Но эта история, так сказать, бытовая, жизненная. А вот когда в действие вмешивается еще и Ефим Григорьевич Голокост с каким-нибудь своим безумным открытием – тут жди чего угодно. Вплоть до конца света.
Что же он такое придумал, хотелось бы знать. Впрочем, сейчас узнаем.
С этой мыслью я и отомкнул дверь его квартиры.
Вошел – и остолбенел. Навстречу мне в прихожую вылетел с воплем – кто бы вы думали? Котик! Черно-белый, как памятник Никите Сергеевичу Хрущеву работы Эрнста Неизвестного. Завидев распахнутую настежь дверь, заметался, и я поспешил ее захлопнуть. Выскочит за порог – лови потом по всему подъезду!
– Киска, – укоризненно спросил я. – Так это твоих когтей дело?
Спросил, разумеется, в шутку. Во-первых, котик вроде бы не агрессивный, во-вторых, в четыре лапы человека так не распишешь, в-третьих, нападение случилось во дворе, а не в квартире, и доказательством тому – замываемый дворниками асфальт…
Вообще-то, как я уже упоминал, к домашним животным Голокост равнодушен. Если приютит кого, то разве что для опытов. Стало быть…
Подтверждая мою догадку, котейко крутнулся, предъявив на миг смуглую попку-пуговку. И не только ее. Изнанка вздернутого хвоста была усажена по осевой линии десятком крохотных металлических бусинок. Словно на швейной машинке прострочили. Какие-нибудь датчики. Ну-ну…
– Так, – сказал я. – Дай пройти.
А тот уже крутил восьмерки вокруг моих штиблет, чуть с места не сдвигал. Может, просто жрать хочет? Хотя нет… В прихожей аккурат под политбарометром стояла полная хрустелок миска и пластиковое ведерко с водой.
Спотыкаясь и перешагивая через кота, я проник в комнату. Там посреди стола действительно дремал раскрытый ноутбук с подсоединенным к нему… Как бы это вам передать словами? Больше всего устройство напоминало перевернутое блюдце, на котором установили стеариновую свечу, утончающуюся к вершине. Кроме этих двух предметов, на столе больше не было ничего.
Значит, сначала отформатировать жесткий диск…
Подсел к ноутбуку, тронул пластину. Экран ожил. Обозначилось окошко какого-то чата. Сверху: «Объект был в сети в 07:14». Ниже: «Объект. 07:14. Они всё знают». Внизу – мигающий курсор и строчка: «Напишите сообщение».
Стоило активировать программу, подопытный вспрыг-нул на стол. Завертелся, зажонглировал хвостом, что-то вякнул. Строки на экране дернулись. «Объект в сети, – прочел я. – Объект. 11:15. Что с Фимой?»
Взглянул на часы. 11:15.
Мотнул головой, стряхивая внезапную одурь, и чисто машинально отбил: «Кто спрашивает?»
Нажал ввод – и вы не поверите, но стеариновая свечка на перевернутом блюдце, заставив меня вздрогнуть, вывихнулась, закривлялась, а само устройство издало прерывистое мурчание.
Котик отреагировал незамедлительно:
«Объект. 11:17. Спрашивает Объект. Что с Фимой?»
Та-ак… Я откинулся на спинку стула. Кое-что уже начинало проясняться.
Мало ему прежних неприятностей – теперь еще и в зоолингвистику влез! Нет, расшифровать кошачий язык пытались многие, но каждый раз повторяли одну и ту же ошибку: исследовали урчание, шипение, мурлыканье и прочую фонетику, не учитывая, что все это бессмысленно, если не брать в расчет жестикуляцию.
Точнее – хвостикуляцию.
Разумеется, мимика мурла также весьма существенна, однако трудноуловима. Можно сказать, неуловима вообще. Поди пойми, с помощью чего кошки ухитряются состроить столь трогательную физию! Мышцы? Какие там, на фиг, мышцы? У собак – да! Собака существо мордастое – и лоб морщит, и брылы развешивает, осклабиться может при случае. Словом, работает на публику в дальних рядах, как театральный актер, чтобы даже с последних кресел каждую ее гримасу разглядели. А вот кошки скорее актеры кино: черт разберет, которым волоском она дернула и дернула ли вообще, но выразительна – сил нет!
Беда, к сожалению, в том, что современные приборы подобные тонкости не фиксируют.
То ли дело хвост!
Помнится, мелькнула в ленте новость, будто некто из Франции пытался вести диалог с кошкой, мяукая и шевеля перед ее носом указательным пальцем. На четвертый день был укушен за крайний сустав и опыты прекратил.
Ну на то он и француз! А вот Ефима Григорьевича Голокоста, как видим, одним укусом не остановишь. Укусов потребовалось много. Аж до переливания крови.
Так что же он все-таки изобрел?
Насколько я понимаю, металлические бусинки передают положение смысловых точек хвоста. Данные поступают в ноутбук, перелагаются в текст. Затем следует обратный процесс: экспериментатор печатает сообщение – и оно переводится на кошачий с помощью устройства…
Назовем его – хвостикулятор.
Ну да… Сначала назовем, а потом растворим в кислоте. В крайнем случае положим под трамвай. Но так, чтобы все видели…
Я очнулся.
«Что с Фимой? Что с Фимой? Что с Фимой? Что с Фимой?..» – выскакивало на экране.
Сделал над собой усилие – набрал:
«Кошки порвали».
«Насмерть?»
«Нет».
Черно-белого Объекта смело со стола в прихожую. Слышно было, как он там судорожно захрустел сухим кормом. А потом словно залопотал ручеек. Видимо, припал бедолага к ведерку с водой. На нервной почве.
Вот почему он так испугался открытой двери. В квартиру могли ворваться мохнатые соплеменники и расправиться с предателем, что рассекретил их язык, хранимый в тайне веками, а то и тысячелетиями. Не зря же французская киска цапнула ученого за указательный палец, которым тот пытался хвостикулировать!
Но как узнали? Допустим, черно-белый Объект удрал во двор и там расхвастался: дескать, с хозяином беседует. Но это надо вконец соображение утратить! Хотя… Мало ли сейчас отморозков в кошачьей среде! И кстати, виною тому – отчасти мы, люди. Видел кто-нибудь, как бродячая кошка котят школит? Чистый карантин! Чуть что не так – шипит, когтями бьет. И котята боятся, живут по уставу…
Но детишкам-то нашим этого не растолкуешь! Принесут котенка в дом, а взрослые – против. Выставят за дверь, и оказывается беспризорник в подъезде, один, без материнской опеки. Отсюда отсутствие моральных ценностей, незнание запретов. Общается во дворе с такой же, как он, шпаной, мяукает на сленге…
– Объект! – позвал я.
Никакой реакции.
«Объект!» – набрал я на клавиатуре.
Хвостикулятор непристойно извернулся и пискнул что-то по-кошачьи.
Через некоторое время Объект вновь объявился на столе. Был он жалок и весь дрожал.
«Проболтался?» – начал я допрос.
«Нет».
«Как же они узнали?»
«Подсмотрели».
Я вскинул глаза. Под окном Голокоста издавна произрастала акация, распадавшаяся надвое, как рогатка, на уровне второго этажа. Идеальный наблюдательный пункт! В развилке, правда, никого не видать, но это ни о чем не говорит.
Да-да, именно подсмотрели, а не подслушали. Наверняка во время бесед с Ефимом черно-белый Объект ошивался перед ноутбуком, и вся его хвостикуляция прекрасно читалась с дерева.
И все-таки: чего испугался Голокост? Кошки напали? Так на него и люди нападали, а это, поверьте, гораздо серьезнее. И вообще, какой ему теперь смысл уничтожать хвостикулятор? Наоборот! Чем больше народу о нем узнает, тем лучше! Или братья наши меньшие выдвинули условие: уничтожишь – отвяжемся? А ведь вполне вероятно…
Нет, невероятно. Зачем тогда нападать, да еще и сворой, если условие уже выдвинуто? Стало быть, как ни крути, а главная цель кошачьей громады – не размениваясь на переговоры, ликвидировать устройство… и свидетелей. Коих на сегодняшний день насчитывается трое… Два человека и один Объект…
Да что я гадаю? Если врачи пропустили меня в палату к Ефиму, то и телефон ему, видимо, оставили.
Достал сотик, попробовал связаться.
Зазвучали долгие гудки. Ну правильно: пока извлечет из-под простыни поврежденную руку, пока нашарит свою мобилу, пока попадет забинтованным пальцем куда надо…
– Уничтожил? – услышал я шамкающий голос больного.
– Нет еще…
– Уничтожь…
– А смысл, Ефим? Да вызови ты, я не знаю, какого-нибудь корреспондента! Это ж сенсация! Вмиг прижухнут…
– Кто?
– Кошки!
– Не прижухнут… – глухо отозвался он. – Кота… выпустил?
– Нет. А надо было?
Но Ефим уже отключился. Точнее – отключил телефон. Хотя, возможно, просто сел аккумулятор.
Все равно не понимаю. Если главная цель – сохранить все в секрете, на кой им, скажите, черт понадобился этот теракт? Снова захотелось в сталинские времена, когда по дворам ездили не только собачники, но и кошачники? А, нет! Отловы начались только при Хрущеве, а Сталин вроде бы видел в кошках важный стратегический ресурс – недаром ведь по его личному распоряжению их доставляли особыми эшелонами из Сибири в одолеваемый крысами послеблокадный Ленинград! А Лаврентий Павлович Берия – тот и вовсе, говорят, был от них без ума – держал дóма, холил, лелеял… По примеру кардинала Ришелье.
Некоторое время я ошалело смотрел в зеленые трагические глаза Объекта. Потом резко повернулся к ноутбуку.
«А мне ты зачем разболтал?»
Объект понурился. Потом встряхнулся и с видимой неохотой ответил:
«Все равно порвут».
«Кого? Тебя или меня?»
«Обоих».
Я не выдержал, встал и подошел к серванту, за чьей мутной стеклянной дверцей таились полбутылки принесенного мною в прошлый раз коньяка. Налил во что попало, выпил залпом, задумался.
А ситуация-то, выходит, куда опаснее, чем представлялось ранее…
Может, вызвать МЧС? И что я им скажу? Что на мою жизнь покушаются дворовые кошки? Представляю себе реакцию дежурного…
Минутку-минутку! А с чего бы это они на меня покусились? Ну скрылся человек в подъезде – и что? Может, он вообще из другой квартиры!
Тем не менее я вернулся в прихожую, открыл дверцы кладовки и оглядел груду хранившегося там хлама, из которого Ефим монтировал свои невообразимые устройства. Бейсбольной биты не углядел, зато обнаружил бадик (нет, не подумайте, не индонезийский кинжал – всего-навсего палку для ходьбы). Пожалуй, сгодится…