– Слышал? – спросил я в трубку. Гавр молчал.
– А что-нибудь… необычное есть?
– Необычное! Ты с телевидения, что ли? Че тут необычного. Бетономешалка; до пожара тут была. Не забрали почему-то, а ведь исправная. Ну, мы и используем.
Я с трудом понял, что сказал мне осипшим голосом Гавр, и уточнил у мужика:
– А что за мешалка?
– Модель? Там на корпусе маркировка. БСЭ-И2-Т20-531. Хрен его…
– Сфоткать? – спросил я у Гавра, но он бросил трубку.
Я перезвонил. Гавр не ответил.
Две недели спустя я решил сходить к Гавришкевичу. Он не брал трубку, не появлялся онлайн. Жена говорила, что все с ним нормально, очередной заскок, но я все равно хотел проверить – надумал, что у Гавра инсульт или головой тюкнулся, лежит теперь, бедняга…
Я шагал по хрустящим желтым листьям, подставлял лицо октябрьскому солнцу и все пытался понять, чего я вообще вожусь с Гавром. Универ в прошлом, дорожки наши разошлись… От стыда за то, что мы с ним поступали по-свински, держали за шута и постоянно разыгрывали? А может, я цеплялся за него, как за последний артефакт ушедшей молодости?..
Подъезд Гавра выглядел иначе – чище и светлее, пахло свежестью. Все кнопки в лифте были на местах, на стенах ни следа от маркера. Я долго жал на звонок – глазок не моргал, мне не открывали. Взялся за ручку, повернул – дверь со скрипом распахнулась.
Три пары начищенных оксфордов стояли у порога. Гавр ушел босиком?..
Журналов в комнате не было. Вокруг огромного стола валялись бумажные обрезки, похожие на выщипанные перья птиц, а на столе… На столе громоздился лист ватмана, и на нем в виде извивающейся угловатой змейки тянулось длинное предложение из множества кусочков слов. Как будто маньяк или похититель вырезал и склеил из газетных заголовков тайное послание.
Я узнал эти кусочки – здесь поработал не маньяк, а решивший с помощью Варшавского, Спинозы, бог знает кого еще загадку Гавришкевич. Таинственные прямоугольники со словами из жутких прогнозов, получается, следовало вырезать и собрать в правильном порядке.
В послании писали о предназначении, судьбе и доме. А еще там был адрес сгоревшей заброшки, по которому я ездил две недели назад.
В углу стола валялась обложкой вверх раскрытая черная книга. В животе у меня все сжалось в колючий угловатый ком, но я тут же сообразил, что это безобидный том Большой советской энциклопедии. На корешке белело «20».
Я аккуратно поднял книгу, перевернул – она лежала открытой на странице 531. На рисунке громоздились встроенные друг в друга геометрические объекты – вписанная в куб сфера с тетраэдром внутри. Подпись под картинкой гласила: «Модель Солнечной системы Кеплера».
Я сглотнул ставшую вдруг вязкой слюну. Бетономешалка БСЭ-И2-Т20-531…
БСЭ.
И2 – издание второе. Том 20, номер страницы. Из кусочков прогнозов на пятилетки ужаса Гавр собрал инструкцию и получил адрес. По адресу его ждала вторая часть подсказки…
По подоконнику робко зашуршал дождь, я посмотрел в окно – улица казалась чистой и игрушечно аккуратной. Я сел на корточки, заглянул под стол и понял, что стряслось с журналами. Они были там, соединенные системой бумажных креплений в жуткое подобие оригами. Я подумал, что это огромный ком, но, присмотревшись, сообразил, что это объемная копия рисунка из энциклопедии. В голове не укладывалось, как Гавр собрал такое из журналов.
Я с трудом вытащил это на свет. В центре конструкции была ведущая, казалось, в никуда дыра шириной в человеческое тело. И воздух в ней звенел от электрического напряжения. Мои пальцы застыли в паре сантиметров и… в голове на секунду все стало по-другому. Упорядоченно, правильно, по-чужому.
Отдернул руку и ощутил, как взмокла от ледяного пота спина и свело пломбирно зубы.
Я выбежал из квартиры, спустился, пронесся мимо машины и нервно пошел, расшвыривая ногами мокрые желтые листья.
Волосы мазнуло порывом ветра, и я вспомнил, как правильно-неправильно стало у меня в голове из-за лаза в жутком оригами. Подумалось, что все эти загадки могли бы быть инструкцией для спящего агента, который сам пока еще не знал, что он агент. А потом, оценив абсурдность этих мыслей – Гавришкевич и агент! – я с облегчением засмеялся и зашагал обратно к машине.
Прошло три месяца, Гавришкевич не объявился. Его и не искали, по крайней мере, ко мне никто не обращался. Я убеждал себя, что все это в его стиле. Он точно так слинял в студенческие годы с турпохода – не выдержал подколок, таинственно форсировал реку, оставил нас в неведении. Вот опять…
А жизнь налаживалась. Не только на работе и в личных мелочах, но в целом. В городе, потом в стране и мире стало правильнее и нормальнее, а меня повысили до корпоративных клиентов. Мы с женой читали новости и ликовали. Ее мать называла это «спокойствием курятника», но чего она, старуха, понимала.
…Мне грезилась чуть мультяшная картина: Гавр уходит через тоннель из журналов с фантастикой в светлый и правильный мир. Прямо метафора того, как люди раньше представляли путь в счастливое будущее. Как-то мне даже в голову пришло, что, может, Гавришкевич вообще мифологический герой – утащил в родной мир нашу судьбу, а нам – как ящерица хвост – отбросил судьбу мира своего. Если так, то что ж, порядок и спокойствие мне по душе, пусть живут в нашем хаосе.
Ходил я теперь только в туфлях – кеды казались бунтарскими и не гармонировали с миром.
По вечерам мы с женой расползались по комнатам. Симметрия лица супруги была мне симпатична, но не оставалось времени – я разбирал ненужные приборы, паял, соединял. Честно сказать, я не понимал, что собираю, но и пусть. Смешно, что я себе навыдумывал какой-то технический кретинизм – я ведь словно был создан для этого всего.
Евгений ЛукинХвостикулятор
Сегодня мне позвонили из больницы скорой помощи и сказали, что Ефим Григорьевич Голокост доставлен туда с множественными ранениями. Чуяло мое сердце! Рано или поздно, но этим должно было кончиться. Либо в руках самородка взорвалось очередное его изделие, либо соседи не выдержали наконец и заказали гения в складчину.
– Ранения – серьезные? – охрипнув, спросил я.
– Нет, но… много. Кровопотеря, знаете… Пришлось переливание делать.
– А… причины?
В динамике как-то странно поперхнулись, словно борясь со смешком.
– Кошки драли.
– Какие кошки? – заорал я. – У него в дому отродясь кошек не было!
– Утверждает, напали во дворе.
– Кошки?! Стаей?!
– Н-ну… по его словам…
– К нему уже пускают?
Выяснилось, что пускают, и я немедленно вызвал такси.
На Ефима было страшно смотреть. Забинтованная голова уподобилась скатанному ребятней снежному шару, откуда выглядывали наружу лишь нос, рот и левое око. Великий изобретатель лежал укрытый простыней до подбородка, но, надо полагать, прочие части организма тоже изрядно пострадали.
– Как ты, Фима?
Отяжеленное пластырем веко с усилием вздернулось. На меня страдальчески уставился выпуклый темный глаз.
– Ключи… – сипло вымолвил потерпевший, кивнув при этом в сторону тумбочки.
Я выдвинул ящик и действительно обнаружил там ключи от квартиры.
– Езжай… ко мне… – заговорил он как бы в беспамятстве. – На столе ноутбук, а к нему подсоединено… Ну сам увидишь, что там к нему подсоединено…
– И что?
– Ноутбук… отформатируй…
– В смысле?
– В смысле… жесткий диск… А что подсоединено… уничтожь…
– Как?!
– Раствори… в кислоте… Или на рельс положи… под локомотив… под трамвай… Но так, чтоб видели…
Определенно бредил человек.
– Фима, – сказал я. – Может, тебе принести чего? Фрукты, минералку…
Выпуклый темный глаз полыхнул гневом.
– Время пошло… – прохрипел мой изувеченный друг. Потом запнулся и закончил со страхом: – А может, уже и вышло…
Казалось, перед подъездом Голокоста происходит съемка телевизионного сериала. Два дворника-таджика замывали последние пятна крови на асфальте, а у крыльца галдела небольшая толпа жильцов и жиличек.
– А я говорила! – надсаживалась одна. – Я говорила! Собак бродячих чипируете! А кошек?..
– Слышь! – возражали ей. – Вот только не надо тут про кошек! Чтобы кошки всем двором на мужика бросились?..
– Но бросились же!..
– Что случилось? – спросил я, подойдя.
Примолкли. Возможно, приняли за сотрудника в штатском.
– Да тут одного нашего… этого… кошки порвали.
– И свидетели есть?
Призамялись. В свидетели никому не хотелось.
– А вы кто? – спросили меня.
– Друг, – честно признался я.
– Чей?
– Ефима Григорьевича. Только что от него… из больницы.
– Слышь! – сказали мне. – Ну ты себе друзей заводишь… Это ж кем надо быть, чтобы котов достать?
– Да ладно вам их отмазывать! – вскинулась все та же дама. – Адвокат нашелся!
– Ну других же не трогают!
– Так видел кто-нибудь или нет? – допытывался я.
Оказалось, никто не видел. Только слышали.
Что же, интересно, произошло? Голокост обитал на втором этаже, и, пока я одолевал эти два с половиной пролета, подумать успел о многом.
Кошки… Воля ваша, но что-то с ними в последнее время не то. Раньше – как? Каждая гуляла сама по себе – и вот, здравствуйте вам, организованная преступность! Попутно вспомнилась история, приключившаяся недавно с одной моей знакомой. Вываживала она собачонку. Сволочная, между нами, собачонка – кидалась с истерическим лаем на все, что шевелится. И вот идут они с ней по скверу, а впереди с обреченным видом сидит посреди аллеи понурая драная кошка. И не убегает. А остальные (штук двадцать – крепенькие такие, бойцовые) расположились вдоль бордюра. С обеих сторон.
Дура-знакомая возьми да и спусти свою шавку с поводка. Та, естественно, хватает жертву за горб и начинает самозабвенно трепать. Тут-то ее и накрывает кошачья банда. Ее и кинувшуюся на помощь хозяйку. Кроме шуток! Она (в смысле, хозяйка) мне потом руки-ноги показывала: сплошь искусаны, исцарапаны. И песика пришлось к ветеринару везти.