– Нет, я об этом не думаю, – отвечаю я, встав, чтобы пойти в ванную и умыть свое заплаканное лицо.
– В самом деле? – спрашивает он, прислонясь к косяку. – Никогда?
– Я не позволяю себе об этом думать. – Я хватаю полоску льняной ткани, которая служит нам полотенцем, и вытираю лицо.
– Потому что это причиняет тебе боль? – спрашивает он, пристально глядя на меня.
Мне хочется сказать ему, чтобы он оставил эту тему, что я не хочу об этом говорить. Но, если учесть то, в какие воспоминания я только что заставила его погрузиться, будет лишь справедливо, если я тоже отвечу на некоторые из его вопросов.
– Потому что я злюсь, хотя изо всех сил стараюсь не злиться.
– На меня? – спрашивает он.
– С какой стати мне злиться на тебя? – недоумеваю я.
Он пожимает плечами.
– Потому что, если бы Лия не вернула меня в этот мир…
Что? Неужели он и в самом деле думает, что я считала бы этот мир лучше, если бы в нем не было Хадсона Веги? Это подводит меня к еще одной мысли.
– А ты тогда умер по правде?
Этот вопрос явно удивляет его, но я уже вижу ответ в его глазах.
– Ты тогда не умер, да? – спрашиваю я. – Ты просто обратил себя в прах.
– Иначе мне пришлось бы убить Джексона, а этого я бы не сделал ни за что. Ведь он мой младший брат. Мои самые счастливые детские воспоминания – это воспоминания о том, как он играл со мной раз в месяц, когда меня будили. Пока он сам не достиг возраста Сошествия.
Я представляю себе эту картину перед тем, как спросить:
– И куда же ты отправился тогда? Что ты делал?
– Если честно, это было как те моменты в гробнице. Мне было спокойно. Никаких волнений, никаких мук. Краткое время, когда я не ощущал ничего.
– Краткое? – удивляюсь я. – Ты же был мертвым целый год.
– Мне это время показалось недолгим. Но в разных измерениях время течет по-разному. – Когда на моем лице отражается недоумение, он отводит взгляд и смотрит в окно. – Как здесь. Когда ты побывала при замороженном Дворе в первый раз, тебе показалось, что это заняло полчаса, но когда ты вернулась в Кэтмир, оказалось, что там прошло всего несколько минут. Теперь мы находимся здесь три дня, но, скорее всего, при Дворе вампиров времени прошло куда меньше. Так что кто знает, сколько времени прошло тогда для меня? Сам я знаю только то, что мне этот срок показался недолгим.
Его голос спокоен, когда он говорит о разнице в течении времени, но в его глазах таится нечто такое, что мне кажется, что он чего-то недоговаривает.
И тут мне на ум приходит ошеломительная мысль, такая ошеломительная, что она не сразу укладывается в моей голове. Но теперь, когда она здесь, я не могу не спросить.
– Хадсон. – Он смотрит на меня, приподняв брови, и я пытаюсь сглотнуть, но во рту у меня вдруг стало сухо, как в Сахаре. – Те четыре месяца, когда мы были заморожены вместе… тогда действительно прошло четыре месяца? Или это длилось дольше?
Мне кажется, что он не отвечает целую вечность. Он просто пристально глядит мне в глаза, и в его взгляде я вижу тысячи дней – тысячи пережитых моментов. О боже.
– Хадсон…
– Это неважно, – отвечает он и идет прочь, забрав с собой огромный кусок моего сердца.
Глава 93. Попей мою кровь еще раз, детка
– Я в порядке, – говорит он мне, когда я иду за ним, хотя я отлично знаю, что это не так.
– Нет, не в порядке, – возражаю я, развернув его, чтобы видеть его лицо. – Тебе нужна кровь.
Он издает гортанный рык, и я готовлюсь к тому, что сейчас его клыки прокусят мою кожу. И жду, жду, но жду напрасно.
– Что не так? – спрашиваю я наконец. – Почему ты не хочешь пить мою кровь?
– Я не могу, – говорит он, и голос его тих и хрипл, как будто кто-то вырывает у него эти слова.
В мгновение ока он оказывается на другом конце комнаты – так далеко от меня, как только возможно, и засовывает руки в карманы.
– Ты не можешь чего? – спрашиваю я. – Подкрепиться кровью твоей пары?
Я понимаю, что он пытается отключить свои эмоции, что, по его мнению, это необходимо, чтобы пережить то, что ему придется совершить грядущей ночью, но я знаю также, что для предстоящей битвы ему понадобятся силы. Я не хочу, чтобы из-за своего упрямства он рисковал.
– Тебе нужна кровь, Хадсон, – повторяю я.
– Я знаю, что мне нужно, – огрызается он. – И это не кровь. И не ты.
Эти его слова срабатывают как спичка, брошенная в бензин, и я вспыхиваю. Меня охватывает гнев, и я бросаюсь к нему и встаю вплотную к его лицу.
– Как это понимать? – спрашиваю я. – Значит, я тебе не нужна?
– Ты понимаешь, что я имел в виду, Грейс. – Он устало ерошит волосы рукой, как будто мой приступ ярости отнимает у него слишком много сил. Что отчего-то злит меня еще больше. Отчасти потому, что это не мой Хадсон, не тот парень, который был моим спутником жизни, моей парой куда дольше, чем я была готова признать. А отчасти потому, что я вижу его насквозь.
Ему больно, и он хочет, чтобы я оставила его в покое. И поскольку я не желаю этого делать, он набрасывается на меня, чтобы защититься и – в каком-то извращенном смысле – чтобы защитить меня.
Но он не защищает никого из нас, отказываясь подкрепиться, отказываясь подпустить меня к себе. Этим он только отдаляет нас друг от друга, чего я не допущу. Я ни за что не позволю ему разрушить наши отношения просто потому, что в нем слишком много мужской гордости, чтобы открыть мне, что мучает его.
К черту его гордость.
– Значит, я тебе не нужна? – повторяю я. Только на сей раз я не подскакиваю к нему вплотную, а, наоборот, отступаю, чтобы он мог видеть меня – меня всю. А затем снимаю топик.
– Что ты делаешь? – хрипло спрашивает он.
– А что я, по-твоему, могу делать? – Я кладу ладонь на ключицу и начинаю медленно водить пальцем по вене, там, где бьется пульс. – Раздеваюсь, чтобы мне было удобнее.
– Удобнее… – Он запинается, и на его челюсти начинают ходить желваки. Но его глаза – его прекрасные бездонные глаза – смотрят на мое горло. Именно туда, куда я хочу.
– Перестань, Грейс.
– Перестать что? – спрашиваю я, вскинув брови. И да, я провоцирую его. Но он это заслужил. Я не стану сидеть и смотреть, как он мучает себя. Этому не бывать. И я, разумеется, не допущу, чтобы он при этом еще и огрызался на меня.
Чтобы доказать это и ему, и себе самой, я немного запрокидываю голову, подставляя ему мою яремную вену, не переставая при этом гладить пальцами мое горло.
– Черт возьми… – Он издает досадливый рык, но не сводит глаз с моего горла. – Ты не понимаешь, о чем просишь.
– Я отлично это понимаю, – рычу я в ответ и подхожу к нему. – Я отлично знаю, чего хочу.
Он пятится, округлив глаза, и я понимаю, что он никуда от меня не денется. Потому что грозный Хадсон Вега пытается спастись от меня бегством. Я бы погрешила против истины, если бы сказала, что мне это не нравится.
– Пожалуйста, Грейс, я не хочу причинять тебе вред.
Я поднимаю руку и распускаю волосы, так что мои кудри падают мне на плечи и спину. И воздух между нами наполняет их аромат – мой аромат.
Горло Хадсона ходит ходуном, его клыки удлиняются, и их соблазнительные кончики слегка впиваются в его нижнюю губу.
Мое сердце начинает биться чаще, и я знаю – он слышит его. Более того, я знаю, что он видит, как быстро пульсирует кровь под моим пальцем. Я чувствую, что он готов уступить, и потому подхожу все ближе, заставляя его отступать, пока он не упирается в стену.
Я убираю волосы в сторону, чтобы они не мешали, склоняю голову набок, и жду, чтобы он не выдержал и сдался. Проходит секунда, может быть, две, а затем он запускает руки в мои волосы и притягивает меня к себе.
Его рот овладевает моим, пожирает его, его клыки скользят по моей нижней губе, язык – по моему языку. Затем он запрокидывает мою голову назад и устремляет жадный взгляд на мое горло.
– Давай! – говорю я ему, охваченная неуемной жаждой, которая – я это знаю – не уйдет никогда. – Сделай это, сделай.
Он рычит так тихо и свирепо, что у меня должна была бы похолодеть кровь. Но вместо этого меня охватывает жар, и я запускаю руки в его волосы.
– Давай, сделай это, – шепчу я опять.
Секунду он смотрит на меня, и во взгляде его я вижу такой же пыл и такую же злость, какие испытываю сама. А затем он набрасывается на меня.
Я ахаю, когда его клыки вонзаются в мое горло и, прокусив кожу, впиваются в вену.
Мгновение я чувствую боль, острую, жгучую, но, когда Хадсон начинает пить мою кровь, она проходит, исчезает, как туман, и уступает место буре ощущений – таких мощных, что они разрывают меня.
Восторг, томление, ярость, жар, лед. И нужда в Хадсоне, в моей паре, такая сильная, такая сокрушительная, что я почти тону в ней, когда она обрушивается на меня, пронзает меня.
Нужда в любви, которая бушует между нами даже в тяжелые времена.
Хадсон стонет, затем вонзает клыки еще глубже, и на меня накатывает еще одна волна чувств. Эта волна не просто разбивается вокруг меня, она затягивает меня все глубже, глубже, глубже, пока все, что я собой представляю, все, чего я когда-либо могу захотеть, не оказывается слито с Хадсоном. С моим Хадсоном.
Я тянусь к нему, мои руки вцепляются в его рубашку, мое тело выгибается ему навстречу. Я по-прежнему чувствую исходящую от него злость, чувствую напряжение в его теле, которое так тесно прижато к моему.
И я не сопротивляюсь. Вместо этого я уступаю этому чувству – уступаю ему.
Я отдаюсь Хадсону, отдаюсь его свету и его тьме. Отдаюсь той боли, которая живет в нем, и тем чувствам, которые разрывают его изнутри. Я предаюсь всему этому и, когда начинаю тонуть, молюсь о том, чтобы этого оказалось достаточно для его возвращения ко мне. Для его возвращения к нам.
Глава 94. Поиски милосердия
Вокруг смыкается тьма, когда Хадсон наконец отстраняется от меня.
– Ты в порядке? – спрашивает он, и в его глазах я вижу злость и жажду крови, которая все никак не утихнет.