[81].
Оценка Апокалипсисом очень высокой ценности девственности мощно стимулировала христианское сексуальное воздержание.
В плане сурового осуждения эротических аспектов жизни весьма показательно следующее видение из Книги Еноха (Эфиопский текст): «И я видел там воинства идущих Ангелов наказания, которые держали веревки из железа и руды. И я спросил Ангела мира, шедшего со мною, говоря: «К кому идут те, которые держат веревки?» И он сказал мне: «Каждый — к своим избранным и возлюбленным, чтобы бросить их в глубокую пропасть долины. И тотчас та долина наполнится их избранными и возлюбленными, и день их жизни окончится, и день их обольщения не будет с тех пор более считаться»[82]. Современный цивилизованный человек должен посчитать полной дикостью и изуверством убийство «избранных и возлюбленных» только для того, чтобы они больше не обольщали. Так не поступают даже дикари, но вполне способны на это фанатически охваченные люди, стремящиеся избавиться от любовной «скверны».
Однако указанные 144 тыс. человек не просто те, которые не осквернились с женами. Это — запечатленные из всех колен сынов израилевых, т. е. избранные. Идея избранничества (избрания Богом только еврейского народа) — чисто иудаистская, но не христианская, а поэтому ее реализация на страницах Откровения еще раз свидетельствует об еще сохранившимся в те годы сильнейшем влиянии иудаизма. Впрочем, названная идея и не столь уж чужда христианству. Булгаков, например, считал, что существование избранных и запечатленных, как и самое их запечатление, может быть рассматриваемо как относящееся вообще к истории церкви во все ее времена, и есть в этом смысле факт качественный, событие не единократное, а типологическое. Оно означает наличие некой спасительной ограды внутри церкви для избранных[83]. Как мы видим, не осуждая саму идею избранничества, Булгаков существенно корректирует ее, рассматривая возможность существования уже внутри церкви особого круга избранных. В существовании этого круга в христианстве, как. и в других религиях, сомневаться не приходится: с тех пор как оно победило, в нем образовалось стойкое ядро элиты. Это богословы, иерархи церкви, особо почитаемые старцы. Все в соответствии с социально-психологическими законами.
Между тем понятно, что концепция избранничества какого-нибудь народа по религиозному или иному признаку чрезвычайно опасна. Гитлеровский нацизм как раз и исходил из того, что немцы — избранный народ, от чего страшно пострадал другой избранный — евреи. Современный национализм, ксенофобия, национальная и религиозная нетерпимость, этнорелигиозные конфликты и терроризм бурно произрастают именно на почве признания своей нации исключительной и избранной.
Идея избранности еврейского народа и сейчас имеет немало сторонников, хотя некоторые реформаторы иудаизма возражали против нее. Усилия доказать избранность народа (любого!) всегда выглядит пустой затеей, иногда даже смехотворной. Так, Р. Ш. Клюгер весьма многословно и совсем не убедительно пытается это сделать в отношении евреев, чрезмерно цитируя и Ветхий Завет, и других авторов[84]. Но она не в состоянии разрешить, казалось бы, очень простую проблему: Бог любого народа избирает, конечно, этот народ, и никакой другой, поскольку творец является психологическим творением именно этого этноса, его духовной культуры. Если народ почувствует, что Бог его не устраивает, он его отвергнет.
По понятным причинам мертвые в Откровении занимают совершенно особое место: и мертвые враги (отношение к ним сугубо отрицательное), и мертвые, погибшие в результате катаклизмов и массовых истреблений, и те, которые заслужили высшие божеские поощрения и посмертные награды. Однако никто из них не предназначен для того, чтобы вызывать страх, и не фигурирует в виде устрашающего фактора, хотя некоторые и призваны стимулировать христопослушное поведение. Из этого можно сделать однозначный вывод, что христианство пыталось преодолеть страх перед опасностью, которую якобы представляют собой мертвецы. Как известно, многие древние поверья и магические системы опирались на то, что не только сами мертвые, но даже и живые, так или иначе соприкасавшиеся с трупом, рассматривались как опасные для других людей и поэтому должны были определенным образом изолироваться как от других, так и от самих себя.
Христианство же не видело в мертвых врагов, предпринимая вместе с тем поистине титанические усилия к тому, чтобы вообще преодолеть страх смерти. Однако здесь оно ничего не способно сделать, поскольку такой страх функционирует на организменном уровне и, конечно, не может корректироваться и тем более исчезать даже под влиянием столь «мощного» фактора, как обещание бессмертия души. В своем более чем понятном стремлении преодолеть этот страх христианство поставило мертвых, вообще мир смерти в надчеловеческое положение. Тем самым осуществляется возврат к архаичным представлениям о том, что мертвые — это высшие существа, потому что обладают тайнами, которые недоступны живым, что у них, по сравнению с последними, есть неоспоримое преимущество — они знают, что «там» они общаются с богами и другими божественными силами. Разумеется, у древних людей были сверхъестественные существа и другие потусторонние тайны. Но все-таки в христианстве не образовался культ предков, как это имеет место в Китае, Индии или Австралии. Главная причина — культ Яхве, и особенно его сына.
Однако, как уже отмечалось выше, не всех умерших, согласно Апокалипсису, ждет одинаковая судьба. Решающее значение имеет прижизненное поведение, и главное — непреклонная вера в Яхве и Христа, строгое выполнение религиозных предписаний. В предшествующих религиях (вавилонян, греков, германцев) предпочтение на том свете отдавалось властителям, предводителям, воинам. В строгом иудаизме обрезание рассматривается как предварительное условие блаженства. Смысл этой процедуры в том, что крайняя плоть, являясь частью фаллоса, символа жизни, отдавалась Богу, источнику жизни, встреча с которым и должна была произойти по смерти.
Трудно согласиться с Элиаде, что в апокалиптической литературе мир и история мыслятся подчиненными силам зла, бесовским полчищам под предводительством сатаны. Во всяком случае Откровения Иоанна, в котором действует сатана, говорит о другом, постоянно подчеркивая победу Яхве над ним. Однако эти победы в начале и середине книги небезусловны и неокончательны: дракон (дьявол, сатана) то повержен в прах, то вновь возрожден. Лишь в главе 20 дьявол «ввержен в озеро огненное и серное», где он будет «мучиться день и ночь во веки веков» (20:10). Совершенно очевидно, что автор (авторы) Апокалипсиса пытались мыслить диалектически, ощущая, что добиться полной победы над злом невозможно, но потом все-таки не устоял перед каноном. Впрочем, и ранее сатана побеждался, но все-таки умудрялся в том же Откровении вновь объявиться в мире.
Оценивая роль и значение сатаны в Апокалипсисе, следует иметь в виду совершенно иную ситуацию с христианской религией в этой книге по сравнению со всеми другими новозаветными сочинениями, особенно евангелиями. В последних явно ощущается, что мир еще не принадлежит Иисусу, он еще активно насаждает свои идеи и борется за свою правоту, он тяжко страдает в предчувствии близкой смерти и еще более — на кресте. В Апокалипсисе же ситуация принципиально иная: Христос триумфально победил, ему подчиняется все, он есть первый и последний, он творит суд и расправу, ничто и никто не способны противостоять агнцу. Сатана, хоть и опасен, оказывается в жалком положении, его уничтожают без особого труда и практически без сопротивления.
Между тем сатана и его многочисленные разновидности сыграли исключительную роль в становлении и во всей истории христианства, особенно в средневековье. Ему уделялось исключительное внимание в богословии и христианской философии, литературе и искусстве, юстиции, повседневной жизни. Это внимание сравнимо лишь с тем местом, которое отводилось Христу и всему божескому. Сатана буквально ослеплял умы средневековья, которые видели его во всем и никак не могли от него избавиться. Сам того не понимая, в лице сатаны средневековый человек создал себе могущественного идола, которому истово поклонялся и боялся намного больше, чем творца. Культ сатаны был столь велик, что поневоле возникает мысль о возвращении в нем к самым древним богам, которые олицетворяли одновременно и добро, и зло. От этого, кстати, не была свободна и такая развитая религия, как иудаизм. Так, Саула «возмущал злой дух от Господа» (1 Цар., 16:14–15). Средневековым европейцам в результате бессознательной рефлексии нужна была персонификация зла в сатане, чтобы постараться преодолеть зло.
Среди персонажей Откровения есть и ангелы. Они играют очень активную, а во многих случаях и деструктивную роль. Так, Иоанн видел четырех ангелов, стоящих на четырех углах земли, которым дано вредить земле и морю (7:2).
Трубные гласы шести из семи ангелов (8, 9) неизбежно вызывали катастрофы в природе и гибель людей. В этой констатации христианством жестокости ангелов нет ничего неожиданного, коль скоро, согласно Откровению, были жестоки бог-отец и бог-сын, да и ангелы действовали по их повелению. Между тем на опасное поведение ангелов указывается и в иудаизме, причем, в отличие от Апокалипсиса, иудаизм дает ангелам и отрицательную оценку. Так, в апокрифической «Книге юбилеев» рассказывается о том, что «Ангелы Господни» взяли себе в жены дочерей людей, вследствие чего «неправда усилилась на земле, и всякая плоть извратила свой путь», поэтому Бог решил истребить ангелов и их детей («поразить их мечем и умертвить их под небом»)[85].
Божества в Апокалипсисе представляют как реальные, даже материальные существа. Пожалуй, только в этой книге внешности Яхве и Христа уделено столько внимания. Это несет важную эмоциональную нагрузку и призвано убедить не только в реальности божественных персонажей, но и в наличии у них определенных качеств. Ведь не только древнему человеку, но и вполне современному достаточно трудно представить себе чисто духовное существо. Поэтому во многих религиях боги, которые изначально не имели в себе ничего материального, все же мыслились как наделенные телом. Так же в некоторых духовных культурах обстоит дело и с умершими.