Сказанное выше позволяет нам более точно и содержательно воспроизвести юмовскую концепцию скептицизма. Юм характеризует последний в качестве скептицизма по отношению к разуму, который он обсуждает в третьей части «Трактата о человеческой природе» и с IV по VII главу «Исследований о человеческом познании».
Скептическое отношение к разуму вовсе не означает того, что Юм отказывает разуму в какой-либо достоверности вообще, сводя все исключительно к опыту. Юм согласен с тем, что разум способен выносить достоверные математические и геометрические суждения (так называемые аналитические суждения). Таковы, к примеру, следующие суждения: сумма квадратов катетов в прямоугольном треугольнике равна квадрату гипотенузы, трижды пять равно половине тридцати и т. д. Все эти суждения касаются исключительно идей и не требуют обращения к опыту.
То, что Юм называет скептицизмом по отношению к разуму, является скептицизмом по отношению к ложно приписываемой разуму способности определять опыт. А именно: разум не в состоянии определять отношение причины и следствия, которое его структурирует. Определение через отношение причины и следствия – это определение, при котором от объекта актуально данного в опыте заключают о существовании другого объекта, не данного актуально в опыте. По Юму, разум не способен делать такого рода заключения, поскольку отношение двух различных не математических объектов не может быть выведено a priori из понятия одного из них. По Юму, отношение причины и следствия можно вывести только из повторяющегося опыта – привычки. Именно потому, что мы многократно наблюдали, что солнце восходит каждый день, мы переносим прошлое на будущее и таким образом предсказываем восход солнца, хотя нет ничего, что могло бы придать восходу солнца объективную необходимость[14]: «Суждение “солнце завтра не взойдет столь же ясно, и столь же мало заключает в себе противоречие, как и утверждение, что “оно взойдет”»[15]. Иными словами, только потому, что мы привыкли, что солнце восходит каждый день, мы с твердой уверенностью утверждаем, что солнце взойдет завтра.
Поясняя отношение причинности, Юм выделяет три условных уровня достоверности последней: случайность, вероятность и вера. Условными они является потому, что обозначают (за исключением случайности) лишь наиболее резко отличающиеся друг от друга степени постоянства и частоты соединения предполагаемых причин и следствий. Разница между ними – чисто количественная.
1. Случайность – это не объективная данность, но лишь отрицание причинности[16]. По сути мы можем рассматривать в качестве случайного все что угодно (даже восход солнца), усомнившись в его причинности.
2. Вероятность – это слабая степень достоверности причинности. Когда мы называем какой-то процесс вероятным, то мы, по Юму, подразумеваем его каузальное обоснование, при котором взаимодействие двух объектов не настолько постоянно и однородно, чтобы породить твердую убежденность в его необходимости и способность его надежно предсказывать. Когда мы, к примеру, проживая во Франции, говорим, что наступление зимы является причиной свирепых морозов, мы высказываем вероятностное суждение, поскольку мы далеко не всегда наблюдаем зимой во Франции сильные морозы.
3. Суждения веры (следует отличать суждения веры, обозначающиеся Юмом словом belief, от веры в бога, которая обозначается словом faith) – это суждения, описывающие процессы, где взаимодействие двух объектов представляется монотонным, постоянным и неизменным, порождая привычку, которая и определяет веру. К суждениям веры относится упомянутое «завтра наступит, потому что взойдет солнце», «тело упадет вниз, потому что лишится опоры», «у меня будет ожог, если я положу руку в огонь» и т. д. По словам Юма, объектами веры являются впечатления, обладающие наиболыше степенью «живости, силы и стойкости»[17].
Важно отметить, что скептицизм Юма оказался крайне востребованным в современной европейской философской культуре. Так, к примеру, французский мыслитель Квентин Мейяссу в своей нашумевшей работе «После конечности» попытался преобразовать юмовский скептицизм в «метафизику контингентности». По Мейяссу, ошибка Юма состояла в том, что он, открыв случайность в качестве проекции скептической мысли, отказался от ее позитивного осмысления. Вместо этого Юм в качестве единственной позитивной инстанции утвердил основанные на опыте законы вероятности, тем самым открыв дорогу фидеизму и иррационализму. В этом плане Мейяссу видел в качестве своей задачи вскрыть зависимость законов вероятности от случайности, которая была проигнорирована Юмом, чтобы затем дать ей рационалистическое (в том числе и математическое) обоснование[18].
Этика и политика
Аффекты. В этических работах Юм последовательно проводит скептическую философию, отказывая разуму в каком-либо влиянии на формирование моральных нормативов. По Юму, разум пассивен и потому не может лежать в основе этики, которая предполагает активную деятельность. В этом плане Юм выступает не только против рационалистических и метафизических воззрений, но и против эмпириков (Уолластона и Кларка), считавших разум источником этических положений.
Итак, чтобы установить происхождение морали, Юм вначале рассматривает психологические истоки представление о благом и злом, которые потом последовательно связывает со сферой социального. Психологический уклон характерен для второй части «Трактата о человеческой природе» под названием «Исследование об аффектах», тогда как социальный или социально-политический уклон мы замечаем в «Исследовании о морали».
Этика Юма базируется на одном простом утилитарном допущении: человек в своем поведении стремится к тому, чтобы получить удовольствие и избежать неудовольствия. Удовольствие/неудовольствие, по Юму, это и есть собственно два главных впечатления, лежащих в основе этики.
Удовольствие/неудовольствие подразделяются у Юма на два типа, которые определяются изначальным делением восприятий на впечатления и идеи. В «Исследовании об аффектах» оно предстает в модифицированном виде – в качестве деления на «впечатления ощущений» и «впечатления рефлексии». К первым относятся непосредственные телесные переживания боли и наслаждения, ко вторым – внетелесные переживания, которые Юм называет аффектами: тщеславие, зависть, сострадание, злорадство, великодушие и др. Но главные, по Юму, среди аффектов – это гордость (pride) и униженность (humility), обсуждению которых он посвящает большую часть текста.
Юм радикальнейшим образом дистанцируется от всего того, что можно было бы расценить в качестве интеллектуализации аффектов. По Юму, аффекты имеют не интеллектуальное, но материальное происхождение. «Я» или «личность» – это объект воздействия аффектов, тогда как причинами аффектов являются различные качества (quality), к которым Юм относит материальные предметы, свойства характера или умения[19].
По Юму, во всех и странах и все времена аффекты гордости/униженности вызывали одинаковые причины – могущество, слава, богатство, доблесть и т. д. или отсутствие таковых. Но в разных странах способы, через которые указанные причины доставляют эти аффекты, отличаются друг от друга. Их определяют обычаи, имеющие силу привычки.
Социальная унификация аффектов гордости и униженности осуществляется посредством коллективного аффекта симпатии (sympathy). Симпатия близка к тому, что в британской философии называли «моральным чувством» (Шефтсбери, Хатчесон). Симпатия – это способность индивида чувствовать, что хорошо, а что плохо, с точки зрения того общества, членом которого он является.
Политический утилитаризм. Политика в философии Юма – это компромисс между моралью и природой. Мораль есть искусство, изобретение. Природа сводится к психологическим законам, определяющим базовые склонности человека. Согласно природе, на первом месте для человека стоят эгоистические интересы («Я», находящееся под воздействием аффектов). Согласно морали, главным для человека должна быть польза общества. Таким образом, задача политики – сообразовать природу и мораль на социальном уровне.
Разумеется, эта проблема стояла не только перед Юмом, но и перед всей европейской политической философией XVIII века. Однако Юм предлагает ее утилитарное решение, которое идет вразрез с предшествующими политическими концепциями.
Юм, конечно, не утилитарист в смысле И. Бентама или Д. Милля. Юм своего рода вынужденный утилитарист, ибо он осознает неизменность человеческой природы. Человек, по Юму, обречен повсюду и везде преследовать эгоистический интерес. Поэтому задача власти состоит в том, чтобы ограничить эгоистические интересы таким образом, чтобы они не входили в противоречие друг с другом. В этом плане Юм оспаривает классические концепции общественного договора Локка и Гоббса. Как у Локка, так и у Гоббса рождение общества означает преобразование природного в искусственное. Если у Гоббса общественный договор преобразует общий страх перед коварством человека в страх перед сильнейшей властью, то у Локка общественный договор в значительной мере связан с внутренним переопределением человеческой природы через закон. Юм принципиально отрицает возможность трансформации человеческой природы. Для Юма мораль (справедливость) – это лишь средство для управления последней. Именно оно дает возможность поместить эгоистические интересы в социальные рамки, внутри которых они могут безопасно сосуществовать друг с другом.
Это деление на мораль и природу предполагает квазиплатоновское деление общества на правительство и частных лиц. Последние придерживаются эгоистических интересов. Правительство состоит из людей, действующих согласно моральному интересу. Эгоистический интерес Юм называет ближним интересом. Он соответствует какому-либо живому и непосредственному аффекту (впечатлению). Моральный интерес Юм называет дальним интересом, который хоть и представляет объективно большую значимость для индивида, но тем не менее соответствует наиболее слабому, едва заметному аффекту. Для правительства моральный интерес первичен – от его соблюдения зависит положение членов правительства: их слава, почет, богатство и т. д. И поскольку у частных лиц нет оснований для того, чтобы придерживаться морального интереса, то в распоряжении правительства институт насилия, который создает издержки для чрезмерного распространения эгоистического интереса, делая такое распространение с той же эгоистической точки зрения неоправданным.