Разложив химикаты, беру прозрачный стаканчик из корзинки и наливаю в него на полдюйма воды, капаю туда первый раствор и взбалтываю. Если вода содержит полученную путем биоинженерии разновидность цианистого калия, часто применявшегося при бомбардировках на Четвертой стадии, то жидкость покраснеет. Проходит несколько минут, я убеждаюсь, что этой отравы в воде нет, и перехожу к следующему анализу. При первых трех образец воды не меняет цвет. Но при четвертом – на яд, изготовленный Азиатским альянсом, приводящий к отказу сердечно-сосудистой системы, – вода приобретает зловещий фиолетовый цвет, который нельзя не опознать даже в сумерках. Я наполняю водой все три емкости и добавляю в них соответствующий обеззараживающий химикат. Утром я проведу анализ получившейся воды, прежде чем начать ее пить. А пока проползаю под кустами со своими фляжками, глотаю несколько кусочков высохшего яблока и сворачиваюсь клубком на простыне у Томаса под боком. Я приказываю себе бодрствовать, но накопившееся за день изнеможение одерживает победу, и я засыпаю.
Утром меня приветствует птичья трель. Некоторое время, замотавшись в простыню и нежась в тепле, я представляю, что сплю дома, перед камином, изгнанная из нашей «детской» храпом братьев. Но потом чувствую у себя за спиной какое-то движение и вспоминаю, где нахожусь. Открыв глаза, вижу направленный на меня сверху вниз взгляд серых глаз Томаса.
– Доброе утро, – произносит он с ласковой улыбкой. – Не хотел тебя будить.
– Я не должна была засыпать. – Я злюсь на себя за то, что сплоховала. А ведь собиралась нести караул на случай появления арбалетчика! Если бы он набрел на нас ночью, нам бы уже не жить. Счастье, что этого не произошло.
Томаса это как будто не заботит, но он старается говорить тихо.
– Здесь удобно прятаться. Некоторое время назад я проснулся и проверил окрестности. Если наш кандидат-изменник здесь и появлялся, то не оставил никаких следов.
– Это-то и странно, – говорю я. – Почему мы не встречаем других кандидатов?
– Ничего странного. Судя по карте, которую нам показали в Испытательном центре, расстояние между двумя заборами составляет здесь не меньше двадцати миль. Есть где разбрестись. Во всяком случае поначалу. – Он достает из своего рюкзака атлас и находит Канзас. – Если я правильно запомнил, под конец полоса между заборами сужается. Это примерно вот здесь. – Он показывает место на приличном удалении от города, когда-то носившего название Уичито. – Надо думать, Испытатели намерены собрать нас здесь и проверить, на что мы оказались способны.
– Опять экзамен внутри экзамена. Как вчера.
– Похоже на то. Надо ведь выяснить, что из всего этого получилось. – Глаза Томаса гневно сверкают. Таким я его еще не видела. Обычно он – само спокойствие и логика. Но сейчас он даже забывает о необходимости соблюдать тишину. – Меня чуть не разорвало на куски, и только потому, что я не мог поверить в твою правоту: что единственное подающее надежду зрелище с начала этого экзамена – в действительности смертельная ловушка. Твердил себе, что ты заблуждаешься, а я прав. Ну скажи, разве могли Испытатели забросить нас сюда для того, чтобы поубивать? Бессмыслица какая-то!
Он сжимает кулаки, я вижу в его глазах смятение и ярость. Ему необходим ответ, но у меня его нет. Мне только и остается, что стиснуть его грязную руку. Я растеряна не меньше, чем он.
Мы сидим так, держась за руки, несколько минут, пока на лице Томаса не появляется улыбка с этой его невозможной ямочкой на щеке.
– Ты ошиблась в одном. Вовсе не я – главный умник в нашем классе, Сия. Хотя я верно сообразил, что с тобой не пропадешь. Кто еще из девчонок согласился бы возиться с моей задницей после того, как я подорвался?
– Ты шутишь? – Я отворачиваюсь и ковыряюсь с рюкзаком, чтобы он не видел, как я краснею: тяну наружу пакетик сухофруктов. – Любая незамужняя девушка в колонии Пять Озер вызвалась бы с тобой повозиться. Особенно зная, что получит в благодарность поцелуй.
– Знаешь, Сия… – Я оборачиваюсь, его глаза ищут мои. Он перестал дурачиться, и теперь от него взгляд не оторвать. – Если бы мной занималась другая девушка, я бы ее не поцеловал.
Эти слова произнесены не просто так. У меня внутри что-то сдвигается и со щелчком встает на нужное место. Но его взгляд опять становится озорным.
– Все, пора двигаться. До Тозу-Сити еще очень далеко.
Перед уходом я проверяю воду, обработанную вечером, радуясь, что могу чем-то отвлечься от обдумывания слов Томаса. Это намек, что я ему небезразлична, или просто лесть? Дома любая девчонка готова была прыгнуть ему на шею, поэтому мне не верится, что он выделил из всех именно меня. Но мне вспоминается тот танец и другие случаи в прошлом году, когда я ловила его взгляд, предназначенный мне. Неужели у нас с ним возникает взаимное притяжение?
Анализ воды радует: она пригодна для питья. Мы с Томасом пьем столько, сколько в нас влезает за один раз, и даже позволяем себе вымыть руки и лицо, а потом опять наполняем фляги из ручья и проводим обеззараживание. На завтрак у нас крекеры, яблоки и красный клевер, сорванный неподалеку от наших кустов. После еды я проверяю рану Томаса и наношу на нее мазь.
Мы выступаем, направление – юго-запад.
Новый день прохладнее предыдущего. Я жду ветров и гроз, но, конечно, отсутствие жары позволяет двигаться быстрее. О том, что мы взяли хороший темп, свидетельствует не только смена координат на компасе, но и меняющийся пейзаж. Вместо плоской растрескавшейся земли с клочками растительности и редкими поникшими деревцами мы теперь можем любоваться холмами и деревьями – еще не вполне здоровыми, но хотя бы не такими черными и сгорбленными, – и прочей более густой растительностью. Я то и дело заставляю Томаса останавливаться, потому что нам стала попадаться дикая морковь, алтей, молочай. Молочай можно сварить, но у нас вряд ли есть на это время, и я просто собираю пучок. Оставшейся у нас еды хватит всего на два-три дня, поэтому ничем съедобным по пути нельзя пренебрегать.
Мы чаще видим птиц, вроде той, что разбудила меня утром, и другую живность. Томас замечает следы оленей, лисиц и кроликов, а также более крупных, неизвестных нам зверей. Придется заняться охотой, иначе у нас выйдут все силы и мы не продержимся до конца экзамена. Но пока что мы просто идем, мысленно отсчитывая мили и вслух обсуждая попадающиеся по пути строения. Их немного, но все-таки они встречаются. От одних устояли только обломки стен, другие сохранились лучше. С наступлением сумерек мы решаем свернуть к группе одноэтажных построек, оставшихся в более-менее приемлемом состоянии. Вдруг те, кто когда-то в них жил, оставил после себя что-то, что ускорит наше путешествие? Если нет, то можно поискать другие полезные вещи, вроде проволоки для силков.
В первом доме раньше обитало звериное семейство. Следы, отметины от когтей и помет выглядят свежими, и мы опасаемся входить. Второй дом вот-вот обрушится, но маленький сарай позади него выглядит надежнее, и мы осмеливаемся в него заглянуть. Последние солнечные лучи светят в давно выбитое окно и позволяют оглядеться. От пыли и запаха плесени я чихаю. К стене квадратной комнатушки притулилась гнилая скамейка. Напротив нее громоздится нечто, в чем с трудом можно опознать трактор, хотя ржавчина и отсутствие колес и мотора вызывают одно уныние. Я убираю от задней стены лист гнилой фанеры и улыбаюсь. Тележка! Древесина прогнила, один борт отсутствует, зато в наличии два колеса, и оба не безнадежны. Томас достает свои инструменты и помогает мне снять колеса. Они тяжелые, в паутине и в копоти, но у меня все равно есть надежда. Если продолжить поиски, то можно смастерить что-то, что позволит нам двигаться быстрее.
Обыскав еще несколько домов, мы разживаемся котелком, сковородой с длинной ручкой, болтами и гайками от гнилых ящиков. Негусто, но хотя бы что-то. Мы разбиваем лагерь на ночь, съедаем два яблока и последний хлеб и засыпаем с надеждой, что завтрашний день порадует нас новыми ценными находками.
На следующий день, преодолев несколько миль, мы натыкаемся на целый поселок в несколько десятков домов, по большей части из кирпича, уложенного на раствор, выдержавших испытание временем и стихией. То, как они расположены, наводит на мысль, что мы оказались в центре городка, напоминающем площадь в Пяти Озерах. Мы обходим дом за домом и кладем в рюкзаки обрезки проволоки и гаечный ключ – вот, собственно, и все.
Перед последним домом Томас показывает пальцем на землю. Отпечаток подметки башмака. У меня замирает сердце. Кто-то из кандидатов? Приходится остановиться на этом предположении. Мое первое побуждение – броситься наутек, причем изо всех сил и как можно дальше.
Но Томас хочет побывать в доме.
– Если поблизости другой кандидат, нам лучше выяснить, кто именно и каковы его намерения. Это лучше, чем позволить ему застать нас врасплох.
С логикой Томаса трудно спорить. Но от мысли, что где-то рядом прячется неизвестный человек, дожидающийся, пока мы ослабим бдительность, мне становится зябко. Судорожно сглотнув, я достаю из рюкзака револьвер и вхожу следом за Томасом в дом. Нас встречает хаос. Стайка мелких шерстистых зверьков спрыгивает с шаткого стола и шмыгает в дыру в стене. Я напряжена, как струна, в жилах пульсирует страх, поэтому я реагирую инстинктивно. Бах, бах, бах! Два белых зверька остаются на полу, остальные успевают спастись.
Придя в себя, понимаю, что если рядом притаился недруг, то своей пальбой я сообщила ему о нашем появлении. Я бормочу извинения, но Томас со смехом отмахивается:
– Не извиняйся. Если кто-то и был здесь, то теперь убегает что есть сил от обладателя огнестрельного оружия. Знал бы он, какая ты меткая, не бежал бы, а летел!
Он велит мне посторожить входную дверь, пока он обойдет дом. Через несколько минут до меня доносится его громкий возглас. Первая моя мысль – что он наткнулся на того, кто оставил след во дворе. Но он уже зовет меня, причем счастливым голосом.
Сюрприз – и какой! В бывшем гараже нас ждут два велосипеда. По словам Томаса, они лежали в углу, накрытые целлофаном. В гараже темно, но я вижу, что на заднем колесе одного велосипеда нет обода, цепь и педали другого видали лучшие дни, оба заросли ржавчиной и грязью, но я все равно улыбаюсь до ушей. Пусть велосипеды древние и сломанные, все равно лучше их я ничего в жизни не видала.