— Сохрани Христос! Холеры нам только и не хватало. Дмитрий Дмитриевич, вы знакомы с Поттера?
— Да, мы виделись в Брюсселе. Прекрасный конструктор. Но что значит один человек?
— Моря утюгом не нагреешь, — вздохнул Рябушинский. — Вы правы.
— Надо заинтересовать правительство! — пылко воскликнул Нагель.
Георгий Николаевич хитро прищурился:
— Ну и как? Заинтересовали?
— У нас в Санкт-Петербургской управе до сих пор вырабатываются особые правила для автомобильных извозчиков и никак выработаться не могут, а вы толкуете про государственный завод, изготовляющий автомобили. Я вас правильно понял? Благодарю. До сих пор автомобили, отдающиеся напрокат, подводились под категорию обыкновенных извозчиков, и такса для «форда», к примеру, устанавливается такая же, как для сивой кобылы. Нелепость этого очевидна всем, кроме наших бюрократов. Автомобиль не может работать за шестьдесят копеек в час. Он в этот час пройдет вдвое большее расстояние, чем лошадь, да и бензин дороже сена. Но автомобиль везет вдвое больше седоков, чем извозчик. Кроме того, норма скорости в десять верст…
— Ох уж наши господа столоначальники, министры, генералы статские, не матерь, чернильница их родила!
— Моря утюгом не нагреешь…
— Днями фон Мекк заявил, что в Москве тоже появится большое число автомобильных извозчиков, — поспешил показать свою осведомленность Иван Федорович, хотя он этих слов достопочтенного председателя Московского автоклуба не слыхал. Кто-то где-то говорил, он прослышал и ввернул вроде бы кстати.
— Побольше слушай этого дурака! — рассердился Георгий Николаевич. — Сидят, заседают у себя на Новинском, думают, от их говорильни Русь автомобильной станет. Дудки! Попробовали на Тверской, у Триумфальных ворот, в доме Гиршмана, гараж сделать, цену назначили значительную, механиков выписали и все равно горят ясным пламенем. Все в трубу! Все! А вы желаете, чтоб они завод строили. Как бы не так! В «Московских ведомостях» в наших рубрика появилась — «Зверства автомобилистов». Лошадь в сторону шарахнулась. Зверства! У дамы шляпа слетела. Опять же зверства! В России в нашей или сразу всем автомобиль дай, тогда поймут, или никому, чтоб шуму не было. А то кричат, что им без интереса, а сами зверства придумывают. Вот такая ситуация. А начинать все равно надо. Как быть?
— Тяжело, — согласился Нагель, — Что было, и то заглохло. Лейтнер, Бромлей, Лесснер, Скавронский… Построили по одной, по две штучки каких-то уродов и на этом, кажется, остановились. Остался только «Дукс».
— И «Дукс» прогорит! Непременно!
— Не думаю, Георгий Николаевич, хорошо дело поставлено.
— Поживем — увидим. Попомните мои слова. И Руссо-Балт со своим Поттера тоже в убытке будут. Автоотдел — пустое. Нужен завод автомобилей, сугубо автомобильное предприятие, — заключил Георгий Николаевич и уставился на Бондарева. Ему интересно было, что скажет юное светило, гений нарождающегося российского автомобилизма. И чего он такое совершил, что о нем слава такая? Пусть откроется.
— Это верно, в наших верхах не понимают еще всех выгод автомобиля, — согласился Бондарев. — Бюрократия не может подхватить новой идеи. Им еще долго надо объяснять, что автомобиль — такое же важное и необходимое средство, как телефон, телеграф, экспресс….
— Ваша неточность, — засмеялся маленький доктор. — Телефон — это чтоб инструкции выслушивать и начальственное мнение, по телеграфу приказы передают и жандармские распоряжения, а экспресс государю необходим, чтоб за сутки из Питера в Ливадию. Найдите в этом кругу роль автомобиля, и вы со щитом!
— Главная роль автомобиля в том, чтобы ускорять движение товаров между заводом и складом, фабрикой и магазином. Труд одного шофера заменяет труд нескольких ломовых. Наступает век автомобиля, и обидно, что такой очевидный факт надо доказывать.
— Придумайте, как на автомобиле пушку возить или как с его помощью демонстрации разгонять, и вас поймут, — веселился доктор.
— Утюгом моря не нагреешь, — печально повторил Рябушинский. — Когда во всем мире лошадей на клей изведут, тогда наши встрепенутся.
— Дмитрий Дмитриевич, — Яковлев повернулся к молодому человеку и положил руку ему на плечо, — слышал я, что занимаетесь вы искусством, называемым инженерной композицией. Вами сей термин и вводится в употребление. Где намереваетесь вложить свой труд? На Руссо-Балте?
— Да он еще курса не удосужился кончить, — засмеялся Нагель. — Ему еще инженерный диплом получать. Ну а потом на Руссо-Балт, я полагаю. Они б и сейчас его взяли, но диплом необходим. В правлении могут не так понять…
— Разумно. Но мне диплома вашего не нужно. Дорогой Дмитрий Дмитриевич, приезжайте-ка ко мне на неделе. Покалякаем. О том о сем, о наших автомобильчиках. У меня, у старого, тоже кой-какие мыслишки по сусекам имеются. И вопросики к вам будут. К девочкам вместе съездим. Ха, ха, ха… Давайте, хоть завтрашнего числа… А?
— Завтра я уезжаю в Харьков защищать диплом, — отвечал Бондарев.
— Эка неудача! Однако, может, повременим с дипломом? О том, что век автомобиля наступает, вы верно поняли.
— Ой, рано еще, рано, — простонал Рябушинский и смолк.
Тут подал голос Иван Федорович Вольф, уже охмелевший и потому смелый до пронзительной дерзости.
— Я буду покупать автомобиль, — сказал он. — Я куплю хороший автомобиль, но я не знаю, какой выбирать. Я читаю рекламу, господа, — все хорошо, господа, а в жизни окажется — не все хорошо, я знаю.
— Абсолютно верно! — обрадовался Нагель. — В одной из наших газеток днями промелькнуло сообщение о том, какие иногда попадаются за границей замечательные автомобили. Будто бы недавно сооруженный автомобиль для герцога Эльского есть вершина комфорта в новомодных механических экипажах. Мотор шестидесятисильный, может развивать ход в восемьдесят верст в час — это легко и в сто двадцать пять верст при крайнем усилии.
— Возможно, — сказал Бондарев, — такие автомобили уже есть.
— Нет, Дмитрий Дмитриевич, вы извольте только послушать. Автомобиль герцога способен поднять шесть пассажиров. Двое все время будут находиться неприкрытыми на одной скамье с шофером, а для остальных четырех имеется под съемным тентом комфортабельный салончик.
— Шик-блеск!
— Пардон, это еще не все. Дозвольте закончить. В салончике легко поворачивающиеся во все стороны кресла-модерн, два столика, один откидной, другой складной и зачем-то еще, видимо, для старой бабушки герцога — кресло-качалка. Минутку внимания, это тоже не все. По желанию пассажиров салончик может быть разобран по частям, уложен и спрятан под ногами автомобилистов. Ать, два, и с этого момента все шестеро оказываются на открытом воздухе, а сама машина принимает вид торпеды.
— Я бы хотел посмотреть, что же будет с этими стеклянными стенками при скорости в сто двадцать пять верст в час? — полюбопытствовал Рябушинский. — Интересно также, куда денется кресло-качалка? И бабушка герцога в нем?
Нагель засмеялся, при этом его коротко подстриженные усы ощетинились и лицо приняло совершенно разухабистый вид.
— То-то и оно, но бог с ней, с бабушкой. У нас в верхах читают и диву даются: вот он, Запад, вот он, уровень техники! Чужая слава принимается на веру. В газетке написано: отделка всех внешних частей и корпуса представляет собой верх законченности в мельчайших деталях, а механизм мотора — последнее слово науки и опыта. Карбюраторы же, коих два, сооружены из самого упорного сплава. Побудительной силой служит бензин.
— Побудительная сила — бензин? — переспросил Вольф, придав своему лазурному взгляду умное выражение.
— Побудительная сила — пятак! — воскликнул Андрей Платонович, бывший столоначальник, бывший чиновник министерства путей сообщения, и встал. — Вот что губит нас, господа! Побудительная сила к написанию таких и подобных опусов. Автор пишет просто так, дабы заработать. Редактор печатает: надо ж что-то печатать! Читатель читает. Что еще читать? А верховные бюрократы, как вы изволили выразиться, вздыхают и разводят ручками. «Что вы хотите от отсталой страны? Мы бедны талантами во всех решительно сферах».
— И тем не менее надо начинать!
— Вот-вот!
Тут все заговорили энергично, громко. Вспомнили министра внутренних дел Плеве, который накануне Цусимы выговаривал военному министру Куропаткину, что тот не знает внутреннего положения России, из которого вытекает, что для удержания революции нужна «маленькая победоносная война». Допрыгались, умники! Вспомнили Сашку Безобразова, гвардейскую сволочь, отставного кавалерийского полковника, занявшегося коммерцией и получившего от корейцев лесную концессию по реке Ялу. Покровители выхлопотали ему субсидию в два миллиона рубликов и преобразовали концессию в «Русское лесопромышленное товарищество», куда пайщиками вошли сам государь — раз, царица Мария Федоровна — два, Плеве, адмиралы Абаза и Алексеев, стратеги морские, и другие того же ранга! Лучше бы те деньги и чины пустили бы на автомобили, глядишь, и никакой войны не было бы, да и не надо!
Вспомнили в сердцах, что наши морские силы на Тихом океане называли тихими силами, и зачем было соваться — вопрос. Не прошли мимо великого князя Николая Николаевича, который при объявлении войны собрал поставщиков армии и встретил заслуженных купцов словами: «Только не воровать, господа!» Ну где ж это видано, в какой Англии, в какой Франции…
— У нас генералы шибко умные, да и как иначе? Чтоб на должность пролезть, несомненно нужен талант. Но чтоб с должности той департаментом или армией командовать, другой талант предъяви! А его-то и нет! Откуда двум вместе взяться талантам, когда один редкость?
— Это как жена-красавица, верная мужу. Не бывает! Или — или…
— Затеяли маленькую войну…
— О, это да, — обрадовался Вольф. Будучи оптовым поставщиком интендантского ведомства, он имел крупные убытки. — Почему товар берут у Кнопфа? Почему Вольфу конфуз?
— Успокойся, Иван Федорович.
— Нет! Я хочу справедливость! Я сын отечества и слуга престола… Вольф любит Россию!