Испытания любимого кота фюрера в Сибири — страница 78 из 94

В сонме женщин, добровольно разделивших судьбу репрессированных мужей, выделялись две яркие кометы, две сияющие звезды, которые напрочь заслонили остальных, не менее красивых или знатных.

Хозяйка иркутского дома с мезонином по праву, в отличие от супруга, навечно сохранила мировую славу как образец подлинного самопожертвования.

Придворная дама, гордость балов и светских раутов, первой из жен декабристов ринулась в Сибирь догонять этап с осужденным на каторгу мужем.

Следом за столичной львицей в суровый край поспешила красавица, вдохновлявшая многих известнейших поэтов изящными ножками, очаровательными глазами, точеным станом и шелковыми кудрями.

Недаром талантливый русский бард, специализировавшийся на воспевании городской бедноты и угнетенных крестьян, создал поэму, где вдохновенно запечатлел истинных героинь.

Так две княгини фактически обелили своих мужей.

Одна – дочь французского графа и русской миллионерши.

Другая – любимая дочь героя Бородинского сражения, по матери правнучка знаменитого российского ученого-энциклопедиста, выбившегося из простолюдинов. Академик передал по наследству не только умение преодолевать самые тяжелые препятствия, но и толику немецких генов. Светоч русской науки, обучаясь в Марбургском университете, тайно женился на дочери пивовара.

Одна до замужества, благодаря огромному приданому, считалась выгоднейшей из невест.

Другая брала поклонников естественностью, изяществом и тягой к авантюрам.

Одна вступила в брак не по большой любви.

Другую выдали замуж по родительской воле.

Одна решила, что верность и преданность нужней опальному супругу, чем ветреная любовь.

Другая поступила точно так же.

Одна при молчаливом согласии родственников и ощутимой финансовой поддержке сумела вопреки чиновничьим препонам и трудностям дороги прорваться к мужу, закованному в железо.

Другая, игнорируя проклятья отца, на скудные средства пустилась в дальний путь, оставив у родственников малолетнего сына. И вскоре предстала, изумив каторжан, перед супругом прямо в руднике и опустилась на колени, чтобы поцеловать тяжелые кандалы.

Одна даже в глухой деревушке содержала жилье в идеальном порядке, умело вела хозяйство, а в городе не скупилась на вкусные обеды для многочисленных гостей, как местных, так и приезжих. Рожала чуть не каждый год, бдительно следила за поведением и образованием детей и брала под крыло сирот усопших декабристов.

Другая вела блестящий литературный салон, пленяла гостей фортепианной музыкой и оперными ариями, поражала столичных и заграничных визитеров утонченным и высокодуховным тоном повседневной жизни.

Одну похоронили в Иркутске, за стенами женского монастыря, при огромном стечении горожан, почитавших женщину безупречного поведения и сердечную благотворительницу.

Другой предстояла долгая жизнь вместе с прощенным властью мужем сначала в Москве, потом в родовом имении.

Аристократ мог бы гордиться Диной, которая ни в чем не уступала прославленным декабристкам.

Сибирская кошка смело променяла отлаженный уют привычной квартиры на любовь к немецкому коту и жизнь, полную тревог и скитаний.

10. Операция «Финансовая экзекуция»

Глобальный Координационный Совет, выслушав подробный доклад по подготовке к ликвидации кошек, получивших миллионные наследства, перешел к уточняющим вопросам.

– Леди и джентльмены, это прекрасно, что удалось внедрить агентов ко всем богатым тварюгам.

– Надеюсь, вся информация, необходимая для устранения, будет собрана в полном объеме.

– Гениальный ход – пристроить на кухню к швейцарскому гурману опытного кондитера. Пусть еще пообжирается копчеными угрями с трюфельным соусом и черепаховым супом.

– К владельцу аргентинского мясокомбината направили журналиста для написания биографии почившего хозяина.

– К парализованной норвежской тварюге прикрепили нашу сиделку.

– А голландская любительница драгоценностей по-прежнему без меры закупает ювелирные изделия.

– Ничего, недолго осталось тратить деньги, предназначенные для людей, на прихоти тварюг.

– Грохнем всех за милую душу, не сомневайтесь.

– Благолепная тварюга из Канады пусть молится за свои грехи и за грехи остального миллиарда.

– Тварюг из Монако и Кипра уберут, как мы и договаривались, снайперы.

– Да, это будет весьма и весьма наглядно – когда в один и тот же день, в один и тот же час хвостатые миллионеры превратятся в обыкновенную дохлятину.

Компьютер выдал на одиннадцать экранов пышный веер из фотографий будущих жертв.

– К сожалению, с поиском исполнителей возникли чисто психологические барьеры. Матерые киллеры, специализирующиеся на людях, отказываются работать по тварюгам.

– Боятся уронить свой авторитет.

– Просто с большой дистанции в человека попасть гораздо легче, чем в тварюгу.

– Надо пули обязательно промазать никотином, чтобы любая рана оказалась смертельной.

– И чем короче будут паузы между каждой ликвидацией богачей, тем лучше.

– А с кого начнем?

– С гурмана из Швейцарии. Обжор ненавидят больше всего!

– Затем – снобка из Голландии, обвешанная драгоценностями от носа до хвоста.

– Аргентинский владелец мясокомбината и торговой сети – хороший претендент на третий номер.

– А следом – парализованная тварюга из Норвегии и все остальные.

– Леди и джентльмены, голосуем за очередность!

Фиолетовые функционеры одобрили порядок ликвидации.

Список миллионеров в кошачьем обличии должен был исчезнуть со страниц глянцевых таблоидов, исчезнуть навсегда.

11. Случайная ловушка

Покинув княжескую обитель, Аристократ направился к людской избе, которую посещал чаще всего.

Деревенский бревенчатый дом, срубленный без единого гвоздя, привлекал не только возможностью мышиной охоты.

Немецкого кота не интересовала типовая русская печь, занимающая полкомнаты.

Не привлекали внимания и полати, застеленные стегаными одеялами.

Тевтонца упорно манил огромный, вечно запертый сундук.

Окованный медью, плотно сколоченный переносной монстр, на котором раньше спала челядь, не вписывался габаритами в экспозицию с изящными дворянскими предметами.

Сундук использовался музеем в качестве емкости для хранения тулупов из овчины, в которые зимой облачались тюремные стражники.

Аристократ каждый раз подолгу задерживался у непонятного для кошачьего ума сооружения.

Ничто на музейной обширной территории не благоухало таким притягательным амбре. Даже тяжелый запах длиннополых тулупов не мог перебить дивной эманации.

Обыкновенный сундук постепенно стал для элитного тевтонца объектом поклонения.

Чарующий запах пробивался наружу редкими порциями через щель под крышкой и из отверстия кованой замочной скважины.

Но Аристократу ни разу не довелось застать неразгаданный фетиш в открытом виде.

А тем более – проникнуть в таинственное нутро.

Сегодня после затяжного рейда по апартаментам господ тевтонец не надеялся в людской избе на чудо.

Но Аристократу невольно поспособствовала нервная служительница.

В сундуке женщина преклонных лет держала пузырек из темного стекла с успокаивающим валерьяновым настоем.

Стоило главной хранительнице сделать любое критическое замечание, как впечатлительная особа, дрожащая за малооплачиваемую, но спокойную и верную должность, ковыляла к сундуку. Всхлипывая, отмеряла порцию капель и торопливо глотала.

Вот после очередного нагоняя тевтонец и застал плачущую женщину с пузырьком в руках возле распахнутого просторного чрева, заполненного лишь наполовину.

Кот неслышно прокрался вдоль плинтуса.

Интуиция попыталась робко предостеречь тевтонца, напомнив о заточении в багажнике и подвальных клееманах.

Но Аристократ вдруг утратил прежнюю волю.

Доступная неизвестность чаровала и околдовывала.

Кот без разбега ловко запрыгнул внутрь сундука, чтобы наконец вплотную познакомиться с ароматом, сулившим еще не изведанное блаженство.

В этот момент с улицы требовательно застучали в окно.

Служительница в панике швырнула пузырек в сундук, захлопнула с грохотом тяжеленную крышку и отправилась домывать зеркало, за которое и получила выговор.

Аристократ, не успев осознать коварности ситуации, припал к валерьяновому искушению и погрузился в другую реальность, бесконечно сладостную и чувственную.

В избу вошли двое грузчиков и подняли громоздкий сундук за фигурные ручки.

Кот, вдоволь нанюхавшийся подлой валерьянки, лежал тихо-претихо внутри на мягкой изнанке тулупа.

Сундук вынесли за ворота и поставили в кузов автомобиля, обычно вывозящего мусор с территории мемориального комплекса.

Из калитки вышла главная хранительница, расписалась в накладной и уехала на подоспевшем такси в центр города.

Автомобиль с вычеркнутым из музейного списка экспонатом и самовольным незарегистрированным котом направился в другую сторону.

Блаженствующий тевтонец забыл о служебных обязанностях, о ночной охоте на мышей, о возвращении в запасник, о беременной кошке.

Автомобиль неспешно увозил сундук все дальше и дальше от мемориального комплекса.

Растворился в зелени насаждений сквер с бронзовой скульптурой, олицетворяющей верную до смертного часа женщину.

Исчез за поворотом княжеский дом с мезонином.

Пропали очертания декабристского мини-дворца.

Затерялся среди высоток, блицующих тонированным стеклом, позолоченный церковный купол с православным узорчатым крестом.

А одурманенный тевтонец в сундуке не воспринимал происходящее.

Грузовик набирал ход, покидая старую часть города.

Кот не вглядывался в темень внезапной западни.

Кот не чувствовал тряску, вызванную колдобинами.

Кот не ощущал инерцию при торможениях.

Кот не слышал ни близкого мотора, ни далекого прощального колокольного звона.

Валерьяновая летучая прелесть завладела тевтонцем на неопределенное время.