Как я мог забыть, что Пославший меня сюда не даст мне смерти? Но не избавит меня от страданий. Цель – не достигнута. И как её теперь достичь парализованному слепому инвалиду? Глаз нет. Ног нет. Рук нет. Правая, может, и оживёт, а левой – нет.
Доктор говорит, что пули и осколки вынули. Частично зашили. Частично оставили открытые раны. Или дренаж вывели. Чтобы не гнило изнутри, а выходил гной наружу. Я не особо вникал. Кисть оставили. Понадеявшись на силу и молодость организма. Обычно при таких ранах конечность отсекают по сустав. Кисть могли и отхреначить. Запросто. Но оставили. Косточки, а их в кисти много – оказались целы, хотя вся плоть на кисти была изорвана пулей и осколками рукояти пистолета. Если приживётся – будет кисть. Видимость кисти. Работать не будет – порвано всё. Мышцы, связки, нервы – всё в клочья. Не приживётся – отрежут. Поток раненых бойцов стал спадать, вот и решили не спешить.
Да, немцы капитулировали. Паулюс сдался. Спешащих к нему на выручку Манштейнов отбили. Теперь гонят немцев грандиозным наступлением. Очищают от немецкой заразы юг страны. Грандиозные, тщательно подготовленные, бережно лелеемые ударные кулаки танковых армий наступают из Ростова и отсюда, Сталинграда, гоня немецкую мутную волну на запад. На Воронеж, Харьков и Киев. Под Моздоком окружена Кавказская группировка немцев. Против Сталинградской, она мелочь. Но объективно – пипец немцам на Кавказе.
Надо радоваться грандиозной Победе русского оружия, восхищаться стратегическому таланту, выдержке и прозорливости русских полководцев и Сталина, что удержался, не ввёл эти элитные, набранные из опытных бойцов, свежие войска в бой в эпической битве в бассейне Волги и Дона, не израсходовал их в оборонительных боях. Сберёг. Оборону держали части «второго эшелона». А лучшие соединения – мехкорпуса, танковые бригады, егеря, отлично вооружённые, сформированные из опытных бойцов – ждали своего часа. И вот он пришёл, нужный момент. Последние резервы Гитлера были развеяны, наступление ему не сдержать. Нечем сдерживать. Все резервы были потрачены на деблокирующий удар. Пока он перекинет войска из Европы и Африки, наши основательно почистят Родину от европейских падальщиков.
Но человек такая скотина, что своя боль намного сильнее и больнее, чем общая Победа. Радость Победы над лучшей, и это – объективно, армией мира проскочила мимо моего сознания, замутненного болью и отчаянием. Я медленно, но верно погружался во мрак. В апатию и аутизм. Я отказывался есть, не реагировал на людей, не реагировал на процедуры и перевязки.
Мир стал чёрным, беспросветным пространством боли и безысходности. Я не видел смысла моего дальнейшего существования. Не видел смысла продолжать эти мучения. Не видел смысла в малейшем душевном шевелении, не говоря уже о шевелении телом. Не хочу! Хватит! Погасну, как лампа в фонаре с севшими батарейками. Медленно потухну. Подохну.
Долг? Я мало его выполнил? Перед Родиной? Я сражался – в полный выход своих сил. Больших сил, приданных мне. Не сачковал, не отлынивал. Кому многое дано – тот должен много и отдать. Брал всю нагрузку, что давала судьба. Воевал, учил людей, вёл их к Победе.
Перед Сталиным? Великим и Ужасным? Всё, что знал – рассказал. Позволил мозгокопателям перетряхнуть всего себя, чуть не лишившись рассудка, и так едва держащегося в чужом теле. Сколько времени, сил и средств, сколько жизней этим я сберёг? Сколько стоит карта ещё не открытых сибирских месторождений? Сколько стоит ещё не прожитый опыт трудных ошибок? А я же не только «языком горазд» – руками делал. Самоходы мои взять. Приложил я «ручки, язык и голову» и к другим новым образцам оружия. Пресловутый «промежуточный патрон» уже является частью стандартного боепитания, наравне с винтовочным 7,62 и пистолетным 7,62. Выпускается миллионами. Это только то, что я сам сделал. А что делали «кадры» Сталина?! Используя дармовой опыт поколений!
Перед Родом? Родину – защищал. НаРод – берёг. ПриРоду – берёг, много рассказывал о последствиях современного бездумного загрязнения для экологии.
Что я не сделал? Почему продолжается моё существование в этом аду? Почему Ты не дашь мне избавления?
Я совсем обезумел. Я проклял Его. Кричал Ему проклятия, обвиняя Его в своей боли. Тщетно теша себя надеждой, что Он осерчает и пошлёт мне кару небесную. Чем хуже – тем лучше. Забывая, что Он – не человек. Он – не обидчивый. Всепрощающий и всё понимающий. Всё знающий. Он – Всё. И он – Ничто. Всё в Нём начинается и Им же – завершается.
А я всего лишь человек. Слабый и безвольный. Я усомнился в Его промысле. Поспешил, поторопился. Всему своё время. Есть время Боли и осмысления. Есть время Избавления.
Избавление пришло. Не оттуда, откуда я ждал. А совсем с другой стороны. Оттуда, откуда я не ждал. Потому что забыл. Потому что придурок. Как я мог усомниться? И в Ком?
Однажды в бесконечный мрак, в котором я пребывал, ворвался доклад:
– Установлено соединение с устройством.
Это было неожиданно. Психованная клавиатура – нейроинтерфейс вдруг напомнил о себе. Жил себе, подыхал себе – молчало. И вдруг вот оно! А что за устройство?
Бася! Мой костюм Железного Человека нарисовался в «зоне доступа»! Я так этому обрадовался, что мгновенно вынырнул из мрака.
Ощутил себя в каком-то помещении, среди людей. Несколько человек страдали. Физически страдали. Двое разумных – морально. Один, маленький, но яркий отпечаток энергетики был сильно зациклен на меня, оттого страдал. Другой, мутный, с сильно просевшей оболочкой, отчего энергия утекала без пользы – за всех. Сиделка? Вот как выглядят в энергетике старики?
– Маугли! – прохрипел я.
Малыш подскочил, ткнулся в меня лбом.
– Встреть товарищей генералов, проводи сюда. Не хочу больше терять время. Свет давно отрубили?
– Минут пять как, – ответил мне женский голос. Голос не старухи.
«Бася, прекрати безобразничать!» – приказал я своему же костюму. Нет, не увидел, глаз нет же. Догадался.
– Сейчас перезапустят генератор и будет свет, – прохрипел я.
Басю я «отдавал» Кельшу. Кельш отдать Басю может только Меркулову, Берии и Сталину. Никто из этих троих сюда не явится. И не потому что я – Никто. Заняты люди. Работы у них – на 48 часов в сутки. Не могут они позволить себе такую роскошь, как потерю времени на перелёт и переезд за каким-то куском модифицированного медвежьего, протухшего, подгнившего мяса. Значит, Кельш. С сопровождающими, естественно, но сам. И я ему рад.
– Ты угадал, – сказал тот же женский голос, – свет дали.
А вместе со светом нервное напряжение поднималось в здании. Эпицентр этого напряжения плыл плавно в мою сторону. Вот они, уже рядом.
«Бася, покажи мне их».
Пошла картинка. Ах, Бася, ах, проказник! Мой костюм самостоятельно шёл рядом с Кельшем. Повинуясь моему мысленному пожеланию, Бася осмотрел себя – он принял вид бойца осназа.
Кельш, старый ты урод! Как же я рад тебя видеть! Хмурит своё изуродованное пытками лицо, слушает начальника госпиталя.
Кельш. Когда в 1942-м «активировалась» «пятая колонна» скрытых оппозиционеров во власти, возбуждённая утечкой информации о «пришельце из будущего», то есть обо мне, Кельш провёл блестящую операцию. Можно было выявить скрытых врагов, купировать угрозу кастрацией голов, чтобы не «утекло» к их покровителям в Лондон. Но «кадры» Сталина поступили тоньше и мудрее. Кельш позволил себя захватить. Под пытками выдал заранее подготовленный «слив», рассказал им часть картины будущего. Под нужным углом зрения.
Случилось так, как надеялись – раскол «пятой колонны», грызня оппозиционеров меж собой. Среди противников Сталина не все были противниками СССР, не все были врагами России, не все были русофобами. Много было там патриотов. Много. Большинство. Обиженных жесткостью Сталина и Ко, его «лес рубят – щепки летят». Не «проникнувшиеся моментом». Много заблудших, отравленных, обманутых.
Обработанные, зомбированные, но элита народа! Умные, грамотные, активные, обладающие огромным опытом по управлению страной. Терять таких людей непозволительная роскошь. Чтобы их сохранить, Кельш и пожертвовал собой.
Информация за рубеж не ушла. Большинство «оппозиционеров» приняли «суровую необходимость», перешли на сторону Сталина и Ко, сдавая всех остальных. По стране прокатилась волна сердечных приступов, внезапных смертей, весьма влиятельные люди умирали от насморка, стрелялись от внезапно навалившейся тоски и безысходности. Вся сеть лондонской разведки оказалась парализована. Затошнило их патронов также и в Вашингтоне, и Берлине, и в Цюрихе – их сети тоже «легли», в случае Берлина в очередной раз. Её, разведку Канариса, вырезали в очередной раз. Власть в стране была пастеризована, как пакет молока. Быстро и незаметно для работающего и воюющего народа. Блеск! И огромное личное мужество этого чекиста. Респект и уважуха!
Вот процессия достигла дверей. Сопоставив мои ощущения и трансляцию Баси, понял – они дошли до моей палаты. А где Маугли? Бася? Мальчишка запищал, когда железные пальцы сомкнулись на его плече. Бася, потише! Железный Дровосек!
Вижу жалкое зрелище – самого себя со стороны. Вижу, как сам вздыхаю тяжко, вижу, как щель в бинтах издаёт звук голосом Кузьмина:
– Здравствуй, Николай Николаевич! Всегда Кока-Кола!
Кельш улыбается:
– Рад тебя видеть!
– Не сильно вы спешили, – пеняю ему.
– Так ты же прятался! Мотаюсь по всему юго-западному направлению уже третий месяц, следы твои распутываю. Ладно, потом поговорим. Товарищ полковник медицинской службы, доложите нам состояние этого куска мяса.
Начальник госпиталя удивлён. Запинается. Привык народ бояться НКВД, тем более генералов НКВД.
Вперёд выступает другой медик-боец. Белый халат, с тщательно проглаженными складками, накинут был впопыхах. Кельш останавливает полковника, кивает капитану медслужбы. Тот уверенно докладывает – я его пациент, капитан знает лучше.
Кельш кивает и уступает место ещё одному командиру – подполковнику. Он представляется командиром дивизии, в боевых порядках которой сражалась наша штрафная рота. Зачитывает приказ о снятии с меня судимостей ввиду искупления – героизмом и кровью. Потом зачитывает приказ о моём награждении медалью «За от