Примечания
1
Юм Д. Моя жизнь // Сочинения в двух томах М.: Мысль, 1996. Т.1. С. 50
2
Локк Дж. Опыт о человеческом разумении // Сочинения в трех томах М.: Мысль, 1985. Т.1. С. 157.
3
Лекторский В. А. Философия, познание, культура. М.: Канон+ 2012. С. 141.
4
Гегель Г. Феноменология духа. М.: Академический проект. 2008. С. 45.
5
Юм Д. Трактат о человеческой природе // Сочинения в двух томах М.: Мысль, 1965. Т.1. С. 78.
6
Беркли Д. Сочинения. М.: Мысль, 1978. С. 158.
7
Юм Д. Трактат о человеческой природе // Сочинения в двух томах М.: Мысль, 1965. Т.1. С. 77.
8
тезис Маха основывается на предпосылке, что на мышление человека распространяется то же стремление к сохранению энергию, что и на физическую активность любого биологического существа. См.: Мах Э. Анализ ощущений. М.: Территория будущего. 2005. С. 52
9
Юм Д. Трактат о человеческой природе // Сочинения в двух томах М.: Мысль, 1965. Т.1. С. 92.
10
Юм Д. Трактат о человеческой природе // Сочинения в двух томах М.: Мысль, 1965. Т.1. С.98.
11
Там же. С. 298.
12
Там же. С. 297.
13
Юм Д. Трактат о человеческой природе // Сочинения в двух томах М.: Мысль, 1965. Т.1. С. 306.
14
Кант И. Пролегомены. М.: Академический проект. 2008. С. 9. Наиболее известной является кантовская критика юмовского скептицизма. По Канту, скептическая философия, проведенная Юмом, должна быть средством обновления метафизики, но не отказа от нее. В своем главном труде «Критика чистого разума» Кант пытается показать, что субъективная необходимость синтетических суждений типа «солнце взойдет завтра» или «тело, лишенное опоры, всегда падает вниз» должна быть преобразована в объективную необходимость. Для этого Кант переформулировал проблему Юма: необходимость синтетических суждений должна быть выведена не прямо – из необходимости их объектов, но косвенно – из необходимости самих категорий, которые лежат в их основе, а именно, причинности, возможности и т. д, которые, с точки зрения Канта, даны a priori, а не из опыта, как считал Юм. Такого рода необходимость Кант и называет трансцендентальной. Он описывает ее в знаменитой главе «Критики чистого разума» под названием «Трансцендентальная дедукция».
15
Юм Д. Трактат о человеческой природе // Сочинения в двух томах М.: Мысль, 1996. Т.2. С. 22.
16
Юм Д. Трактат о человеческой природе // Сочинения в двух томах М.: Мысль, 1965. Т.1. С. 180.
17
Юм Д. Трактат о человеческой природе // Сочинения в двух томах М.: Мысль, 1996. Т.2. С.49.
18
Мейяссу К. После конечности. М.: Кабинетный ученый. 2015. С. 119–167.
19
Юм Д. Трактат о человеческой природе // Сочинения в двух томах М.: Мысль, 1996. Т.2. С. 331.
20
Делез Ж. Эмпиризм и субъективность, Критическая философия Канта, Бергсонизм, Спиноза. М.: PerSe, 2001. С. 44.
21
Берк Э. Размышления о революции во Франции. М.: Рудомино, 1993 (http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Histoгу/Article/berk_razm.php).
22
Так называемый опыт бога Юм разоблачает в качестве субъективного психологического переживания, которое бывает двух видов: суеверие или исступление. См.: Юм Д. Эссе // Сочинения в двух томах М.: Мысль, 1996. Т.2. С. 520.
23
При этом французские просветители сами стали объектами юмовской критики религии. Так, Юм полагал, что материализм Гольбаха – это разновидность натуралистической метафизики.
24
Юм Д. Трактат о человеческой природе // Сочинения в двух томах М.: Мысль, 1996. Т.2. С. 235.
25
Делез отмечал, что Юм был тайным лейбницианцем, который был теоретически зависим от интерпретации целесообразности в качестве предустановленной гармонии между «порядком идей и порядком вещей». См.: Делез Ж. Эмпиризм и субъективность, Критическая философия Кант. Бергсонизм, Спиноза. М.: PerSe, 2001. С. 158.
26
Вероятно, все отрицавшие врожденные идеи хотели только сказать, что все идеи суть копии наших впечатлений; хотя надо сознаться, что употреблявшиеся ими термины были не настолько осторожно выбраны и не настолько точно определены, чтобы предотвратить все недоразумения, которые могли бы появиться по поводу их учения. Ибо что понимается под термином «врожденный»? Если врожденное равнозначно естественному, то все восприятия и идеи нашего ума следует считать врожденными, или естественными, в каком бы значении мы ни брали последнее слово, в смысле ли противоположности необычному, или искусственному, или же чудесному. Если под врожденным понимать одновременное нашему рождению, то весь спор окажется пустым, ведь вопрос о том, когда начинается мышление – до, во время или после нашего рождения, – совершенно лишен значения. Далее, слово «идея» обыкновенно понимается и Локком, и другими в очень широком смысле – оно обозначает все наши перцепции: и ощущения, и аффекты, и мысли. Но если так, то я хотел бы знать, что имеется в виду при утверждении, что себялюбие, злопамятство или же половая страсть не врожденные?
Допуская же термины «впечатления» и «идеи» в вышеозначенном смысле и подразумевая под врожденным то, что первично и не скопировано ни с какого предшествующего восприятия, мы можем утверждать, что все наши впечатления врожденные, а идеи не врожденные.
Желая быть откровенным, я должен сознаться, что, по моему мнению, Локк был вовлечен в этот вопрос учеными-схоластами, которые, пользуясь неопределенными терминами, бесконечно затянули свои утомительные споры, никогда не затрагивая существа вопроса. Подобная же двусмысленность и ускользание от существа вопроса проходят через все рассуждения этого философа относительно данного предмета, а также большинства других.
27
Сходство.
28
Смежность.
29
Причина и действие.
30
Например, контраст или противоположение (contrariety) – это тоже форма связи между идеями, но ее можно, пожалуй, рассматривать как смесь причинности и сходства. Из двух противоречащих друг другу объектов один уничтожает другой, т. е. является причиной его уничтожения, а идея уничтожения объекта предполагает идею его предварительного существования.
31
Слово «сила» употреблено здесь в неопределенном, общепринятом значении. Более точное определение его придало бы еще большую очевидность данному доказательству. См. главу VII.
32
Писатели, и притом даже те, которые пишут на моральные, политические и физические темы, с большой пользой для себя различают разум и опыт и предполагают, что соответствующие два способа аргументации совершенно отличны друг от друга. Первый способ признают продуктом исключительно наших интеллектуальных способностей: рассматривая a priori природу вещей и исследуя, каковы должны быть результаты их действия, мы благодаря этим способностям устанавливаем определенные принципы науки и философии. Второй считается основанным исключительно на чувствах и наблюдении, с помощью которых мы узнаем, что фактически воспоследовало из действия единичных объектов, а в силу этого имеем возможность заключать и о том, что произойдет от них в будущем. Так, ограничения и стеснения со стороны гражданской власти и необходимость законного государственного строя можно защищать или на основании разума, который, размышляя о большой слабости и испорченности человеческой природы, учит, что ни одному человеку нельзя безопасно доверить неограниченную власть, или же на основании опыта и истории, которые показывают нам, что честолюбие во все времена и во всех странах безмерно злоупотребляло столь неосмотрительным доверием.
Такого же различения разума и опыта придерживаемся мы и во всех своих рассуждениях относительно практической жизни: мы доверяем опытному государственному деятелю, полководцу, врачу или купцу и слушаемся их, тогда как к неопытному новичку, какими бы природными талантами он ни был одарен, мы относимся с пренебрежением и презрением. Хотя и можно согласиться с тем, что разум способен строить весьма вероятные предположения относительно последствий таких-то поступков при таких-то частных условиях, все же эти предположения кажутся нам несовершенными, поскольку они не подкреплены опытом, который один только может сделать твердыми и несомненными правила, выведенные путем изучения и размышления.
Но, несмотря на то что это различение пользуется всеобщим признанием как в деятельной, так и в созерцательной жизни, я, не колеблясь, объявляю, что оно в сущности ошибочно или, по крайней мере, поверхностно. Если мы рассмотрим те аргументы, которые во всякой из вышеупомянутых наук считаются результатом одного лишь размышления и обдумывания, то мы увидим, что они в конце концов приводят нас к некоторому общему принципу или заключению, для которого мы не можем указать никакого основания, кроме наблюдения и опыта. Единственное различие между ними и теми правилами, которые обычно считаются результатом чистого опыта, заключается в том, что первые не могут быть установлены без некоторого мыслительного процесса, без некоторого размышления о наблюдаемом явлении, имеющего целью распознать его условия и вывести его следствия, тогда как во втором случае явление, известное нам из опыта, в точности и безусловно подобно тому, которое мы выводим как следствие определенных обстоятельств. История Тиберия или Нерона заставляет нас опасаться, как бы наши монархи не оказались такими же тиранами, если бы их освободили от ограничивающих их законов и парламента; однако наблюдение мошенничества или жестокостей в частной жизни при некотором размышлении совершенно достаточно для того, чтобы вселить в нас такое же опасение, ибо это наблюдение служит примером общей испорченности человеческой природы и указывает на опасность, которой мы подвергаемся, безусловно доверяя людям. В обоих случаях последним основанием нашего вывода, нашего заключения является опыт.
Всякий человек, как бы молод и неопытен он ни был, составляет себе на основании наблюдений много общих и верных правил относительно человеческих дел и практической жизни; но надо признать, что, когда человек начинает применять их на практике, он оказывается весьма подверженным ошибкам, пока время и дальнейший опыт не сделают эти правила более широкими и не научат его надлежащему их употреблению и применению. Во всяком положении, во всяком событии существует много отдельных и, по видимости, мелких частностей, которые даже самый талантливый человек может с первого взгляда проглядеть, хотя от них полностью зависит верность его заключений, а следовательно, и мудрость его поступков. Я уже не говорю о том, что человеку молодому и неискушенному общие наблюдения и правила не всегда приходят в голову, когда это необходимо, и он не всегда применяет их с надлежащим спокойствием и разборчивостью. В действительности неопытный мыслитель совсем не мог бы мыслить, если бы у него абсолютно не было опыта, и, когда мы называем кого-нибудь неопытным, мы употребляем это слово лишь в относительном смысле, предполагая, что данное лицо обладает опытом, но в меньшей и более несовершенной степени, чем другие.
33
«Naturane nobis, inquit, datum dicam, an errore quodam, ut, cum ea loca videamus, in quibus memoria dignos viros acceperimus multum esse versatos, magis moveamur, quam siquando eorum ipsorum aut facta audiamus, aut scriptum aliquod legamus? Velut ego nunc moveor. Venit enim mihi Plato in mentem, quern accepimus primum hie disputare solitum: cujus etiam illi hortuli propinqui non memoriam solum mihi afferunt, sed ipsum videntur in conspectu meo hie ponere. Hie Speusippus, hie Xenocrates, hie ejus auditor Polemo; cujus ipsa ilia sessio fuit, quam videamus. Equidem etiam curiam nostram, Hostiliam dico, non hanc novam, quae mihi minor esse videtur postquam est major, solebam intuens, Scipionem, Catonem, Laelium. nostrum vero in primis avum cogitare. Tanta vis admonitionis est in locis; ut non sine causa ex his memoriae deducta sit disciplina». – Cicero. De Finibus. Lib. V, P].»
34
Г-н Локк делит все аргументы на демонстративные и вероятные; с этой точки зрения мы должны признавать только вероятным, что все люди должны умереть или что солнце завтра взойдет. Но для того, чтобы больше приспособить свой язык к обычному словоупотреблению, мы должны разделить аргументы на демонстративные доказательства, доказательства из опыта и вероятности, подразумевая под доказательствами из опыта такие основанные на опыте аргументы, которые не оставляют места сомнению или противоположному тезису.
35
[См.] гл. II, «О происхождении идей».
36
Г-н Локк в главе о силе говорит, что, обнаруживая в материи посредством опыта некоторые новые действия и заключая, что где-нибудь должна существовать сила, способная их произвести, мы в результате этого рассуждения доходим наконец до идеи силы. Но никакое рассуждение никогда не может дать нам новой, первичной, простой идеи, в чем сознается и сам философ. Следовательно, происхождение данной идеи никоим образом не могло быть таковым.
37
Могут заявить, что идея силы и мощи вызывается в нас тем сопротивлением, которое мы встречаем в телах и которое часто заставляет нас проявлять всю свою мощь, или напрягать все свои силы. Этот-то nisus, или напряженное усилие, сознаваемое нами, и есть то первичное впечатление, с которого скопирована данная идея. Но, во-первых, мы приписываем силу значительному числу объектов, к которым совершенно неприложима мысль о таком сопротивлении или напряжении силы: Верховному Существу, которому ничто не сопротивляется; духу, располагающему идеями и повелевающему членами тела при обычном мышлении и движении, когда действие следует непосредственно за проявлением воли без всякого напряжения или усилия; неодушевленной материи, неспособной к такому чувствованию. Во-вторых, это чувство усилия, преодолевающего сопротивление, не имеет известной нам связи с каким бы то ни было явлением; то, что следует за ним, мы знаем из опыта, но не могли бы знать это a priori. Мы должны, однако, признать, что, хотя испытываемый нами физический nisus и не может дать нам точной и определенной идеи силы, он в значительной мере входит в состав той обыденной неточной идеи, которую мы образуем о последней.
38
Θεός από μηχανής
39
Глава XII.
40
Мне незачем подробно рассматривать здесь приписываемую материи vis inertiae, о которой так много говорится в новой философии. Мы узнаем из опыта, что тело, пребывающее в покое или в движении, остается в этом состоянии до тех пор, пока не будет выведено из него какой-нибудь новой причиной, и что движимое тело отнимает от движущего столько же движения, сколько оно само приобретает. Все это факты; говоря о vis inertiae, мы только отмечаем их, не претендуя на то, что обладаем идеей силы инерции, точно так же как, говоря о тяготении, мы подразумеваем определенные действия, не зная самой этой деятельной силы. Сэр Исаак Ньютон никогда не помышлял лишать вторичные причины всякой силы или энергии, хотя некоторые из его последователей и старались утвердить подобную теорию, ссылаясь на его авторитет. Напротив, этот великий философ прибегал к некоему активному эфирному флюиду для объяснения всемирного тяготения, хотя из скромности и осторожности он признавал, что это просто гипотеза, на которой нельзя настаивать, не проводя дальнейших опытов. Надо признать, что есть нечто необычное в судьбе мнений. Декарт ввел упомянутое выше учение об исключительной всеобъемлющей активности Божества, но не настаивал на нем; Мальбранш и другие картезианцы положили его в основание всей своей философии, но в Англии оно не пользовалось авторитетом; Локк, Кларк и Кедворт не обращают на него никакого внимания и неизменно предполагают, что материи свойственна реальная, хотя и вторичная, производная сила. Каким же образом это учение стало столь преобладающим у современных метафизиков?
41
Согласно этим объяснениям и определениям идея силы так же относительна, как идея причины, обе имеют отношение к действию или какому-нибудь другому явлению, всегда соединенному с предыдущим. Когда мы рассматриваем неизвестную черту объекта, определяющую и устанавливающую степень или количество его действия, мы называем ее силой. Поэтому все философы согласны с тем, что действие есть мера силы: но, если бы у них была идея силы, как она существует сама по себе, разве не могли бы они измерить ее саму? Спор о том, равна ли сила движущегося тела его скорости или же квадрату его скорости, должен был бы решаться не посредством сравнения действий силы в равные и различные промежутки времени, но посредством прямого измерения и сравнения.
Что же касается частого употребления слов сила, мощь, энергия и т. д., которые постоянно встречаются как в обыденной речи, так и в философии, то оно еще не доказывает, что мы в каком бы то ни было случае знаем принцип, связывающий причину с действием, или в состоянии полностью объяснить порождение одного объекта другим. В обычном употреблении эти слова связаны с очень неустойчивыми значениями, а соответствующие им идеи очень зыбки и смутны. Ни одно живое существо не может привести в движение внешние тела без чувства nisus, или усилия, и каждое живое существо испытывает некоторое переживание, или чувство, при ударе или толчке, полученном от внешнего объекта, находящегося в движении. Эти ощущения, которые свойственны только живым существам и из которых a priori нельзя сделать никакого заключения, мы склонны переносить на неодушевленные объекты, предполагая, что и они испытывают подобные чувства, когда передают или воспринимают движение. Что же касается энергий, которые проявляются таким образом, что мы не соединяем с ними идею передачи движения, то здесь мы принимаем в расчет только постоянно наблюдаемое нами на опыте соединение явлений; а так как мы чувствуем привычную связь между идеями, то мы переносим это чувство и на объекты, ибо нет ничего обычнее перенесения на внешние тела всякого внутреннего ощущения, вызываемого ими.
42
Преобладание доктрины свободы может быть объяснено и другой причиной, а именно ложным ощущением или же кажущимся переживанием свободы, или безразличия, во многих наших поступках. Необходимость всякого действия как материи, так и духа есть, собственно говоря, качество, присущее не действующей причине, а мыслящему, или разумному, существу, рассматривающему это действие; необходимость эта состоит исключительно в принуждении его мышления к тому, чтобы заключать о существовании данного действия на основании некоторых предшествующих объектов; точно так же свобода, противополагаемая необходимости, есть не что иное, как отсутствие такого принуждения, некоторое колебание, безразличие, которое мы чувствуем, когда переходим или же не переходим от идеи одного объекта к идее следующего за ним. Далее, можно отметить, что, хотя, размышляя о человеческих поступках, мы редко чувствуем подобное колебание или безразличие, мы обычно можем вывести их с достаточной степенью достоверности из мотивов и склонностей действующего лица; кроме того, часто случается, что при совершении самих поступков мы ощущаем нечто подобное; а так как все сходные объекты очень легко смешать один с другим, то этот факт часто использовали как демонстративное и даже интуитивное доказательство человеческой свободы. Мы чувствуем, что в большинстве случаев наши действия подчинены нашей воле, и воображаем, будто чувствуем, что сама воля не подчинена ничему; ибо если кто-либо, отрицая это, побуждает нас испытать свою волю, то мы чувствуем, что она легко движется в разных направлениях и порождает представление о себе (или слабое хотение (velleity), как его называют в [философских] школах) даже там, где решения не было. Мы уверяем себя, что это представление, или слабое движение, могло бы и в то время перейти в действие, ибо, если кто станет отрицать это, мы увидим при вторичном опыте, что в настоящее время данный переход возможен; но мы не принимаем в расчет того, что своеобразное желание проявить свободу становится здесь мотивом наших действий. Несомненно, что, сколько бы мы ни воображали, будто чувствуем в себе свободу, посторонний наблюдатель обычно может заключить о наших действиях на основании наших мотивов и характера, и даже если он не сможет этого сделать, он все-таки придет к заключению, что вообще мог бы, если бы был вполне знаком с нашим положением и нашим темпераментом, с самыми скрытыми пружинами нашего душевного склада и характера. А в этом-то и заключается сущность необходимости согласно вышеизложенному учению.
43
Так, если причина определяется как то, что порождает что-либо, легко заметить, что порождение – синоним причинения. Такое же возражение можно сделать и в связи с определением причины как того, благодаря чему что-либо существует, ибо что подразумевается под словами «благодаря чему»? Если бы сказали: причина есть то, после чего что-либо постоянно существует, мы поняли бы такое определение, ибо действительно мы только это и знаем в данном вопросе. Это постоянство и составляет самую сущность необходимости, другой же идеи о ней у нас нет.
44
Поскольку все заключения, касающиеся фактов или причин, основаны исключительно на привычке, можно спросить: как же получается, что люди настолько превосходят животных, а один человек – другого в способности рассуждения? Разве одна и та же привычка не оказывает одинакового влияния на всех?
Мы постараемся объяснить здесь вкратце большую разницу, существующую между человеческими умами; после этого будет уже легко понять причину различия между людьми и животными.
1. Прожив некоторое время и свыкнувшись с единообразием природы, мы приобретаем общую привычку, в силу которой всегда переносим известное на неизвестное и представляем себе, что последнее обладает сходством с первым. В силу этого общего принципа привычки мы считаем даже один эксперимент достаточным основанием для заключения и ожидаем сходного явления с некоторой степенью достоверности, если эксперимент был произведен точно и исключал воздействие каких-либо посторонних условий. Поэтому считается очень важным наблюдать следствия вещей; а так как один человек может значительно превосходить другого во внимании, памяти и наблюдательности, то это делает их заключения весьма различными.
2. Когда действие производится благодаря сочетанию нескольких причин, один ум может оказаться намного более широким, чем другой, более способным объять всю систему объектов и правильно вывести их следствия.
3. Один человек способен вывести более длинный ряд следствий, чем другой.
4. Немногие люди могут думать долго, не спутывая мыслей и не принимая одну за другую; бывают разные степени этого недостатка.
5. То условие, от которого зависит действие, часто сплетено с другими условиями – посторонними и лишними. Выделение первого часто требует большого внимания, точности и тщательности.
6. Составление общих правил на основании единичных наблюдений – очень тонкая операция, и весьма легко допустить здесь ошибки из-за торопливости или узости ума, неспособного рассмотреть вопрос со всех сторон.
7. Когда мы рассуждаем на основании аналогий, самые правильные заключения делает тот человек, который имеет больший опыт или же более быстр в придумывании аналогий.
8. Склонности, зависящие от предубеждения, воспитания, аффектов, принадлежности к той или иной партии и т. д., оказывают на один ум большее влияние, чем на другой.
9. После того как мы приобрели доверие к свидетельствам людей, книги и разговоры гораздо больше расширяют сферу опыта и мыслей одного человека, нежели другого.
Легко было бы найти и много других условий различия между человеческими умами.
45
Plutarch, in Vita Catonis.
46
Конечно, ни один индиец не мог бы знать из опыта, замерзает ли вода в холодном климате, ведь там природа находится в совершенно незнакомом ему состоянии, и к чему оно приводит, он не может узнать a priori. Это было бы для него совершенно новым опытом, а результаты такового всегда неопределенны. Иногда, конечно, можно предполагать на основании аналогии, каков будет результат, но предположение это так и останется предположением. Надо признать, что в данном примере замерзание воды происходит вопреки правилам аналогии и ни один разумный индиец не мог бы его предвидеть. Действие холода на воду не является постепенным, зависящим от степеней холода; как только вода достигает точки замерзания, она в одно мгновение переходит из совершенно жидкого состояния в состояние полной твердости. В силу этого подобное явление может быть названо необычным и требующим очень веских свидетельств для того, чтобы люди, живущие в теплом климате, поверили в его реальность; но все же оно не чудесно и не противоречит тому порядку природы, который единообразно наблюдается нами на опыте при одинаковых условиях. Жители Суматры всегда видели воду жидкой в своем климате, и замерзание их рек должно было бы считаться чудом. Но они никогда не видели воды в Московии в зимнее время и поэтому не могут знать ничего достоверного о влиянии на нее холода в этой стране.
47
Иногда явление само по себе может и не казаться противоречащим законам природы, но тем не менее, если бы оно осуществилось, его можно было бы в силу известных обстоятельств назвать чудом, потому что фактически оно противоречит этим законам. Так, если бы какое-нибудь лицо, ссылаясь на власть, дарованную ему Богом, могло повелеть больному стать здоровым, здоровому – пасть мертвым, облакам – изливать дождь, ветрам – дуть – словом, могло бы повелеть возникнуть множеству естественных явлений, которые тотчас же и последовали бы согласно его приказанию, эти явления по справедливости считались бы чудесами, потому что в данном случае они действительно противоречат законам природы. Если останется подозрение, что явление и приказание совпали случайно, чуда нет и нет нарушения законов природы.
Если же такое подозрение устранено, то очевидно, что чудо и нарушение этих законов налицо, ибо если бы слово или повеление человека могло произвести такое действие, то это в высшей степени противоречило бы природе. Чудо может быть точно определено как нарушение закона природы особым велением Божества или вмешательством какого-нибудь невидимого деятеля. Чудо может быть или доступно наблюдению людей, или нет, это не изменяет его природы и сущности. Если бы дом или корабль поднялся на воздух, это было бы явным чудом, но если бы поднялось на воздух перо при недостаточной для этого силе ветра, это явление было бы таким же истинным, хотя и не столь очевидным для нас, чудом.
48
Hist., lib. V, cap. 8. Светоний рассказывает об этом событии почти так же в Vita Vesp., 7.
49
Книга эта была написана г-ном Монжероном, советником и судьей парижского парламента, человеком влиятельным и твердым, пострадавшим за свое дело: говорят, что он сидит теперь в тюрьме из-за своей книги.
Есть еще другая книга в трех томах (она называется «Recueil des Miracles de l’Abbe Paris»). в которой рассказывается о многих из упомянутых чудес; она снабжена очень хорошо написанными вводными рассуждениями. Однако через все эти рассуждения проходит странное сравнение чудес Спасителя с чудесами аббата Пари, причем утверждается, что достоверность последних равна достоверности первых, как будто свидетельства людей могли бы быть когда-либо приравнены к свидетельству самого Бога, водившего пером вдохновенных авторов! Если считать свидетельства последних обыкновенными людскими показаниями, то, конечно, автор французской книги еще очень скромен в своем сравнении, так как он мог бы с некоторым основанием утверждать, что чудеса янсенистов значительно превосходят чудеса Спасителя по очевидности и достоверности. Нижеследующие подробности взяты из подлинных документов, которые опубликованы в названной книге.
Многие из чудес аббата Пари были тотчас же засвидетельствованы в парижской консистории, или епископском суде, перед лицом кардинала де Ноайля, честность и ум которого никогда не оспаривали даже его враги.
Сменивший его архиепископ был врагом янсенистов, благодаря чему его и поставили во главе епархии. Тем не менее двадцать два парижских настоятеля, или кюре, вполне серьезно требовали, чтобы он рассмотрел эти чудеса, известные, по их словам, всему миру и бесспорно достоверные. Но он благоразумно отказался от этого.
Партия молинистов старалась подорвать доверие к этим чудесам, в частности к случаю с мадемуазель Ле Франк. Но уже помимо того, что их действия были во многих отношениях в высшей степени неправильными, в особенности потому, что они вызвали только часть свидетелей-янсенистов, вдобавок подкупленных ими, помимо этого, говорю я, они вскоре были подавлены целой массой новых свидетелей числом до ста двадцати, лиц состоятельных и пользовавшихся уважением в Париже: все эти люди подтвердили чудо клятвой. Затем было принято торжественное и серьезное воззвание к парламенту, но правительство запретило последнему вмешиваться в это дело, ибо было наконец замечено, что когда люди относятся к чему-нибудь с чересчур горячим усердием и энтузиазмом, то даже самая большая нелепость может быть подтверждена самыми сильными свидетельствами, и если кто-нибудь окажется столь наивным, что попробует рассмотреть данный случай с такой точки зрения и найти пробелы в показаниях свидетелей, он почти наверное будет побежден. Слишком уж жалок был бы тот обман, который не одержал бы верх в таком споре.
Всякий, кто был в это время во Франции, знал, какой репутацией пользовался начальник полиции г-н Эро, ибо о его бдительности, проницательности, активности и широком умственном кругозоре говорили очень много. Этому чиновнику, власть которого в силу его служебного положения была почти неограниченной, были даны полномочия, необходимые, чтобы прекратить указанные чудеса или подорвать доверие к ним, и он часто на месте задерживал и выслушивал свидетелей, а также участников чудес, но ни разу не мог найти удовлетворительного свидетельства против них.
В случае с мадемуазель Тибо он послал знаменитого де Сильва для обследования больной; показания этого врача очень любопытны: по его заявлению, невозможно, чтобы девица была настолько больна, как доказывали свидетели, ибо в таком случае она не могла бы так быстро достигнуть того состояния полного исцеления, в котором он ее застал. Он рассуждал как здравомыслящий человек, исходя из естественных причин, но противоположная партия утверждала, что данный случай – чудо и что его показания служат наилучшим подтверждением этого.
Молинисты оказались перед трудной дилеммой: они не дерзали ссылаться на абсолютную недостаточность человеческих свидетельств для доказательства чуда и вынуждены были заявить, что эти чудеса – волшебство, деяние дьявола. Однако на это им возразили, что и древние иудеи прибегали к такому способу возражения.
Ни один янсенист не затруднился объяснить, почему прекратились чудеса, когда кладбище было закрыто согласно эдикту короля. Эти необычные явления производило прикосновение к могиле; а если никто не мог приблизиться к ней, то уже нечего было и ожидать подобных действий. Конечно, Бог мог бы в одну минуту свалить стены, но он господин своих милостей и деяний, и нам не подобает объяснять их. Бог не станет разрушать стены каждого города звуками труб, как он сделал в Иерихоне, и не каждому апостолу откроет он темницу, как святому Павлу.
Не кто иной, как де Шатийон, герцог и пэр Франции, занимавший самое высокое положение и принадлежавший к знатнейшему роду, свидетельствует о чудесном исцелении одного из своих слуг, жившего в течение нескольких лет у него в доме и страдавшего видимым и ощутимым недугом.
Я закончу замечанием, что никакое духовенство не славится такой строгостью жизни и поведения, как белое духовенство во Франции, в особенности же парижские настоятели, или кюре, подтвердившие своими свидетельствами все эти надувательства.
Ученость, ум и честность монахов Пор-Рояля и строгость нравов тамошних монахинь пользуются большой известностью во всей Европе. Однако все они свидетельствуют о чуде, происшедшем с племянницей знаменитого Паскаля, необыкновенный ум и святость жизни которого хорошо известны. Знаменитый Расин рассказывает об этом чуде в своей известной истории Пор-Рояля и подкрепляет рассказ всеми доказательствами, которые смогли представить множество монахинь, священников, врачей и светских людей, достойных несомненного доверия. Многие ученые, и в частности епископ города Турне, были так уверены в этом чуде, что ссылались на него для опровержения атеистов и свободомыслящих. Французская королева-регентша, сильно предубежденная против Пор-Рояля, послала своего врача, чтобы исследовать чудо, и он вернулся, вполне уверовав в него. Словом, сверхъестественное исцеление было так несомненно, что оно на время спасло этот знаменитый монастырь от погибели, которой грозили ему иезуиты. Если бы в основании этого чуда лежал обман, то он, несомненно, был бы раскрыт такими умными и сильными противниками и ускорил бы поражение его изобретателей. Если наши священнослужители в состоянии соорудить целую крепость из ничтожного материала, то какое чудесное здание могли бы они построить из всех этих фактов, равно как и из других, о которых я не упомянул! Как часто могли бы в таком случае звучать у нас в ушах великие имена Паскаля, Расина, Арно, Николя! Будь наше духовенство мудрым, оно должно было бы признать это чудо, которое стоит в тысячу раз больше всей его остальной коллекции. К тому же это чудо могло бы прекрасно служить целям духовенства, ибо оно было произведено прикосновением подлинной священной иглы священного терновника, из которого был составлен священный венец, и т. д.
50
Lucret., [IV, 594).
51
Nov. Org., lib. И, aph. XXIX. 179.
52
Luciani συμπ. ήλαπίθαι, .
53
Luciani ευνούχος, .
54
Id et Dio.
55
Я думаю, можно установить в качестве общего правила, что если причина известна только по определенным действиям, то невозможно вывести из нее какие-нибудь новые действия, ибо качества, необходимые для того, чтобы произвести кроме прежних действий еще и эти новые, должны быть или иными, или более совершенными, или более широко простирающими свою активность, чем те, которые произвели просто то действие, благодаря которому мы и знакомы с причиной. Поэтому у нас не может быть никаких оснований предполагать существование этих качеств. Если мы скажем, что новые действия порождаются лишь продолжающимся проявлением той энергии, которая уже известна нам по своим первым действиям, то это не устранит затруднения. Ибо если мы даже допустим, что это так (а предположить это можно лишь в редких случаях), то само продолжение или проявление сходной энергии (сходной, ибо невозможно, чтобы это была абсолютно та же энергия), притом проявление ее в ином месте и в иное время, вполне произвольное предположение, и следов этого проявления мы не можем найти в действиях, из которых первоначально выводится все наше знание причины. Пусть выведенная причина (как это и должно быть) будет точно соответствовать известному нам действию; невозможно, чтобы она обладала качествами, из которых могли бы быть выведены новые, или иные, действия.
56
Этот аргумент заимствован у Беркли: и действительно, большинство сочинений этого весьма остроумного автора дают нам лучшие уроки скептицизма из всех тех, которые можно найти у древних или новых философов, не исключая и Бейля. Он, однако, заявляет (и, вероятно, вполне искренне) на заглавном листе, что написал эту книгу не только против атеистов и вольнодумцев, но и против скептиков. Но, каковы бы ни были его намерения, в действительности все его аргументы скептические, что видно из того, что они не допускают никакого ответа и не порождают никакого убеждения. Единственное действие, производимое ими, это мгновенное удивление, нерешительность и смущение, являющиеся результатом скептицизма.
57
К каким бы спорам ни подавали повод математические точки, мы должны допустить существование точек физических, т. е. таких частей протяжения, которые уже не могут быть разделены или уменьшены ни в восприятии, ни в воображении. Итак, эти образы, находящиеся в воображении или воспринимаемые чувствами, абсолютно неделимы, и, следовательно, математики должны признать, что они бесконечно меньше всякой реальной части протяжения; между тем для разума, безусловно, ясно, что бесконечное число их составляет бесконечное пространство; насколько же более это ясно в применении к бесконечному числу тех бесконечно малых частей протяжения, которые признаются к тому же бесконечно делимыми!
58
Мне кажется, есть возможность избежать этих нелепостей и противоречий, если допустить, что абстрактных, или общих, идей, собственно говоря, не существует, что все общие идеи в действительности суть частные, связанные с общим термином, который при случае вызывает другие частные идеи, в некотором отношении похожие на имеющуюся налицо идею. Так, когда произносят слово «лошадь», мы тотчас же образуем идею черного или белого животного определенной величины, обладающего определенной фигурой; но так как этим словом принято обозначать и животных другой окраски, обладающих иной фигурой и величиной, то легко вызываются также идеи последних, не наличествующие в данную минуту в воображении, а наши рассуждения и заключения осуществляются так, как если бы эти идеи были налицо. Если допустить это объяснение (по-видимому, вполне разумное), то окажется, что все идеи относительно количества, на основании которых рассуждают математики, суть не что иное, как частные идеи, которые доставляются нам чувствами и воображением, а следовательно, не могут быть делимы до бесконечности. Пока я удовольствуюсь этим намеком и не стану развивать его дальше. Все, кто любит науку, конечно, должны заботиться о том, чтобы не вызывать своими заключениями насмешек и презрения невежественных людей; сказанное же мною, как мне представляется, намечает самое удобное решение упомянутых затруднений.
59
Нечестивый принцип древней философии Ex nihilo nihil fit, исключающий возможность сотворения материи, не признается принципом в такой философии. Не только воля Верховного Существа, но, насколько мы можем полагать a priori, и воля всякого другого существа может сотворить как материю, так и любую другую причину, какую только может выдумать самое прихотливое воображение.
1
В 1723 г. Д. Юм поступил в колледж Эдинбургского университета, где в течение трех с лишним лет изучал юриспруденцию. Он покинул стены колледжа не позднее весны 1727 г.
2
Юма больше всего возмутила первая рецензия на «Трактат», опубликованная в 1739 г. в ноябрьском выпуске журнала «История работ ученых людей». Автором ее предположительно был У. Уорбёртон, епископ Глостерский.
3
Под естественной философией в «Трактате» понимается философия, свободная от спекуляции. В некоторых случаях этот термин совпадает по значению с «естествознанием». Естественную религию Юм отличает от религии спекулятивной, догматической. Специфически юмовское понимание естественной религии, как оно сложилось у него в «Диалогах о естественной религии», в «Трактате» еще отсутствует. Наука о человеке – выражение, равнозначное термину «моральная философия», ибо последняя означала в XVIII в. не только философию нравственных явлений, но и исследование духовной природы человека в широком смысле слова, включая явления социальной жизни. В эссе «О национальном характере» Юм называл моральными причинами все обстоятельства, действующие на ум в качестве мотивов и побуждений, как то: форму правления, революции, экономическое положение, международные отношения и т. д. Употребление термина «моральный» в широком смысле характерно уже для Цицерона в его сочинении «De officiis…» (Об обязанностях), внимательно изучавшемся Юмом.
4
Как видно из контекста, Юм подразумевает под основами мышления (reasoning) логику; термином критицизм в британской литературе XVIII в. обозначались исследования по эстетике, направленные на воспитание вкуса и нравственности человека.
5
Жан де Лабрюйер (1645–1696) – французский писатель и моралист, автор знаменитой книги «Les Caracteres de Theophraste, traduits du grec, avec les Characteres ou les Moeurs de ce siecle» («Характеры Теофраста, в переводе с греческого, с приложением обозрения характеров или нравов этого века», 1688–1694).
6
Джозеф Эддисон (Addison) (1672–1719) – английский поэт и публицист. Большое влияние на литературные вкусы его времени оказали его статьи в «Spectator», написанные в защиту классицизма. В изданиях 1748 и 1751 гг. здесь имелось следующее примечание: «Это не означает, будто мы намереваемся умалить достоинства г-на Локка, который действительно был великим философом, настоящим и серьезным мыслителем. Мы только хотели показать общую судьбу такой абстрактной философии».
7
В изданиях «Исследования о человеческом познании» 1748 и 1751 гг. здесь имелось (впоследствии опущенное) примечание о том, что моральные оценки проистекают из вкуса и эмоций, и о видах моральных чувствований (эти виды рассмотрены в «Исследовании о принципах морали»).
8
Имеется в виду Исаак Ньютон.
9
Ср. классификацию рефлективных впечатлений в начале второй книги «Трактата». Классификация перцепций выглядит у Юма следующим образом:
10
Здесь Юм излагает принцип комбинирования в процессе познания, который почти буквально заимствован им у Локка (ср.: Дж. Локк. Опыт о человеческом разумении II12,1//Соч.: В 2 т. Т. 1. М., 1985. С. 212).
11
В данном случае термин feeling означает переживание внешних впечатлений, т. е. ощущение.
12
Под внутренними впечатлениями имеются в виду эмоции, желания, акты воли.
13
Иные трактовки проблемы врожденных идей даны Юмом в самом «Трактате», а затем в «Исследовании о человеческом познании», где он использует другие значения термина «врожденный»: унаследованный от родителей, данный, не скопированный с иных перцепций и соответствующий природе. Основная мысль Юма состояла в том, что если понимать термин врожденный как «естественный, соответствующий природе», то врожденны и впечатления, и идеи, а если как «первичный», то врожденны только впечатления.
14
В изданиях 1748 и 1755 гг. эта глава называлась «О связи (connection) идей».
15
В изданиях начиная с 1748 по 1770 г. здесь дано (впоследствии опущенное) пространное примечание о различных частных случаях ассоциирования идей. К числу таковых Юм относил в этом примечании, в частности, принципы единства времени, пространства и действия в эстетике классицизма, указывая на разные проявления данного принципа в произведениях античной литературы.
16
Имеется в виду рациональная доказательность суждения.
17
Юм подчеркивает аналитический характер математических положений, истинность которых зависит только от значения входящих в них терминов.
18
Это примечание добавлено в издании 1751 г.
19
Юм считает, что индуктивные заключения не могут получить строгого дедуктивного обоснования. С современной точки зрения, это мнение нельзя признать верным.
20
В изданиях 1748 и 1751 гг. после данного слова было добавлено: «…или возможные». Демонстративными Юм называет логически необходимые выводы, которые не зависят от опыта, а моральными – аргументы, заимствованные из опыта и на него ссылающиеся.
21
Юм подчеркивает синтетический характер суждений, истинность которых зависит от фактического знания о ми]эе.
22
Эпиктет – древнегреческий философ (ок. 50 – ок. 140).
23
Академики – т. е. представители скептического этапа в истории Академии – философской школы, основанной Платоном. Академики-скептики – это Аркесилай, Лакид Киренский, Карнеад Киренский, Клитомах Карфагенский и другие, жившие в III—II вв. до н. э.
24
Тиберий (42–37 до н. э.) и Нерон (37–68 до н. э.) – римские императоры.
25
Следующие четыре абзаца Юм включил в данное «Исследование» целиком из гл. 8, ч. 3, кн. I «Трактата о человеческой природе».
26
В изданиях 1748 и 1751 г., а также в «Трактате о человеческой природе» здесь было: «…этого странного суеверия…».
27
Юм цитирует книгу V, 2 сочинения Цицерона «О пределах добра и зла»: [Тогда Пизон сказал: ] «Не знаю, то ли это у нас от природы, то ли от какого-то заблуждения, но почему, спрашивается, когда мы видим те места, где, как мы слышали, долго находились люди, достойные нашей памяти, мы испытываем более сильное волнение, чем то, которое мы ощущаем в себе, слушая рассказы об их собственных деяниях или читая что-либо ими самими написанное? Подобное волнение испытываю теперь и я. Мне, конечно же, приходит на ум образ Платона – того, кто, как мы знаем, первым сделал для себя обычаем вести здесь ученые беседы: эти раскинувшиеся перед нами садики не только вызывают во мне воспоминание о нем, но и как бы заставляют меня увидеть своими глазами его самого. А вот Спевсипп, вот Ксенократ, вот его слушатель Полемон, восседавший на этой самой скамье, которую мы видим! И точно так же, глядя на нашу курию (я говорю о Гостилиевой, а не об этой, новой, которая мне кажется меньшей после того, как она сделалась большей), я часто думал о Сципионе, Катоне, Лелии и, прежде всего, о моем дяде. Столь великая способность напоминания свойственна местам. Так что не без основания из них исходит наука о памяти» (пер. с лат. Г. Г. Майорова).
28
В изданиях 1740 и 1751 гг. эта глава называлась «О силе, или идее необходимой связи».
29
См. «Опыт о человеческом разумении» II 21.
30
В изданиях 1748 и 1751 г. здесь добавлено: «Как бы то ни было, действия и взаимодействия тел, вероятно, достаточны для того, чтобы доказать, что они также ею обладают».
31
В изданиях 1748 и 1751 г. содержание предыдущих пяти строк изложено более пространно.
32
Жизненные духи – тончайшие частицы материи, якобы выделяющиеся из потока крови и вызывающие душевную деятельность. Понятие животных духов появилось в схоластической медицине; мы встречаем его и у Бэкона, Декарта, Гоббса, Мальбранша и Локка.
33
В изданиях 1748 и 1751 г. последняя фраза отсутствовала.
34
Да будет! (лат.). Например, фраза из книги «Бытия» 1, 3 в Ветхом Завете: «Fiat lux!» (Да будет свет!).
35
Бог из машины (грен.). Имеется в виду развязка многих древнегреческих трагедий, осуществлявшаяся путем внезапного появления божества на сцене.
36
Юм противопоставляет теизму точку зрения деизма, оставляющего за Богом функцию творения и разумного устроения мира, развивающегося без постоянного божественного вмешательства.
37
сила инерции (лат.).
38
Сэмьюэл Кларк (1675–1729) – английский религиозный философ, опиравшийся в своих взглядах на ньютоновское естествознание. Ралф Кедворт (1617–1688) – английский философ, главный представитель школы Кембриджских неоплатоников.
39
Эта фраза добавлена в издании в 1753 г.
40
Имеется в виду спор по вопросу, какая мера подходит для измерения количества движения: ту (как предлагал Декарт) или же mv/2 (как предлагал Лейбниц).
41
В издании 1751 г. следующий, второй абзац этого примечания читался так: «Причина отличается от знака, ибо она влечет следование одного за другим и смежность в пространстве и времени, равно как и постоянную связь. Знак же есть всего лишь коррелятивное действие той же самой причины».
42
Это примечание добавлено в издании 1751 г.
43
Квинт Курций – римский историк I в.
44
Этот абзац добавлен в издании 1777 г.
45
В изданиях с 1748 по 1770 г. здесь стоит: «…с нравственностью и религией».
46
Это примечание добавлено в издании 1751 г. – 92.
47
Текст гл. X, «О чудесах», первоначально предназначался Юмом для «Трактата о человеческой природе», но тогда он не решился на его публикацию. Позднее Юм опубликовал его в составе эссе, где он получил название «Reasoning concerning Miracles», а также включил его в «Первое исследование».
48
Джон Тиллотсон (1630–1694) – архиепископ Кентерберийский, автор «Дополнений» к сочинению Джона Уилкинса «Principles of Natural Religion», а также «Проповедей» (1682) и «Четырех лекций о социнианстве» (1693). Под реальным присутствием подразумевается присутствие Тела Господня в Святых дарах.
49
В изданиях с 1748 по 1754 г. эта фраза имела продолжение: «…если воображение людей не следует естественно их памяти».
50
Плутарх. [Сравнительные жизнеописания]. Жизнь Катона Млад[шего].
51
Абзац был добавлен в издании 1753 г.
52
Абзац был добавлен в издании 1751 г.
53
Это примечание было добавлено в издании 1751 г.
54
В изданиях с 1748 по 1758 г. этот абзац был дан как примечание.
55
Лжепророк Александр – Александр из Абонотиха (Пафлагония, Малая Азия), чудотворную деятельность которого в период 150–170 г. высмеял в своем памфлете Лукиан.
56
В изданиях с 1748 по 1768 г. здесь имелось примечание о неодинаковости характеристик, даваемых людям их друзьями и врагами.
57
Ист[ория], кн. V, гл. 8. Далее Юм ссылается на «Жизнь Веспасиана» Светония (см.: Гай Светоний Транквилл. Жизнь двенадцати цезарей. М., 1964. С. 199).
58
[Люди, присутствовавшие там, уверяют, что все так в точности и происходило;] они повторяют это до сего дня, когда им уже нет выгоды говорить неправду (Тацит. История IV 81 // Корнелий Тацит. Соч.: В 2 т. Т. 2. Л., 1969. С. 186).
59
Кардинал де Ретц (Retz) (Жан Франсуа Поль де Гонди) (1613–1679) – французский политический деятель и писатель, активный участник движения Фронды, автор «Мемуаров», живо изображавших современные ему события и психологию их участников.
60
Янсенисты – сторонники неортодоксального течения в католицизме, начало которому положил нидерландский теолог XVII в. Корнелий Янсений, воспринявший кальвинистскую интерпретацию доктрины о предопределении поведения человека Богом.
61
Имеется в виду высшее судебное учреждение Парижского округа.
62
Сборник [сообщений] о чудесах аббата Пари (франц.).
63
Молинисты (по имени испанского иезуита Луи Молины, 1535–1600) – сторонники учения, пытавшегося отстоять против августиновской концепции предопределения тезис о свободе человеческой воли (Церковь берется гарантировать тому, кто ей повинуется, спасение вне зависимости от предопределения).
64
Беда Достопочтенный (674–734) – английский монах, автор «Церковной истории англов». Хуан де Мариана (1536–1624) – испанский историк, теолог.
65
Французский драматург Жан Расин (1639–1699) был автором «Краткой истории Пор-Рояля» (изд. 1742).
66
Точно это место у Лукреция читается так: «…ошпе humanum genus est avidum nimis auricularum» – «…человеческий слух до всяческих россказней падок» (пер. Ф. А. Петровского).
67
Нов[ый] Орг[анон], кн. II, аф[оризм] XXIX (см.: Ф. Бэкон. Соч.: В 2 т. Т. 2. М., 1972. С. 138).
68
В изданиях 1748 и 1751 гг. название гл. XI было иным: «О практических последствиях естественной религии».
69
Лукиан. Пир, или Лапифы, 9 (греч.).
70
Лукиан. Евнух, 3 (греч.).
71
Лукиан и Дион [Хрисостом].
72
Основанная Эпикуром в Афинах в 306 г. до н. э. философская школа называлась Садом. – 121.
73
Из этого рассуждения ясно, что феноменалистское понимание причины неизбежно вступает в противоречие с действительной ролью понятий в науке. Это особенно очевидно при операционалистском толковании всех подобных понятий. Если, например, определить электричество как причину притяжения обрывков бумаги к наэлектризованному телу, то уже a priori нельзя будет считать электричество причиной искрового разряда, и т. д. С этой трудностью вновь столкнулись неопозитивисты в XX в.
74
См. «Трактат о принципах человеческого знания» 110//Дж Беркли. Соч. М., 1978. С. 175–176.
75
В изданиях 1748 и 1751 гг. здесь было примечание о том, что идеи «больше», «меньше» и «равно» с трудом поддаются определению.
76
Из ничего ничего не бывает (лат.).