Камил БачуИСПЫТАТЕЛЬ ПИЛЮЛЬ
Стоило ему сделать первый шаг по лестнице, которая ведет в нашу редакцию, и я тотчас безошибочно определял, что это подымается Мэнни. Он весил девяносто два килограмма и шагал грузно и уверенно, улыбаясь направо и налево, словно стараясь поделиться если не своей силой, которую считал чрезмерной для себя одного, то хотя бы своей жизнерадостностью.
Вот и на сей раз, несмотря на бесконечные звонки телефона и громкую ругань уборщицы в соседней комнате, я сразу услышал его шаги по лестнице и громовое «привет», когда он поздоровался с ребятами из нашей редакции. Осторожно приоткрыв дверь — он всегда обращался с дверьми очень осторожно, чтобы случайно не выбить их, — и едва переступив порог, Мэнни крикнул:
— Гарроу, я женился!
Его густые, сросшиеся брови весело приподнялись, на щеках обозначились две ямочки, а из-под губ блеснули белые зубы.
— Да, я женился, — повторил он. — У нее две матери и дядя. Вернее, родная мать и тетушка, ставшая для нее второй матерью, а дядюшка стал вторым отцом, потому что ее настоящий отец сейчас вроде как бы чужой дядя. В общем, Гарроу, здорово, правда?
— Ну, а она сама? — спросил я.
— Восхитительная! Она брюнетка — вернее, шатенка. Волосы пышные, волнистые, носик крошечный, и чуть что — она сразу смеется. Знаешь, мы с ней решили объехать весь мир.
— А пока вы где обитаете?
— Я снял комнату у одного отставного майора — он открыл пансионат. Мы и столуемся у него.
— А у твоей супруги есть какая-нибудь профессия?
— Она литературный критик.
— Но, Мэнни, это же не профессия. Для женщины это скорее роскошь.
— А она этим и не занимается, — успокоил меня Мэнни. — Сейчас она увлеклась коллекционированием кукол. У нее уже есть медвежонок, обезьянка, маленькая крестьяночка с металлическими глазками. Кроме того, она целыми днями переставляет мебель. Купила чехлы и краски. Каждую стену красит в другой цвет.
— А ты чем занимаешься?
— Я работаю испытателем…
— Летчиком-испытателем?
— Да нет… Я работаю в одной лаборатории испытателем пилюль.
— Что ты мелешь, Мэнни?
— Клянусь тебе, Гарроу! И знаешь, что я тебе скажу? Мне никогда не доводилось так нервничать. Даже когда я рвал цепи в дакотском цирке, или в ту ночь, когда погиб корабль, на котором я был юнгой, или когда мне пришлось быть проповедником в Техасе. И ни одна из всех профессий, которые я испробовал, не была такой поганой, как эта, а ведь я работал даже ассенизатором в Лос-Анжелосе! Да, это моя тридцатая профессия и, боюсь, не последняя. На всякий случай, чтобы создать видимость, будто должность у меня почетная, я заказал себе новые визитные карточки.
Он вытащил из кармана одну карточку и протянул ее мне. Я прочитал: «Мануэль Кэтхуз, испытатель пилюль. Шандоу, Итальянская улица, 3».
— Выходит, ты- что-то вроде научного сотрудника?
— Ну, куда там!
— Твоя лаборатория обслуживает птицеферму?
— С чего это пришло тебе в голову?
— Да я подумал, что вы кормите этими пилюлями кур.
— Вовсе нет.
— Так что же ты с ними делаешь, Мэнни? — Глотаю их.
— А что в них есть — витамины?
— Всякая всячина. Дело заключается в следующем: стоит кому-нибудь изобрести новый препарат, особенно такой, который рекламируется как чудодейственный, то первый, кто испытывает его на себе, — это я.
— Выходит, ты — подопытный кролик?
— Вот именно!
Мэнни встал, расправил плечи, ударил себя кулаком в грудь и снова уселся. Немного помолчав, он сказал:
— Нелегко в наше время содержать семью, Гарроу. Ведь кругом уйма безработных. Конечно, если бы я не женился, то вряд ли взялся бы за это дело. Уж лучше бродяжничать. Эти идиоты, чего доброго, могут и отравить меня по ошибке.
— Кто выдумал такую работу?
— Я сам. Я четыре месяца работаю в фирме «Туби энд Туби» помощником лаборанта. За это время мне уже тысячу раз объясняли, как выгодно быть двуногим подопытным кроликом, человеком с луженым желудком, железным сердцем и стальными мускулами. Человеком, готовым на любой риск. Между нами говоря, риск не так уж велик. У меня всегда под рукой противоядие.
Он вынул из кармана несколько флакончиков и показал их мне.
— Например, капли из первого пузырька я принимаю, когда мне становится плохо, и через несколько минут начинается рвота — выворачивает буквально наизнанку. Капли из второго пузырька ослабляют эффект пилюли, а капли из третьего — вовсе его уничтожают. Все отлично продумано. Ну, я и сказал себе:
«А почему бы и не рискнуть? Летчиков-испьггателей на свете много — не меньше десяти тысяч. А вот испытатель пилюль я единственный».
— Послушай, Мэнни, — сказал я. — У нас в редакции нашлось бы для тебя место, и работать тебе особенно не придется. Ты только наблюдай, а писать буду я. У тебя наметанный глаз, жизнь ты знаешь, вот и станешь чем-то вроде репортера.
— Нет, она не согласится.
— Кто «она»?
— Жена. Пойми, Гарроу, каково ей было бы, если бы я стал репортером в жалкой газетенке, после того как был пилотом? Она решила бы, что это предел падения. Не обижайся, но с тобой дело проще — ты прирожденный журналист. А теперь скажи честно: тебе самому нравится эта идея — испытание пилюль?
— Жуть!
— Значит, тебе такая работа не нравится?
— Нет, скорее пугает.
— М-да… Дело вкуса. Видишь ли, Гарроу, я, собственно, пришел попросить, чтобы ты написал об этом.
— С удовольствием. Мы начнем такую кампанию против мистера Туби старшего, что ему жарко станет!
— Нет, нет, пока не надо. Оставь его в покое. Наоборот, хвали его. Мне нужна реклама. А вот когда фабриканты пилюль во всех штатах узнают о моем существовании, тогда можешь уничтожить не только Туби старшего, но и Туби младшего. Хотя, признаюсь откровенно, не думаю, чтобы голос вашей левой газетенки мог заглушить хор всех «Таймсов», «Ивнингов» и «Уорлдов», когда они Дружно начнут славить фабрикантов пилюль. Лучше помоги мне создать прочную основу для моей новой семейной жизни.
— Не успеешь, Мэнни. Хозяева в два счета отправят тебя на тот свет.
— Ну и пусть? Зато я стану национальным героем. Шутка ли? Человек-уникум, который за один-единственный год победил чуму, чахотку, брюшной тиф, сап, чесотку…
— Ну, чесотку ты не одолеешь, сколько бы ни старался.
— Ладно, пускай. Но остаются еще ангина, оспа, сыпняк…
— А еще что?
— Да уж позабыл, что там еще.
— Не станешь же ты утверждать, что будешь принимать и пилюли от чумы?
— Буду. Они тоже включены в программу. Ты даже не представляешь себе, с какими интересными типами работает старик Туби! Если бы все эти изобретатели чудодейственных лекарств не умирали с голоду, они принесли бы человечеству огромную пользу.
Мэнни встал и похлопал меня по плечу:.
— Значит, договорились, Гарроу? Помоги мне, а я расскажу тебе про все их подлые проделки. Будь здоров. Я забегу в пятницу.
Через несколько дней после нашего разговора я сидел в редакции и писал. Вдруг послышались знакомые шаги Мэнни. Они показались мне более грузными, чем обычно, и я подумал, что бедняга, видимо, очень устаетна новой работе.
— Это я, — сказал он.
Боже мой, что за фигура! Вздутые щеки свисали, живот неимоверно вырос. Одет он был в немыслимую женскую кофту навыпуск.
— Это я, — пискляво повторил он. — Старик Туби дал мне какую-то чертовщину для желающих пополнеть, и, по-моему, эффект потрясающий. Ты не находишь?
— Да, тебя неимоверно разнесло!
— И жена говорит то же самое; она отказывается меня видеть.
— Почему?
— Ей, видишь ли, не нравятся толстые мужчины. Ну, как мне убедить ее, Гарроу, что это не прихоть, а профессиональный риск? В конце концов должен же каждый из нас хоть что-нибудь сделать для человечества!
— На сколько же ты поправился за эти три дня?
— На тридцать килограммов. Под личным наблюдением самого Туби я съел уйму всякой пищи — ел ветчину, яйца, запивал молоком. снова ел пирожные, жаркое, морковь, апельсины. И вот результат.
— И как ты себя чувствуешь?
— Признаться, тяжеловато. Сам не знаю почему. Увы, старина, я должен бежать. Шеф ждет меня у весов в лаборатории. Будь здоров.
Недели две Мэнни не появлялся. Я несколько раз звонил ему, но мне неизменно отвечали, что он работает над новым препаратом и не может подойти к телефону. Попытался я заглянуть к нему домой, на Итальянскую улицу, но никого не застал. Я начал было беспокоиться, когда однажды вечером в редакции появилась женщина. Она куталась в платок, так что лица ее не было видно. Она молча положила передо мной визитную карточку Мэнни.
— Это он вас послал? — спросил я.
— Да, — Прошептала женщина.
— Ну, как у пего дела?
— Спасибо. Работает.
— Над чем же он так упорно работает? Почему он прячется от меня? Неужели старик Туби боится, что Мэнни стащит его патенты?
— Нет, мистер Гарроу, не в этом дело. Просто бедняга Мэнни не может выйти на улицу.
— Почему же?
Женщина молчала.
— Почему? — повторил я.
Женщина молча сняла с головы платок, и я увидел Мэнни, вернее, фигуру, имевшую довольно отдаленное сходство с Мэнни и очень похожую на снежного человека. Лоб зарос волосами, брови почти закрыли глаза, а со щек и подбородка свисала длинная густая борода.
— Растет, как снежный ком, — простонал Мэнни. — У меня такое чувство, словно я — лопнувший тюфяк, из которого лезет солома. Черт побери, Гарроу, я мог бы обеспечить потребности небольшой матрасной фабрики только за счет волос с головы, даже без помощи бороды!
— Так почему же ты не принимаешь свои хваленые капли? Чего ты ждешь?взорвался я.
— Мне не разрешают, — жалобно сказал Мэнни. — За каждый лишний килограмм волос я получаю дополнительно полдоллара. На эти деньги я хочу купить жене ковер к Новому году.
— Ковра тебе не хватает? На кой черт он тебе нужен, когда у тебя на каждой щеке висит по коврику?