Испытательный срок. Лучшая фантастика – 2025 — страница 39 из 54

– Как бы до войны не дошло, – сказал Костя. – С них станется. Резво система идет вразнос.

– Вероятность имеется, – согласилась Рыжая. – Но я бы поставила на взаимную блокаду. И эмбарго. Обоюдный шиш с маслом.

– Невозможно. – Николай хлебнул ледяного сока, заломило зубы. – Мы… то есть космисты, слишком зависим от поставок с Земли жизненно необходимых ресурсов. Вряд ли Главкосмос…

– Эта зависимость преувеличена, – прервала его Рыжая. – Я слежу за структурой поставок Главкосмосу. За последние годы она качественно изменилась. По некоторым позициям возникает подозрение, что их сохраняют лишь для вида. Например, продовольствие. Орбитальные заводы давно покрывают потребности космистов в нутриентах. Боюсь, атака на Нить будет использована Главкосмосом для проверки возможностей существовать автономно от Земли. Кто бы ни стоял за атакой, он вряд ли просчитал все последствия.

– Либо просчитал их слишком хорошо, – сказал Костя. – Рыжая, где Леваневский? На очередном сверхсрочном и сверхсекретном заседании?

И будто в ответ на его вопрос дверь отъехала в сторону, и в номер шагнул руководитель ГИРД-2 собственной персоной, а не голограммой, как случалось в последние дни. Коротко кивнув всем, он прошел к холодильнику, распахнул дверцу, изучил содержимое. Потом так же молча захлопнул и опустился в кресло.

– Они – идиоты, – объявил присутствующим. Никто не ответил, ожидая продолжения. – Объединенная комиссия ООН и Главкосмоса не смогла договориться. Ни одного годного предложения. Вообще! Такое ощущение, будто они не слушали друг друга, а зачитывали припасенный заранее текст.

– Скорее всего, так и было, – скрипуче произнес Костя. – У смертельно больных это называется этапом отторжения своей болезни. Следующий этап – принятие. Вот на нем имеет смысл разговаривать.

– А что скажет новобранец? – Леваневский мрачно уставился на Николая, и тому немедленно захотелось еще томатного сока. Ледяного, до ломоты в зубах. – Он может быть нам хоть в чем-то полезен, а, Константин? Ведь я по вашему протежированию взял его к нам… как вы его ловко назвали? Специалист по космистам?

– Все равно что специалист по пустыням, – сказала Рыжая, в ее голосе послышалась примесь еле сдерживаемого смешка.

– Что вы хотите узнать? – Николай поморщился от обмена мнениями относительно его персоны.

– Неужели космисты так не любят землян, что готовы к разрыву всяческих связей? Разве космистам не снится голубая Земля… трава у дома, в конце концов?

– Снится, – пожал плечами Николай. – На первых порах ностальгия у всех, но потом… Потом как рукой снимает. Космос настолько велик… Наверное, только для первых космонавтов, которые наблюдали Землю лишь с орбиты, она оставалась домом, в который очень хотелось вернуться… Но стоит вам улететь туда, откуда она всего лишь крохотная искорка, как что-то происходит… будто вы вернулись домой, будто космос – и есть ваш настоящий дом и вы об этом только теперь вспомнили. И Земля становится местом, куда и не особо тянет возвращаться, как не тянет возвращаться обратно в детскую кроватку…

Николай резко замолчал и оглядел присутствующих. Даже висящая под потолком камера, через которую Рыжая наблюдала за комнатой, казалось, смотрела на него с пристальным изумлением.

– Вот черт, – выдохнул Леваневский. – Почему никто и ничего об этом не говорит? Психологи… ученые… не бьют в фанфары… литавры… или как это говорится по-русски?

– Никто из космистов не афиширует подобные мысли… Поэтому цивилизованный или вынужденный развод с Землей вполне предсказуем. Стоит Земле пойти на дальнейшее обострение, и космисты вздохнут с облегчением. Им нечего терять, кроме гравитационных цепей.

ПОВСТАНЦЫ

Луноград встретил делегацию так, как встречает парламентеров врага осажденный город – мрачными взглядами, угрюмым молчанием, надрывным воем работающих на пределе систем жизнеобеспечения, жестким рационированием воды, электричества и питания. В восемь часов вечера по лунному времени генераторы переключались на режим сверхэкономии, освещение становилось тусклым, вода из кранов подавалась холодной и текла тонкой струйкой. Почистить зубы и сполоснуть лицо кое-как хватало, а вот принять душ – увы. Нечего и говорить, ионный душ вообще был под запретом из-за чрезмерного расхода энергии – стеклянные стаканы в номерах опечатаны, хотя Николай подозревал в этом скорее психологическое давление, ведь гораздо проще отключить их питание на пульте энергораспределения.

В первый же день прибытия парламентеров на Луну Николаю дали ясно понять, что лицо он здесь нежелательное и от прямого мордобоя его охраняет лишь дипломатический статус члена миссии, да и то лишь в пределах узкого сектора Лунограда, выделенного под их пребывание. Это называлось «отдавить ногу» и заключалось в ловком наступлении персоне нон-грата на пальцы ступни, обутой в легкие лунные тапочки, тяжелым космистским ботинком, издавна именуемым почему-то «говнодавом», вполне возможно, что именно из-за данной экзекуции.

– Ой, извините, – пророкотал басом огромный детина, впечатывая ногу Николая в пластиковую поверхность пола, – не заметил. Я такой рассеянный, – и сделал «говнодавом» втирающее движение, которое должно было размозжить пальцы ног.

Николай стиснул зубы, сжал кулаки, но заставил себя сердечно улыбнуться, умиряя праведный гнев пониманием, что на месте детины вел бы себя ровно так же.

– Это вы меня извините, – ответил он. – Я такой неловкий.

Каков его статус в делегации, Николай не понимал ровно до того момента, когда в каюту бесцеремонно ввалился Леваневский, хромая на обе ноги, добрался до бара и попытался отыскать там хоть что-то спиртосодержащее. Поколебавшись между выбором кефира из хлореллы и рециклированной воды, он взял кефир, упал на кресло-тюльпан и вытянул длинные худые ноги. Даже лунный комбинезон, по всем правилам долженствующий обтягивать тело, висел на Леваневском как на вешалке. И Николай вдруг почему-то вспомнил, что никогда не видел руководителя ГИРД-2 жующим хоть что-то. Леваневский функционировал исключительно на жидкостях, большую часть из которых готовил сам в походном блендере.

– Устрой мне с ними встречу, – заявил Леваневский без обиняков. И отхлебнул кефир. По каюте распространился тяжелый запах ферментированных водорослей.

– С кем? – осведомился Николай, хотя тут же сообразил – с кем и почему он вообще оказался в составе парламентеров.

Объяснять Леваневскому всю абсурдность его расчетов на былые связи Николая среди космистов бесполезно. Пожалуй, даже у руководителя ГИРД-2, а по совместительству – строителя Нити, которая, в общем-то, и стала той ниточкой, на которой повисли все былые взаимоотношения Земли и космистов, имелось больше шансов выйти на нужных людей для проведения сепаратных переговоров, нежели у Николая, бывшего космиста. Космист бывшим не бывает, если только тебя с позором не изгнали из космического братства. Но поскольку вникать в подобные объяснения Леваневский не стал бы, Николай ничего не возразил, а принялся выполнять невыполнимое задание. Поскольку сплошь и рядом задача космистов в том и состояла – пойти туда, не знаю куда, и принести то, не знаю что.

И вот через сутки, морщась от боли в ребрах, осторожно дотрагиваясь пальцами до устрашающего глаз фингала и сдерживая неодолимое желание приложить опухшие костяшки кулаков к холодной поверхности стола, Николай с Леваневским сидели по одну сторону в узком, как нора, служебном отсеке, а напротив сидели те, от кого, как они надеялись, зависело будущее отношений Земли и космистов. Низкий свод заставлял сидеть наклонившись, и со стороны могло показаться, словно переговорщики пытаются что-то шепнуть друг другу на ухо.

СТРОИТЕЛИ

Смычка трансатлантического участка эстакады происходила в районе Азорских островов. Работы отставали от графика из-за внезапного шторма. Огромные свинцовые валы трепали тонкие оконечности нити ОТС, то вознося плавучие опоры, то обрушивая их в провалы между волнами. Тяжелый дождь не позволял рассмотреть красные огни противоположной оконечности, до которой оставалось всего лишь десяток километров – два дня работ при хорошей погоде. Однако метеослужбы не сообщали ничего обнадеживающего – метеоспутники не наблюдали ни единого просвета в скрывающей эту часть Атлантики облачности. «Академик Хрулев», базовое судно строительства трансатлантического сегмента Кольца, тяжело переваливался с борта на борт и с носа на бак, от чего большая часть персонала страдала от морской болезни.

Константин наблюдал в иллюминатор каюты беснующийся океан. Огонек вызова продолжал мигать, но генеральному конструктору не хотелось отрываться от созерцания стихии. Кто бы мог подумать, что путь к мечте пролегает через океан! Странно, но даже мальчишкой, когда зачитывался приключенческими и научно-фантастическими романами, он никогда не мечтал о море, о том, чтобы стать моряком и открывать еще не открытые тропические острова. Его мечтой всегда был и оставался космос. Даже теперь, даже сейчас, вот в этом кресле, которое и не кресло, а жизнеобеспечивающий агрегат, без которого он просто-напросто умрет в течение десятка минут, Константин нисколько не сомневался – он еще увидит Землю с высоты орбиты. Сколько всего для этого пришлось сделать! Сколько людей оказалось вовлечено в реализацию его мечты! Конечно, у всех этих людей имелись собственные мечтания, может, не такие сильные, не столь масштабные, а гораздо более скромные, домашние. Но таково свойство всеобъемлющей мечты – она вбирает как губка мечтания других, напитывается их энергией, чтобы затем высвободить ее, преобразуя реальность.

Еще несколько лет назад кто бы сказал, что такой проект вообще может не только рассматриваться всерьез, но и быть принятым к реализации? Когда казалось, что между Землей и космосом образовалась такая пропасть, по сравнению с которой достижение второй космической скорости и вся пилотируемая космонавтика – лишь мелкие инженерные проблемы. Как потом в частных беседах признавались лидеры космистов, они всерьез опасались начала военных действия, а учитывая, что в космосе как такового оружия не имелось, то прорабатывалась возможность бомбардировки Земли с Луны глыбами горной породы, для разгона которых хотели использовать магнитные пращи. Вся эта история еще раз доказала: там, где появляется разделение людей по возможности что-то достичь, то каким бы ни было оправдание подобного разделения, рано или поздно оно приведет к весьма неприятным последствиям.