрывалась душа. Так что я точно знаю, почему он не хочет пить мою кровь. Он не может позволить себе чувствовать хоть что-то – даже радость. Я боюсь, что пройдет еще одна ночь, будет принесена еще одна жертва, и он канет во мрак, так что я потеряю его навсегда.
Но я этого не допущу.
Поэтому я и созвала это чрезвычайное собрание на утесе, и я не уйду, пока мы не придумаем, как заполучить этот Камень. Прямо сегодня.
– Мы могли бы отрубить ему кисть, – предлагает Хадсон, и по лицам остальных видно, что они не могут понять, серьезно он сказал это или нет.
– Нет, – говорит Изадора, сидя по-турецки на большой скале спиной к океану. – Он никогда не утратит бдительность настолько, чтобы позволить нам это сделать.
– Сегодня за обедом я попытался как бы случайно поджечь его руку, полагая, что тогда ему придется снять кольцо, чтобы промыть свои раны, – со вздохом сообщает Флинт. – Но он просто обратился в камень и заставил меня пробежать десять дополнительных кругов за мою «неосторожность». – Произнося последнее слово, он пальцами изображает кавычки.
– Этот малый похож на дикого кабана, – бормочет Иден.
– Мой отец выпотрошит вас, как дикого кабана, если вы не добудете ему этот Камень, – как бы мимоходом замечает Изадора.
Кто же не отпускает таких замечаний мимоходом? Честное слово, эта девица представляет угрозу – и не только потому, что она продолжает пытаться убить мою пару. Хотя и это уже начинает действовать мне на нервы.
– Честейн не так уж плох, – защищает его Мэйси. – Просто он вынужден принимать решения в по-настоящему ужасной ситуации.
– Нам уже приходилось оказываться в по-настоящему ужасных ситуациях и принимать в них решения, – парирую я, потому что, как бы я ни обожала мою кузину, иногда ее розовые очки – это перебор. Правда, это не ее Честейн постоянно изводит. – Но мы почему-то не начали вести себя как придурки.
– Да, но наши ужасные ситуации начались всего несколько дней назад, – говорит она. – И мы придумываем, как с ними справляться. А его ужасная ситуация длится уже тысячу лет.
Она права. Если бы я оставалась замороженной во времени тысячу лет, то однозначно стала бы брюзгой. Мне нравится думать, что мне не пришло бы в голову отыгрываться на девушке, которая пытается мне помочь и которая к тому же является моей королевой, но каждому свое, как говаривал мой отец.
– Послушайте, – говорит Изадора – я не слышала в ее тоне такой заинтересованности с тех самых пор, как в крипте она приказала схватить нас. – Мне плевать, как мы заполучим это кольцо, но у нас кончается время, а я не собираюсь возвращаться с пустыми руками.
– Мне надо было забрать его, когда Честейн обратился в камень, – замечает Флинт. – Но огонь привлек много внимания, и на нас смотрели остальные, так что…
– Это бессмысленно, – вставляет Джексон. – Это кольцо должно обращаться в камень вместе с ним. Я постоянно вижу, как это происходит с Грейс.
– Что ж, может быть, Грейс какая-то особенная, а может, Честейн. Но я видел это собственными глазами – его кольцо не обратилось в камень. Поэтому-то и я подумал о том, что надо снять его – оно было очень заметно на его каменной руке.
– Наверняка это из-за того, что оно собой представляет, – говорю я. – Горгульи не восприимчивы ко всем видам магии, кроме самой древней. И, возможно, Божественный камень не восприимчив ко всей магии – даже к той, которая позволяет горгульям превращаться в камень.
– Что ж, тогда давайте сделаем это еще раз, – предлагает Джексон. – Флинт может изрыгнуть огонь, остальные отвлекут от него внимание, а Хадсон или я сможем перенестись к нему и забрать кольцо. Мы способны перенестись туда и обратно за секунду, а Честейн не может превращаться с такой скоростью.
– Хороший план, – невозмутимо роняет Флинт. – Вот только я уверен, что теперь Честейн не подпустит меня к себе ближе, чем на сотню ярдов. Он чует, что мы что-то задумали.
Они продолжают набрасывать все новые идеи, но в этот момент в моей голове возникает план. Такой плохой, что он может сработать.
– Обратить Честейна в камень может не только он сам, – говорю я, и все замолкают. Даже Изадора.
Хадсон поворачивается ко мне, и я нисколько не удивляюсь тому, что он уже догадался, что я планирую сделать.
– Ты думаешь, тебе это удастся?
Я прикусываю губу.
– Мне надо будет подобраться поближе, и я знаю только один способ это сделать…
Секунду он смотрит мне в глаза, затем его брови взлетают вверх, когда до него доходит, о чем я умалчиваю из-за присутствия Изадоры. Она настаивает на участии во всех наших обсуждениях, но это вовсе не значит, что я готова сообщить ей конечный план.
Вместо этого я смотрю, как Хадсон отворачивается и смотрит на море, быстро проигрывая в уме все варианты. Он обдумывает каждое преимущество и каждый недостаток моего плана, как я и хочу.
– А что, если ты разгневаешь Бога времени?
Я сглатываю.
– Мой народ уцелеет, что бы он ни сделал, – уклончиво отвечаю я, не желая вдаваться в детали при Изадоре. – По-моему, от питает слабость к Кровопускательнице, так что думаю, он будет снисходителен и ко мне. Во всяком случае, я на это надеюсь.
Когда наши взгляды встречаются вновь, он просто говорит:
– Грейс Фостер, ты нереально крута.
Все наперебой начинают спрашивать меня, что именно я планирую сделать, но ни Хадсон, ни я не отвечаем. Хадсон молчит потому, что хочет, чтобы все лавры достались мне – я достаточно хорошо его знаю, чтобы понимать это, – а самой мне не нужны никакие лавры, ведь приведя этот план в действие, я подвергну опасности жизни всех горгулий, живущих на земле.