Я радостно оскалился, потянулся к нему незримым усилием. Слабак Предводитель. Одно мысленное движение мне понадобилось, чтобы создать над ним печать Указа.
Страх.
Убийца побледнел и попятился.
Второй цвет.
Ужас.
Он вскрикнул, развернулся и бросился прочь, завывая на бегу.
Сумел пробежать всего двадцать шагов и упёрся в ещё одну незримую преграду. Что-то неразборчиво вопя, замолотил по ней кулаками, заставляя пустоту расцветать едва заметными голубыми отблесками в местах ударов.
Слабак. Ничтожество. Будь даже у него десять жизней, он не сумел бы искупить десятью смертями смерть одной только Гамаи.
Спину кольнуло Прозрением, и я тут же вскинул руку, используя Панцирь Роака.
Вовремя. Обтекая вопящего в ужасе Предводителя, из пустоты вырвались десятки стремительных, алых клинков и замолотили по моей защите, заставляя её трескаться и осыпаться.
Ублюдок!
Ненависть выплеснулась из меня ударом духа. Прокатившийся по коридору звон струны, заставил алые кинжалы на лету осыпаться призрачной тающей крошкой, ударил в спину сходящему с ума от ужаса Предводителю, швырнул его на барьер формации, а остальное… Остальное завершили вынырнувшие из стен змеи, снеся этот барьер.
Коридор мгновенно изменился.
Только что он был целым, длинным, пустым, безжизненным. Теперь он оказался изломанным, исковерканным битвой, наполовину заваленным рухнувшей стеной.
Сердце вновь пропустило удар.
Коридор был буквально завален телами. Три, четыре, пять, семь тел, чьи лица мне совершенно не знакомы. Но…
В двух шагах от рухнувшего на пол Предводителя с моим ужасом, лежала залитая кровью Дарая. Живая, потому что я отчётливо видел над ней сияние моей печати Верности.
Я не успел даже выкрикнуть, выплеснуть из себя приказ, а змеи уже рванули вперёд, сплетаясь вокруг неё плотным коконом, готовым поглотить любой удар.
Новый враг, тот, что ударил по мне алыми клинками, выдохнул:
— Повелитель? Не может быть…
Я вскинул на него ненавидящий взгляд, оценивая глубину силы. Властелин. Сильный Властелин, но слишком слабый против моего таланта.
Страх.
Он не сдвинулся с места, лишь втянул голову в плечи, зато вскинул ладони, готовясь запустить в меня ещё одну технику. Отчётливо видимый круг обращения — земная техника, обдавшая меня жарким ветром в боевой медитации.
Я тоже не шевельнулся и не подумал двинуться.
Ужас. Два цвета печати, воздействующие на разум.
Из-под моих ног ударило пламя, распустилось вокруг меня алым, горячим цветком, потянулось ко мне жаркими лепестками.
Прочь!
Я выплеснул из тела духовную силу и стихию, разрывая в клочья огненный цветок, и добавил печати на враге третий цвет, действующий на душу. Тебе мало? На, тварь, ещё силы. На!
Трёхцветная печать над головой Властелина сияла так ярко, что её сейчас можно было бы использовать для проверки таланта учеников Школы.
Отчаяние.
Как бы ни был силён этот Властелин, этого он уже вынести не сумел: заорал, оборвал технику, не обращая внимания на боль в меридианах, вцепился ногтями в лицо, попятился от меня, а затем, срывая горло, завопил и бросился прочь.
Скрипнув зубами, я за миг пролетел разделяющее меня и Дараю расстояние, даже не заметив, когда и куда делись защищавшие её змеи.
Лицо её было мертвенно-бледным, неподвижным, только глаза под веками беспокойно метались из стороны в сторону. Я опустил взгляд ниже, на окровавленный халат, протянул руку, чтобы коснуться её, использовать лечение, и сердце пропустило удар. Только сейчас я осознал, насколько знакомым жестом лежат у неё руки на животе. Средоточие.
Вот почему её не добили, вот почему Властелин-убийца даже не обращал на неё внимания — она, по сути, уже мертва — пробито средоточие.
Барахтавшийся в шаге от меня Предводитель, наконец, встал на четвереньки и, завывая, пополз прочь.
Я всё же коснулся пальцами окровавленной ладони, толкнул силу, используя взгляд лекаря и оказываясь внутри Дараи.
Здесь царила пустота и смерть.
Первое средоточие уничтожено. Техника пробила её насквозь, разрубила средоточие, живот, расколола на выходе ещё и позвоночник. Третье средоточие уничтожено. Десятки других ран, половина из которых смертельны и сквозные. Только второе средоточие цело, но совершенно пусто, выжато до основания. Половина меридианов разорваны, потускнели и почти неразличимы в тумане ран, клубящемся в Дарае.
Будь я даже лучшим лекарем Пояса…
В отчаянье я выплеснул Воды Итреи, затем Рассветную Лазурь, добавил Золотую Пыль Восхода, ещё и ещё раз. Вынырнул из тела Дараи, сжал пальцы на лечилке возникшей в руке, через миг вырвал пробку и выплеснул содержимое под прижатые к телу руки Дараи.
Второй пузырёк я вылил на рану, уничтожившую средоточие эссенции. Третий я ткнул в губы Дараи, надавил, заставляя её открыть их.
Едва алхимия полилась ей в рот, как Дарая невольно глотнула. Раз, другой, медленно, с усилием открыла веки.
— Нани… Нанима… — не договорив, выгнулась и захрипела.
Да, я понимал, что это могла быть не первая лечилка, но иного выхода у меня не было, я знаю свои пределы и не лекарю душ лечить такие огромные раны. Моей силы не хватит, чтобы справиться сразу со столькими смертельными ранами, вся надежда на…
Дарая обмякла, часто-часто задышала, отняла одну руку от живота и крепко ухватила меня за запястье.
— Ирал… — выдохнула она едва слышно. — Моя… дочь… Поза…
Она обмякла, а печать Верности над её головой начала тускнеть, выгорая на моих глазах.
Дарая умерла, и её пальцы ослабли, соскользнули с моего запястья, рука безвольно упала на каменную крошку, покрывавшую всё вокруг.
Я достал из кольца халат, прикрыл её истерзанное тело и медленно поднялся. Как жаль, что я не знаю, что может быть сильней ужаса и отчаянья. Как жаль…
Чуть дальше прямо посреди коридора торчал одинокий флаг. Я срубил его Пронзателем под основание, и резиденция тут же наполнилась шумом сражения, исчезла невидимая густота, и восприятие, наконец, развернулось во всю ширь, охватывая и саму резиденцию, и землю вокруг неё, и окрестные улицы.
Никому из моей четвёрки помощь не требовалась. Амма и Кирт успешно теснили своих противников, Утхал и Орвис уже считай, добили остальных.
Через тридцать шагов я добрался до дверей в зал Сердца. В них, подвывая, молотил кулаками Властелин.
— Пустите! Пустите! Здесь Повелитель Стихии! Пустите!
Я добавил над ним ещё одну печать в три цвета.
Позвал:
— Эй, я уже здесь.
Он упал на спину, клацая зубами, попытался наполнить какую-то технику. Я лишь зло оскалился на ходу и дописал печать над его головой.
Ограничение. Властелин первой звезды.
Техника сорвалась, в глазах его ужас вспыхнул с новой силой, он пополз от меня спиной вперёд.
С каждым шагом я усиливал ограничение.
Предводитель.
Мастер.
Воин.
Закалка первой звезды.
Это буквально раздавило его — он навзничь растянулся на полу, не в силах даже поднять руки, дыша через раз, всё, на что его хватало — вращать глазами, но я ещё не закончил.
В первую, трёхцветную печать со страхом, ужасом и отчаяньем я добавил третий символ.
Боль.
Отвернувшись от хрипящего тела, я замер напротив дверей зала Сердца Города. Всего на миг, а затем поднял руку, приложив ладонь к створкам.
Залу Сердца понадобился всего вдох, чтобы опознать меня, а затем двери дрогнули под моими пальцами и поддались открываясь.
Шаг вперёд.
В Зале пятеро. Четверо мне незнакомы, но вот пятый.
Пять техник одновременно сорвалось с их рук, ударили по мне, но…
Даже не долетели — на их пути поднялась серебряная стена, надёжно меня прикрывшая.
Протаяла в воздухе надпись серебром.
Нападение на наследника.
Через миг сменилась новыми, одна за другой. Но в этот раз я успевал читать их полностью.
Режим Мятеж.
Применён.
Изоляция мятежников.
Всех пятерых окутали серебряные коконы.
Через миг я создал печати.
Страх. Ужас. Отчаянье. Боль.
Четыре кокона взвыли, срывая голос.
Только пятому я ничего не вписал, тем более не собирался вписывать ему боль. Не сейчас. Она может его убить, а мне это совершенно не нужно.
Пятый среди тех, кого Сердце назвало мятежником, — это Логар.
И нет, он не мятежник, в этом Сердце Города ошиблось. Он предатель. Предатель, над которым нет моей печати Верности.
Я, едва шевеля губами, произнёс:
— Сердце, мне нужна тишина.
Вопли мгновенно исчезли, словно мне это чудилось, а в воздухе протаяла новая надпись.
Звуковая изоляция мятежников. Выполнено.
— Я хочу видеть лицо вот этого.
Выполнено.
Глядя в полные страха глаза Логара, я пообещал:
— Ты будешь умирать долго.
Он что-то закричал, раззявив рот и вздувая жилы на шее. Но я приказал Сердцу обеспечить тишину, и оно выполнило приказ.
— Глава! Господин!
Я обернулся на голоса, раздавшиеся из-за спины.
Кирт, Утхал, Орвис и Амма.
Она шагнула вбок, за воротник вытащила тело хрипящего от боли Властелина и спросила:
— Господин, убить его?
Я качнул головой:
— Не так быстро. Он не заслужил.
Амма молча отпустила его и пинком отшвырнула к стене.
Орвис хлопнул ладонью, проявив незримый защитный барьер в дверях, которого раньше не было.
— Глава, выдайте мне разрешение войти.
Я стиснул зубы. Дарсово Сердце. Чтобы тебе не закрыть сюда вход раньше, когда в резиденции началась битва? Неужели ты способно увидеть нападение только на одного человека и только в одном месте? Через миг я заметил кровь, а затем и тело одного из собратьев, лежащее у стены, и понял, что всё началось отсюда. Дарсово Сердце.
— Глава, — Орвис обернулся, мазнул взглядом по Кирту и Амме, задержался им на Утхале. — При всём моём уважении к собратьям-идущим, я вижу их впервые, и они не должны входить в зал Сердца.