На мосту я обнаруживаю признаки жалких попыток ремонта. Не исключено, что широкие доски и камни в местах провалов уложили в прошлом другие участники Испытания, тоже столкнувшиеся с необходимостью перебраться на другой берег. От моих шагов камни падают вниз. Добравшись до высокого места – середины моста, – я убеждаюсь, что противоположная его сторона пострадала еще больше. Исчезли целые участки асфальта, остались только узкие полоски, по которым можно попытаться пройти. Те, кто поначалу пытался латать покрытие, не пожелали, видимо, возвращаться на берег за досками и камнями для дальней части моста.
Я обдумываю свои варианты: вернуться на берег и постараться дойти до моста на юге или понадеяться на лучшее и попробовать завершить переправу здесь. Сейчас, на самом горбу моста, я красуюсь на виду, так что меня заметит любой оказавшийся неподалеку кандидат. Вернуться – значило бы опять подвергнуться риску нападения. Безопасного варианта не существует.
Страх перед арбалетчиком толкает меня дальше. Когда полоса покрытия, по которой я иду, сужается до фута, я меняю положение рюкзака на спине. Внизу несется темный поток, одно неверное движение – и он меня проглотит. До берега остается каких-то двадцать футов, когда я слышу уже знакомый вибрирующий звук, сигнализирующий об опасности. Выбора нет, остается только перейти на бег. Мимо меня проносится стрела, снизу доносится плеск – стрела ушла под воду.
В пяти футах от спасительного берега кусок дороги, по которой я бегу, пропадает. Снова вибрирующий звук. Времени на размышление уже нет, и я прыгаю в надежде преодолеть зияющую дыру по воздуху. Но нет, тверди достигла только верхняя часть туловища, а все остальное повисло над рекой. Собственная тяжесть и рюкзак тянут меня вниз, в бездну. Я цепляюсь за бетон, вонзаю пальцы в трещину в камне и каким-то чудом перестаю сползать вниз.
При попытке подтянуться у меня начинают дрожать мускулы рук. После нескольких отчаянных попыток я сдвигаюсь на какую-то долю дюйма, пальцы при этом начинают разжиматься. Еще минута – и я ухну в воду. Этого не предотвратить. Я готовлюсь к падению в надежде, что смогу выкарабкаться из отравленного потока на берег, как вдруг кто-то хватает меня за руку и начинает разжимать мне пальцы – единственную мою надежду избежать ядовитой купели. Какие бы опасности мне ни грозили, я знаю, что должна сохранять спокойствие, тем не менее ничего не могу с собой поделать. Я истошно ору.
Глава 11
– Все хорошо, Сия. Все хорошо.
Проходит целая минута, прежде чем голос проникает сквозь оболочку страха. Я не сразу соображаю, что меня тянут вверх, а не сталкивают вниз. Сообразив, перестаю отбиваться и покоряюсь. Меня тянут вверх, вверх, и вот опасность отступает, я оказываюсь на твердой почве.
Сердце ухает, я с трудом дышу, тем не менее выдавливаю каркающее «спасибо», едва различая перед собой лицо Томаса. Он смотрит на меня со смесью сочувствия и настороженности, но старается говорить беззаботным тоном.
– Когда мы вернемся в Тозу-Сити, тебе придется потренироваться в прыжках в длину.
Шутка так себе, но я невольно улыбаюсь и даже забываю ненадолго, где нахожусь. И зачем. Короткое мгновение я чувствую себя в безопасности. Выпрямляясь, оглядываюсь на мост, пытаюсь высмотреть арбалетчика.
– Надо отсюда убираться. Неподалеку засел тип с арбалетом, задумавший уменьшить конкуренцию. Он на меня напал, когда я искала тебя. А потом нагнал на мосту.
Томас, щуря глаза, тоже оборачивается. Ищет подтверждения, что стрелок существует? Не доверяет моим словам? Если бы не сны отца, не предательство Романа и не предостережение Майкла, я бы сама не поверила, что кто-то из кандидатов способен на такое. Разве можно упрекать Томаса за недоверие?
– Кто бы это ни был, он тоже должен искать способ переправиться через реку. Поразительно, что ты спаслась. Увидев такой прыжок, я испугался за твою жизнь.
Он поправляет рюкзак на плече и протягивает мне руку. Я готова ее схватить, но замечаю, что моя рука в крови. Увидев порезы, Томас говорит:
– Давай-ка промоем. Только заражения не хватало! Но сначала уйдем с солнцепека.
Мы преодолеваем целую милю в западном направлении, прежде чем я останавливаюсь у груды камней и перекрученного железа, достающей мне до пояса. Она послужит хоть каким-то укрытием, пока я приведу в порядок пораненные руки и перекушу. Теперь, перестав бояться, я умираю с голоду.
Томас садится рядом.
– Если надо, я могу порвать на бинты свою простыню.
– Это лишнее. – Впрочем, мне приятно убедиться в своей правоте: Томас действительно захватил с собой простыню с койки. – У меня при себе аптечка первой помощи.
Чтобы не перепачкать кровью все содержимое своего рюкзака, я прошу Томаса достать оттуда аптечку и наполовину полную фляжку с водой. Намочив дезинфицирующим раствором клок ваты, я промываю раны и с облегчением убеждаюсь, что это всего лишь царапины. Антибактериальная мазь, бинтовая повязка – и я готова утолить голод. Прячу аптечку в рюкзак, вынимаю яблоко и предлагаю Томасу. Надо же хоть чем-то отблагодарить своего спасителя!
Он ухмыляется:
– Аптечка – один из твоих трех предметов со склада? – Я киваю, и он расплывается в улыбке. – Я сам чуть не прихватил аптечку, но вовремя подумал, что ты тоже так поступишь. Зачем нам брать одно и то же? Мы же договорились о встрече.
Он сильно рисковал, ведь мы вполне могли разминуться. На счастье, этого не случилось. Оттого что он, бродя по складу, помнил, что мы – команда, я чувствую прилив счастья, труднообъяснимый при данных обстоятельствах.
За яблоками и бубликами с корицей – вкладом Томаса в перекус – мы сличаем содержимое наших рюкзаков. Я демонстрирую воду и химикаты для ее очистки: об этом моем выборе он тоже догадался, а вот о третьем – нет. Решил, что я выберу компас – предмет, без которого ни один кандидат не сможет обойтись в пути. Поэтому его брови взлетают на лоб от удивления, когда я достаю из бокового кармана рюкзака револьвер и признаюсь, что уже пускала его в ход.
– Так это была ты?
Мне опять становится стыдно за свои действия, и я опускаю глаза, чтобы не видеть осуждения в его глазах. Но он приподнимает мне подбородок и заставляет смотреть на него. Оказывается, он все хорошо понимает, переживает за меня, гордится мной.
– Ты все сделала правильно. Чтобы защищаться, нужна отвага, и я рад, что она у тебя нашлась. Не представляю, что бы я делал, если бы с тобой что-то случилось. – От его ласковой улыбки у меня в животе оживает стая мотыльков. – Хочешь взглянуть, что отобрал я?
Набор инструментов, в который входят спички. Атлас конца XXI века с подробными картами всех пятидесяти штатов США, в том числе тех мест, по которым нам предстоит путешествовать. Наконец, большой, устрашающего вида нож в кожаном чехле. Не припомню, чтобы я видела такой нож, если это можно так назвать, в оружейной секции – наверное, проглядела. Его длинную рукоятку можно сжимать двумя руками, клинок имеет целых два фута в длину и зазубрины у основания, он такой острый, что к нему страшно прикоснуться.
– Я подумал, что эта штуковина пригодится нам, если придется прорубаться сквозь заросли.
Он вкладывает свой меч в ножны и крепит их у себя на поясе. Он очень хорошо, даже опасно вооружен.
Я собираю свой рюкзак и показываю Томасу вещи из дому: приемник-передатчик своего брата и складной карманный нож. Понимая, что мы оснащены для выживания лучше большинства кандидатов, я готова снова углубиться в разрушенный город, через который лежит наш путь на запад. Томас считает, что мы должны немного продвинуться в ту сторону, а потом повернуть на юг. Меня это удивляет.
– Разве мы не пойдем к забору?
– Зачем?
– Чтобы встретиться с остальными. Ты же сказал Зандри и другим про встречу у забора?
Томас останавливается:
– Я сказал одной тебе.
– Но… – Мне хочется спросить почему, но вспоминаю про арбалетчика, кукурузные лепешки Райм, подножку Романа Малахии, когда мы впервые пришли в столовую. И, конечно, следующую выходку Романа. Все дело в доверии. Мне Томас доверяет, и его доброта ко мне, которую я наблюдаю с самого детства, убеждает меня, что я тоже не напрасно ему доверилась. Тем не менее я не удерживаюсь от вопроса:
– Что, если по пути мы набредем на Зандри или на остальных?
Предоставим им выкручиваться самостоятельно или позволим присоединиться к нам? Как можно уйти от людей, которых мы называем своими друзьями?
Я вижу, что Томасу нелегко ответить на мой вопрос. Он долго молчит, уверенно шагая на запад.
– Нам сказали, что нас будут оценивать по тому, какой выбор мы предпочтем, – говорит он наконец. – Наверное, это как раз такой случай.
Мы преодолеваем еще несколько миль почти молча. Пейзаж на горизонте делается все менее загроможденным. История учит, что за городом тянулись мелкие городки, что сотни тысяч людей жили и работали поблизости от Чикаго, пользуясь выгодным соседством. Признаков этого почти не осталось. Те, кто разрушил город, погубили и населенные пункты вокруг него. Во всяком случае, от тех, которые мы минуем, мало что осталось, только груды железа, развалины стен, кучи битого стекла, потрескавшаяся земля – свидетельства взаимной беспощадности людей.
Солнце прячется. В сгущающихся сумерках мы видим заросший дикой растительностью домишко. Неужели он устоял в войне, или его построил кто-то из тех, кому удалось спастись? Домишко как будто цел. Мы переглядываемся и молча решаем идти к нему. Можно было бы двигаться дальше, но найдем ли мы другое убежище? От мысли о ночевке под открытым небом, когда вокруг рыщут кандидаты Испытания и дикие звери, вынюхивающие добычу, мне становится жутко.
До домика мы добираемся потные и обессилевшие. В небе гаснут последние лучи отошедшего ко сну светила. Домик маленький, это квадрат со стороной в восемь футов, с цементным полом. Все четыре стены устояли, но крыша частично провалилась, и в дыры можно любоваться туманным небом. Я рада, что погода жаркая, а не дождливая. Обугленный угол внутри дома – признак того, что кто-то – возможно, кандидат прошлогоднего Испытания – разводил здесь костер.