– Нет, за стенкой. Ты храпишь.
– Стенки у вас картонные, малец! – жизнерадостно произнес Павел, входя. В руках у него был стакан с непонятной бурой жидкостью. – Выпейте, Ярослав Романович. Полегчает!
Кочетов в два глотка осушил стакан. Закашлялся. Спросил:
– Что… это… такое…
– Текила, томатный сок, соль, перец халапеньо, перепелиное яйцо, устрица! – сообщил Павел. – Настенька рецепт выдавать не хотела, но я уговорил.
– Устрица? – ужаснулся Кочетов.
– Живая!
Кочетов прислушался к ощущениям. Но, как ни странно, стало легче.
– Папа тоже вначале ругается, а потом ничего, – сообщил Сеня. – Ты мне подарки привез? Папа говорит, что русские всегда привозят подарки!
Ярослав замялся. У него был запас водки на подарки, но не ребенку же… И тут он вспомнил, как веселый штурман совал ему в карманы шоколадки, закусывать ром…
– В пиджаке посмотри, в карманах, – сказал он.
Сеня деловито и умело обшарил карманы, достал пригоршню маленьких шоколадок в зеленой обертке с красной звездой и надписью: «Особые. Авиаторские».
– Пойдет, – решил Сеня. Скрылся, заглатывая по пути шоколадку.
Павел задумчиво посмотрел ему вслед, почесал затылок.
– Это… может, не стоило пацану… авиаторские, они такие… бодрят! Для долгих перелетов, в боевой обстановке…
– Жизнь – бой, – вздохнул Ярослав. И побрел в ванную комнату.
Гостей в доме уже не было, только валялись на полу блестки, стояли где попало пустые бокалы со следами помады и лежали на столах надкушенные куски пиццы. Фаина Абдулаевна, смуглая и тощая, цокая языком, собирала мусор в пакеты. Кочетову она подмигнула, да так, что он напрягся и снова стал вспоминать вчерашний вечер. Настасья тем временем суетилась у плиты, выпекая один за другим блины.
– С добрым утречком! – радостно сказал Павел и чмокнул хозяйку в щеку. – Ярослав Романович, мы же с Настасьей, оказывается, земляки! Она из Омска, а я из Нижних Защипок. Это меньше двух тыщ километров!
Ярослав промычал что-то, взял горячий блин. С подозрением посмотрел на флакон с кленовым сиропом. Потом заметил, что на столе в разных местах рассыпан дорожками сахар, сгреб его ладонью и посыпал блин.
– Не рано ли? – спросила Настасья, не оборачиваясь.
– День предстоит сложный, надо подзаправиться, – смутился Ярослав. – Как я понимаю, мы сегодня в гостиницу переселяемся.
– Да как же в гостиницу? – возмутилась Настасья. – Сема уже поехал ваш дом проверять, да и вещички ваши захватил. Аренда на девяносто девять лет, за семь долларов. Хороший особняк. Хозяин бросил, в Канаду релоцировался. Мы рядом поселимся, заместителю коменданта надо рядом с начальством жить.
Ярослав как сквозь туман вспомнил, что ночью действительно назначил Семена Сергеича своим заместителем. И велел урегулировать с утра квартирный вопрос.
– А… ну да, – согласился он. Откусил блин. Почему-то, несмотря на сахар, тот был несладкий. Может, это диетический сахар? – Хорошо. Дружить домами будем.
Взгляд его остановился на недоеденном шашлыке.
Блин. Может, все-таки Кэмерон заглядывал?
Кочетов очень сильно уважал Кэмерона.
По лестнице с грохотом пробежал на четвереньках Калкин. На спине у него сидел очень жизнерадостный и возбужденный Сеня, размахивая руками и распевая по-английски:
Ben, the two of us need look no more
We both found what we were looking for
With a friend to call my own
I’’ll never be alone!
Маколей Калкин, как ни странно, тоже выглядел совершенно счастливым. Может быть, потому что и у него рот был испачкан авиационным шоколадом?
Распахнув дверь, оба – и наездник, и его конь – вылетели из дома.
Настя нахмурилась и покачала головой:
– Что это с ним? Таблетку, что ли, утром не принял? Сенечка гиперактивный, да они тут все такие, это от жаркого солнца и экологичных продуктов, школьный доктор таблетки ему выписал…
Павел и Ярослав смущенно переглянулись.
– А на шоколад аллергии нет? – спросил Ярослав невпопад.
– Нет…
– Это хорошо.
Настя стала хмуриться еще сильнее, но тут дверь распахнулась, и вошел радостный Сахаровский.
– Уже проснулись? Это хорошо, хорошо!
Кочетов с любопытством обнаружил, что от Сахаровского исходит чудное радужное сияние. Он даже хихикнул от восторга.
– Едемте, едемте! Совет директоров киностудий ждет только вас! – продолжил Сахаровский. От избытка чувств воспарил к потолку, чему, по какой-то причине, никто не удивился. Ярослав тоже решил не привлекать внимания к случившемуся – бывают же у людей свои слабости. – Костюмчик наденьте, пиджачок, галстучек – и в путь!
– Ага… – широко улыбнулся Кочетов, наблюдая, как буквы вылетают у него изо рта, влетают в левое ухо Сахаровского и вылетают из правого. Буква «Г» немножко застряла, но «А» ее подпихнула.
– Да вы, товарищ директор, размякли совсем, – озабоченно сказал Павел. – Сейчас, минутку, приведу его в порядок…
Кочетов и сам не заметил, как оказался снова наверху. Павел старательно, как ребенку, умыл ему лицо холодной водой, приговаривая:
– Холодна водица, помоги напиться. Утоли вначале мои печали, потом дай мне бодрость духа, ясность глаза, острость уха… Наш, сибирский наговор, товарищ Кочетов. Всегда с похмелья помогает… Да ну на фиг, здесь не работает… С гуся вода, с утки веселье, с товарища Кочетова похмелье… Да что ж вас так развезло-то? С одной устрицы?
– Я уже, – сказал Кочетов, чтобы утешить Нырка.
Сержант, озабоченно цокая языком, помог ему облачиться в костюм, ловко повязал галстук, пригладил волосы, поправил лацканы. Потом, просияв, обнаружил в кармане шоколадку, ускользнувшую от Сени.
– Пожуйте, товарищ Кочетов! Бодрит, клянусь! Нам такие перед переправой через Днепр выдавали, строго по одной в руки, только мне две выделили…
Ярослав послушно сжевал шоколад.
В голове и впрямь как-то прояснилось, все стало четким и понятным, как в приказе Министерства культуры Российской Федерации.
– Я в форме, товарищ Нырок, – сдержанно поблагодарил он, вытирая испачканный в шоколаде рот. – Поехали!
На самом деле странные ощущения до конца не прошли. Павел Нырок почему-то виделся ему в костюме мушкетера, стены дома местами стали прозрачными, а под кроватью шевелилось мохнатое зубастое существо. Но это все совершенно перестало смущать режиссера.
По пути к развлекательному центру «Эль Капитан», где должна была состояться встреча с руководством кинокомпаний Голливуда, Ярослав насмотрелся немало странного.
Над холмами неторопливо витали летающие тарелки, испускающие вниз разноцветные лучи. На буквах, составляющих слово HOLLYWOOD, прыгали, сражаясь друг с другом, ковбои и инопланетные пришельцы. Из канализационных люков взлетали в небо красные воздушные шарики. На перекрестке, где они остановились на светофоре, гарцевал конный казачий разъезд. Ярослав задумался, правда ли это все или спецэффекты, снимается ли тут кино или это обычная голливудская жизнь. Но тут Нырок вскочил на заднем сиденье и завопил:
– Привет, казаки! От Первой Сибирской – Второму Калининградскому!
– Нырок, ты, что ли? – завопил один из казаков, срывая папаху и размахивая ею в воздухе. – Живой, чертяка! Тебя на усиление?
– Нет, я при коменданте! – гордо сообщил Нырок, и казаки отсалютовали шашками.
«Все правда, все жизнь, – удовлетворенно подумал Ярослав, наблюдая за убегающей вдоль улицы Годзиллой. – Зря мы смеялись над Голливудом, тут все по-настоящему!»
Кажется, он немного задумался, потому что в следующий миг обнаружил себя стоящим у огромного круглого стола в роскошном старинном зале. За столом сидели два десятка мужчин и женщин. Как ни странно, но практически все были белые, с аристократическими, носящими следы долгого вырождения лицами. Из пары ртов торчали сигары. На столе стояло несколько бутылок водки, причем перед Ярославом – наполовину пустая. И видимо, опустошил ее он – потому что только в руках Ярослава была полная рюмка.
Все смотрели на него и чего-то ждали.
– За русско-американскую дружбу! – сказал Ярослав и выпил.
Американцы зааплодировали. Но явно продолжали чего-то ждать. Ярослав поймал взгляд Сахаровского – тот был потен, красен и близок к обмороку. Обнаружив, что Кочетов смотрит на него, Сахаровский откашлялся и робко произнес:
– Разумеется, по старой русской традиции, этот тост произносится три раза только в неформальной обстановке, а на такой вот встрече – не менее пяти… Но господа директора киностудий все-таки надеются узнать, что делать с кинофильмами.
Ярослав понял, что ситуация критическая. К счастью, стоящий за его спиной Нырок бодро сообщил:
– Перечислим-ка их еще раз для порядка, а то я малость запутался. «Тварь из сибирских недр», «Зловещая русская тайна», «Ее звали Лера Федорович», «Как я стал мамой».
– И еще мультсериал Диснея «Дети против злобных и коварных» и сериал «Нетфликс» – «Страна страха и холода», – пробормотал Сахаровский. – Как господа директора убедительно показали на графиках…
Тут Ярослав заметил, что под ногами у него валяются порванные листы бумаги с какими-то линиями и цифрами.
– …процесс кинопроизводства находится в критическом состоянии. Спасти ситуацию могут только перечисленные блокбастеры – пять кинофильмов, мультсериал и сериал. Но в нынешней политической ситуации выпуск их может быть неправильно воспринят…
– Вот уж точно, – согласился Нырок. – Кстати, у нас в Сибири вовсе нет обычая спать голыми в снегу на Первое мая. У нас и снега-то первого мая толком не бывает… так… снежочек… им же не укрыться…
– И фильмы уже отсняты, – продолжил Сахаровский. – И замены им нет. Не выпустим в течение месяца – уступим мировой рынок индусам и китайцам.
Директора дружно закивали.
– Дедлайн, – сказал по-русски сухонький старичок со злобными подслеповатыми глазками. И провел себя рукой по горлу.
– Вот же штопаный насос, – пробормо