– Я люблю тебя, – шепчу я, припав к его губам, и он вздыхает, трепеща.
Наши языки соприкасаются, кончик его клыка скользит по моей коже, и мое тело превращается в бушующее пламя.
Хадсон снимает с меня топик, быстро придвигает меня к кровати, затем стягивает с себя рубашку, опускает меня на матрас и ложится на меня.
– Я люблю тебя, – говорю я ему, и мои глаза снова встречаются с его глазами.
Он улыбается. Уголки его губ приподнимаются лишь слегка, но это настоящая, искренняя улыбка, и мне так отрадно видеть ее. Потому что, хотя я по-прежнему замечаю боль, таящуюся в глубине его глаз, я вижу в них также любовь. И радость.
Такая же радость охватывает и меня, когда я переворачиваю его и сажусь сверху.
Он поднимает бровь, и его улыбка, прежде чуть заметная, становится широкой, озорной, знакомой.
Значит, я не зря вступила с ним в спор – дело того стоило, – потому что теперь его стена рухнула, и кирпичи, из которых она состояла, лежат у наших ног.
Эта мысль заставляет меня провести рукой по его груди и осыпать поцелуями и ее, и его шею, и его плечи.
Благодаря этой мысли я впервые за целую вечность чувствую, что все будет хорошо. И это происходит даже до того, как Хадсон переворачивает меня и показывает мне, что он чувствует то же самое.
Глава 96. Смертельный поединок
Мы приходим на плац, опоздав на пару минут, и Хадсон садится в тени дерева, поскольку он пил мою кровь, а я останавливаюсь возле одной из скамеек, делая вид, будто не чувствую, что Честейн сверлит меня настороженным и презрительным взглядом. Я делаю глубокий вдох, стараясь сосредоточиться и собраться. Это непременно должно сработать, иными словами, нельзя запороть дело.
Поэтому я не даю себе времени на раздумья. Как только остальные горгульи приближаются к тренировочному кругу – и мои друзья тоже, – я подхожу к Честейну, который стоит в его середине.
– Я вызываю тебя на поединок за обладание кольцом, – говорю я ему тихо, но твердо.
Мой план не включает в себя победу над ним – я не питаю иллюзий, – но мне необходимо, чтобы он принял вызов.
Но он не дает себе труда даже взглянуть на меня, а просто кривит губы в ухмылке, благодаря которой начинает казаться еще большим козлом, чем бывает обычно. И отвечает:
– Я уже говорил тебе, что думаю о вызовах от таких, как ты.
Он говорит это с презрением, которое должно было бы уязвить меня, но я испытываю только злость.
– А я еще не имела возможности сказать тебе, что я думаю о наглости таких, как ты, – огрызаюсь я.
Честейн ничего не говорит, но на миг его глаза округляются, после чего превращаются в узкие щелки. Я смотрю только на него, но чувствую, как все вокруг нас напряженно подаются вперед, навострив уши.
– Пора тебе увидеть, на что способен тот, кто по-настоящему достоин. – Последнее слово, которое он так любит, я произношу с особым презрением.
Я ожидаю, что он откажется, готовлюсь, если понадобится, заставить его принять мой вызов, но прежде, чем он или я успеваем что-то сделать, Артелия хватает меч и щит и вступает в тренировочный круг.
– Я готова принять твой вызов.
Я не удостаиваю ее вниманием, потому что хочу сразиться не с ней. Чтобы наш план сработал, мне нужен именно Честейн.
– Спасибо, Артелия, – изрекает он, вложив в свои слова куда больше уважения, чем когда-либо выказывал по отношению ко мне. – Но, если наша королева готова доказать нам, что она достойна, то я не против. Пусть докажет это мне. – Он говорит это, пренебрежительно махнув рукой, что многократно усиливает мое раздражение.
Что возомнил о себе этот человек? Я никогда не делала ему ничего плохого. Я каждый день прихожу на тренировки и выкладываюсь по полной. Я никогда не уклонялась от задач, которые он ставил передо мной, так в чем же дело?.. Если он не знает, что я явилась сюда, чтобы забрать кольцо, то у него нет причин питать ко мне неприязнь.
Однако я ничего не говорю, потому что Честейн уже приготовил свой меч и в глазах его пылает ярость. Я понимаю, что мне придется туго, но мне все равно. Наконец-то мне представилась возможность сразиться с ним, и, что бы ни случилось, я смогу хоть немного с ним поквитаться.
Я начинаю поворачиваться, чтобы взять меч, но опыт, который я приобрела уже здесь, подсказывает, что не стоит поворачиваться к врагу спиной. Поэтому я оглядываюсь по сторонам, пытаясь что-нибудь придумать – ведь не могу же я пятиться всю дорогу до стены, на которой висит оружие.
Но в конце концов все решается просто – Хадсон хватает меч и, перенесшись, отдает его мне.
– Спасибо, – шепчу я, но он уже исчез, оставив после себя струйку дыма, и я усмехаюсь. Как же он любит покрасоваться. Затем я поворачиваюсь и поднимаю свой меч – как раз вовремя, чтобы отразить мощный удар сверху, который пытается нанести мне Честейн. Придурок.
Я отвожу меч назад, готовясь атаковать, и он нападает вновь. И на этот раз сила его удара едва не заставляет меня упасть на колени.
Глава 97. На волосок
Каким-то образом мне удается удержаться на ногах, что немало, если учесть, что меня только что попытались рубануть гребаным широколезвым мечом – вот уж не ожидала, что со мной произойдет такое. Клянусь, нам надо разморозить Двор горгулий и убраться из эпохи, где все вопросы решаются с помощью этих чертовых мечей прежде, чем у меня отвалятся руки.
Резко развернувшись, несмотря на то, что ноги у меня вдруг стали ватными, я ухитряюсь размахнуться и ударить его мечом плашмя под колени. Он спотыкается, но не падает и кидается на меня вновь, занеся меч для мощного удара.
Я уворачиваюсь, и удар, предназначенный отрубить мне голову, проходит мимо. В обычных обстоятельствах я бы отскочила назад и вынудила его преследовать меня. Но я не пытаюсь одержать над ним верх в бое на мечах – во-первых, потому что это невозможно, ведь он как-никак упражняется в этом уже тысячу лет, а я взяла меч в руки… всего пять дней назад. А во-вторых, мне не нужно биться с ним, я хочу всего-навсего подобраться к нему так близко, чтобы коснуться его.
Первоначально я думала, что разумнее просто подойти к нему сзади и дотронуться до него рукой, но, когда я рядом, он всегда настороже. К тому же мне необходимо заморозить его во времени в такой ситуации, когда остальные горгульи не бросятся ему на помощь до того, как я смогу снять с него кольцо. Никто из них не посмеет вмешаться в поединок за право обладания кольцом – во всяком случае я надеюсь, что они этого не сделают до того, как я заберу его.
Но Честейн – хитрый и осторожный противник, он машет своим мечом, и, когда я уклоняюсь, ухитряется срезать лезвием около двух дюймов моих волос, что отнюдь не входило в мои планы. Конечно, хорошо, что ему не удалось отсечь больше, но я слишком взбешена, чтобы думать об этом.
Он играет со мной. Мы оба понимаем это, как и наши зрители. Этот тип упражнялся в схватках с мечами всю свою жизнь, и не мне с ним тягаться. Если бы он захотел, то мог бы уже закончить этот поединок, но он предпочитает смаковать унижение.
Он замахивается опять, наверняка намереваясь отрезать еще часть моих волос, но этому не бывать. Я падаю на землю и откатываюсь в сторону, что вызывает у горгулий смех, поскольку им кажется, что я сдаюсь.
Но я и не думала сдаваться и, катясь мимо него, вытягиваю руку и касаюсь его ноги, одновременно притрагиваясь к спрятанной внутри меня зеленой нити.
Я знаю, что у меня не так уж много шансов на успех – ведь я пытаюсь заморозить того, кто и без того уже заморожен во времени, – и поэтому продолжаю катиться в сторону на тот случай, если это не сработает. Но, вскочив на ноги, я вижу, что мой план все-таки сработал. Он обратился в камень, его ноги расставлены, меч поднят, лицо напряжено. И кольцо на его руке не стало каменным, оно по-прежнему блестит.
Мое сердце неистово колотится в груди, когда я понимаю, что трюк сработал, что мы можем взять кольцо и убраться отсюда. Я бросаюсь к Честейну, но слева от меня раздается крик Иден, и мне приходится обернуться.
И у меня падает сердце – выходит, я недооценила остальных горгулий и то, что они могут сделать, если я заморожу их вожака. Они все мчатся ко мне – и должна сказать, что, когда на тебя несутся тысячи воинов, это чертовски пугает.
Стараясь действовать как можно быстрее, я касаюсь зеленой нити и одновременно дотрагиваюсь до Честейна.
Разморозившись, он завершает свой рубящий удар, но тут до него доходит, что меня там уже нет и что его меч рассек воздух. Он стремительно поворачивается, ошалело вытаращив глаза и пытаясь меня найти.
– Как ты это сделала? – спрашивает он.
Быстро посмотрев влево, я обнаруживаю, что остальные горгульи выходят из круга, и опять сосредотачиваюсь на Честейне.
– Я же тебе говорила, что у меня есть и другие таланты. Но ты никогда не спрашивал какие.
– Я спрашиваю теперь. Ты можешь замораживать людей?
– Я могу делать массу вещей, – уклончиво отвечаю я, оглядываясь по сторонам.
– Тогда давай биться, – рявкает он. – Посмотрим, кто сможет победить в этом поединке.
Я вижу, что он в ярости от того, что я взяла над ним верх, от того, что какая-то девчонка, которую он не уважает, смогла в мгновение ока остановить и его, и этот бой. Но, когда он заносит свой меч и атакует меня, я немного пугаюсь.
Потому что я полагала, что к этому моменту все уже будет кончено. Я была уверена, что, если я заморожу его, у меня будет масса времени, чтобы снять кольцо…
Честейн машет своим мечом, и я уворачиваюсь. Может, мне перебраться на другую сторону круга? Но, возможно, если я заморожу его снова, вся армия не помчится его спасать, потому что они уже поняли, что с ним все в порядке?
На этот раз, когда он начинает выполнять сложный маневр с разворотом, я даже не пытаюсь увернуться. Вместо этого я обращаюсь в камень, так что удар меча не наносит мне никакого вреда, а затем снова превращаюсь в человека и, сжав запястье Честейна, опять касаюсь нити полубожества.