— Да какие компании? — обрадованно засуетился бомж, возвращаясь к машине. — Один я.
Он достал из котомки бутылку и торжественно водрузил ее на капот.
— Будешь портвешка?
Фокин, занимавшийся заменой аккумулятора, отрицательно мотнул головой.
— Как знаешь… Хорошее вино. Не бодяга. Меня, между прочим, Вовой кличут. Как президента.
— Роман.
— А его, значит, Васисуалий, — бомж кивнул на картонного мента, — что ж… Тогда за знакомство…
Мужичок налил себе полстаканчика мутной жидкости, неторопливо, со смаком, заглотил ее и громко, с поистине русским размахом, рыгнул.
— Я гляжу, ты тоже один.
— С чего ты взял?
— Ну раз с чучелом за жизнь советуешься. Выходит, не с кем больше… Слушай, а то, что ты ему рассказывал, — правда? Про мокруху.
— Нет.
— Да-а-а… — не поверил новоиспеченный квартирант. — Ситуация… У меня была похожая. С брательником, со старшим. Набедокурил он как-то, ножичком помахал до крови. Не со зла — оборону держал. А я присутствовал. В ментовке потом правду сказал — так и так, они первые начали… «А брат ножом их тыкал?» — спрашивают. «Тыкал», — отвечаю. Врать-то какой смысл? В итоге брательнику — восемь лет… А на зоне тоже с кем-то повздорил, ну и отколошматили его. Капитально отколошматили… Помер, в общем. И меня родня — за порог. Иуду, типа, воспитали, брата родного продал… Прикинь, а? Продал… Ну и все! С тех самых пор, считай, и бомжую.
— Ерунду не говори. Только за это не выгоняют. Бухал небось?
— Не без этого. Так поэтому и бухал, что брата погубил…
— Угол всегда найти можно. И работу.
— Вот — нашел… Так и отсюда гонишь.
— Сказал же — живи! — поморщился от портяночной вони Рома.
— Ну раз так… — тезка президента вылил в стакан остатки содержимого бутылки, — тогда — твое здоровье! И за жизнь без подлостей…
Отточенным за годы движением он опрокинул стакан, занюхал засаленным рукавом пиджака, кивнув на Васисуалия.
— А на хрена вам это все, ежели не военная тайна?
— Реформа в органах идет. Борьба за чистоту рядов… Всех запятнанных вычистили, и теперь работать некому. Приходится изыскивать внутренние резервы.
— Понимаю… Сам делал?
— На шоколадной фабрике… Слушай, Вова! Раз уж ты тут обосновался, то и о нем позаботься, ладно? Ну там, если дождь пойдет — спрячь под машину. А то намокнет и облезет до срока… И переставляй иногда с места на место, чтоб не примелькался.
— Не вопрос, — ухмыльнулся бомж, — он меня охранять будет, а я — его. Плохо только, что не пьющий. Но хорошо, что не жрущий.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
В отличие от своего великого тезки Гоголя, Николай Васильевич Бойков писать не любил. Да что там не любил. Ненавидел. Поэтому предпочитал не безликие справки, а живое общение. Даже с руководством.
Фотографии на мониторе служебного ноутбука служили прекрасными иллюстрациями к страшному рассказу.
— Какой русский не любит быстрой езды? Еле поспевал. Вот… Это они у ресторана «Эллада». Греческая кухня. Дзадзыки, сиртаки, сувлаки, сузуки… Шатунов остался в машине, Звонарев беседовал в зале с хозяином, беженцем с кризисного Кипра.
На мониторе появилась фотография шатуновской машины возле упомянутого ресторана. Кто такой Звонарев, Царев не уточнял. Прекрасно знал. Непосредственный шеф Шатунова. Когда-то служил в спецуре, недавно перебрался в ОБЭП. Еще тот ухарь. Это он организовал наезд на издательство журнала.
— Я прикинулся голодным, сел за соседний столик. Удалось подслушать часть разговора. Так вот. Звонарев объяснял хозяину, что теперь тариф на лояльность увеличился, потому что придется делиться с… — Коля умолк, обдумывая, как бы потактичней сообщить Царю-батюшке об измене.
— С кем?
— С вами, Борис Дмитриевич. И в качестве аргумента он продемонстрировал фото на смартфоне. Я, конечно, вижу хуже африканских аборигенов, но разглядел, что на фото были вы, так сказать, в семейном кругу.
Спасибо, Тамара! Приспичило тебе… Фото в день знакомства. А оно теперь во где всплывает.
— Поганец!
— Потом они поехали в… Казино… Вот, беседуют с администратором. Есть запись разговора, если хотите — поставлю.
Коля щелкнул мышкой, на экране появилась небольшая комната. Перед блондинкой, сидящей за столом, — упомянутый Звонарев.
— Погоди… Это же…
— Да. Светка… Извините, что не поставили вас в известность, но… Скорей всего, вы бы не одобрили.
— Что ты тут удумал?! Какое казино?! — Царь Борис походил на другого царя — своего тезку Ельцина, — что за бред?!
— Никакого бреда. Исключительно реализм. Не волнуйтесь так, Борис Дмитриевич. Гнев везде неуместен, а больше всего в деле правом, потому что затмевает и мутит его. Это из Гоголя… Все просчитано с психологической точки зрения. В районе открылось новое подпольное казино, в котором есть даже игровые автоматы. Об этом тут же становится известно полиции, ибо шила в мешке не утаишь, особенно когда рекламу разместить в Интернете. И что в таких случаях предпринимают настоящие полицейские?
— Накрывают…
— Это киношные полицейские. А настоящие идут ставить крышу, говоря бандитским языком. И, увы, наши юрьевские — настоящие.
— Вы что, казино подставное открыли?
— Ничего сложного. Договорились с чистовской сестрой. Она заведующая в Доме культуры. Сейчас каникулы, места полно. Перевезли за пару часов изъятые автоматы. Светка за администратора, Гриша за крупье… Формально — танцевальная студия. А неформально — блек-джек, рулетка и покер.
— А… Играете по-настоящему?
— Не… Массовка из народа. Да там и надо человек пять…
— И что?
— Только за сегодня наведалось четверо. Участковый, вневедомственная охрана, разрешительная система и Звонарев с Шатуновым. Предлагали примерно одно и то же. Платить подоходный налог. Светка поясняла, что денег пока не наиграли, и всем предлагала прийти ровно через десять дней, к четырем часам. Чтобы накрыть, так сказать, оптом…
— Коля, вы в своем уме? Это же в чистом виде провокация!
— Не соглашусь… Провокация, это когда я говорю вам — давайте пойдем, ограбим ювелирный магазин. Вы идете, а вас ловят. А здесь никто никого не подначивает. Наоборот. Создаем условия для раскрытия преступления! И то, что вы моральный урод, пардон, не вы лично, а эти, в том нашей вины нет.
— А если кто-то действительно накроет?! Ты представляешь, как прогремим?! Отдел собственной безопасности организовал подпольное казино! Никто же операцию не санкционировал!
— Это никогда не поздно. Вон, под любую разработку обставить можно. Но могу побиться об заклад, никто наше маленькое предприятие не накроет, пока будем обещать долю. Если, конечно, информация о подставе не просочится от нас самих. Ничего не поделать. О, как отвратительна действительность! Что она против мечты? Это тоже Гоголь.
— Заканчивай с Гоголем… Подготовь документы, я подпишу у Моржова. Хоть какое-то прикрытие.
Царев хотел по привычке потереть больную спину, но она не болела. Не врал остеопат.
— Да, так что там Шатунов?
— Звонарев его снова до разговора не допустил, оставил в предбаннике. И опять демонстрировал фото на смартфоне. Мол, если собираетесь жаловаться, то не имеет смысла. С ОСБ родственные связи.
— Вот прохиндей! — Борис Дмитриевич не удержался и заехал кулаком по столешнице. — Я говорил, говорил, что никакой любви там и в помине нет. Я ему нужен, а не Вера! А она и слушать не хочет! Я про Тамару.
— Не переживайте так… Не исключено, Шатунова используют втемную. Оба раза его не было при разговоре.
— А фото?
— Перекачать — дело пяти секунд. Шатунов мог оставить где-нибудь мобильник, кто-то воспользовался. А что за Верой ухаживает, он и не скрывает.
— Мне от этого не легче… Завтра весь город будет говорить, что Царев ставит крыши! Царев! Который ни копейки за двадцать лет не взял!
«Так возьмите», — хотел сострить Николай Васильевич, но удержался. Осторожно уточнил:
— Мне продолжать?
— Да!!! И еще… Пусти среди наших слух, что я ухожу на пенсию. Мол, нечаянно видел рапорт.
— А вы на самом деле уходите?
— Нет, но ты дезу пусти… И в отделах тоже. Посмотрим, как он отреагирует. Прохвост.
Что сказать Гориной, Рома так и не решил. Заменив аккумулятор, сразу вернулся в отдел и спрятался в кабинете, благо соседа — Гриши Жукова на месте не было. Но недолго прятался. Через пять минут Ольга Андреевна уже стучала в дверь.
— Открывай-открывай, Ром… Ты же здесь.
Пришлось открыть. Горина еще и заявилась не одна. А с этим стукачом Копейкиным. Блин, совсем не комильфо.
— Да я и не прячусь. Дверь захлопнулась… Привет.
— Здравствуй.
Ольга прошла в кабинет и уселась за Гришин стол. Копейкин остался стоять в дверях.
— Ну как съездил? — спросила она. — Рассказывай.
«Так откуда, Штирлиц, в чемодане русской пианистки могли взяться ваши трусы?..»
— Нечего рассказывать. Не он это… Ну в смысле, не тот человек, на которого думал. Пустышка.
— Уверен?
— Абсолютно…
— Так, может, расскажешь тогда, кого подозревал и почему?
— Оль… Я же объяснил. Вышла ошибка. Человек даже не знает, что я на него думал. И зачем ему нервы портить?
— Тогда придется портить тебе, — ответил за Ольгу Копейкин, — потому что пулю ты привез…
«Вот система! Никому нельзя верить. Кругом стукачи! Просил же Крылова помалкивать!»
— На том стоит и стоять будет русская земля, — прокомментировал, угадав мысли Ромы, Кирилл Павлович, — эксперт себе не враг. Ладно б там хулиганство было. А то мокруха. Штука серьезная. С огнем лучше не играть… Время пожароопасное. Пуля-то где?
Рома решил держаться до последнего патрона. Сдаться никогда не поздно.
— А может, это я Якубовского и хлопнул?..
— Нет, — спокойно ответил Копейкин, — во-первых, незачем было бы тогда пулю на проверку тащить. Это все равно, что обворовать, а потом прийти к потерпевшему сбывать краденное. А во-вторых, ты в тот вечер играл в теннис. Проверили.