– Дядя Ильяк, – спросил Илюха, – как у нас со снарядом для лука? Хватит на хороший бой?
– Деревяшек настругано довольно. Девчата в лесу на стрелы оперение клеят. Лучшее перо – сорочье, но и воронье неплохо. Теперь птахи не скоро от войны оправятся. А вот наконечников стальных успел наковать шиш да маленько.
– Ничего, такой жердиной даже без копьеца можно человека ухайдохать.
Ильяк вышел на самую опушку и, укрывшись за крайним деревом, из-под руки оглядел деревню и окрестные поля.
– Что ж они в кустах хоронятся?
– Где? – спросил Илюха, бывший у лучников за старшего.
– Вона, идол железный торчит, слепой не проморгает. Остальные прячутся, но если присмотреться, то и они обозначатся.
– Теперь вижу. Ладно, пусть стоят на здоровьичко. Может, у них от гнуса заговор особый имеется.
– А что, дотуда твой самострел достанет?
– Достать-то достанет, но прицела нормального не будет. Пусть ближе подойдут. Ильяна, постой тут малость, пригляди за гостями.
Долго приглядывать не пришлось. Косматые всадники выплеснулись из-под защиты кустов и понеслись к деревне. Железный рыцарь, опустив копье, потрусил за ними следом.
– Заронят огонь, – простонал Ильяк, – никого живым не выпущу.
Обошлось без огня. Всадники, спешившись, разбежались по избам, но вскоре появились вновь, ничем не обогатившись. Лишь двое, ухватив под мышки, волокли пленника.
– Это же Ильяш! – ахнула Ильяна. – Забыли парня!
– Я его упреждал! – крикнул Илюшка.
– Тихо! – зашипел Илюха. – Разоретесь, враги услышат. Накладывайте стрелу, пока они болванчиками стоят!
Сивку отпрягли, Илюшка, Ильян и Илейка в шесть рук принялись вращать колесо, до невозможности натягивая тетиву. Ильяна с малой кияночкой в руке полезла под самый арбалет, подбивать клин, чуть заметно приподнимающий стрелу. Ильяна, конечно, девушка, но глазки у нее вострые, никто лучше Ильянки прицелиться не умеет.
– Стреляй! – прозвучал приказ.
Илюха взмахнул кияной, с одного удара выбив запор в основании стрелы. Басово думкнула тетива, стрела словно исчезла со станка. Муромцы, крепко усвоившие требование тишины, беззвучным шепотом закричали: «Ура!»
– Кто таков? – вопросил Хавбек хан.
Толмач, приведенный беком, переложил вопрос на гавкающий собачий язык муромских жителей.
– Я Ильей зовусь. Муромец я.
– Это и есть знаменитый силач? – Вордвард оглушительно захохотал. – Да он на ногах не стоит!
Вордвард шагнул вперед и резко ткнул железным пальцем в обвисшее брюхо Ильяша. Тот всхрюкнул и повалился набок.
– И что нам с этим прославленным батыром делать? – протянул Хавбек.
– Я думаю, его следует повесить, – посоветовал Вордвард.
– Нет! – вскинулся Ильяш, порываясь встать.
– Обоснуй, – неясно кому повелел хан.
– Я Илья Муромец, потомок знаменитого богатыря, – заторопился Ильяш и даже приподняться сумел, встав на колени. – Мой прадед тридцать лет с печи не слезал, силушку копил, а ваши обормоты меня с лежанки сдернули, хотя я всего десять лет отбыл. Вели им меня на место вернуть, и тогда я через двадцать лет вам всем покажу, каково на богатыря наезжать!
Хавбек смеялся, тряся тугим брюхом, которое ничуть не уступало таковому же у Ильяша.
– Ты забавник, – молвил владыка, отсмеявшись. – Тебя можно было бы взять в шуты, если бы тебя ноги держали. А так с тобой возможно поступить двояко. Посему повелеваем: если то, что нам поведал пленник, правда, то он подлежит немедленной смерти. Если же это ложь, в чем мы не сомневаемся, то за обман величества обманщика следует казнить. Теперь послушаем, почему негодяя должно именно повесить, а не, скажем, обезглавить или утопить в болоте.
– Он толст и очень слаб, – объявил Форд Варвар. – У него тонкая шея, она не выдержит веса жирной туши. Когда его повесят, она вытянется, словно у гусака. Полагаю, это будет до невозможности смешно.
– А на чем вешать? В этой дикой деревне даже виселицы нет.
– На воротах.
– Я вижу, ты знаток. Займись. Получится, будешь моим палачом.
Будущий маркграф Муромский презрительно усмехнулся, благо что под опущенным забралом усмешку невозможно заметить, и наклонился, желая схватить Ильяша за шиворот, но с отвращением отшатнулся.
– Да он обделался! Воняет до невозможности!
– Вешай, вешай! – усмехнулся Хавбек.
Варвар Форд выпрямился во весь рост, повелительно крикнул:
– Веревку на ворота через перекладину!
Словно в ответ раздался глухой удар. Возникшая из ниоткуда великанская стрела, которую можно было бы принять за копье, если бы не густое оперение, пробила латы, не способные защитить владельца. Отточенный наконечник на целую пядь вышел со спины. Вордвард покачнулся и грянулся на землю всеми сочленениями.
– Кто стрелял? Откуда? – голос бека сорвался.
– Вернее всего, били с дальнего холма, – подсказал толмач. – Это Карачарова гора – логово Ильи Муромца.
– Кто может стрелять на такое расстояние, да еще прицельно?! К тому же это не стрела, а что-то несусветное. Она по руке разве что Джабраилу!
– На такое расстояние способен стрелять тот, кто может метать стрелы такой величины, – строго произнес толмач.
Старик в рабском колпаке, он стоял на самом виду, ничуть не боясь таинственного стрелка. Что может угрожать рабу? Иное дело – хан Хавбек. Прятаться здесь было некуда, телохранители стояли в растерянности, не понимая, на кого бросаться, и не догадываясь, что следует прикрыть господина своим телом. Зато ханский конь стоял спокойно. За ним и укрылся великий завоеватель.
– Стрелять с горы вражий богатырь может, но проломиться сквозь лес ему не так просто, – произнес придворный мудрец, сопровождавший Хавбека в походе. – Мы вполне можем уйти из-под обстрела.
– Повелитель, прикажи, мы прорвемся сквозь чащу и принесем тебе голову врага! – командир ближней сотни взлетел на коня, сабля прочертила над головой огненный след.
В следующее мгновение герой кувыркнулся на землю, просаженный новой стрелой.
– Отходим, – быстро приказал Хавбек хан.
Реферы бежали, как привыкли завлекать ложным бегством противника, готовые в любую минуту развернуться и обрушить на врага тучу стрел. Но никто за ними не гнался, лишь трое отставших, которым поручили повесить Ильяша, попали под выстрел. На этот раз стрела оказалась без стального наконечника и не пропорола человека насквозь, но удар был так силен, что рефер упал, захлебнувшись кровью, хлынувшею горлом. Двое других бросили бесчувственного Ильяша и припустили следом за товарищами. Кони их скакали далеко впереди.
Муромчане не сразу вышли из укрытия. Только когда Ильюнь с вершины дуба свистнул по-соловьиному, что, мол, набежники по взаправде ушли, стрелки оставили боевую позицию.
Ильяк первым делом подошел к поверженным врагам, сорвал железные наконечники со стрел, затем без всякого почтения к убитым, упершись в тела ногой, выдернул древко.
– Добренно, – ворчал он. – Серьезно ничто не сломалось, прочее можно поправить.
Ильяна подбежала к лежащему ниц Ильяшу и всплеснула руками:
– Батюшки-светы! Да он, никак, помер со страху. Теперь только и остается портки его чистить.
Илюха оглядел поле несостоявшейся битвы, покривил губы над телом брата и скомандовал голосом, не терпящем возражений:
– Парни, у кого луки охотничьи есть, айда к старой гати, проводим дорогих гостей до самой околицы.
Луки нашлись, почитай, у всех.
Новая, неустоявшаяся гать ходила ходуном под ногами спешащего войска. Гольды и реферы, ближние телохранители, придворные мудрецы и поэты, которых хан неведомо зачем таскал за собой, бежали так, будто войско было разбито в жесточайшем сражении.
Хавбек хан торопился в самой середине своего смешавшегося войска. Породистого скакуна, на котором он въезжал сюда, бек потерял, путаясь в мокром лесу. В голове мудрого повелителя оставалась единственная вечно повторяемая не мысль, а сказка, какие вечерами кыпчакские матери рассказывают своим малышам:
«Есть на далеком севере за непролазными болотами Муромская земля. Населяют ее карлики-земледельцы, не знающие оружия и войны, и великаны, которых зовут муромцами. Великаны ленивы и просто так не выходят из топких болот. Но когда чужаки вторгаются на Муромщину и начинают побивать землепашцев, один из великанов встает и начинает творить расправу. Лук в его руках, каким только молнии метать. Вместо меча или палицы в его деснице вырванный с корнем дуб. Спасения от бешеного гиганта нет».
Странно, в самой глупой и несбыточной сказке непременно найдется зерно истины. К несчастью, зерно обнаруживается всегда слишком поздно.
Хавбек потряс головой, возвращая мысли к насущным делам. Что случилось? Враг идет по пятам, почему же они остановились?
– Дороги нет, – меланхолично заметил стоящий впереди гольд.
Хавбек оттолкнул дикаря, так что тот, не удержавшись, ухнул с настила. Следующие воины каким-то образом пропустили хана, и даже мимо коней Хавбек ухитрялся протискиваться, ухватившись за луку седла. Наконец он увидел, что случилось на его пути. Гать, которую только что уложили в болото, исчезла. Несколько дней назад реферы укладывали здесь свежесрубленные стволы, скрепляли их поперечинами и шли по ним дальше. Бревна ложились на плывун, хлипкое сооружение раскачивалось и грозило разойтись под ногами, но все же почти три сотни всадников сумели перейти на ту сторону топи. Как добираться назад, да еще с добычей, Хавбека не слишком заботило. Главное, не впасть в раж, не порубить всех поселян, а уж там пленники настелют новую дорогу, понадежнее прежней.
Однако случилось неожиданное: глупая сказочка обернулась страшной правдой, и войску, так и не вступившему в битву, приходится отступать по раздолбанной дороге.
Оно бы и ничего, но теперь даже такой, негодной дороги не стало. Плывун, содранный и измятый, уже не скрывал густой болотной жижи, а ведь прежде гольд-кипперы, нацепив огромные плетенные из лозы мокроступы, переползали по плывуну на тот берег.