и молчит.
– Это потрясающе! – восклицает Мэйси. – У меня обычно уходит несколько минут на то, чтобы создать портал. А ты просто рисуешь в воздухе круг – и все! Портал готов.
Она охвачена восторгом и потрясена, и я ее понимаю. Первые пару дней, которые я провела в одной тюремной камере с Реми, я чувствовала себя точно так же – мне не верилось, что он настоящий.
– Как ты?.. Как тебе удалось?.. – лепечет Иззи, и должна признать, что мне приятно, что она в кои-то веки не может подобрать слова.
– Я завтракал в трехстах ярдах от четырех тысяч заключенных, натренированных на то, чтобы убить меня, так что не надо думать, что ты можешь прийти, махнуть кулаком и чего-то от меня добиться. – Его тон сейчас куда серьезнее, чем когда-либо, взгляд стал отсутствующим, и я вдруг вспоминаю, какой беспомощной чувствовала себя в той тюрьме. Какими беспомощными чувствовали себя тогда мы оба. Неудивительно, что теперь он воспринимает угрозу Иззи всерьез.
– Погоди, – говорит Флинт. – Это же цитата из фильма «Несколько хороших парней», да?
Серьезность на лице Реми вмиг сменяется выражением чистой радости.
– Ты смотрел его? Правда классный фильм?
Колдер закатывает глаза.
– Ну вот, приплыли. Он обожает это кино.
– Да, это потрясный фильм! – Флинт широко улыбается. – Аарон Соркин[14]. Лучшие диалоги на свете.
– «Вы хотите, чтобы я охранял эту стену; вам нужно, чтобы я охранял эту стену», – добавляет Реми, очень похоже изображая Джека Николсона, и забивается с Флинтом. – Мы с тобой точно устроим киновечер, как только разберемся с проблемкой, которую создал Сайрус. Ты согласен?
– Однозначно, – отвечает Флинт, и нельзя не заметить, как пристально Джексон смотрит на широкую дурашливую улыбку на лице нашего друга, ту улыбку, которую мы не видели у него с тех самых пор, как погиб Лука.
– Кто такой Аарон Соркин? – спрашивает Иззи, и мы все поворачиваемся и в изумлении уставляемся на нее. – Впрочем, неважно. Я убью и его, если он станет мне мешать.
И мы все разражаемся смехом. Все кроме Реми, который задумчиво смотрит на нее, и Колдер, которая перестала картинно трясти своими волосами и глядит на Иззи так, будто та представляет собой часть какого-то научного эксперимента.
Однако, когда наш смех стихает, Колдер заявляет:
– Ты мне нравишься. Мы с тобой станем лучшими подругами.
Это опять вызывает у нас смех. На сей раз смеется даже Реми.
В конце концов смех затихает, и Реми поворачивается к Иззи.
– Не расстраивайся, ma chère. Ты сможешь поучаствовать в нашем киновечере.
– Эй, – начинает Флинт, – если ты приведешь на него ее, то я тоже приглашу еще одного участника.
Реми пожимает плечами.
– Как я всегда говорил, в тесноте да не в обиде.
– Надеюсь, что это не одна из твоих плоских тюремных шуток, – говорит Хадсон, и Флинт стонет.
– Чувак, нет. Просто нет и точка, – отзывается Флинт, но на его лице играет широкая улыбка. И опять Джексон не сводит с него глаз. Позднее мы однозначно поговорим об этом, но сначала…
– Позволь полюбопытствовать, почему на тебя не действует магия Иззи? – спрашиваю я Реми.
Реми смотрит Иззи в глаза, и я вижу, что она хочет отвести взгляд, хочет сделать вид, будто ей плевать, но на самом деле ей тоже не терпится узнать почему. Вероятно, для того, чтобы избавиться от того, что ей мешает, и все-таки выкачать из него душу, ведь она так чертовски кровожадна.
Наконец он подмигивает ей и говорит:
– Да, надо отдать ей должное, у нее есть немалый талант. Но у меня один раз уже крали мою магическую силу. Так что теперь нужно нечто большее, чем какое-то полубожество, чтобы забрать ее у меня вновь.
– Полубожество? – повторяет Джексон, и мы все отшатываемся в изумлении. Он переводит взгляд на свою сестру, как будто ожидает, что у нее на лбу появится светящаяся стрелка, указывающая вниз. – Как это возможно?
Иззи только пожимает плечами, затем выхватывает из-за пояса еще один нож и снова начинает чистить ногти.
Это явно оборонительный жест, и, пока я пытаюсь уложить в голове то, что сказал Реми, в разговор вступает Дауд.
– Погодите. Изадора что, полубожество?
– А вы не знали? – На лице Реми на миг отражается чувство вины, и он поворачивается к ней. – Прости. Я больше ничего не скажу. Это твой секрет, и только тебе решать, объяснять им что-то или нет.
– Что все это значит? – спрашивает Джексон, глядя то на Иззи, то на Реми. – Кто твоя…
– Не твое собачье дело! – вскипает Иззи. – Отвали, пока я не отрезала тебе язык.
У него делается такой вид, что я с трудом удерживаюсь от смеха. Иззи ужасна, но какая-та часть меня восхищается ею. Мне самой бывает трудно определить, где заканчивается моя ответственность и где начинается ответственность других, а она вообще не заморачивается насчет границ, просто огораживает себя колючей проволокой и минными полями.
– Есть еще что-нибудь, что нам надо сделать до того, как мы начнем выдвигаться? – спрашивает меня Реми. Он пристально смотрит на меня, как будто уже знает ответ, и должна сказать, что есть что-то успокаивающее и одновременно досадное в том, чтобы иметь друга, который знает, что ты сделаешь, еще до того, как ты это делаешь.
– Да, – тихо говорю я.
Я снимаю с пальца кольцо с Божественным камнем, затем подхожу к Иззи и – под потрясенными взглядами моих друзей – протягиваю его ей.
Но потрясены не только они.
– Что ты делаешь? – спрашивает она, отшатнувшись от Божественного камня. – Зачем ты отдаешь мне его?
На ее лице написан такой ужас, что я едва не разражаюсь смехом, но в конце концов все же удерживаюсь.
– Ты же понимаешь, что это кольцо обладает достаточной силой, чтобы освободить тебя от Сайруса, не так ли?
– Перестань, – резко бросает она.
– Зачем ты сказала ей это? – спрашивает Флинт, и в его голосе звучит ярость. Правда, в последние дни он почти всегда охвачен яростью – если, разумеется, речь не идет о киновечере с участием Реми.
– Потому что она достойна знать, что я не стану ее осуждать, если она отдаст кольцо Сайрусу, – говорю я, пристально глядя в темно-синие глаза Иззи.
– Почему ты решила, что мне не все равно, что ты думаешь? – рычит она, надев кольцо на палец, и по ее телу пробегает дрожь. – Ты совсем меня не знаешь.
– Потому что ты отдашь это кольцо своему отцу, чтобы освободить ребят из Кэтмира – и потом пожалеешь об этом, будешь задаваться вопросом о том, что было бы, если бы ты этого не сделала, и станешь винить себя.
Ее смех холоден, как лед.
– У тебя бред, если ты воображаешь, будто мне есть дело до освобождения этих учеников.
– О, я знаю, что тебе на них плевать. Но ты не используешь это кольцо, чтобы освободиться самой, – говорю я. И да, я знаю, что мне, наверное, следовало бы остановиться, знаю, что еще немного, и я врежусь в одно из этих ее заграждений из колючей проволоки, но мне все равно. Думаю, ей надо это услышать. Как и всем остальным.
Особенно это надо услышать Реми, если то, о чем я думаю, правда. Но он, похоже, почти не слушает нас.
Но надо попытаться, и я продолжаю:
– Ты отдашь это кольцо своему отцу, потому что, думаю, он манипулирует тобой и наказывает тебя за неспособность доказать ему твою ценность всю твою жизнь. Ты еще не готова к надежде.
В глазах Иззи мелькает страх, но это длится всего лишь секунду, после чего он исчезает, и его место занимает ярость.
– Ты ничего не знаешь обо мне.
– Может, и так, – соглашаюсь я. – Но дело вот в чем – если его отдам ему я, то он сочтет, что ему удалось заставить меня подчиниться его капризам. Это лишено смысла. Но, если его доставишь ему ты, то завоюешь его уважение и, возможно, поймешь, что оно тебе не нужно и никогда не было нужно. Ты сила, Иззи, и, если Реми прав, намного более могучая, чем Сайрус, пока у него нет этого кольца. Так что если ты захочешь, то сможешь сделать иной выбор.
Ее руки дрожат, и я почти уверена, что сейчас она схватится за нож, чтобы заставить меня замолчать навсегда, но я должна закончить. Если то, что мне сказал о ней Хадсон, правда, то она достойна узнать, что кто-то ее понимает.
– Но я хочу, чтобы ты знала – я понимаю, почему ты не уйдешь от него, почему ты отдашь кольцо этому монстру и останешься с ним. Это не твоя вина. На твоем месте любой поступил бы так же. – Я вздыхаю, смотрю на Хадсона и Джексона и опять поворачиваюсь к ней. – Но думаю, когда-нибудь ты захочешь уйти. И я просто хочу, чтобы ты знала – я тебе помогу. Как и твои братья.
Джексон издает какой-то звук, но Колдер и Мэйси цыкают на него.
– Зачем ты так со мной? – спрашивает Иззи, и ее голос дрожит, чего с ней еще не бывало.
– Затем, что кто-то должен признать, что Сайрус держит тебя в своей паутине, как он держит в ней и нас, и ты не можешь вырваться из нее, – отвечаю я. Затем, понимая, что дальше давить нельзя, делаю шаг назад и беру Реми под руку. – Ну как, ты готов познакомиться с самым самовлюбленным существом на земле?
Он смеется.
– Кто бы мог подумать, что на свете есть кто-то, способный составить Колдер конкуренцию?
Но Колдер только закатывает глаза и распушает свои волосы.
– Зависть так некрасива.
– Как и тщеславие, – огрызается Иззи.
– Да, кстати, – мурлычет Колдер, – мне нужен новый туалетный столик. С зеркалом с подсветкой. Реми?
– Я куплю тебе такой столик, как только мы разберемся с этим делом, лады? – со смехом обещает он.
– Отлично! – Она хрустит костяшками пальцев. – Ну и где этот вампир, которому надо оторвать яйца? Дома у меня есть большая жаровня, которую я как раз хотела опробовать.
Все хохочут, потому что как можно не смеяться, когда Колдер предстает во всей своей красе?
Когда мы подходим к порталу, который Реми все это время держал открытым, притом без малейших усилий, я вижу, что Дауд наконец вышел из транса, в котором он пребывал с момента появления Колдер.