— Думаю, Брэзелл и Рейяд намеревались и меня довести до такого же состояния. Но я выстояла. — И я принялась объяснять Валексу, для чего были нужны эти узники.
— А что произошло с тобой? — напряженным голосом спросил Валекс.
Я помолчала. А потом слова хлынули таким же неудержимым потоком, как слезы из глаз. Я не стала ничего приукрашивать и рассказала все в мельчайших подробностях. И когда я поведала ему все о двух годах, проведенных в качестве лабораторной крысы, о пытках и издевательствах, унижениях и побоях, о жестоких играх и моем страстном желании угодить Рейяду и, наконец, об изнасиловании, которое привело к тому, что я его убила, я почувствовала, как душа моя очистилась. У меня даже голова закружилась от охватившего меня облегчения.
Валекс молчал на протяжении всего рассказа — он не задавал вопросов и не делал никаких замечаний.
— Брэзелл и Могкан будут уничтожены, — наконец ледяным тоном произнес он.
Трудно было сказать, что это — угроза или клятва, но как бы серьезно ни звучали слова Валекса, пока они представляли собой не более чем сотрясение воздуха.
И тут же, словно услышав собственные имена, в коридоре темницы появились Брэзелл и Могкан в сопровождении четверых стражников, которые освещали им путь. Они дошли до наших камер и остановились.
— Добро пожаловать домой, — обращаясь ко мне, промолвил Брэзелл. — Я очень хотел обагрить свои руки твоей кровью, но Могкан любезно разъяснил мне, что тебя ждет, если ты не получишь свое противоядие, — Брэзелл улыбнулся с довольным видом. — Думаю, я получу большее удовольствие, когда буду наблюдать за тем, как убийца моего сына корчится в нестерпимых муках. Я зайду попозже, чтобы послушать твои крики. И если ты меня очень попросишь о том, чтобы я избавил тебя от этих мучений, я так и быть перережу тебе горло, чтобы ощутить гнусный запах твоей крови.
Брэзелл перевел взгляд на Валекса.
— Неповиновение приказу равносильно государственной измене. И командор Амброз уже подписал тебе смертный приговор. Тебя повесят завтра в полдень. — Брэзелл склонил голову, рассматривая Валекса как породистое животное. — Думаю, надо будет сделать чучело из твоей головы и украсить им свой кабинет, когда я приду к власти.
И Брэзелл с Могканом со смехом покинули темницу. Наступившая после их ухода тьма казалась еще мрачнее, чем прежде. Она давила на грудь, мешая глубоко вздохнуть. Я принялась ходить по камере. Уныние сменялось полным отчаянием. Я принялась пинать солому, колотить кулаками в стены и бросаться на решетку.
— Элена, успокойся, — наконец донесся до меня голос Валекса. — Лучше поспи, тебе еще понадобятся силы.
— Ну конечно, перед тем как умереть, надо как следует отдохнуть, — огрызнулась я и тут же пожалела о сказанном — ведь Валекса тоже ждала казнь. — Ладно, я попробую.
Я легла на затхлую солому, прекрасно понимая, что заснуть мне не удастся. Как можно спать, когда тебе остается несколько часов жизни?
И, тем не менее, мне удалось это сделать.
Проснулась я от собственного крика. Снившийся мне кошмар об осаждающих меня крысах превратился в реальность, когда я ощутила теплое мохнатое тельце, устроившееся на моих ногах. Я резко вскочила и отшвырнула грызуна в сторону. Он стукнулся о стену и кинулся прочь.
— Хорошо поспала? — поинтересовался Валекс.
— Бывало и получше. Сосед слишком храпел. — Валекс довольно хмыкнул. — Я долго спала?
— В отсутствие солнца это определить довольно трудно. Но думаю, дело движется к закату.
Последнюю дозу противоядия я принимала накануне утром. Это означало, что жить мне осталось до утра, хотя симптомы отравления должны были проявиться уже вечером.
— Валекс, я хочу тебе признаться… — Горло у меня сжалось, а живот напрягся с такой силой, словно кто-то пытался выскочить оттуда наружу.
— Что такое?
— Желудочный спазм, — с трудом пробормотала я, хотя приступ уже начал проходить. — Это начало?
— Да. Начинается все медленно, а потом время конвульсий увеличивается.
После следующего приступа я рухнула на пол, а когда он закончился, переползла на солому в ожидании следующего.
— Валекс, поговори со мной, — будучи не в силах переносить тишину, попросила я. — Расскажи что-нибудь.
— Что именно?
— Неважно. Что хочешь.
— Ну, тогда я, пожалуй, успокою тебя — яда под названием «Пыльца бабочки» не существует.
— Что? — Мне захотелось закричать, но на меня снова накатил приступ тошноты, заставивший согнуться пополам, в животе началась такая резь, словно его кромсали ножом.
Когда я, наконец, пришла в себя, Валекс продолжил:
— Ты будешь хотеть умереть, будешь мечтать о смерти, но в конечном итоге останешься живой и здоровой.
— Как это, объясни!
— Телом управляет сознание. Если ты думаешь, что должна умереть, то тебя убьет одна эта уверенность.
— Но почему ты раньше не сказал мне об этом? — в ярости воскликнула я. Ведь он мог избавить меня от боли.
— Тактический ход, — ответил Валекс.
Я прикусила язык, чтобы не высказать все, что я о нем думаю. Я пыталась поставить себя на его место, увидеть логику в его действиях. Мои занятия с Ари и Янко включали в себя стратегию и тактику. Янко сравнивал спарринг с карточной игрой.
— Лучшие свои выпады держи при себе и пользуйся ими лишь в случаях крайней необходимости, — говорил он.
Если бы у нас была возможность сбежать, Валекс не стал бы доставать свой последний козырь и рассказывать мне о яде.
— А как же эти приступу? — спросила я, чувствуя, что на меня вот-вот накатит следующий. Я свернулась клубком в надежде, что это облегчит боль, но не помогло.
— Синдром отвыкания.
— От чего?
— От твоею так называемого противоядия, — ответил Валекс. — Это интересная смесь. Я обычно пользуюсь ею, если мне надо, чтобы кто-нибудь слег. По мере того как снадобье выветривается, начинают нарастать желудочные колики, которые, по меньшей мере, день не дают человеку встать с кровати. Очень удобно, если кого-нибудь надо вывести из строя, не убивая при этом. А если человек продолжает принимать эту штуку регулярно, эффект откладывается до того момента, когда он закончит это делать.
Ни в одной из прочитанных мною книг я не встречала подобного снадобья.
— И как оно называется?
— «Белый ужас».
Стоило мне узнать, что я не умру, как паника отступила, и это помогло переносить боль. Теперь каждый спазм я воспринимала как очередной шаг на пути избавления от упомянутого снадобья.
— А что такое «Пыльца бабочки»? — спросила я.
— Ее не существует. Я ее выдумал. Красивое название. Мне нужно было какое-то средство, которое помешало бы дегустаторам сбегать, при этом я не хотел приставлять к ним охрану или запирать на ключ.
Неприятная догадка посетила меня.
— А командор знает об этом? — спросила я, понимая, что если об этом известно командору, то, значит, об этом знает и Могкан.
— Нет. Он искренне полагает, что я отравил тебя ядом.
В течение ночи мне неоднократно приходилось напоминать себе о том, что я жива и здорова. Мучительные колики отказывались отступать. Икая и завывая, я ползала на четвереньках по камере.
В какой-то момент я как в тумане увидела усмехающиеся лица Брэзелла и Мокгана. Но мне было все равно. Их довольный смех не мог произвести на меня впечатления. Я была одержима лишь одной мыслью — как найти наиболее удобное положение, чтобы облегчить боль.
И наконец провалилась в сон.
Проснулась я на грязном полу камеры. Моя правая рука была просунута сквозь прутья решетки. Я изумилась не столько тому, что жива, сколько тому, что за руку меня держал Валекс.
— Элена, с тобой все в порядке? — с искренней тревогой осведомился он.
— Кажется, да, — хриплым шепотом ответила я. Во рту все пересохло.
Со стороны входной двери донесся скрип открываемого замка.
— Прикинься мертвой, — прошептал Валекс, отпуская мою руку. — И постарайся сделать так, чтобы они поближе подошли к моей камере, — добавил он, когда в темницу вошли два охранника. Я перевернулась и высунула между прутьев другую, ледяную руку как раз в тот момент, когда охранники уже спускались по лестнице.
— Проклятие! Здесь воняет хуже, чем в сортире после пивной вечеринки, — промолвил один из охранников, поднимая фонарь.
— Как ты думаешь, умерла? — спросил другой.
Я лежала лицом к стене с закрытыми глазами, а когда ощутила желтоватый луч света, направленный на меня, еще и задержала дыхание.
Охранник прикоснулся к моей руке.
— Холодная как лед. Давай вытащим ее отсюда, пока она не начала разлагаться. Здесь и так вони хватает… — Замок щелкнул, и раздался скрип открываемой двери.
Охранник схватил меня за ноги, и я расслабилась, изображая мертвое тело. Когда на меня перестал падать свет, я рискнула и приоткрыла глаза. Охранник с фонарем двинулся вперед, чтобы освещать дорогу, так что верхняя часть моего тела осталась в тени. Когда меня тащили мимо камеры Валекса, я обеими руками уцепилась за прутья решетки.
— Эй! Стой! Она застряла.
— Где? — осведомился его напарник.
— Не знаю. Иди сюда, посвети.
Я пропихнула руку в камеру Валекса, обхватив прутья.
— Назад! — рявкнул Валексу охранник с фонарем, хватая меня за локоть своей жирной лапой. Потом он издал хрип, и я успела открыть глаза, чтобы заметить, как фонарь упал на пол и погас.
— Что такое? — воскликнул второй охранник, который все еще держал меня за ноги.
Я согнула колени и подтянулась ближе к его ногам. И он икнул от изумления, когда я схватила его за лодыжки. Ничего не понимая, он попятился и упал навзничь.
Я совершенно не ожидала услышать тошнотворный хруст ломающейся кости. Тело его обмякло, а я поднялась на подгибающихся ногах.
Услышав звук удара и звон ключей, я обернулась как раз в тот момент, когда Валекс снова зажигал фонарь. Второй охранник сидел, прислонившись к решетке, и голова его была противоестественно свернута набок.