На что он надеялся, сам не мог объяснить. Боялся сделать хуже? Или ждал, что этот нескончаемый кошмар прекратится сам? Как-нибудь, как угодно.
Но так не бывает. И вот, вернувшись как-то раз после особенно долгого отсутствия, Роман увидел то, от чего его бросило в дрожь.
Все вроде бы было как раньше. Золотое солнце, трава, одуванчики. По-прежнему счастливая Соня. Такая же красивая Александра. Но… Ее волосы лежали не так. Рука поднялась чуть выше, совсем немного, почти неуловимо, но достаточно, чтобы он это заметил. И даже наклон травы был не тот. Роман столько раз не отрываясь глядел на эту картину, что не мог не запомнить.
Там все-таки есть время.
И оно идет. Очень медленно, очень. Сколько его еще потребуется до того, как его дочь наконец почувствует разрывающую ее тело боль и умрет на глазах матери? Ему придется смотреть на это еще сто лет. До самой смерти, зная, что защитить он их так и не смог.
Первым делом он посчитал. Получалось, что у него в запасе еще почти тридцать лет. Достаточно много, но чего он ждал раньше? И что он может теперь? Сейчас, когда он уже старик и кое-как передвигается только благодаря велику?
Вспомнив о них сейчас, Роман разозлился. Сердце заболело? Идиот… Раньше надо было думать… На злости он прошел еще километр. Рассвело. Судя по механическим часам на руке, ночь пролетела часа за три.
Граница разрыва стала опускаться ниже. Ему пришлось встать на колени. Толкать сумку перед собой было невыносимо, она вязла в земле. Тогда Роман примотал ее за лямки к ноге и поволок за собой. Накатила паника – вдруг проход уменьшится настолько, что пролезть дальше он не сможет? Кот-то проскользнет.
Роман перевернулся на спину. Созвездие спутников здесь оставалось видимым, даже несмотря на то, что уже рассвело. От открытого неба приступ клаустрофобии только усилился.
«А, к черту все!» Руки дрожали, с третьей попытки он попал сигаретой в рот, подкурил. Солнце уже не ползло, оно прыгало от горизонта до горизонта, скрываясь на пару секунд, уступая место синим огням. От калейдоскопа тошнило. Старик закрыл глаза рукой.
Ногу, к которой он привязал груз, свело судорогой. Роман попытался ее потянуть, но боль не унималась. С досады он пнул по деревянному корпусу. Внутри что-то щелкнуло.
Старик выругался. Не хватало еще того, чтобы что-то сломалось или сдетонировало раньше времени. Он вновь затянулся сигаретой. Надо успокоиться.
На содержимое этого ящика он потратил пять лет. Наконец-то ему по-настоящему пригодились знания инженера-микроэлектронщика. Внутри была бомба, эквивалентная трем килотоннам тротила. Настолько маленькая, насколько можно довезти на велосипеде. Для легкости он заменил на пластик все детали, которые можно было заменить. И все равно она весила около двадцати килограммов.
Докурив, Роман перевернулся и пополз дальше. Ящик, привязанный к ноге, тяжело тащился следом, застревая в мягкой земле.
Нет, если он еще может сделать хоть что-то – он сделает.
Он доберется до «Тихого неба». Взорвет генератор темпорального поля или что бы там ни было.
Его дочь не должна почувствовать столько боли. Его жена не должна увидеть, как умирает дочь.
Пусть лучше весь мир разлетится к чертям.
Роман Сергеевич набрал внутренний номер на настольном телефоне.
– Пойдем покурим. Я знаю, что ты не куришь, выходи давай.
Заведующий сидел на скамейке под навесом, поднеся сигарету к губам. На кончике окурка висел нарост пепла сантиметра в два, вот-вот отвалится. Но Роман так ни разу и не затянулся. Он смотрел сквозь дым в сторону проходной и дальше, сквозь бетонный блочный забор, в пустоту.
– Роман Сергеевич, что случилось?
Начальник даже не взглянул на инженера.
– Почему главного героя рассказа зовут так же, как меня?
– Ну, я же вам не договорил про перспективную технологию, синтез текста настраивается индивидуально…
– Да-да, Тимофей, я сам догадался. Особенно после вот этого… – Заведующий поднял со скамьи стопку листов и зачитал вслух: – «Половина тела Софы давно истлела, а ее мозг до сих пор этого не осознал. Электрический импульс завяз в градиенте, не достигнув мозга. На той стороне разрыва София была по-прежнему счастлива, она еще не чувствовала боли. Как только отключится генератор, она будет умирать в страшных мучениях на глазах у ничего не понимающей матери. Сашка стояла, протянув руки к дочери. Для них конца света пока не случилось. Счастливые».
Тимофей побледнел.
– Ты что, скормил нейросети мои данные? Без моего разрешения?
– Э… ну… информация была в открытом доступе. Роман Сергеевич, я не знал, что так выйдет, в первых итерациях не было такого…
Заведующий наконец сделал затяжку.
– Какой же ты дебил. То, что Сонечка сгорела от рака за полгода, а жена после ее смерти наглоталась таблеток, ладно, я сам тебе как-то рассказывал, некрологи там всякие в Сети, соболезнования, но ты же мог хотя бы имена поменять! Застыли они, блин, на сорок лет во времени! Временные, мать твою, парадоксы! А то, что они у меня перед глазами стоят постоянно, что я забыть их не могу! Ни хрена себе у тебя аналогии. Я был о тебе лучшего мнения, старичок.
Инженер глядел глазами побитой собаки, был бы у него хвост, он бы его поджал.
– Роман Сергеич, я исправлю все, я правда не думал, что алгоритм будет так прямо действовать. Нейросеть генерирует текст под конкретного человека на основе данных о нем. В этом весь смысл. Вызвать эмоциональный отклик. Я ваш профиль удалю, подправлю методику выборки. Извините меня…
Заведующий немного успокоился, достал новую сигарету, сделал глубокую затяжку. Пять минут пролетело в тишине. Зав курил, Тимофей стоял истуканом. Наконец Роман Сергеевич взглянул на инженера.
– Зачем это нужно? Какой практический смысл генерировать рассказики, когда люди сами прекрасно это делают?
Инженер приободрился. Перестал ругать – добрый знак.
– А вы помните, пятнадцать лет назад группа энтузиастов запустила нейросеть, создающую картинки по текстовому описанию? Сначала все смеялись над ляпами, но сеть обучалась, качество росло, росли и разрешение, детальность.
– И через три года тысячи художников остались без работы. Никакой конкуренции машине, которая генерирует десятки иллюстраций за секунды, они составить не могли. Ну так там картинки привязаны к бизнесу, к деньгам. Художественная литература – это совсем другое.
Тимофей кивнул:
– Да, другое. Но не совсем. Шесть лет назад еще одну нейросеть обучили на основе текстового описания или голосовых команд строить динамическое изображение. Короткие сумбурные видео выросли в полноценные видеоклипы. Теперь разработчики – миллиардеры. У них самый популярный канал на крупнейшем видеохостинге, где они очень качественно визуализируют рассказы известных писателей. А за определенную плату любой начинающий писатель может превратить свой рассказ в короткометражку. Музыку и звук пишет еще одна нейросеть. Через месяц выходит полнометражный фильм по известному бестселлеру, полностью построенный искусственным интеллектом.
Роман Сергеевич вертел в руках недочитанные страницы.
– Теперь ты хочешь еще и писателей по миру пустить?
– Кому невмоготу, тот и так писать будет. Я к тому, что надо полностью автоматизировать процесс генерации контента. И не просто автоматизировать, а создавать его индивидуально для каждого! Это вам не однотипные голливудские сиквелы, приквелы и перезапуски.
Глаза инженера нехорошо сверкнули, он принялся размахивать руками, стараясь полнее выразить свою идею.
– Только представьте, Роман Сергеич. Вы приходите домой, заходите на сайт, выбираете жанр и смотрите уникальный, эксклюзивный фильм. А хотите сериал? Пожалуйста! Никакой больше вкусовщины, никакой войны хейтеров. И самое главное – с развитием нейросети качество контента будет только расти.
– Контент. Везде этот контент, – заведующий сплюнул. – «Контент» по-английски означает «содержимое». Не осталось уже ни читателей, ни слушателей, ни зрителей, кругом одни потребители содержимого. Критическое мышление у большинства атрофировано, а ты предлагаешь добить тех немногих, кто остался. Кто еще самостоятельно способен создать что-то новое.
– Дело не во мне. Прогресс не остановить. Завтра все равно кто-то придет к этому, и его купит мегакорпорация. Ведь на самом деле все дело в деньгах. Подправить алгоритмы, и будет открыта широкая дорога для целевой рекламы, уникальной для каждого человека.
– И для пропаганды нужных идей.
– Это происходит уже сейчас. Будет чуть быстрее.
– Знаешь что! – Роман Сергеевич встал, щелчком отправил бычок в урну. – Чтобы я посторонних разработок у нас в институте больше не видел. Удали все.
– Вы разозлились на то, что бездушная нейросеть задела вас за живое? Я погорячился, признаю, забудем про рекламу, согласен, но ведь хорошие истории пробуждают в людях тягу к новому, любопытство, фантазию, скажете – нет? Будет то же самое, только больше и лучше. Если в рассказе убрать эпизод с семьей, разве он плохо получился, интересно же, чем все закончится?
– Рассказ твой… – Смятые листы полетели в урну вслед за бычком. – Рассказ твой – говно. Мне вообще неинтересно. И нейросеть твоя – говно. Придумай действительно что-то полезное. Если не согласен, принесешь заявление по собственному, и расстанемся спокойно.
Инженер хмыкнул:
– Да я прямо сейчас уйду. Думаете, я свои наработки только вам показывал? У меня уже предложение о работе из Китая на руках. Просто хотел в России работать, страну развивать. Дурак. До свидания.
Не подавая руки, Тимофей направился к проходной.
К вечеру заморосил дождь. Часть сотрудников коротала остаток рабочего времени под крышей курилки, дожидаясь служебного автобуса. Толпа оживилась, когда из здания вышел главный инженер под ручку с улыбающейся секретаршей. Но вот подошел транспорт, и двор быстро опустел. Через две минуты на крыльцо вышел заведующий отделом разработки нейросетевых технологий обработки информации. Подняв воротник пальто и втянув шею, он добежал до беседки. Порывшись в мусорке, вытащил смятые, во влажных пятнах, листы. Расправил и присел на лавочку.