Исследование о природе и причинах богатства народов — страница 18 из 18

«История астрономии» А. Смита: введение к первому переводу на русский язык

Наука всегда усваивается полнее, когда она рассматривается в состоянии рождения (Дж. К. Максвелл)

Перевод на русский язык текста «Истории астрономии», который публикуется в настоящем издании, должен – без преувеличения – открыть для отечественного читателя новую страницу в долгой традиции освоения интеллектуального наследия А. Смита. Эта традиция, напомним, началась еще в начале XIX в., когда за государственный счет был сделан перевод «Богатства народов» (1802–1806). С тех пор этот перевод неоднократно переиздавался, неуклонно, но медленно улучшаясь, в 1866, 1935, 1962 и 2007 гг.[355] Все издания, можно сказать, позитивно отражались на качестве российской экономической науки (показателен пример «Экономических очерков» В. К. Дмитриева 1898–1904 гг. и издания «Богатства народов» в 1866 г. под ред. П. А. Бибикова). Чуть позже была переведена «Теория нравственных чувств» (в 1868 г., опять же Бибиковым), а в советское время переводились и некоторые другие, в основном морально-эстетические работы Смита.[356] Однако нам по существу оставался неизвестен как Смит-естествоиспытатель, так и, в общем и целом, Смит «раннего периода». Он всегда представал в канонических, готовых образах. Такой образ для экономистов был сформирован «Богатством народов» (с соответствующими точками зрения К. Маркса). А для специалистов по этике и эстетике – «Теорией нравственных чувств».[357] Между тем в «Глазговском» собрании сочинений мыслителя эти произведения составляют примерно половину его общего объема, что никак не может отражать достойного состояния дел в нашем теперешнем смитоведении.[358]

Между тем серьезное освоение интеллектуального наследия Смита на Западе началось еще в конце XIX века. В тот период были найдены и опубликованы рукописи лекционных курсов Смита 1762–1763 гг. по общим вопросам юриспруденции.[359] Большая работа развернулась с начала 1960-х годов, когда стали систематически публиковаться все известные произведения Смита, в том числе не относящиеся непосредственно к экономике. В 1976–1985 гг. вышло 6-томное каноническое «Глазговское издание».[360] Тогда же, с начала 1970-х годов в западной литературе начался процесс переосмысления творческого наследия Смита, не прекращающийся (а на деле даже усиливающийся) и по сей день.

В отечественной литературе до середины 1970-х годов уровень освоения творческого наследия Смита не сильно уступал западным образцам. Это происходило в основном усилиями проф. А. В. Аникина, который написал сначала монографию о Смите в серии «Жизнь замечательных людей»,[361] а затем, в 1971 г., главу в очень популярной и занимательной книге.[362] Некоторые разработки разной степени значимости содержались в статьях и книгах видных историков экономической мысли (проф. В. С. Афанасьева, проф. А. А. Хандруева и др.). Дело в том, что они все-таки работали на стыке истории и теории, потому что советской экономической мысли нужна была «критика буржуазных теорий» и, значит, отличное, до деталей, знание этих последних. Однако потом, прежде всего с середины 1980-х и начала 1990-х годов, наследие Смита стало отходить в наших экономических курсах на обочину теории (в область «чистой» истории экономической мысли). С этого момента, как представляется, его наследие стало постепенно обрастать мифами и домыслами, стало искажаться и отставать от мировых тенденций. Смит начал представать и предстает и поныне в образе этакого экономиста-фритредера, который верит в идеалы свободного рынка и конкуренции, проповедует дух эгоизма, корысти и наживы (особенно как критик «Басни о пчелах» Мандевиля). Пассаж о «невидимой руке рынка» часто трактуется у нас безо всякого знания контекста, а зачастую и простого знания первоисточников. Однако, как отмечал М. Фридман в одной из своих работ, если вы хотите узнать настоящего Смита, то почитайте для начала его историю астрономии.[363]

В этом кратком введении в тему нет смысла пересказывать основные идеи Смита, содержащиеся в очерке. Читатель, с разной степенью образованности, сам найдет для себя в нем что-то полезное. Важно сформулировать основную идею. Этот текст тесно связан с другими работами Смита раннего периода и служит как бы введением в творческую лабораторию мыслителя.[364] Это означает, что открывается путь к новым источникам и новым переводам, которые были бы логически связаны между собой и вписаны в соответствующий исторический (и не только) контекст. Редакторы «Глазговского издания» отмечали, что с позиций сегодняшнего уровня развития науки текст Смита, особенно в специальной его части IV, посвященной непосредственно истории астрономии, изобилует ошибками.[365] Однако ценность его от такого признания не уменьшается.

Важно отметить, во-первых, что «История астрономии» в исполнении Смита – это, по-видимому, первая в истории астрономической науки связная и сознательная попытка изложить эволюцию этой науки, руководствуясь определенным принципом изложения и отбора материала. И это было сделано в период до 1758 г. Первые же систематические истории астрономии, насколько нам известно, начали появляться в Европе лишь со второй половины XIX в.[366] По всей видимости, историки астрономии не особенно знакомы с этим текстом Смита; по крайней мере на страницах отечественных «Историко-астрономических исследований» нам не встретилось упоминаний о нем.

Во-вторых, в очерке Смита с естественнонаучными его взглядами (обусловленными рассмотрением соответствующего предмета) тесно соприкасается философия. Смит трактует последнюю весьма расширительно, как «науку о принципах связи в природе» (II.12, с. 45 по внутренней пагинации), но благодаря этому получается необычное сочетание, своеобразный «стык» двух дисциплин, имеющий эвристическую ценность. Интерес к такой постановке проблемы усиливается и тем, что Смит выступает в первых трех подразделах очерка творческим воспреемником идей Д. Юма. Философия Юма слишком быстро, как мы знаем из истории философии, попала в тень «Критик» И. Канта, а с другой стороны, как бы растворилась в аморфной атмосфере Шотландского Просвещения, с присущим ей сенсуализмом и акцентом на морально-этических проблемах. Между тем, как показывает Смит, идеи Юма имеют и фундаментальное гносеологическое значение (положительное), если перенести их в сферу сознания и истолковывать непрямолинейно.[367] В этой связи, зная место Смита в теоретической политической экономии от Ф. Кенэ до К. Маркса, в традициях российской экономической школы (от М. И. Туган-Барановского до Н. Д. Кондратьева и Е. Е. Слуцкого), можно попробовать выявить ценность идей Юма – Смита в сфере экономической концепции кругооборота экономики (см. ниже). Эта мысль отчасти смыкается с настойчивыми поисками Гегелем «основ физиологии капиталистического общества» именно у Смита, а не у Канта и не у Фихте. Показательно, что этих политико-экономических устремлений Гегеля не понял, по-видимому, ни один из его ближайших учеников и последователей.[368] Метафора «невидимой руки» в этой связи является интереснейшим сюжетом, имеющим прямое отношение и к нашей действительности (II.8). Не случайно ей посвящено на Западе много работ.[369]

Критическая установка Смита в отношении многих авторитетных философов (Р. Декарта, отчасти Аристотеля) тоже представляется сегодня новой и свежей, когда автор очерка как бы сознательно выпадает из традиции, в то же время оставаясь в ней. Это дает ему возможность критически посмотреть на эту традицию со стороны, не связывая себя жесткими обязательствами следовать ей и признавать авторитеты. Такой прием позволит, видимо, в будущем получать некое синтетическое знание, почерпнутое из разных дисциплин и следующее генетическому (а не интегральному) подходу к истории идей.[370] И совсем необязательно, с этой точки зрения, заранее отказываться от поиска метафизики в Юмо-Смитовских построениях. Она вполне может просвечивать сквозь пелену приземленных и в чем-то даже бытовых проблем.

Триада категорий Смита «Изумление – Удивление – Восхищение» в контексте общей мыслительной схемы, следующей из принципа хозяйственного кругооборота

Центральным в теоретическом отношении для нас является подраздел II, в котором Смит оперирует с последовательностью промежуточных событий для заполнения бреши или интервала между тем, что мы видим в реальности (например, на Небе, или в экономике), и тем, что есть у нас в уме, точнее, в воображении (imagination).[371] Эта последовательность трактуется как цепь, в которой каждое звено связано с соседними звеньями жестким соотношением (II.5): каждое следующее обусловлено предыдущим и, в свою очередь, обусловливает последующее.[372] По самому смыслу цепи – быть связующим принципом разнородных явлений – она должна быть замкнута. Воспользуемся конструкцией, уже полученной нами раньше и описанной в ряде работ:[373]

В этой схеме (1) реализован диалектический принцип связи «целей» (правый столбец) и «средств» (средний столбец), а сама она является обобщением структуры типа «Зигзаг». Тот факт, что Смит часто говорит о поиске цепи «невидимых событий» (II.8), означает, что сознание ищет внутри себя оптимальную конфигурацию или «порядок» элементов Х_i. Задача же ученого – эксплицировать эту последовательность в явном виде (что и иллюстрируется Смитом на материале истории астрономии).

Теперь, следуя изложению Смита (в II.6), можем увидеть следующее. Если есть последовательность, приводящая нечто изначально данное X0 – X1 – X0 (1-я строка схемы) к искомому результату X–X (строка n + 1), то получаем такую интерпретацию Смитовых категорий «Удивления», «Изумления» и «Восхищения».

1. «Удивление» Смита. Это разрыв цепи в строках схемы (1), например перескок с 1-й строки сразу на 3-ю или же на более отдаленную строку. Особое значение имеет, конечно, скачок типа (n) → (n + 1). Тогда монотонная последовательность строк (1), (2), (3) и т. д. явным образом нарушается, но в результате образуется единое целое. Таким способом, например, разум избавляется от «дурной бесконечности», требуя для себя смысла и цели даже в том случае, когда их не имеется. Разум осуществляет, стало быть, здесь некоторое «насилие» («violent» Смита) над эмпирическим материалом.

«Удивление от неожиданности» (II.8). Это когда элемент Xi среднего столбца схемы (1) оказывается стоящим именно на данном месте; на этой строке k, а не на какой-то другой (топика схемы). В противном случае единая цепь типа (1) распадается на ряд отдельных цепочек, не связанных друг с другом, и общего единства не достигается. По-прежнему остается брешь.

«Удивление от радости» и «удивление от горя». Они интересны тем, что соответствующая перестановка элементов Xi, как показывает Смит (I.6), не взаимно обратима. Схема (1), стало быть, имеет некоторое направление эволюции. На этом принципе, в частности, может быть основана «праксеология» (в духе Е. Е. Слуцкого) – как учение об оптимальных стратегиях поведения индивидов и систем в практической деятельности.

2. «Изумление» Смита. Это когда вся последовательность (1) → (2) → … → (n) → (n + 1) рассматривается как единое целое, т. е. как пришедшая к замыканию через элемент X–X в результате ряда перестановок элементов. Такая последовательность действительно представляется сознанию как единственная в своем роде, как «самоочевидность», данность самому себе безо всяких дальнейших отсылок и обоснований.[374] Тогда сознание просто созерцает этот порядок и наслаждается этим порядком. «Рынок» в «Богатстве народов», видимо, и был для Смита известным механизмом, приближающим к такому порядку. Но как ученый, он вряд ли мог на этом настаивать, а иногда и делал показательные оговорки (о значении «Навигационного акта», например). В целом важна простота и красота конструкции, которая может изумлять и сама по себе.[375]

3. «Восхищение» Смита. Это когда схему (1) удается найти в исследовании возвышенных предметов (на Небе или в области общечеловеческой морали). Отсюда его увлеченное повествование об отцах-основателях астрономических систем – Гиппархе, Птолемее, Копернике, Ньютоне.

Резюме. Общая логика действия триады Смита заключается в том, чтобы от схемы типа (1) перейти к некой схеме (2), которая была бы такой же по структуре, но с другим набором элементов и расположенных в ином порядке.[376] Сначала деятельность воображения нарушает целостность схемы (1), выбивая из нее некоторые элементы Xi. Затем воображение группирует разрозненные элементы заново, причем в этом переходном процессе получаются наибольшие трудности и несообразности (см. частое употребление Смитом термина «irregularities»). Они связаны не только с трудностями подбора новых подходящих элементов, но и со сложностью начальной схемы (чем длиннее ее история, тем сложнее проводить перегруппировку), а также с длиной переходного периода, в котором высоко значение неуверенности, неустойчивости и неопределенности.[377] И затем – коль скоро найденное вовсе не гарантировано, а часто воспринимается как озарение, – получается новая счастливая комбинация, реализующая схему (2). Здесь сознание испытывает «Изумление». Разумеется, это чувство может быть вызвано и схемой (1), которую, скажем, восприимчивое и наивное еще сознание впервые находит в природе, просто путем наблюдения красот природы и небесных тел (таковы античные системы астрономии).

* * *

Публикуемый ниже текст «Истории астрономии» (с изложением «принципов, которые ведут и направляют философские исследования») был написан Смитом в период до 1758 г.[378] Критически настроенный к своим рукописям Смит перед смертью в 1790 г. сжег их почти все, а эту, тем не менее, оставил. В строгом смысле она представляет собой одну из трех рукописей, посвященных философскому поиску связующих принципов.[379] Она была издана в 1795 г. душеприказчиками Смита и затем неоднократно переиздавалась. В XX в. ее издавали в полном варианте в 1967-м и 1975 гг., потом перепечатывали, в т. ч. в «Глазговском издании», добавив необходимые комментарии и примечания.[380] В настоящем издании перевод сделан по «Глазговскому изданию» (т. III), т. е. фактически, по первому изданию рукописи 1795 г. с необходимыми корректурами.

Текст «Истории астрономии» представляет собой первую (но самую важную) часть триптиха по исследованию философских принципов познания. В подробных примечаниях к тексту перевода мы старались передать, во-первых, современные данные из астрономической науки, насколько это оказалось возможным, во-вторых, прочертить параллели с другими работами Смита, как зрелыми, так и ранними. В этом отношении мы следовали в основном за работой редакторов «Глазговского издания». Текст четко делится на две части. Первая (подразделы I–III) посвящена, собственно, принципам, которые можно осмысливать и обобщать далее (см. выше). Вторая (подраздел IV) посвящена непосредственно истории астрономии вплоть до трудов И. Ньютона.[381]

Серьезное внимание на «Историю астрономии» стали обращать со второй половины 1960-х годов,[382] хотя еще раньше Й. Шумпетер в «Истории экономического анализа» называл этот очерк «жемчужиной в коллекции трудов Смита». Интерес ученых был обусловлен тогда, с одной стороны, новыми тенденциями в философии науки (Т. Кун, И. Лакатос), а с другой – ощущением исчерпанности идейного потенциала в рамках «Богатства народов». В нашей литературе на значение текста указывалось А. В. Аникиным, в частном разговоре – известным современным специалистом по истории экономической мысли И. В. Филатовым (МГУ им. М. В. Ломоносова). Весть о желании издательства «Эксмо» возобновить работу над серией «Антологии экономической мысли» и подготовить второе издание тома А. Смита, в немалой степени, побудила, в конце концов, взяться и выполнить эту работу.

Перевод некоторых терминов в «Истории астрономии» А. Смита[383]

Wonder – изумление

Surprise – удивление

Admiration – восхищение

Sentiments – чувства

Emotion – эмоция

Impression – впечатление

Passion – страсть

Sensations – переживания, ощущения

Grief – горе

Joy – радость

Conceiving – восприятие, постижение

Sorrow – скорбь

Custom – привычка

Habit – обычай

Habitual mood – привычное настроение

Senses – внешние органы чувств; сознание; ощущения (по контексту)

Imagination – воображение, структура мысленных образов

Natural career of the imagination – естественный ход деятельности воображения

Frame of the imagination – структура воображения

Ideas – мысленные образы

Fancy – деятельность фантазии (отличается от воображения)

Mind – разум

Reason – разумное основание

Object – объект

Chain of intermediate events – цепь промежуточных событий

Succession of objects – последовательность объектов

Train of things – последовательность вещей

Train of events – последовательность событий

Constitution of things – порядок вещей

Order of succession – порядок следования последовательности

Coherent chain of things – связная последовательность вещей

Uncertainty – неопределенность

Клюкин П. Н.,

доктор экономических наук, проф. НИУ ВШЭ,

зав. Лабораторией изучения наследия

российских экономистов ИЭ РАН

Принципы, которые ведут и направляют философские исследования; иллюстрируются на примере истории астрономии [написано не позднее 1758 года]

РЕДАКЦИОННОЕ СООБЩЕНИЕ [1795]

Оплакиваемый многочисленными людьми автор этих «Очерков» передал их в руки друзей для надлежащего использования с их стороны; непосредственно перед смертью автор уничтожил многие другие рукописи, которые он считал неподходящими для появления в публичной печати.[384] Когда переданные рукописи были просмотрены, оказалось, что большое число их является частью плана, когда-то составленного автором, желающим дать связанную в единое целое историю гуманитарных наук (liberal sciences) и изящных искусств (elegant arts). Прошло много времени с тех пор, как автор счел необходимым отказаться от этого плана, слишком обширного; части его, однако, хотя и шли по жизни вместе с автором, оставались без внимания последнего до самой смерти. Друзья автора, однако, убедили его в том, что читатель найдет в этих частях то самое счастливое связанное единство, то самое полное и точное выражение и ту самую наглядную иллюстрацию [плана], которые столь заметны в других его работах; и что хотя будет трудно много добавить к широкой известности автора, справедливо приобретенной им благодаря другим его сочинениям, эти рукописи будут читаться с радостью и удовольствием.

Дж. Блэк (Joseph Black)

Дж. Хаттон (James Hutton)

История астрономии[385][386]

[33] (1) Изумление, Удивление и Восхищение[387] – это слова, которые хоть часто и приводят в замешательство, обозначают в нашем языке чувства, которые в некоторых отношениях близки, но все же различаются и в своем значении не совпадают полностью. Нечто новое и единственное в своем роде возбуждает чувство, которое, в строгом смысле, называется Изумлением; нечто неожиданное вызывает чувство Удивления; наконец, нечто величественно большое (great) или прекрасное вызывает чувство Восхищения.

(2) Мы изумляемся всем экстраординарным и редко встречающимся вещам, всем редким явлениям природы, метеорам, кометам, затмениям, всем единственным в своем роде растениям и животным, т. е., резюмируя, всякой вещи, с которой были либо мало знакомы, либо вовсе не были знакомы раньше. Мы испытываем чувство изумления и в том случае, когда заранее предупреждены о том, что увидим.

(3) Мы удивляемся тем вещам, которые видим часто, но которые меньше всего ожидаем встретить именно там, где мы их встречаем. Мы удивляемся внезапному появлению друга, которого видели тысячу раз; но его мы даже ведь и не помышляли встретить там, где на самом деле увидели.

(4) Мы восхищаемся красотой равнин или величием гор, хотя и то и другое мы нередко видели раньше, и хотя перед нашим взором не появляется ничего такого, чего бы мы не ожидали увидеть с четко очерченной определенностью.

(5) Не имеет большого значения, будет ли критика в отношении точного значения этих слов справедливой (just). Я представляю себе, что она справедлива, хотя и сознаю, что лучшие писатели, пишущие на английском, не всегда правильно использовали эти слова в указанном выше толковании. Джон Мильтон [в «Потерянном рае», 1667; 2-е расширенное изд. 1674], при появлении Смерти перед Сатаной, говорит, что

«…виденье разгадать

Желая, изумленный Архивраг

Чудовище бесстрашно созерцал»[388].[389]

Но если эта критика справедлива, то правильно употребленным словом должно быть «изумился» (wonder’d). – Дж. Драйден,[390] при описании сна Ифигении, говорит, что

«Глупость природы отражалась в дурных глазах,

А широко открытый рот испытывал удивление (surprise)».[391]

[34] Однако, то, что Кимон (Cimon) должен был чувствовать при этом событии, это не столько Удивление, сколько Изумление и Восхищение. Все, на чем я настаиваю в данном случае, – что чувства, вызванные чем-то новым, чем-то неожиданным и чем-то величественно большим и прекрасным, являются на самом деле различными, несмотря на то что слова, их обозначающие, часто смешиваются друг с другом. Даже восхищение, вызываемое прекрасным, значительно отличается (как более явственно будет показано ниже) от чувства, вызываемого величием (greatness), хотя у нас есть только одно слово для обозначения обоих.

(6) Когда эти чувства (как и все прочие) вдохновляются одним и тем же объектом, то они взаимно поддерживают и оживляют друг друга. Объект, с которым мы вполне знакомы и который видим каждый день, производит на нас незначительное впечатление, несмотря на свои величие и красоту вместе взятые. Это происходит потому, что восхищение наше не поддерживается ни Изумлением, ни Удивлением. И если бы мы услышали очень подробное описание чудовища, наше Изумление было бы меньше, чем если бы мы просто увидели его; дело в том, что наше предшествующее знание о нем будет в значительной мере уменьшать наше Удивление.

(7) Замысел этого Очерка заключается в том, чтобы подробно рассмотреть природу и причины каждого из этих чувств; их влияние намного больше, чем нам могло бы показаться при невнимательном рассмотрении. Начнем с Удивления.

Раздел IОб эффекте неожиданности, или об удивлении

(1) Когда какой-либо объект, ожидаемый в течение определенного времени или предвидимый, появляется, то какова бы ни была эмоция (emotion), которую он по природе должен вызвать, разум уже, должно быть, подготовлен к этому объекту и в определенной мере уже постиг (conceived) его заранее. Ведь идея объекта, который появляется не сразу, а в течение определенного времени, должна была уже наперед пробудить некоторую степень той же эмоции, которую вызвал бы сам объект. Следовательно, изменение, возникшее благодаря присутствию объекта, производится менее ощутимое, и эмоция или страсть, которую он вызывает, проскальзывает в сердце постепенно и легко, без применения силы, без боли или трудности.[392]

(2) Противоположное всему этому имеет место, когда объект возникает неожиданно; страсть тогда сразу же потоком заполняет сердце и оно – если страсть сильна – быстро охватывается чрезвычайно бурными и судорожными эмоциями, такими, которые иногда могут привести даже к внезапной смерти. Иногда же из-за внезапности экстатического состояния эти эмоции могут настолько рассогласовать (disjoint) всю структуру воображения, что оно никогда после не вернется к прежнему хладнокровию и настроению, а будет впадать то в исступление, то в укоренившееся безумие. И подобное состояние [35] практически всегда вызывает кратковременную потерю разума или же внимания к другим вещам, которого требует ситуация или наш долг.

(3) То, до какой степени мы страшимся влияния более мощных страстей, когда они внезапно затрагивают наш разум, вытекает из предварительных приготовлений, которые считают необходимым сделать все люди, собирающиеся рассказать о чем-то их волнующем другим людям. Кому придет в голову тотчас же сказать другу о невероятном несчастии, которое настигло его, не позаботившись предварительно о том, чтобы поселить в нем неопределенный страх, и затем уже объявить, если можно так выразиться, о злоключении (misfortune), тем самым подготовив и расположив друга к получению известия?

(4) Приступы паники, которые охватывают армии на поле боя или даже целые города при вражеской осаде, которые на время лишают трезвости самые взвешенные и полные решимости умы, – всех их бы не было, если бы не внезапное осознание неожиданной и непредвиденной опасности. Те сильные проявления испуга и ужаса, которые разом поражают целые массы людей, парализуют их способность понимания, сотрясают их сердца агонией непомерного страха, никогда не возникнут в результате предвиденной опасности, какой бы значительной она ни была. Страх хотя и является по своему естеству сильной эмоцией (passion), никогда не достигнет таких чрезвычайных размеров, если не будет разбужен как Изумлением – в силу неопределенной природы опасности, – так и Удивлением – в силу внезапности ее осознания.

(5) Удивление, таким образом, не должно рассматриваться как первоначальная эмоция определенного типа, отличного от других. Мощное и внезапное изменение, производимое в разуме, когда эмоция какого-либо типа неожиданно сотрясает его, составляет в целом природу Удивления.

(6) Удивление является наиболее сильным не тогда, когда разум вдруг сотрясает страсть или даже сильная страсть, а когда она обрушивается на него в момент наиболее неподходящий для восприятия ее. Поэтому самые невыносимые состояния – это Удивление от радости, когда разум погружен в горе, или же, наоборот, Удивление от горя, когда разум окрылен радостью. В таких случаях фатальные изменения будут самыми вероятными. Будет сразу же воспринята не просто сильная страсть, но сильная страсть, прямо противоположная той, которую ранее испытывала душа. Когда груз печали давит на сердце, которое открыто и наполнено радостью и весельем, то кажется, что он не только угнетает сердце и подавляет, но почти раздавливает его и оставляет рубец, совсем так, как действует настоящий вес: последний раздавит тело и оставит на нем вмятины. И наоборот, когда вследствие неожиданной перемены фортуны внезапно возникает, если можно так выразиться, прилив бодрости внутри опечаленного и съежившегося от горя и тоски сердца, то оно внезапно раскрывается и приподнимается с невероятной и неудержимой силой, разрывается от страданий и острейших болей. Последние часто служат причиной обмороков, приступов бреда и иногда немедленной смерти. Поэтому стоит отметить, что хотя горе и является более интенсивной [36] страстью, чем радость (ведь, действительно, все тяжелые переживания кажутся более острыми, чем противоположные им приятные), тем не менее, из двух – Удивления от радости и Удивления от горя, – первое является, все же, более невыносимым, чем второе. Нам повествуют,[393] что после битвы при Тразименском озере римлянка, которой сообщили, что ее сын был убит в бою, сидела и оплакивала свое несчастье; к ней в комнату внезапно вошел ее сын, которому удалось избежать смерти; римлянка-мать вскрикнула и мгновенно от приступа радости испустила дух. Предположим, что произошло противоположное и что посреди семейного торжества сын внезапно замертво упал к ее ногам. Возможно ли, чтобы последствия этого были столь же значительны? Мне кажется, нет. Сердце по своему естеству и природной эластичности тянется к радости; оно покидает себя, стремясь к приятной эмоции, как только объект появляется; кажется, что оно начинает трепетать и делает прыжок навстречу объекту, а страсть со всей силой тотчас завладевает всей душой целиком. Но с горем происходит обратное: сердце отшатывается назад, сопротивляется первым признакам неприятного чувства, поэтому требуется некоторое время, пока меланхолия (а объект – ее причина) не возымеет полное свое действие. Горе наступает медленно и постепенно, и никогда не разрастается сразу до степени агонии, до наступления которой должно пройти какое-то время. Но радость обрушивается на нас словно стремительный поток. Изменение, порожденное Удивлением от радости, является, поэтому, более внезапным, и по этой причине более сильным и способным вызвать более фатальные последствия, чем те, которые вызываются Удивлением от горя. Представляется, что в природе Удивления есть что-то, что больше связано с резким и быстрым порывом (motion) радости, чем с более медленным и тяжелым движением (movement) горя. Большинство людей, которые возьмут на себя труд задуматься, найдут, что они чаще слышали о смерти или душевном поражении людей от внезапной радости, чем от внезапного горя. И все же, согласно природе человеческих дел, именно последнее встречается гораздо чаще первого. Человек может сломать ногу, потерять сына, не имея предупреждения ни об одном из этих событий, но он едва ли может получить порцию везения от фортуны, не имея заранее некоторого представления о том, что должно было произойти.

(7) Не только горе и радость, но и все прочие страсти являются более сильными, когда противолежащие крайние состояния следуют друг за другом. Будет ли какое-либо негодование таким же сильным, как после ссоры любовников; будет ли какая-либо любовь такой же страстной, как после примирения?

(8) Даже объекты органов чувств, служащих для восприятия впечатлений внешнего мира, влияют на нас более живо и глубоко, когда противоположности следуют друг за другом или же располагаются рядом. Умеренное тепло кажется нестерпимой жарой, если мы ощущаем его после сильного холода. Что является горьким, покажется еще более горьким, если мы пробуем его после чего-то очень сладкого; грязно-белое покажется ярким и чистым, если находится рядом с [37] угольно-черным. Короче говоря, яркость каждого ощущения, как и каждого чувства, кажется большей или меньшей соразмерно изменению, производимому впечатлением или от состояния разума, или от органа; но это изменение обязательно должно быть самым значительным при сопоставлении противоположных чувств и ощущений или же когда они, опять же противоположные, следуют друг за другом. В таком случае как чувства, так и ощущения наиболее живые; и эта их исключительная яркость проистекает только из их существования, которое было привнесено в разум или орган в момент, наиболее неподходящий для их восприятия.

(9) Насколько противопоставление контрастирующих чувств повышает их яркость, настолько же сходство тех же ощущений, но следующих друг за другом, делает их более слабыми и бледными. Родитель, который потерял подряд нескольких детей, будет менее затронут смертью последнего, нежели первого, хотя сама по себе потеря будет, несомненно, больше; однако его разум уже погружен в скорбь, и новое несчастие, по-видимому, порождает не что иное как продолжение той же самой меланхолии, и потому никак не может вызвать внезапного приступа горя, какой обычно возникает при первом несчастии. Родитель, будучи в сильном унынии, все же испытывает новое чувство с определенной степенью спокойствия и самообладания, без того отчаяния и возбужденности разума, которую вызывает совершенная новизна несчастья. Тот, кто не был счастлив в своей жизни на всем ее протяжении, зачастую действительно по обыкновению меланхоличен, а иногда раздражителен и ворчлив; и, тем не менее, при каждом новом расстройстве – несмотря на раздраженность и жалобы – он редко оказывается в состоянии вспылить и никогда не подвергается острым приступам гнева и горя, которым в подобных случаях зачастую подвержен удачливый и успешный человек.

(10) Отсюда, в значительной степени, вытекают некоторые последствия обычая и привычки. Хорошо известно, что привычка притупляет яркость как боли, так и удовольствия: умеряет горе, которое мы должны переживать из-за первого, и ослабляет радость, испытываемую нами благодаря второму. Боль поддерживается и без агонии, а удовольствие испытывается и без восторга: потому что привычка и частое повторение какого-либо объекта в итоге приводят к воспитанию и принуждению разума или органа к настроению, становящемуся обычаем; к такой диспозиции ощущений, которая настраивает их на получение впечатлений без резких изменений.

Раздел IIОб изумлении, или об эффектах новизны

(1) Очевидно, что разум получает удовольствие от наблюдения сходств, им открытых, между различными предметами. Посредством [38] таких наблюдений он старается упорядочить и систематизировать все мысленные образы (ideas), свести их в определенные классы и группы. При наблюдении разум выделяет одно конкретное свойство, которое является общим в большом разнообразии предметов, весьма отличных друг от друга в прочих свойствах. Одно обстоятельство, одно свойство может быть достаточным для соединения этих предметов воедино, сведения их в один общий класс и называния их одним общим именем. Таким образом, все вещи (things), наделенные способностью самопроизвольного движения: звери, птицы, рыбы, насекомые, – объединяются в класс под общим именем «Животные». Теперь, прибавляя к ним вещи, которые такой способностью не обладают, но желают ее иметь, получаем более общий класс и соответствующее имя «Субстанция». Таково происхождение тех наборов предметов и мысленных образов (ideas), которые в школах называют Родами и Видами, а также абстрактных и общих имен, используемых во всех языках для называния определенных родов и видов и их выражения в языке.[394]

(2) По мере расширения наших знаний и накопления опыта нам приходится и даже необходимо производить подразделения на роды и виды все дальше и все глубже. Мы наблюдаем все большее число особенностей и частностей в вещах, в целом имеющих между собой значительное сходство. Создавая более подробную классификацию в соответствии с вновь открытыми и открываемыми особенностями, мы не можем более удовлетворяться возможностью приписать предмет к некому отдаленному роду или чересчур обширному классу вещей, со многими из которых данный предмет имеет лишь отдаленное и несовершенное сходство. В самом деле, человек, не сведущий в ботанике, может ожидать, что удовлетворит ваше любопытство, сказав, что данный овощ – это сорняк, или, в более общих терминах, что это растение. Но ботаник никогда не даст и не примет такого ответа. Он разобьет и разделит этот огромный класс предметов на большое число более мелких групп, согласно тем разновидностям, которые ему известны из опыта. Он будет стремиться отнести каждое отдельное растение к некоторому семейству овощей, с другими представителями которого оно будет иметь более близкое сходство, чем со многими другими вещами, относимыми к обширному роду «растений». Ребенку кажется, что дается удовлетворительный ответ, когда он говорит вам, что объект, имя которого ему неизвестно, это вещь; и воображает, что дает вам информацию о чем-то; но на самом деле тем самым лишь удостоверяется, что он относит свое частное впечатление к одному из двух наиболее очевидных и обширных классов объектов. Речь идет о классе реальностей или твердых субстанций (который он называет вещами) (things), или же, наоборот, о классе видимостей, называемых нулевыми сущностями (nothings).[395]

(3) Короче говоря, что бы ни произошло с нами, любой наш опыт мы стремимся отнести к некому роду или классу вещей, с которыми увиденное нами имеет практически полное сходство. И хотя часто о вещах этого рода мы знаем не больше чем [39] об увиденном и испытанном, мы все же склонны грезить (fancy), что если бы смогли отнести новое впечатление к какому-либо классу, то стали бы более осведомленными об этом новом и глубже бы проникли в его природу. Однако когда случается что-нибудь действительно новое и единственное в своем роде (singular), мы чувствуем себя неспособными сделать это. Память не в состоянии, перебирая все свои хранилища, подвести итог и воссоздать (cast up) какой-либо образ, который бы походил на это странное явление.[396] Даже если это наше новое впечатление, как кажется, и имеет в чем-либо сходство со знакомым нам классом и может быть с ним соединено, все же по другим свойствам оно резко отличается от него и от него отделено. А равно оно отделено и от всех прочих известных нам к настоящему времени наборов вещей, с которыми можно было бы его соединить. Такое впечатление стоит особняком в нашем разуме и находится в структуре мысленных образов (imagination) само по себе, отказываясь входить в классификационную группу или как бы то ни было смешиваться с любыми другими группами предметов. Воображение (imagination) и память работают впустую, бесцельно напрягаются, напрасным взглядом оглядывая все свои классы мысленных образов (ideas) для того, чтобы найти подходящий класс. Они бесцельно колеблются и мечутся от мысли к мысли, и мы остаемся в состоянии неопределенности и нерешительности, куда поместить это новое и что о нем думать. Это колебание мыслей и напрасное воспоминание – в сочетании с эмоцией или движением духов,[397] возбужденных воображением и памятью, – конституируют чувство, должным образом именуемое Изумлением, которое сопровождается пристальным осматриванием предмета. Когда мы испытываем Изумление, у нас широко открываются глаза, приостанавливается дыхание, замирает сердце, – все это мы можем наблюдать и у себя, и у других. Изумление проистекает от некоторого нового предмета, а реакция на него – естественные признаки неустойчивой (uncertain) и колеблющейся в нерешительности мысли. «Что это может быть за вещь? На что это похоже?» – такие вопросы мы склонны задавать, испытывая Изумление при виде чего-то совершенно нового и необыкновенного. Если мы можем вспомнить много вещей, которые в точности похожи на наше новое явление, и если они естественным образом приходят нам на ум (imagination), без усилий, как если бы это было их собственное представление, наше Изумление полностью испаряется. Если же мы припоминаем мало похожих вещей, если нам сложно пробудить их к жизни в воображении, тогда наше Изумление, в самом деле, ослабевает, но еще не до конца разрушено. Если же мы ничего не можем вспомнить и находимся в полном замешательстве, тогда Изумление в наибольшей степени вероятно.

(4) С каким любопытством натуралист исследует редкое растение или ископаемое, попавшееся ему на глаза? Он безо всякого замешательства относит исследуемый объект к общему роду растений или ископаемых; но этим он не удовлетворяется, а рассматривает все различные семейства и виды, известные ему на тот момент. Однако он полагает, что этот новый предмет все-таки нельзя отнести ни к одному из них. В структуре мысленных образов (imagination) натуралиста новый предмет стоит отдельно [40] и как бы изолированно от других видов того рода, к которому принадлежит. Натуралист, тем не менее, вникает в детали, чтобы связать новый объект с каким-либо уже известным видом. Иногда ему кажется, что новый предмет можно поместить в эту группу предметов, а иногда – что в другую; натуралист не будет удовлетворен до тех пор, пока не найдет ту группу, с которой предмет имеет сходство по большинству своих свойств. Если натуралист не может найти такую группу, то вместо того чтобы оставить новый предмет в покое и в одиночестве, он расширит огражденное пространство (если можно так выразиться) некоторых видов, дабы освободить место для него. Или же натуралист создаст новый вид специально для этого предмета; назовет его «Игрой Природы» или даст ему какое-нибудь иное название, объясняющее все странности, с которыми сам исследователь не знает что делать. Но ведь хоть к какому-то классу или прочим известным объектам натуралист должен отнести новый предмет. И между ним и вещами этого класса он должен найти сходство или что-то другое – иначе ему не избавиться от Изумления, а вместе с ним и от неопределенности и тревожного любопытства, вызванных единичностью этого нового предмета, его непохожестью на все объекты, наблюдаемые натуралистом прежде.

(5) Единичные и неповторимые объекты, таким образом, вызывают в нас Изумление тогда, когда вследствие своих необычных качеств и уникальности (singular) появления они производят в нас неопределенность относительно того, к какому классу вещей их необходимо отнести. Так, последовательность объектов, следующих друг за другом в необычном порядке или цепи, произведет тот же эффект, хотя бы по отдельности в каждом из элементов, составляющих цепь, и не содержалось ничего необычного.

(6) Когда один знакомый объект появляется после другого, за которым он обычно не следует, то сначала из-за неожиданности это вызывает чувство, должным образом называемое Удивлением; а затем из-за уникальности (singularity) последовательности или же порядка появления вызывается чувство, которое правильно называть Изумлением. Сначала мы удивляемся, чувствуя присутствие предмета в данной последовательности, а уже потом изумляемся тому, как он в ней оказался. Движение кусочка железа по ровной поверхности стола не является чем-то необычным даже для человека, который впервые это видит; но вот кусочек железа начинает безо всякого видимого побуждения двигаться вслед за движением магнита на малом расстоянии от него; созерцание этого процесса не может происходить без самого настоящего Удивления; когда же сиюминутное чувство проходит, человек все еще будет изумлен тому, каким образом движение железа следует за движением магнита, – т. е. той последовательности событий, о которой, исходя из прежнего опыта, он едва ли мог подозревать.

(7)[398] Когда два сколь угодно несхожих между собой объекта наблюдаются часто следующими друг за другом и постоянно предстают нашему сознанию (senses) в определенном порядке, то они до такой степени связываются в нашем представлении, что идея одного как бы сама собой пробуждает и представляет идею другого. Если наблюдение продолжает фиксировать эти объекты следующими друг за другом, как и раньше, то эта связь или, как было названо, ассоциация [41] идей этих объектов все более крепнет, а наша структура мысленных образов (imagination) все более привыкает после мысли (conception) о первом предмете переходить к мысли о втором. Эта привычка (habit) все более приклепывается к нашему сознанию и укореняется. Поскольку мысленные образы (ideas) движутся быстрее, чем внешние объекты, они постоянно бегут впереди последних. И таким образом антиципируется (еще до того как произойдет) каждое событие, которое случается согласно привычному для нас распорядку вещей. Когда, стало быть, объекты следуют друг за другом в том же порядке, в каком привыкли перемещаться идеи в мыслительной структуре воображения (imagination); и в том порядке, в каком они приобретают склонность идти своим чередом, пусть бы даже последовательность их и не была представлена нашему сознанию и не обусловливалась цепочкой внешних событий, – тогда такие объекты все кажутся тесно связанными друг с другом и мысль скользит по ним[399] безо всякого усилия и без прерывания. Последовательность появления объектов совпадает с естественным ходом деятельности воображения. И так как мысленные образы, которые представляют такую последовательность вещей, по-видимому, все взаимно указывают (introduce) друг на друга, то всякая последующая мысль вызывается предшествующей и, в свою очередь, вызывает последующую. Стало быть, когда появляются сами объекты, всякое событие, появившееся последним, кажется, подобным же образом обусловливается предшествующим и вызывает последующее. И так происходит безо всякого прерывания, безо всякой остановки, безо всякой бреши, безо всякого интервала [во времени]. Мысленные образы, пробужденные такой связной цепью вещей, такой последовательностью как будто бы сами собой проплывают через наш разум, не заставляя его напрягаться или прилагать усилия для того, чтобы перейти от одной мысли к другой.

(8) Но если эта привычная связь прерывается, если один или несколько объектов появляются в несколько отличающемся порядке от того, к которому привыкло наше воображение (imagination) и к нему подготовлено, происходит противоположное. Сначала мы испытываем чувство Удивления от неожиданности[400] их нового появления, а когда эта кратковременная эмоция проходит, мы все еще продолжаем изумляться, как же получилось так, что объект или объекты появились в этом именно месте. Воображение более не испытывает привычной легкости перехода от события, произошедшего прежде, к событию, которое наступит после. К такому порядку [вещей] или такой логике последовательности оно не привыкло, и потому испытывает некоторые трудности, наблюдая за ней или исследуя ее. Естественный ход мыслей прерывается и на время останавливается в своем движении, обусловленном переходом от одного события к другому. Два последовательных события кажутся отстоящими друг от друга на определенном расстоянии; воображение стремится соединить их, но они отказываются соединяться в одно целое; оно чувствует (или представляет, что чувствует) нечто вроде бреши или разрыва между ними. Естественным образом воображение впадает в нерешительность, на время останавливается на границе этого интервала; оно стремится [42] найти что-то, что могло бы заполнить эту брешь;[401] что-то, что как мост сможет связать эти кажущиеся до сих пор несвязанными объекты, дабы осуществить переход мысли между ними и сделать его гладким, естественным и легким. Единственное средство для воображения, жаждущего заполнить этот интервал, единственным мостиком, который может, скажем так, сгладить (smooth) переход от одного объекта к другому, – это предположение о существовании цепочки промежуточных, хотя и невидимых (invisible), событий, следующих друг за другом в последовательности, которая похожа на уже привычную нашему воображению, и таким образом могущую связать эти два разъединенных между собой явления.[402] Поэтому, когда мы наблюдаем движение железа, следующее за движением магнита, мы поражаемся и останавливаемся в нерешительности, чувствуя потребность связать эти два явления, следующие друг за другом в такой необычной последовательности. Но если, вслед за Декартом, мы представим некую невидимую субстанцию (invisible effluvia),[403] циркулирующую вокруг одного из объектов и путем повторяющихся импульсов приводящую в движение второй, чтобы и железо двигалось по направлению к магниту, и само следовало за его движением, то мы заполним брешь между двумя явлениями; мы свяжем их неким подобием моста и таким образом избавимся от собственной нерешительности и трудности перехода воображения от одного к другому. То, что железу следует двигаться вслед за магнитом, кажется, согласно данному предположению, в определенной степени соответствующим привычному порядку вещей. Движение в результате импульса – такой вид последовательности явлений, который нам знаком на примере подавляющего числа вещей. Два объекта, столь тесно связанные, более не представляются разъединенными,[404] и воображение гладко и легко перетекает от одного к другому.

(9) Такова природа второго вида Изумления, возникающего от необычной последовательности вещей. Сущность этой эмоции исчерпывается, таким образом, приостановкой деятельности (career) воображения из-за данной необычности, сложностью, которую воображение испытывает при переходе между столь разъединенными предметами, и ощущением чего-то вроде бреши или интервала [времени] между ними. После ясного обнаружения связующей цепи промежуточных событий она, эта эмоция, полностью исчезает. Ибо устраняется то, что ранее мешало гладкому ходу (movement) воображения. Разве изумляется движению декорации в оперном театре тот, кто хоть раз видел механизм, стоящий за кулисами? Однако когда Изумление касается явлений природы, мы редко можем полностью обнаружить такую четкую связующую цепь [событий]. Но даже и изучив некоторые [43] из явлений природы, мы, в самом деле, чувствуем себя словно побывавшими за кулисами, и наше Изумление соответственным образом полностью исчезает. Так, солнечные и лунные затмения, которые когда-то более других явлений, наблюдаемых на небесах, вызывали у человечества ужас и восхищение, теперь, по-видимому, больше не изумляют (wonderful), поскольку человек выяснил их механизм – связующую цепь событий – и присоединил эти явления к привычному ходу вещей. Даже в тех случаях, где наш разум не так преуспел, и то расплывчатые гипотезы Декарта и еще более неопределенные понятия Аристотеля, развитые их последователями, помогли людям наметить некоторую связь между явлениями природы, и таким образом уменьшить свое чувство Изумления (хотя они и не в состоянии разрушить его полностью). Если этим гипотезам и не удалось исчерпывающе заполнить брешь между двумя разрозненными объектами, тем не менее, некоторый свет на скрытый механизм такой связи они пролили, как того люди и желали.

(10) То, что воображение испытывает реальные трудности, переходя от одного события к другому, если те следуют друг за другом в непривычной последовательности, подтверждается многими наглядными примерами. Если оно предпринимает попытки следить за длинным рядом необычных событий сверх определенного промежутка времени, то устает от постоянных усилий, которые затрачиваются на переход от одного объекта к другому. Следуя, таким образом, за развитием последовательности событий, воображение скоро накапливает усталость, и если такая его деятельность осуществляется слишком часто, то это дезорганизует и рассогласовывает (disjoint) всю структуру воображения. Поэтому слишком усердное изучение предмета приводит иногда к бессоннице и помешательству, особенно того, кто кое-чего достиг в жизни и занял в ней определенное место; но слишком поздно начав приучать свой разум к размышлениям и доказательствам в области абстрактных наук, не приучился с известной легкостью исследовать нестандартные последовательности [событий]. Для таких людей каждый шаг доказательства, который представляется искушенному исследователю естественным и простым, требует сильного напряжения мыслительных усилий. Однако подстегиваемые или упрямством, или восхищением от предмета, неискушенные исследователи продолжают заниматься до тех пор, пока не испытывают сначала растерянность, затем головную боль, а после и вовсе начиная сходить с ума. Разве нельзя представить себе совершенно здравомыслящего взрослого человека, с мыслительными привычками, полностью и отчетливо сформировавшимися в нашем мире вещей, который однажды был вдруг перенесен на другую планету, где природа подчиняется совсем другим законам, нежели у нас на Земле? Поскольку ему придется постоянно наблюдать события, которые кажутся в высшей степени дисгармоничными, несообразными (irregular) и беспорядочными, он вскоре почувствует ту же самую растерянность и головную боль, потом так же начнет страдать бессонницей и закончит помешательством. Причем для этого совершенно не нужно, чтобы предметы сами по себе были величественными, интересными или хотя бы просто необычными. Довольно того, чтобы был необычен порядок, в котором они следуют друг за другом. Пусть некто попробует [44] последить хотя бы за игрой в карты и внимательно понаблюдать за каждым шагом игроков, будучи незнаком с карточной игрой и ее правилами, т. е. с законами, которые управляют последовательностью выкладывания карт на стол. Вскоре он почувствует ту самую растерянность и головную боль, которые превратились бы со временем (если бы он следил за игрой днями и месяцами) в бессонницу и помешательство. Но если разум приходит в такое смятение и ввергается в пучину беспорядка (disorder), наблюдая длинные ряды событий, следующих друг за другом в необычной последовательности, то он должен чувствовать некоторую степень того же беспорядка, наблюдая и единичное событие, которое выпадает из привычного хода вещей. Дело в том, что сильное смятение от беспорядка возникает как раз из-за слишком частого повторения таких вот менее значительных неудобств – мелких нарушений привычного порядка вещей.

(11) Не менее очевидно и то, что обусловливает остановку и прерывание в работе воображения как необычность последовательности сама по себе, так и ощущение (notion) интервала [времени] между двумя следующими непосредственно друг за другом объектами, который должен быть заполнен некоторой цепочкой промежуточных событий. Одни и те же порядки последовательностей, которые одним людям кажутся полностью соответствующими естественному порядку вещей и тому, что никакие промежуточные события не требуются, другим людям будут казаться полностью непоследовательными и бессвязными (disjointed) до тех пор, пока не будет сделано предположения о существовании некоторых таких промежуточных событий. И это имеет место по той лишь причине, что такие порядки последовательностей знакомы одним людям и кажутся незнакомыми и странными другим. Когда мы входим в работные дома большинства обычных ремесленников: красильщиков, пивоваров, перегонщиков спирта, мы обнаруживаем множество явлений, которые происходят в последовательности, кажущейся нам очень странной и изумительной (wonderful). Наша мысль не в состоянии следовать ей с легкостью, мы ощущаем интервал или промежуток между каждыми двумя явлениями из числа явлений, составляющих ее; и нам требуется некоторая цепочка промежуточных событий, чтобы заполнить интервал и соединить наблюдаемые явления в одно целое. Но сам ремесленник, который в течение многих лет знаком с последовательностью всех операций в своем виде деятельности (art), никакого такого интервала не ощущает. Ремесленники соглашаются с тем, что традиция сделала естественным ходом их воображения: они больше не горячат свое Изумление. И если ремесленник – не гений своей профессии, способный осознать очень простую мысль, – что вещи, которые понятны ему, могут быть вовсе непонятны для нас, – он скорее будет готов посмеяться над нашим Изумлением, чем с благожелательностью отнестись к нему. Он не в состоянии представить себе, что за основание (occasion) такое существует для любых в принципе соединимых событий, которое бы могло объединить эти явления; явления, которые ведь кажутся ему следующими друг за другом самым естественным образом. В их природе, говорит он, следовать друг за другом в таком порядке, и, соответственно, так все и происходит: явления так именно друг за другом и следуют.[405] Точно так же и хлеб, начиная с самого сотворения мира был привычной (common) [45] пищей для человеческого тела; и люди так долго наблюдали его, каждый день превращающегося в плоть и кости, – которые, в сущности, во всех отношениях так отличны от него, – что у них редко возникает любопытство выяснить, с помощью какой цепочки промежуточных событий было осуществлено это превращение. Дело в том, что благодаря традиции и привычке (custom) переход мысли от одного объекта к другому становится совсем легким и гладким, практически без предположения о наличии такого рода процесса. Философы, которые часто ищут цепь невидимых объектов, чтобы соединить вместе два события, происходящих в последовательности, известной всему миру, и в самом деле делают попытки обнаружить цепь подобного рода между двумя событиями, которые я только что упомянул. Примерно таким же образом они старались – с помощью похожей цепи промежуточных событий – связать тяготение, упругость и даже сцепление природных тел с некоторыми другими их свойствами. Однако все эти свойства представляют собой такие комбинации событий, которые не дают остановиться воображению основной массы человечества: они не вызывают ни Изумления, ни в то же время понимания того, что недостает более строгой связи между ними. Но дело обстоит здесь как с теми звуками, которые большинству людей кажутся воплощением идеального такта и гармонии, но от чуткого уха музыканта не укроется недостаток их и, соответственно, потребность и в более точном ритме, и в более идеальном совпадении звуков. Точно так же пытливый ум философа, проведшего всю свою жизнь в изучении принципов связей в природе, будет часто ощущать интервал между двумя объектами, которые для более невнимательных и неискушенных наблюдателей будут казаться строго состыкованными (conjoined). Уделяя пристальное и длительное внимание всем связям, которые когда-либо были доступны его наблюдению, часто сравнивая их друг с другом, философ, как и музыкант, приобрел, если можно так выразиться, чуткий слух и более тонкое ощущение относительно вещей этой природы. И как для одного эта музыка кажется диссонансом, не достигающим совершенно идеальной гармонии, точно так же для другого эти события представляются друг от друга отделенными и разрозненными, лишенными наиболее строгой и идеальной связи.

(12) Философия – это наука о принципах связи в природе.[406] В результате обширного опыта, доставляемого обычным наблюдением, природа кажется изобилующей событиями, которые происходят поодиночке и вне связи со всем тем, что произошло до них. Эти события, поэтому, расстраивают легкий ход воображения; эти события заставляют мысленные образы (ideas) следовать один за другим посредством, если так можно выразиться, иррегулярных стартов и вылазок; эти события, таким образом, имеют тенденцию до некоторой степени вносить путаницу и аберрации, о которых упоминалось ранее. Философия, обнаруживая невидимые цепочки, которые связывают вместе все эти разрозненные объекты, стремится внести порядок в этот хаос раздражающих и [46] не согласующихся друг с другом явлений. Это делается для того, чтобы смягчить буйство воображения и возвратить его в прежнее состояние (restore), когда оно обследует великие революции вселенной; возвратить его к тому спокойствию и самообладанию, которые и наиболее приятны сами по себе, и наиболее соответствуют его природе. Философия, следовательно, может рассматриваться как одно из тех искусств, которые обращаются к воображению; и чьи теория и история, с этой точки зрения, находятся точно в пределах нашего предмета. Попробуем проследить его от первого появления и вплоть до той вершины совершенства, которой оно, предполагается, должно в настоящее время достичь и которой, в действительности, оно в равной степени должно было достичь почти во все предшествующие времена. Это самое возвышенное среди приятных искусств, и его революции были величайшими, они происходили чаще всех остальных и были самыми выдающимися из тех, что случались в литературно образованном мире. История этого искусства должна быть, поэтому, со всех точек зрения самой занимательной и самой поучительной. Рассмотрим, следовательно, все различные системы природы, которые здесь, в западных частях мира (чья история нам хоть как-то известна),[407] были постепенно усвоены образованными и изобретательными людьми. Оставляя в стороне вопрос об их абсурдности или правдоподобии, их согласии правде и реальности или же несоответствии им, рассмотрим их лишь с конкретной точки зрения, которая относится к нашему предмету. Ограничимся при этом выяснением того, насколько каждая из этих систем приспособлена для отражения истин (sooth)[408] воображения и для того, чтобы сделать театр природы логически связным и оттого более величественным зрелищем, чем он мог бы показаться в противном случае. Сообразно с тем, преуспевали в этом системы природы или же, наоборот, терпели поражение, они постоянно преуспевали или же терпели поражения в приобретении репутации и славы для своих авторов; и это послужит нам красной нитью, способной провести нас через все лабиринты философской истории. Между тем, это послужит подтверждением и того, что отошло в прошлое, и прольет свет на то, что придет после. Ибо мы видим, что, по существу, ни одна система, как бы она ни была хороша и как бы она ни поддерживалась во многих аспектах, все-таки не была в состоянии приобрести всеобщее доверие в мире; ее принципы связей [природы] не были настолько всеобщи, чтобы быть известными всему человечеству. Почему философия химии во все времена медленно ползла во мраке[409] и терпела такое пренебрежительное отношение со стороны большей части человечества, в то время как другие системы, менее полезные и не более благоприятные для опыта, завладели всеобщим восхищением на целые века? Принципы связи в философии химии таковы, что большинство людей не знают о них ничего, они их редко видели и [47] никогда не знакомились с ними. И поэтому эти принципы не в состоянии сгладить (smoothing) людям переход их воображения между любыми двумя, по-видимому, разобщенными объектами. Соли, серы и ртути, кислоты и щелочи суть принципы,[410] которые могут успокоить (smooth) вещи для тех только, кто живет около печи. Но их самые обычные действия покажутся большей части человечества разъединенными, как и любые два события, которые химики соединят вместе с помощью этих принципов. Эти художники, однако, естественным образом объясняли происходящие вещи самим себе, основываясь на принципах, которые, опять же, знали они. Аристотель замечает [в «Метафизике»], что ранние пифагорейцы, которые сначала изучали арифметику, объясняли все вещи через свойства чисел; Цицерон говорит [в «Тускуланских беседах»], что Аристоксен, музыкант, обнаружил природу души в том, чтобы находиться в гармонии. Подобным же образом ученый медик позже создал систему моральной философии, основанную на принципах своего собственного искусства,[411] в котором мудрость и добродетель считались здоровыми состояниями души. Предметом этого искусства были разнообразные пороки и глупости, а также различные болезни; в рамках этого искусства устанавливались причины и симптомы этих болезней; и опять же, в русле медицинского направления предписывался надлежащий метод лечения. Точно так же другие находили параллели между живописью и поэзией, поэзией и музыкой, музыкой и архитектурой, красотой и добродетелью – в общем, всех изобразительных искусств. Это были системы, которые обычно стали обязаны своим появлением напряженным умственным занятиям тех, кто был знаком с одним видом изобразительного искусства, но игнорировал другое; кто, стало быть, объяснял себе феномены из незнакомой области явлениями из знакомой области; и у кого, с этой точки зрения, аналогия (которая у других авторов дает основание только лишь для некоторых искусных подобий явлений) превращается в главный стержень, вокруг которого все вращается.[412]

Раздел IIIО происхождении философии

[48] (1) Еще в первые века формирования общества, до становления права, порядка и охраны от врагов, человечество делало слабые попытки найти те скрытые цепочки событий, которые объединяли, казалось бы, несвязанные между собой явления природы.[413] Дикарь, чьи средства существования зависели от непредвиденных обстоятельств, чья жизнь каждый день подвергалась серьезной опасности, совершенно не имел склонности занимать свое внимание поисками бесполезных истин. Поисками того, что, будучи найденным, кажется, не служило никакой другой цели кроме как рассмотрению театра природы как наиболее цельного внутри себя (connected) зрелища для воображения. Многие из более мелких странностей и несовпадений в ходе вещей, которые постоянно ставили философов в тупик, совершенно ускользали от его внимания. Изумление (amazement) у него вызывали более значительные и чудесные неправильности, чью важность он не мог пропустить. Кометы, затмения, громы и молнии, а также другие природные явления своим величием держали его в благоговейном страхе. И он с глубоким почитанием выказывал им этот страх. Его неопытность и неуверенность в отношении всего того, что им присуще, как-то: каким образом они появились, как они протекают, что происходило до их появления и что будет после них, ввергало его чувства в еще больший испуг и ужас. Однако, как замечал Отец Мальбранш, все наши страсти оправдывают сами себя;[414] т. е. они внушают нам мнения, которые оправдывают их. Поскольку же эти явления вселяли в него страх, он был готов поверить в любые сведения о них; сведения, которые могли в еще более превосходной степени описать эти явления (в качестве объектов ужаса). Например, он мог поверить в то, что эти явления происходят от неких разумных, хотя и невидимых (invisible) причин, месть которых и недовольство дикарь рассматривал или как проявления грозной силы, или же как ее последствия. Подобное представление не только больше остальных подпитывало эту его страсть, но и в наибольшей степени поглощало его внимание. Такое состояние дикаря усугублялось и тем, что подобные трусость и малодушие так естественны для человека в нецивилизованном государстве. Незащищенный законами общества, беззащитный, уязвимый со всех сторон, он чувствовал свою слабость перед любыми событиями и происшествиями (occasions); его сила и безопасность – ничто перед ними.

(2) Однако, не все неправильности природы были из разряда тех, что внушают только страх и ужас. Некоторые их них были замечательно красивыми и приятными. Это такие, которые в ситуации того же самого бессилия ума (как и в прежнем случае) воспринимаются с радостью и любовью, и даже с особой благодарностью; все, что является причиной удовольствия, естественным образом порождает в нас благодарность. Так, [49] ребенок заботится о фрукте, который приятен ему и питает его, но в то же время бьет камень, который ранит его.[415] Понятия дикаря не сильно отличаются от понятий ребенка. Древние афиняне, торжественно и официально порицающие топор, который являлся причиной смерти человека,[416] воздвигали алтари и приносили жертвы радуге. Возможно, подобные желания и чувства относительно указанных событий могут иногда вспыхнуть и в груди самых цивилизованных людей, однако они через некоторое время сменяются осознанием (reflection) того, что не вещи являются их действительным предметом. Но дикарь, чьи понятия следуют лишь за дикой природой и страстью, не будет ждать другого доказательства, что вещь является истинным предметом любого чувства: доказательством является уже то, что она, вещь, волнует и возбуждает его. Почтение и благодарность, порождаемые в дикаре некоторыми явлениями природы, убеждают его в том, что именно эти явления представляют собой настоящие объекты чувств почтения и благодарности; и потому они, по его мнению, исходят от неких разумных существ, которые получают удовольствие от выражения этих чувств. Таким образом, для дикаря всякий объект природы, в достаточной мере значимый по своей красоте или величию, полезности или пагубности для того, чтобы привлечь к себе внимание, и чьи проявления к тому же не обладают совершенной регулярностью, – такой объект представляется действующим по воле и намерению некоторой невидимой (invisible) и расчетливой (designing) силы. Например, море, которое покоится в штиль и вздымается в шторм по благостному желанию Нептуна. Поле дает богатый, сверх ожидаемого, урожай? Это по милости Цереры. Лоза изобилует виноградом? Это щедрость Бахуса. Кто-то посмел отвергнуть эти их подарки? Это вызывает недовольство обиженных богов. Дерево, которое сейчас цветет или увядает, зависит от здоровья или болезни Дриады, которая в нем обитает. Родник, который временами полноводен, а временами скуден в своем течении, который иногда чист и прозрачен, а иногда мутный и беспокойный, находится всегда под влиянием обитающей в нем Наяды. Отсюда и происхождение Политеизма и того вульгарного суеверия, в соответствии с которым все иррегулярные явления природы приписываются благосклонности или недовольству разумных, хотя и невидимых (invisible) существ, – богов, демонов, ведьм, духов и фей. Следует отметить, что во всех политеистических религиях, среди дикарей, так же как и на ранних этапах развития язычества в античности, только эти иррегулярные явления относили к деятельности и воле своих богов. Огонь горит, а вода обновляется, восстанавливая запасы; тяжелые тела падают вниз, а более легкие вещества, согласно их собственной природе, стремятся лететь ввысь; никакого участия невидимой руки Юпитера[417] в этих процессах и материях никогда не было замечено. Однако [50] громы и молнии, бури и солнечный свет, равно как и прочие необычные (irregular) явления приписывали именно его гневу или милости. Человек, единственная сила, способная создавать, с которой дикари были знакомы, никогда не действовала так, чтобы остановить либо изменить ход природных явлений, словно предоставленных самим себе. Те другие разумные существа, которых они рисовали себе в воображении (imagined), но которых не знали, естественно, предполагалось, действовали в той же манере; эти существа не участвовали в поддержке обычного хода событий (которые текли как бы сами собой) таким образом, чтобы остановить, воспрепятствовать или же помешать этому ходу. И потому в первые века существования мира место философии обеспечивалось самым низким и трусливым суеверием.

(3) Однако, когда закон установил порядок и безопасность, а существование прекратило зависеть исключительно от непредвиденных обстоятельств, любопытство человечества стало расти, а страхи уменьшились. Свободное время, которого стало больше, подталкивало людей к более внимательному наблюдению за явлениями природы, к изучению мельчайших странностей и несообразностей; и пробуждало в них большее желание узнать, какова та цепь, что связывает эти явления воедино.[418] То, что такая связующая нить существует между всеми, казалось бы, не связанными друг с другом явлениями, привело людей к необходимости восприятия и, главное, понимания (conceive). А то великодушие и жизнерадостность, которые приобретают все широкие натуры, живя в цивилизованных обществах, где совсем мало поводов чувствовать свою слабость и много причин для осознания своей силы и безопасности, сделали людей менее склонными видеть основную причину связи в невидимых (invisible) существах, порождающих страх и невежество у их необразованных (rude) предков.[419] Счастливцы, чье внимание не особенно занято делами или удовольствием, могут заполнять пустоту своего воображения (не обремененного обычными жизненными хлопотами) не чем иным, как изучением последовательности событий, происходящих вокруг них. Хотя великие явления природы имели место и до них, тем не менее, многие вещи случались в том порядке и в той последовательности, с которыми люди не были знакомы. Их воображение, легко следующее за простотой и очарованием повторяющихся (regular) природных процессов, стопорилось и приводилось в замешательство этим видимым отсутствием связности. Изумление возбуждало этих счастливцев, и, по-видимому, требовало найти определенную цепь промежуточных событий, которые в совокупности с предшествующими событиями могли дать [51] полную и единообразную картину движения Вселенной и мира. Стало быть, именно Изумление, а не какое-то ожидание выгоды (advantage) от своих открытий было для человечества первым принципом, толкнувшим его к изучению Философии; науки, которая претендует на обнаружение скрытых связей, объединяющих все явления природы в единое целое. И философы занимаются этим изучением ради самого этого изучения, ради блага или первоначального удовольствия самих по себе, не имея склонности рассматривать их как средство для получения многих иных удовольствий.[420]

(4) Греция и Греческие колонии в Сицилии, Италии и Малой Азии были первыми странами в западной части земного шара, где общество достигло цивилизованного состояния. Соответственно, здесь же появились первые философы, теории которых, согласно отчетливым описаниям, до нас дошли. Закон и порядок, по-видимому, были утверждены в великих монархических устроениях Азии и Египта задолго до их появления в Греции. И все же учитывая все, что нам известно о халдеях и египтянах, мы оставляем без ответа (мало-мальски претендующего на точность и достоверность) вопрос о том, почему в этих обществах не развивалась философия и что этому мешало. То ли в этих обществах были какие-то более ценные вещи, заслужившие честь называться наукой; то ли потому, что общества эти были проникнуты деспотизмом, который более разрушителен для безопасности и свободного времяпрепровождения, чем сама анархия, – а ведь деспотизм вообще очень распространен и преобладает на Востоке. В любом случае, за неимением подтвержденных источников, затруднительно дать ответ с достаточной степенью полноты.

(5) Греческие колонии оседали среди народов (nations), которые были либо полностью варварскими, либо же совершенно не склонными к военным действиям. Поэтому они, разумеется, вскоре приобрели у них мощный авторитет и в результате стали сильной империей и достигли значительного могущества еще до того, как какое-либо государство из числа местных сообществ преодолело крайнюю нищету. Эта нищета, не оставляя места для явных различий чинов и рангов, с необходимостью сопровождалась беспорядком и плохим управлением, которые проистекали от отсутствия в этих обществах отлаженной (regular) системы соподчинения.[421] Греческие острова, защищенные от вторжений наземных армий с суши, а также с моря (в те времена о военно-морских силах еще практически ничего не знали), казалось, были впереди всего континента по всем видам гражданственности и развития. Их защищенность также была одной из причин высокого уровня их цивилизации. Поэтому первые философы, так же как и первые поэты, были, по-видимому, коренными жителями греческих колоний или же [52] греческих островов. Там родились Гомер, Архилох, Стесихор, Симонид, Сапфо, Анакреон. Фалес и Пифагор, основатели двух самых ранних философских обществ (sects), выросли – один в азиатской колонии, другой на острове; но никто из них не основал свою школу в той стране, в которой родился.[422]

(6) Каковы были системы взглядов этих двух философов в подробностях, были ли их концепции настолько систематизированными, чтобы можно было считать их системами, – этого невозможно определить из-за несовершенства [источников], равно как и из-за неопределенности в отношении всех связанных с ними традиций мысли, которые дошли до нас. Однако школа Пифагора, похоже, продвинулась дальше в изучении принципов связей явлений природы, чем ионические философы. Данные, приведенные Анаксимандром, Анаксименом, Анаксагором, Архелаем, преемниками Фалеса, представляют доктрины мудрецов того времени полными самых запутанных недоразумений. Что-то более приближенное к сложной и упорядоченной системе взглядов можно, по-видимому, усмотреть в дошедших до нас сведениях, касающихся учений Эмпедокла, Архита [Тарентского], Тимея и Окелла Лукана (Ocellus the Lucanian),[423] самых признанных философов итальянской школы.[424] Точки зрения двух последних совпадают весьма значительно: одного с Платоном, другого с Аристотелем. Да и взгляды двух первых, по-видимому, не очень разнятся, из них один был автором учения о Четырех Стихиях, а другой изобретателем Категорий; они, следовательно, могут считаться основателями, один – античной Физики, другой – античной Диалектики. Насколько тесно они были между собой связаны, [53] выяснится позже.[425] Однако именно в школе Сократа – у Платона и Аристотеля – философия впервые получила форму, в которой ее начали, если можно так выразиться, представлять миру для всеобщего ознакомления. Именно от них, стало быть, мы начали узнавать об истории философии во всех подробностях. Все, что было ценного в предшествующих системах и в основном совпадало с их всеобщими принципами, Платон и Аристотель, по-видимому, взяли в свои собственные системы и объединили в них с уже имеющимся материалом. Я не смог обнаружить у них ничего заимствованного из ионической философии. Из школы Пифагора и Платон, и Аристотель, кажется, вывели основные принципы почти всех своих доктрин. Платон, сверх того, видимо, заимствовал что-то и из двух других философских школ. Крайняя неясность выражения, культивируемая в этих школах, кажется, не позволила им достичь какого-либо широкого распространения и авторитета: представители одной из них – Кратил и Гераклит; представители другой – Ксенофан, Парменид, Мелисс и Зенон.[426] Было бы совершенно бесполезной и тщетной попыткой пробовать спасти от забвения систему любого из этих досократических мудрецов. В настоящее время в забвении находятся они все. Впрочем, то, что некоторые принципы у них все-таки были заимствованы, говорит о том, что мы движемся вперед.

(7) Существовала еще одна философская школа, еще раньше Платона, от которой, однако, он был насколько далек, что, кажется, не только не заимствовал у нее что-либо, но, наоборот, имел склонность употребить всю силу своего разума на разоблачение и дискредитацию ее принципов.[427] Речь идет о философии Левкиппа, Демокрита и Протагора,[428] которая, соответственно, подпала под обаяние собственного красноречия, находилась в дремлющем состоянии и оказалась почти забытой на несколько поколений, пока впоследствии не была успешно возрождена Эпикуром.

Раздел IVИстория астрономии

(1) Из всех феноменов природы небесные явления по своему величию и красоте являются наиболее универсальными объектами для любопытства [54] человеческого рода.[429] Даже те, кто изучал небеса самым небрежным образом, обязательно выделяли на них три разных вида объектов: Солнце, Луну и звезды. Эти последние всегда появлялись в одном и том же положении и на одном и том же расстоянии друг от друга. Они каждый день, казалось, вращались вокруг земли параллельными кругами, которые постепенно расширяясь от полюсов к экватору, имели по всем естественно мыслимым признакам черты неподвижности. Как будто огромное количество драгоценных камней было рассыпано на вогнутой стороне Небесного свода, и они каждый день совершали свои обороты по кругу на этом твердом теле. Твердом теле, потому что на лазурном, сине-голубом небе звезды словно бы плывут, сохраняя единство своих видимых движений. Из этого единства без колебаний и заключили, что Небесный свод – это, должно быть, твердое тело, или потолок, наружная стена вселенной, к которой с внутренней стороны были прикреплены все эти маленькие сияющие объекты.

(2) Солнце и Луну, часто изменяющих свое расстояние и положение по отношению к другим небесным телам, уже нельзя было воспринимать в качестве прикрепленных к той же сфере, что и звезды и вместе с ними. Поэтому каждому из светил приписывали их собственную сферу. Это означало, что каждое из них, по предположению, прикреплялось к вогнутой части твердого и прозрачного тела, с помощью которого они и обращаются вокруг земли. Таким образом, в данном случае действительно не было основания для гипотезы о таких сферах, как в случае с Неподвижными Звездами. Ни для Солнца, ни для Луны не наблюдалось такого факта, как сохранение всегда одного и того же расстояния относительно других небесных тел. Однако поскольку движение звезд описывалось гипотезой подобного характера, – чтобы сделать теорию строения неба более единообразной, – стали применять гипотезу сфер и для Луны и Солнца. Сферу Солнца расположили над сферой Луны, потому что Луна во время затмений, очевидно, проходила между Солнцем и Землей. Предполагалось, что каждое из светил вращается по своим собственным законам, и в то же время подвергается влиянию со стороны движения Неподвижных Звезд. Таким образом, Солнце идет по кругу с востока на запад благодаря согласованному движению всей внешней сферы, которая совершает каждодневные обороты, и так происходит чередование дня и ночи. Но в то же время Солнце совершает самостоятельные движения в противоположную сторону, с запада [55] на восток; они обусловливаются его годовым вращением, чем и объясняется постоянный сдвиг положения Солнца относительно Неподвижных Звезд. Это движение было, как они думали, более простым, когда происходило в поперечном направлении, не прямо противоположном движению внешней сферы, которое обусловливало отклонение угла сферы Солнца по отношению к углу отклонения сферы Звезд. Это движение снова и снова порождало наклонение плоскости эклиптики [к плоскости небесного экватора], что вызывало смену сезонов. Луна, будучи расположена под сферой Солнца, во-первых, проходила более короткий путь до захода, и, во-вторых, ее движение меньше затруднялось противоположным движением сферы Неподвижных Звезд, от которой Луна была удалена в большей степени. Она, следовательно, завершала цикл своего движения за более короткий промежуток времени; ей, в отличие от Солнца требовался на это всего лишь месяц вместо года.

(3) При более внимательном изучении звезд некоторые из них оказывались менее постоянными и единообразными в своем движении, нежели остальные; они меняли свое местоположение относительно других небесных тел; иногда они двигались преимущественно на восток, иногда оставались в состоянии неподвижности, а иногда даже двигались на запад. Эти звезды, числом пять, были отделены от остальных и названы Планетами, или блуждающими Звездами, и получили свои имена: Сатурн, Юпитер, Марс, Венера и Меркурий. Как и Солнце с Луной, они, казалось, по большей части повторяли движение Неподвижных Звезд с востока на запад, однако в то же время двигались самостоятельно, в основном с запада на восток. Относительно каждой из них, равно как и для двух больших небесных светил стали считать (по данным восприятия), что они прикреплены с внутренней стороны твердой вогнутой и прозрачной сферы, которая тоже самостоятельно вращается; причем вращается в почти прямо противоположном направлении к вращению внешнего неба, однако же все равно подвергается воздействию этого последнего вращения и ускоряется, ибо оно превосходит вращение этой сферы по своей силе и скорости.

(4) Здесь мы имеем дело с системой концентрических Сфер, первой нормальной (regular) системой в Астрономии, которую увидел мир; ей обучали в итальянской школе еще до того, как Аристотель и два его современника, Евдокс [Книдский] и Каллипп [Кизикский], усовершенствовали ее настолько, что она стала пригодна для восприятия. Несмотря на свою простоту (rude) и незатейливость,[430] система была способна [56] объединить вместе – в структуре воображения – самые крупные и казавшиеся наиболее разъединенными небесные явления. Движения самых видимых объектов на небе, т. е. Солнца, Луны и Неподвижных Звезд благодаря этой гипотезе оказались в достаточной степени связанными друг с другом. Затмения двух великих светил рассчитывались, правда, не так легко, но объяснялись этой античной системой по существу так же несложно, как и современной. Когда эти ранние античные философы давали своим ученикам очень простые объяснения причин столь грозных явлений, это действо покрывалось печатью священнейшей тайны. Дело в том, что таким образом они могли бы избежать ярости людей и не навлекать на себя обвинения в нечестии, считая, что объяснение причин подобных явлений было отобрано ими у богов, а это воспринималось как самое ужасное знамение грядущей мести. Наклон эклиптики [к плоскости небесного экватора], следующая за ним смена сезонов, чередование дня и ночи, а также различная продолжительность дней и ночей в разные сезоны, – все это также довольно четко согласовывалось с античным учением. И если бы на небе не было других видимых (и подлежащих открытию) тел, кроме Солнца, Луны и Неподвижных Звезд, эта старая гипотеза с успехом могла бы выдержать испытание веками и триумфально дожить до самых отдаленных потомков.

(5) Раз эта гипотеза заслужила доверие человечества благодаря своему правдоподобию, она притягивала изумление и восхищение людей; т. е. чувства, которые еще больше укрепляют доверие, потому что воображению были представлены здесь новизна и красота такого взгляда на природу. До того, как эту систему стали изучать в мире, земля трактовалась (как это являлось глазу) в качестве бескрайней, необитаемой и неровной горизонтальной поверхности, в качестве основы и фундамента вселенной, которая окружена со всех сторон океаном, чьи корни, распространяясь повсюду, тянутся через всю бесконечную глубину под ней. Небо рассматривалось как твердая полусфера, которая покрывала землю и сливалась с океаном на краю горизонта. Солнце, Луна и все другие небесные тела вставали на востоке, взбирались вверх по выпуклой части небосвода, и снова опускались в западную часть океана, а оттуда, по неким подземным путям, возвращались на свои первоначальные места на востоке. Нет, это понимание не ограничивалось людьми или, по-другому, поэтами, изображавшими мнения людей: оно разделялось Ксенофаном, основателем философии элеатов, возникшей после ионийских и итальянских школ, и оно было самым ранним из всего, что появилось в Греции. Фалес из Милета также, согласно Аристотелю,[431] был одним из тех, кто, в общем, представлял Землю плавающей по огромному океану воды, и был близок к такому видению мира. Несмотря на то [57] что нам говорили Плутарх и Апулей относительно его астрономических открытий, все они, очевидно, должны были быть сделаны намного позже. Для тех же, кто не имел других идей о природе, кроме как разделять такой сбивчивый взгляд на вещи, появившаяся система должна была выглядеть очень приемлемой. Эта система представляла Землю разделенной на сушу и воду, подвешенной в центре вселенной и автоматически балансирующей саму себя; Земля представлялась окруженной элементами Воздуха и Эфира, и покрытой восьмью блестящими и кристаллическими Сферами, каждая из которых отличалась от других одним или несколькими прекрасными и светящимися небесными телами. Все эти сферы вращались вокруг общего центра, движения сфер разнились, но все были равномерные (equable) и пропорциональные. По-видимому, красота этой системы подсказала Платону[432] некую идею вроде гармонической пропорции, которая должна быть обнаружена в движениях небесных тел и расстояниях между ними. Похоже, она же навеяла ранним пифагорейцам знаменитое изобретение (fancy) Музыки Сфер: необычной и романтической идеи, неплохо соотносящейся с тем восхищением, которое способна вызвать такая блестящая система, запоминающаяся также изяществом новизны.

(6) Каковы бы ни были те недостатки, которые лежали в основе такого взгляда на вещи, все же они такие, с какими первые наблюдатели неба легко могли бы и не встретиться. Если нельзя взаимосвязанным образом описать все движения Пяти Планет, то бо́льшая часть из них с легкостью может быть описана с помощью такого подхода. Дело в том, что эти планеты и все их движения наименее заметны на небосклоне; и бо́льшая часть человечества их вовсе не замечает. И система, единственный недостаток которой кроется в области того, что она описывает, не может быть подобным образом дискредитирована. Если некоторые из этих явлений проявлялись также для Солнца или Луны, которые иногда ускоряли и снова замедляли свое движение, и это плохо соотносилось с теорией, то, во-первых, сей факт не мог быть обнаружен никем, кроме как наиболее внимательными наблюдателями. И, во-вторых, факт этот, стало быть, не мог бы не вызвать у нас изумления, что первооткрыватели, если так можно выразиться, умалчивали о своих прозрениях воображения (imaginations) и уделяли им мало внимания.

(7) Однако, именно ради того, чтобы исправить эти изъяны системы, Евдокс, друг и слушатель [лекций] Платона, посчитал необходимым увеличить число Небесных Сфер. Согласно наблюдениям, каждая Планета двигалась иногда вперед по направлению на восток (что само по себе выглядело необычно), иногда возвращалась назад, а иногда оставалась на месте. Предположение о том, [58] что Сфера Планеты будет по своему желанию иногда, если можно так выразиться, катиться вперед, иногда назад, а иногда не делать ни того, ни другого, противоречит всем естественным представлениям воображения. Последнее с легкостью и удовольствием воспринимает регулярное (regular) и упорядоченное движение, но ощущает себя то и дело остановленным и прерывающимся при попытке понять что-либо столь бессвязное и неопределенное. По своему естеству и желанию оно будет рассматривать прямые или поступательные движения Сферы, но каждый раз будет шокировано и, если можно так выразиться, резко вырвано из своего естественного хода ретроградными и стационарными (stationary) появлениями Планеты. Между Планетой и более привычными движениями Сферы наблюдается брешь, или интервал, и фантазирующая мысль (fancy) чувствует потребность в соединении; она не может заполнить брешь ничем, кроме как с помощью предположения о некоторой цепи промежуточных событий, связующих одно с другим.[433] Гипотеза о наличии других сфер, вращающихся на небесах (помимо тех сфер, в которых закреплены сами светящиеся тела), представляет собой цепь, при посредстве которой Евдокс стремился заполнить эту брешь. Он поместил из этих Сфер четыре над каждой из Пяти Планет: одну, в которой вращалось само светящееся тело, и три другие над ним. Каждая из Сфер имела регулярное (regular), постоянное, но, тем не менее, свое особенное движение, которое передавалось истинной Сфере Планеты, и тем самым новая Сфера являлась причиной разнообразия наблюдаемых в этих телах движений. Одна из таких Сфер, к примеру, характеризовалась колебательным движением[434] и напоминала круглый маятник часов. Когда часы переворачиваются, как Сфера вокруг своей оси, то маятник, также перевернутый, будет продолжать качаться и сообщать какому бы то ни было объекту, находящемуся внутри него, и свои собственные колебания, и круговое движение часов. Так эта колеблющаяся Сфера, будучи вращаема движением Сферы, которая над ней, сообщает Сфере, которая под ней, и круговое, и свое собственное колебательное движение. Одной производятся каждодневные обороты; другой производятся прямые, стационарные и ретроградные появления Планеты; с помощью оборотов, порожденных третьей Сферой, совершается годовой цикл обращения Планеты. Движения всех этих Сфер были, по своей сущности, постоянными и равномерными, такими, на которые воображение могло легко обратить внимание и рассмотреть. Они были связаны друг с другом, в противном случае в Сфере Планеты наблюдалось бы несвязное многообразие движений. Поскольку движения Солнца и Луны были более регулярными (regular), чем движения Пяти Планет, Евдокс поставил в соответствие каждой из них три Сферы [59] и придумал способ (imagined), каким он мог бы связать воедино все многообразие движений, которые можно было бы обнаружить в каждом из светил. Так как движение Неподвижных Звезд является абсолютно регулярным (regular), он посчитал, что для всех них одной Сферы будет достаточно. Поэтому, согласно этому счету, полное число Небесных Сфер доходит до 27. Современник Евдокса Каллипп, будучи немного моложе, обнаружил, что даже этого числа недостаточно для того, чтобы объединить то широкое разнообразие движений, которые он обнаружил в этих телах, и потому увеличил число Сфер до 34.[435] Аристотель, проведя еще более тщательное исследование, выяснил, что даже всех этих Сфер будет недостаточно; поэтому он добавил еще двадцать две, что увеличило общее число Сфер до 56.[436] Позднее наблюдатели все еще открывали новые движения и новые несходства на небесах. Поэтому необходимо было добавлять в систему новые Сферы, и некоторые из них помещать даже над Сферой Неподвижных Звезд. Так, уже в XVI в. Фракасторо[437] посчитал необходимым увеличить число Небесных Сфер до 72. Он был поражен красноречием Платона и Аристотеля, а также правильностью (regularity) и гармонией их системы, прекрасной и совершенной по своей сущности, несмотря на неточное согласование с рядом явлений. Тем самым он стремился возродить и вернуть к жизни античную Астрономию (долгое время уступавшую место Птолемею и Гиппарху.[438] Однако никто в то время уже не расценивал получающееся число чем-то окончательным и достаточным.

(8) Эта система постепенно становилась столь же изощренной и сложной, как и сами явления, хотя она была создана именно для того, чтобы связать эти явления между собой в одну общую картину. Воображение, стало быть, едва ли могло почувствовать облегчение от замешательства, в которое его вгоняли данные явления, все запутывающие и запутывающие положение вещей. По этой причине через определенное (не очень долгое) время после Аристотеля Аполлонием[439] была изобретена другая система, которая впоследствии была усовершенствована Гиппархом, а затем донесена до нас Птолемеем. Это была более искусственная система Эксцентрических Сфер и Эпициклов.

(9) В этой системе, прежде всего, проводится различие между подлинными (real) и [60] видимыми движениями небесных тел. Из-за огромных расстояний эти тела, по наблюдениям, должны были непременно вращаться по кругам, которые концентричны с Земным шаром и друг с другом; но по этой причине нет, стало быть, уверенности, что тела на самом деле (really) вращаются по таким кругам, т. к. если бы это было не так, они все равно показывали бы те же внешние признаки, т. е. те же траектории. Поэтому, исходя из предположения, что Солнце и другие Планеты вращаются по кругам, центры которых далеки от центра Земли, следует, что в процессе обращения небесные тела должны иногда приближаться, а иногда отдаляться от центра Земли. И, соответственно, обитателям Земли должно казаться, что небесные тела движутся быстрее в одном случае и медленнее в другом. Этим философам представлялось (imagined), что они могут оценить и вычислить, очевидно, неравные и непостоянные скорости всех этих тел.

(10) Было сделано предположение о том, что в твердой структуре Сферы каждой из Пяти Планет сформировалась еще одна малая Сфера, названная Эпициклом. Эта сфера вращается вокруг своего центра, в то же самое время она движется вокруг центра Земли вращением большой Сферы, между вогнутыми и выпуклыми сторонами которой она заключена. Мы могли бы себе представить, что малое колесо заключено во внешнем круге большого колеса, и обращается несколько раз вокруг своей оси, пока центр его (малого колеса) перемещается вокруг оси большого колеса. Таким же образом эти философы полагали, что могут представить себе и вычислить ретроградные, т. е. движущиеся назад (с востока на запад), и неподвижные объекты на небе, воплощающие собой самые нестандартные (irregular) явления. Планета, полагали они, прикреплялась к окружности, вращалась вокруг центра этой малой Сферы,[440] в то же самое время она перемещалась вокруг Земли за счет движения большой Сферы. Оборот этой малой Сферы, или Эпицикла, был таким, что когда Планета располагалась в верхней его части, т. е. когда она находилась дальше всего [от наблюдателя] и была наименее доступна для восприятия глазом, она перемещалась в том же самом направлении, в каком перемещался центр Эпицикла, или же Сфера, в которую был заключен Эпицикл. Когда же Планета располагалась в нижней части, т. е. ближе всего [к наблюдателю] и была наиболее доступна для восприятия глазом, то она перемещалась в направлении, противоположном центру Эпицикла. Точно таким же образом как каждая точка в верхней части внешнего круга колеса кареты крутится вперед в том же направлении, что и ось; тогда как каждая точка в нижней части внешнего круга крутится назад в противоположном направлении относительно оси. Следовательно, движения Планеты, если их рассматривать с Земли, кажутся прямыми в верхней части Эпицикла и ретроградными – т. е. направленными в обратную сторону – в нижней. Опять же, если Планета то опускается из верхней части в нижнюю, то, наоборот, поднимается из нижней части в верхнюю, она непременно будет казаться неподвижной (stationary).

[61] (11) Однако, хотя философы и могли, благодаря эксцентриситету большой Сферы, в какой-то мере объединить в общую картину неравные скорости небесных тел, а с помощью обращений малой Сферы – прямые, стационарные и ретроградные появления Планет, трудности все еще оставались. Ни Луна, ни три высших Планеты никогда не появлялись в одной и той же части неба, – ни в периоды наибольшего замедления их движения, ни даже в те периоды, когда, как считалось, они находятся на наибольшем удалении от Земли. Поэтому апогей, т. е. точка наибольшей удаленности от Земли, в Сферах каждого из этих небесных тел должен был обладать самостоятельным движением. Это движение и могло бы переместить апогей последовательно через все различные точки Эклиптики.[441] Философы предполагали, стало быть, что пока большая эксцентрическая Сфера вращается вокруг своего центра в восточном направлении, ее центр тоже вращается вокруг себя (по кругу) в западном направлении, вращается вокруг центра Земли. И поэтому ее апогей перемещается через все различные точки Эклиптики.

(12) Несмотря на то что заступникам данной системы удалось достичь определенной степени единообразия в объяснении действительных (real) направлений Планет, из-за наличия всех этих комбинированных и запутанных кругов они не смогли согласовать (adjust) скорости этих предполагаемых Сфер с некоторыми особенными явлениями. Речь идет, к примеру, о явлении, когда обращение любой из Сфер, если смотреть из ее собственного центра, должно казаться равномерным (equable) и единообразным. Наблюдение из этой центральной точки, – единственной точки, в которой можно правдиво судить о скорости двигающегося по кругу объекта, – все равно свидетельствовало о том, что обращения Сфер являются неправильными (irregular) и непостоянными. Это повергало воображение в смущение и замешательство. Поэтому сторонники системы изобрели для каждой из Сфер новый Круг, названный Уравновешивающим Кругом (Equalizing Circle), из центра которого все эти обращения должны казаться абсолютно равномерными.[442] А именно, философы так отрегулировали скорость этих Сфер, что хотя обращение каждой из них казалось неравномерным (irregular) при рассмотрении его из центра любой из Сфер, в пределах окружности Уравновешивающего Круга, однако, должна была найтись видимая точка следующего свойства. Находясь в ней, наблюдателю должно было казаться, что движения Сфер отсекают равные части Круга в равные промежутки времени, а сама эта точка является центром Уравновешивающего Круга.

(13) По-видимому, не что иное, кроме изобретения Уравновешивающего Круга не может с большей очевидностью продемонстрировать то, насколько покой и безмятежность воображения являются конечной целью философии. Движения небесных тел казались непостоянными и неравномерными, – как по своим скоростям, так и по своим направлениям. Поэтому они были таковы, что повергали воображение в смущение и замешательство всякий раз, когда оно делало попытки эти движения проследить. Изобретение Эксцентрических Сфер, Эпициклов, а также [феномена] обращения центров Эксцентрических Сфер, стремящееся уменьшить это смущение, объединяло несвязанные друг с другом явления, и вносило гармонию и порядок в разумную концепцию [62] движений этих тел. Это удалось, но не полностью; данное изобретение вводило единообразие и логичность в действительные направления [движений небесных тел]. Но скорости этих тел, наблюдаемые из точки – единственной точки, в которой можно правдиво судить о скорости объекта, двигающегося в Уравновешивающем Круге, – т. е. из центра этого Уравновешивающего Круга, в какой-то мере остались столь же непостоянными, как и прежде. Поэтому они все еще продолжали смущать воображение. Разум же от этого смущения чувствовал некоторое облегчение, когда усматривал, что какими бы неравномерными ни казались движения каждой из этих Сфер (рассматриваемые из их центра), в каждой из Сфер, однако, есть точка, из которой их обращение виделось замечательно равномерным и единообразным. И за таким положением дел воображение могло бы следовать с легкостью. Философы перенеслись, в своих фантазиях (fancy), в центры этих воображаемых Кругов и оттуда наслаждались наблюдением всех этих фантастических движений, устроенных в соответствии с гармонией и порядком. Но в качестве заслуженной награды философы получили вот что: эти наблюдения стали, вместе с тем, и окончанием их исследований. Теперь, наконец, они насладились той безмятежностью и покоем, к которым стремились, двигаясь по лабиринтам этой изощренной теории.[443] И теперь же философы созерцали эту самую прекрасную и удивительную часть великого театра природы, столь замечательно устроенную и созданную. Такую совершенную, что они могли с удовольствием и легкостью следить за всеми обращениями [небесных тел] и изменениями, которые в этой системе мироздания происходили.

(14) Системы Концентрических Сфер и Эксцентрических Сфер были, по-видимому, теми двумя системами астрономии, которые пользовались наибольшим доверием и авторитетом в той части античного мира, где люди более всего посвятили себя исследованиям неба. Однако Клеанф[444] и другие философы стоической школы, пришедшие после него, по-видимому, имели свою собственную систему, отличающуюся и от первой, и от второй. Но хотя они заслуженно прославились своими умениями в диалектике, а также чувством спокойствия и возвышенными идеями в сфере морали, эти ученые мужи так и не обрели мало-мальски значимого авторитета знатоков небес. Имена кого-либо из них[445] никогда не упоминались в античных списках великих астрономов и наблюдателей звезд. Они отвергали учение о Твердых Сферах (Solid Spheres) и утверждали, что области неба заполнены жидким эфиром, обладающим слишком податливой природой для того, чтобы своим собственным движением переносить такие невероятно огромные тела, как Солнце, Луна и Пять Планет. Эти тела, поэтому, так же как и Неподвижные Звезды, движутся не в результате воздействия окружающих тел, но имеют каждое в себе самих – и это им даже свойственно – жизненный принцип движения, который отличен от всех остальных. Именно он движет тело с одной, только ему свойственной скоростью и по направлению, только этому телу присущему. Согласно этому внутреннему принципу Неподвижные Звезды [63] обращаются прямо (directly) с востока на запад кругами, параллельными Экватору. Они обращаются, далее, более или менее в соответствии с их расстоянием или близостью к полюсам, а также скоростями, подчиненными правилу пропорциональности в том плане, что каждая из них завершает суточный период обращения за одно и то же время, что-то менее чем за 23 часа и 56 минут. По аналогичному принципу Солнце движется на запад (так как телам на небесах не позволено движение на восток), но с меньшей скоростью, чем Неподвижные Звезды. Оно завершает свой суточный период обращения за 24 часа, и, соответственно, каждый день заходит за них, на небесное расстояние, почти равное тому, которое оно проходит за 4 минуты. Это расстояние равняется почти одному градусу. Кроме того, обращение Солнца не направлено прямо на запад, и оно не является в точности круговым. Но после прохождения точки Летнего Солнцестояния его движение начинает постепенно отклоняться немного к югу; оно появляется на своем меридиане сегодня, но уже немного южнее, чем вчера; а завтра будет еще немного южнее, чем сегодня. И так Солнце продолжает каждый день описывать спираль вокруг Земли, которая постепенно уводит Солнце все южнее и южнее, пока, наконец, им не будет достигнута точка Зимнего Солнцестояния. В этой точке спираль начинает менять свое направление и постепенно, день за днем, смещает Солнце все дальше и дальше к северу, до тех пор, пока оно снова не достигнет точки Летнего Солнцестояния. В той же манере стоики объясняли движения Луны и Пяти Планет, полагая, что каждая из них вращается в сторону запада, но с разными направлениями и разными скоростями, которые к тому же постоянно меняются. Однако, в общем, эти небесные тела, по их мнению, двигались по сферическим линиям, немного наклоненным к Экватору.

(15) Эта система, по-видимому, никогда не пользовалась популярностью. Система Концентрических, так же как и система Эксцентрических Сфер предлагает определенное разумное основание и для постоянства и равномерности движения Неподвижных Звезд, и для разнообразия и неопределенности движения Планет. Каждая из них жалует нам определенную долю связности относительно этих, очевидным образом разрозненных явлений. Но существует другая система, которая не дает подобных оснований. Спросите стоика, почему все Неподвижные Звезды совершают свои ежедневные обращения по кругам, параллельным друг другу? Ведь все эти круги имеют разные диаметры, а сами Звезды – разные скорости, которые подчинены правилу пропорциональности лишь в том плане, что они все завершают свои периоды обращения в одно и то же время, а в течение всего хода обращения сохраняют одинаковое расстояние и местоположение относительно друг друга. Стоик не сможет дать другого ответа, кроме как объяснив этот процесс особенностями природы каждой Звезды или, если так можно выразиться, капризом каждой Звезды,[446] который направляет ее движение по столь специфической траектории. Стоическая система не в состоянии предложить принцип соединения, с помощью которого стоик мог бы в своем воображении соединить в одно целое [64] великое множество гармоничных обращений [небесных тел]. Однако каждая из тех двух систем, выдвигая гипотезу о твердости Небесного свода, позволяет легко это сделать. Стоик в равной степени не в состоянии соединить вместе особенности, которые наблюдаются в движениях других небесных тел. Вот эти особенности: движение небесных тел по спирали; попеременное продвижение с севера на юг и с юга на север; иногда ускоренные, а иногда замедленные движения Солнца и Луны; кроме того, движения Планет с запада на восток (прямые), с востока на запад (ретроградные), и стационарные их появления на небе. Все эти явления не имеют в стоической системе уз единства, оставаясь для стоической фантазии (fancy) столь же разрозненными и внутренне несвязанными, какими они с самого начала представали и воспринимались чувствами. Причем данный процесс происходил еще до того, как философия предприняла попытку осуществить новую расстановку небесных тел, расположить их на разном расстоянии и приписать каждому из них какой-то особенный, но вместе с тем правильный (regular) принцип движения. Еще до того, как философия стремилась систематизировать и расставить небесные тела и небесные явления в порядке, который бы позволил воображению скользить между ними без затруднений и не вызывать замешательства, как между самыми обыкновенными (regular), знакомыми и внутренне связанными явлениями природы.

(16) Такими были системы Астрономии в Древнем мире, которые, по-видимому, были приняты и усвоены большинством. Из них система Эксцентрических Сфер точнее всего согласовывалась с явлениями, наблюдаемыми на небесах. Она не была изобретена до тех пор, пока эти явления не были изучены с достаточной степенью точности и тщательности, на что в совокупности ушло больше ста лет. И она не была полностью осмыслена и усвоена Птолемеем до правления Антонина [Пия],[447] т. е. даже после гораздо более длительного периода наблюдений. Неудивительно поэтому, что эта система была подогнана под значительно большее число явлений, чем любая из двух других систем. Эти системы обрели ясные контуры еще до того, как искомые явления были исследованы с должным вниманием; вниманием, которое могло бы, следовательно, послужить их объединению в одну общую картину. Это объединение явлений в общую картину, однако, могло произойти не только благодаря широкому ви́дению, охвату явлений в целом, чего можно было бы вполне ожидать; но внимание наблюдателей следовало направлять и на изучение явлений во всех подробностях (чего ожидать было в то время нельзя). Эта система, по-видимому, со времен Гиппарха была широко принята теми, кто занимался исключительно изучением неба. Этот астроном первым составил каталог Неподвижных Звезд;[448] высчитал за 600 лет периоды обращения Солнца, Луны и Пяти Планет; выделил на небе области, в которых в течение всего этого периода должно было появиться каждое из тел; установил время затмений Солнца и Луны, а также определенные места на Земле, откуда эти затмения должны быть видны. По мере того как происходившие события с определенной мерой точности (хотя и с меньшей, с высоты достижений последующего развития Астрономии) совпадали с предсказаниями Гиппарха, сделанные им в рамках этой системы вычисления [65] в огромной степени превосходили все, что тогда знал мир. Они подтвердили для всех астрономов и математиков преимущество этой системы над всеми теми, которые были известны ранее.

(17) Однако это ее преимущество казалось убедительным лишь для астрономов и математиков. Дело в том, что вопреки очевидному превосходству этой системы над всеми известными миру в то время, она не была принята ни одной философской школой.

(18) Еще задолго до того времени, когда жил и работал Гиппарх, философы, по-видимому, отошли от изучения природы.[449] Они занимались, главным образом, вопросами этики, риторики и диалектики.[450] Более того. К этому времени всякая философская школа уже завершила свою собственную систему или теорию вселенной, так что ни один аргумент, исходящий от человека, не смог бы побудить их отказаться от своей системы даже частично. Далее, высокомерное и невежественное пренебрежение, с которым философы в то время относились ко всем математикам, к коим они причисляли также и астрономов, – оно тоже, по-видимому, встало на пути глубокого изучения доктрин астрономов и понимания высказываемых ими точек зрения. Ни Цицерон, ни Сенека, довольно часто упоминающие в своих трудах об античных системах астрономии, ни единым словом не обмолвились о системе Гиппарха. Имя Гиппарха невозможно найти в трудах Сенеки. Оно единожды упоминается в сочинениях Цицерона, в письме к Аттику,[451] но без одобрения, и говорит он о Гиппархе как о географе, а не астрономе. Когда Плутарх в своей второй книге, касающейся взглядов философов, перечисляет все античные системы астрономии,[452] он нигде не упоминает эту единственную приемлемую на то время систему. Представляется, что эти три автора общались лишь с философскими сочинениями. Плиний Старший,[453] человек, чья любознательность по праву распространялась на все области познания, в самом деле описывает систему Гиппарха, но нигде не упоминает имени ее автора. Такое Плинию приходится делать нередко; но он делал это безо всякой нотки того наивысшего восхищения, которое Гиппарх справедливо заслужил за свои заслуги. Подобное глубокое игнорирование[454] великих учителей человечества в отношении [66] такой важной области знания их эпохи, времени, в которое они жили сами, является прямо-таки невероятным. И я посчитал, что этот сюжет заслуживает того, чтобы быть отмеченным даже в столь кратком отчете о революционных преобразованиях (revolutions) в философии.

(19) Системы во многих отношениях схожи с машинами.[455] Машина – это небольшая система, которая создана для осуществления, а также для соединения в реальной жизни различных движений и эффектов, задуманных художником. Система же является воображаемой машиной, изобретенной для мысленного соединения этих различных движений и эффектов, которые уже совершены в реальной жизни. Машины, которые были изначально изобретены для совершения каких-либо особенных движений, всегда являются самыми сложными. И последующие поколения художников обычно осознавали, что тех же самых эффектов можно гораздо легче добиться с помощью меньшего числа колес, меньшего числа принципов движения, чем использовалось изначально.[456] По той же причине первые системы всегда наиболее сложны. А конкретная связующая цепь, или принцип, обыкновенно считаются необходимыми для соединения двух, на первый взгляд не связанных между собой явлений. Но затем часто оказывается, что и одного величественного объединяющего принципа оказывается достаточно, чтобы связать воедино все рассогласованные явления, которые имеют место в целом ряде вещей. Сколько колес необходимо для того, чтобы эта воображаемая машина – система Эксцентрических Сфер – продолжала свое движение! Одного такого принципа требует движущееся в западном направлении суточное обращение Небесного свода, стремительность которого несет вместе с собой все остальные небесные тела. Еще одного принципа требуют – причем для каждого из тел – периодические обращения Солнца, Луны и Пяти Планет в восточном направлении. Их по-разному ускоряющиеся и замедляющиеся движения требуют, чтобы эти колеса, или круги, не были концентрическими ни с Небесным сводом, ни друг с другом; это обстоятельство более всего остального, по-видимому, нарушает гармонию вселенной. Ретроградные (т. е. с востока на запад) и стационарные движения Пяти Планет, равно как и крайнее непостоянство движений Луны требуют, для каждого из этих тел, Эпицикла, т. е. еще одного малого колеса, прикрепленного к окружности большого колеса. Это еще больше подрывает единообразие системы. Движение апогея [67] каждого из этих тел требует – опять же в каждом из них – еще одного колеса, для того чтобы нести центры их Эксцентрических Сфер вокруг центра Земли. И получается: хоть эта воображаемая машина, возможно, и была проще и определенно лучше подходила под объяснение явлений, чем система Аристотеля из 56 Планетарных Сфер, но все равно она была слишком сложной и запутанной. В этой ситуации воображение не могло спокойно пребывать в состоянии безмятежности и удовлетворения.

(20) Система сохраняла, однако, авторитет, не теряя своей репутации до тех пор, пока наука была хоть сколько-нибудь почитаема в Древнем мире. После правления Антонина [Пия] и, на самом деле, уже после века Гиппарха, жившего почти за триста лет до Антонина, высокая репутация, которую приобрели ранние философы, так крепко засела в умах человечества, что, казалось, астрономы потеряли надежду когда-либо получить должное признание. Считалось, что вся человеческая мудрость содержалась в сочинениях старых ученых мужей. Единственно возможным способом утвердить и подтвердить авторитет новых астрономов стали сокращения, объяснения или же комментирование старых трудов. Тем самым молодые показывали себя как способных людей, которые, по крайней мере, в состоянии понять высочайшие тайны древних мудрецов. Прокл [Диадох] и Теон [Александрийский] написали комментарии к системе Птолемея,[457] но попытка самим создать новую систему расценивалась бы ими не только как самонадеянность, но и как неуважение к памяти столь досточтимых предшественников.

(21) Распад Римской империи и наряду с ним случившееся несколькими веками позднее низвержение всякого закона и порядка повлекли за собой абсолютное пренебрежение изучением связующих принципов природы. Это изучение может прогрессировать только при наличии досуга и обеспеченности. Оказалось, что когда не стало прежних великих завоевателей и воспитателей человечества, то, по-видимому, Арабский халифат стал первым государством, под властью которого мир приобрел спокойствие, столь необходимое для развития наук. Именно под покровительством богатых и могущественных арабских правителей возрождались и развивались на Востоке античные науки: греческая философия и астрономия. Упорядоченность жизни и спокойствие людей, которые распространяли по всем своим обширным владениям милосердные, умеренные и справедливые правители, возродили любопытство человечества к разысканию связующих принципов природы. Слава греческого и римского учения была еще в памяти людей того времени, что возбудило у них жажду знаний и желание разобраться с этими [68] глубокомысленными предметами, оставленными в трудах столь известных и прославленных мудрецов этих двух народов.

(22) Так, на арабский язык были переведены и позднее с надлежащей тщательностью изучены работы многих греческих философов, в частности Аристотеля, Птолемея, Гиппократа и Галена. При сравнении с сырыми очерками собственного творчества, появившимися к тому времени (а такое творчество, как нам представляется, имеет место в любом месте, где наука только лишь зарождается), арабы легко заметили превосходство греческой мысли. Это с необходимостью привело их к идее воспользоваться системами греческого духа, особенно в области Астрономии. Никогда впоследствии авторитет единожды усвоенной арабами греческой системы так и не был ими оспорен. Несмотря на неслыханную щедрость Аббасидов, второй [после Омейядов] династии арабских халифов [750–1258], которую, как говорят, они проявили при поддержке своих астрономов, обеспечивая их лучшими инструментами и бо́льшим их количеством по сравнению с тем, которое имелось у Птолемея и Гиппарха, все же изучение наук в этой могущественной империи оказалось не на высоте. Оно было либо слишком незрелым, либо слишком резко прервалось в своем историческом последовательном развитии. Это не позволило арабским ученым внести существенные поправки в доктрины античных математиков. Человечество еще не имело достаточно времени для надлежащего ознакомления с античными системами. Поэтому оно не могло не воспринимать их без некоторой степени того изумления (astonishment), которое вызывалось их величием (grandeur) и новизной; новизной особого рода, которая одновременно располагала к себе, ибо содержала новое, и вызывала уважение и авторитет, т. к. была родом из Античности. Люди были все еще слишком очарованы (enslaved) теми системами, чтобы осмелиться от них отойти; но затем нахлынувшее смятение сначала пошатнуло, а затем и перевернуло престол мирных правителей халифата, и оно же изгнало интерес к науке из этой империи. Перед этим, однако, арабским астрономам удалось внести несколько весомых уточнений. С большей точностью, чем когда-либо прежде был измерен угол наклона Эклиптики к экватору. Таблицы Птолемея по мере того, как шло время, а также из-за неточности наблюдений, на которых эти таблицы были основаны, оказывались, в целом, довольно далекими от того, что на самом деле происходило с небесными телами, и от того, что в действительности предсказывал сам Птолемей. Стало быть, назрела необходимость для составления новых таблиц. Это и было, соответственно, сделано по распоряжению халифа Аль-Мамуна,[458] во время правления которого также были проведены первые, известные с начала нашей христианской эры измерения Земли: [69] два арабских астронома на равнине Сеннаар [Сенджар] (Sennaar)[459] провели градусные измерения окружности Земли [между Тигром и Евфратом] и определили длину 1° земного меридиана.[460]

(23) Победоносные армии сарацинов принесли в Испанию не только науку, но и смелость Востока: они принесли с собой таблицы Аль-Мамуна и арабские переводы Птолемея и Аристотеля; так Европа со времен Вавилона во второй раз познакомилась с основами научных знаний о небесных телах. Трактаты Птолемея переводили с арабского на латынь, а перипатетическая философия изучалась Аверроэсом и Авиценной с таким рвением и таким преклонением перед учениями Запада, какое исподволь всегда наблюдалось на Востоке.

(24) Учение о Твердых Сферах (Solid Spheres) изначально создавалось с целью дать физическое обоснование вращений небесных тел в соответствии с системой Концентрических Кругов, с которой это учение легко согласуется. Математики, которые изобрели доктрину Эксцентрических Кругов и Эпициклов, довольствовались демонстрацией того, каким образом явления могут быть связаны друг с другом при условии, что небесные тела вращаются по таким орбитам. В этом случае, по их мнению, достижима определенная степень единообразия и внутренней логической обоснованности при определении траекторий их реального движения. Физические причины движения небесных тел они оставляли для рассмотрения философам; хотя, как видно из некоторых фрагментов сочинений Птолемея, у математиков имелось некоторое общее представление о том, что траектории движения небесных тел объясняются похожей гипотезой. Однако, несмотря на то что система Гиппарха[461] была одобрена и усвоена всеми астрономами и математиками, ни одна философская школа в античности, как уже отмечалось нами выше, не приняла ее. По-видимому, поэтому они и не предприняли ни одной попытки согласовать ее с такого рода гипотезой.

(25) Схоласты, которые сразу же и одновременно получили от арабов философию Аристотеля и астрономию Гиппарха, были поставлены перед необходимостью сопоставить одну с другой и соединить вместе систему вращений по Эксцентрическим Кругам и Эпициклам, с одной стороны, с учением о Твердых Сферах – с другой. Самые разные философы неоднократно пытались это сделать, но среди всех этих попыток только попытка Пурбаха[462] в XV в. была признана самой удачной и получила известность. Хотя его гипотеза является самой простой из всех, [70] разбираться в ней без схемы бессмысленно; но даже при наличии схемы легкодоступной для разума она не становится. Дело в том, что если система Эксцентрических Кругов и Эпициклов с самого начала была слишком сложной и замысловатой задачей для воображения, чтобы оно могло успокоиться на ней с умиротворением и полным удовлетворением, то после прибавления новых сведений она стала еще запутаннее. Весь мир вполне заслуженно аплодировал мастерству (ingenuity) этого философа, который смог столь удачным образом объединить, наконец, эти две казавшиеся несовместимыми системы. Его труды, однако, по-видимому, скорее усилили, нежели уменьшили и свели на нет причины неудовлетворенности, которые ученые начали испытывать вскоре после возникновения системы Птолемея. Так же как и большинство ученых, работавших до него над проблемой по тому же плану, Пурбах усложнил имеющуюся картину, сделал ее еще более запутанной, чем она была ранее.

(26) Сложность данной системы, однако, не была единственной причиной неудовлетворенности, которую весь мир начал высказывать вскоре после Пурбаха. Таблицы Птолемея из-за неточности наблюдений, на которых они были основаны, перестали соответствовать реальной ситуации с небесными телами. И в IX в. во времена Аль-Мамуна были составлены – на основе той же гипотезы – новые таблицы, чтобы исправить ошибочные отклонения прежних таблиц. Но и новые таблицы по прошествии нескольких веков стали бесполезны по схожим причинам. В XIII в. Альфонс Мудрый [Альфонсо X Кастильский], философствующий король Кастилии,[463] счел необходимым отдать распоряжение составить новые таблицы, которые позже будут названы в честь него. Именно он стал широко известен своей дерзновенной и причудливой фразой, суть которой в том, что если бы с ним посоветовались перед созданием Вселенной, он смог бы дать Творцу дельный совет. Его меткое изречение (апофтегма), очевидно, основывалось на неприязни к замысловатой системе Птолемея. К XV в. отклонения таблиц Альфонса от реальности стали столь же ощутимыми и значительными, как это уже бывало с таблицами Птолемея и Аль-Мамуна. Стало очевидно, что хотя система Птолемея, вероятно, и соответствует действительности в главном, все же необходимо вносить в нее поправки. Причем это необходимо сделать еще до того, как применять систему в целях точного соответствия с наблюдаемыми явлениями. Относительно Птолемеевой системы обращений по Эксцентрическим Кругам и Эпициклам (предполагая, что последние вообще существуют) было очевидно, что ее нельзя было оставлять в точности такой, какой ее представлял сам Птолемей. Дело в том, что траектории обращения небесных тел за короткий промежуток времени сильно отклонялись от расчетных данных, вычисленных самым тщательным образом на основании его гипотезы. Таким образом, отчетливо выявилась [71] острая необходимость скорректировать с помощью более тщательных и точных наблюдений как скорости, так и направления всех орбит (wheels) и кругов (circles), входящих в состав гипотезы. Этот процесс начал, соответственно, Пурбах, затем продолжил Региомонтан,[464] ученик, последователь и модернизатор (perfecter) системы Пурбаха. Он скоропостижно скончался, так и не доведя до логического завершения многочисленные проекты по восстановлению старых, открытию и развитию новых наук, что и по сей день заставляет нас глубоко сожалеть о его смерти.

(27) Если убедить мир в том, что существующую систему следует исправить, тогда не так уже сложно сделать и второй шаг – убедить всех, что систему нужно демонтировать. Через некоторое время после смерти Региомонтана таким образом стал размышлять о новой системе Коперник.[465] Эта новая система должна была систематизировать небесные явления более простым и одновременно более точным способом, нежели это сделал Птолемей.

(28) Некоторая неразбериха, которая имела место относительно движения небесных тел (если исходить из старой гипотезы), и натолкнула его, как говорит сам Коперник,[466] на мысль о создании новой системы. Идея заключалась в том, что небесные тела – эти величайшие творения природы – не могут быть лишены долее той гармонии и соразмерности (proportion), которые обнаруживаются даже в ничтожных созданиях природы. Больше всего неудовлетворенности ему доставляло движение Уравновешивающего Круга. Согласно этой концепции,[467] обращения Небесных Сфер описываются как исключительно равномерные; но при наблюдении из точки, отличной от центра этих Сфер, получается фактическая неравномерность в движении последних. Это противоречило наиболее естественной и, в самом деле, фундаментальной идее, которой до настоящего времени придерживались все авторы астрономических систем – Платон, Евдокс [Книдский], Аристотель и даже сами Гиппарх и Птолемей. Идея заключалась в том, что фактическое движение этих прекрасных неземных объектов обязательно должно быть совершенно правильным (regular) и протекать, до некоторой степени, в согласии с воображением, равно как и с тем, как сами объекты даны чувствам. Поэтому Коперник начал рассуждать так: а можно ли, предположив, что небесные тела организованы в другом порядке, нежели в том, в каком их представляли себе Аристотель и Гиппарх, достичь а) искомого единообразия и б) не ставить его в заслугу (bestowed upon)[468] движениям этих тел. В поисках истинной организации небесных тел он изучил все малоизвестные традиции и предания, которые дошли до его современников. Для той же цели он рассматривал любые иные гипотезы (помимо основной), зародившиеся в античном мире. Он вычитал у Плутарха,[469] что некоторые [72] старые пифагорейцы представляли Землю вращающейся вокруг центра Вселенной, наподобие того как колесо вращается вокруг своей оси. А другие ученые того же течения удаляли Землю из центра и представляли ее вращающейся по Эклиптике так, как звезда вращается вокруг центрального огня. Под этим центральным огнем, как предполагал Коперник, они имели в виду Солнце. И хотя здесь он глубоко заблуждался,[470] но, по-видимому, именно под влиянием такого истолкования идеи пифагорейцев он начал искать способ формулировки новой гипотезы с целью соответствия ее небесным явлениям. Предполагаемый авторитет этих древних философов если и не дал Копернику оснований для создания новой системы, то все же, как представляется, по крайней мере, помог ему утвердиться во мнении. Для принятия этого руководящего мнения у ученого, наверное, были в наличии и другие основания (кажется невероятным, что их не было), несмотря на то что сам он утверждал противоположное.

(29) Потом Копернику пришло на ум, что если Земля, по предположению, делает каждый день оборот вокруг своей оси в направлении с запада на восток, то будет казаться, что все небесные тела вращаются в противоположную сторону – с востока на запад. Согласно данной гипотезе суточное обращение тел на небосводе могло быть лишь кажущимся, иллюзорным. Небесный свод, не совершая никакого видимого (sensible) движения, может полностью находиться в покое; в то время как Солнце, Луна и пять других планет также могут покоиться, за исключением присущего им всем вращения на восток по своей собственной траектории. Поэтому Коперник предположил, что Земля вместе с другими планетами вращается вокруг Солнца по орбите, а) внутри которой заключены орбиты Венеры и Меркурия, и б) которая сама, в свою очередь, заключена внутри орбит Марса, Юпитера и Сатурна. Тем самым Копернику удалось согласовать видимое годовое вращение Солнца с прямыми, ретроградными и стационарными появлениями планет, избежав при этом запутанных трудностей теории Эпициклов.[471] Пока, стало быть, Земля фактически совершала оборот вокруг Солнца с одной стороны Небесного свода, казалось, что Солнце оборачивается вокруг Земли с другой его стороны. А пока Земля двигалась вперед по своему годовому курсу, Солнце, казалось, двигалось на восток по присущей ему собственной траектории. Коперник предположил, что ось Земли всегда параллельна самой себе, но не в точности перпендикулярна, а несколько наклонена к плоскости ее орбиты. И соответственно, Земля поворачивается к Солнцу одним полюсом, находясь с одной стороны [73] от него, – и другим полюсом, находясь с другой стороны. Таким способом Копернику удалось объяснить наклон Эклиптики, кажущиеся различными чередующиеся движения Солнца с севера на юг и с юга на север, последовательную смену времен года, а также различную продолжительность дня и ночи в разные времена года.

(30) Если, стало быть, новая гипотеза удачно связала воедино все эти явления (что было возможно ранее и по теории Птолемея), то теперь появились феномены, которые она могла связать друг с другом гораздо лучше. Когда три верхних Планеты находились на небольшом удалении от Солнца, они представлялись всегда наиболее удаленными от Земли, самыми маленькими и наименее доступными глазу; казалось, что они вращаются вперед в прямом направлении и с максимальной скоростью. И, наоборот, когда эти планеты находились напротив Солнца, т. е. на своем меридиане [на юге] около полуночи, они казались самыми близкими к Земле, самыми большими светилами и были наиболее заметны глазу. Казалось, они двигались в обратном направлении, с востока на запад (ретроградное движение). Для того чтобы объяснить эти явления, в системе Птолемея предполагалось, что каждая из этих планет находится в одном случае в верхней части своих нескольких эпициклов, а в другом случае – в нижней части. Но отсюда замечательным образом не вытекает наличие удовлетворительного принципа связи, который мог бы легко привести разум к осознанию. Осознанию того, как Эпициклы этих Планет, сферы которых столь значительно удалены от сферы Солнца, могут зависеть от движения последнего, или, если так можно выразиться, выдерживать свой ритм в зависимости от движения Солнца. Система Коперника с этим затруднением легко справилась, подобно менее сложной машине, которой не требуется прибегать к помощи Эпициклов, чтобы связать воедино сложные явления небес меньшим числом движений и инструментов. Когда верхние Планеты появляются вблизи Солнца, это значит, что они располагаются на той стороне их орбит, которая находится практически напротив Земли и на максимальном удалении от нее; именно поэтому Планеты кажутся самыми маленькими и почти незаметны глазу. Когда же они вращаются в направлении, практически противоположном направлению вращения Земли, то кажется, будто они движутся вперед с двойной скоростью. Точно так же как когда одно судно движется в противоположном направлении относительно другого судна, с этого последнего кажется, будто первое идет со скоростью, равной сумме скоростей обоих суден: со своей скоростью плюс скорость того судна, с которого ведется наблюдение. И наоборот, когда те Планеты находятся напротив Солнца, они по одну сторону с Землей, ближе всего к ней, наиболее заметны глазу и двигаются с ней в одном направлении. Однако поскольку они вращаются вокруг Солнца медленнее, чем Земля, та их неизбежно обгоняет, и они оказываются позади нее; поэтому кажется, будто Планеты вращаются в обратную сторону. Точно так же происходит, когда одно судно идет с меньшей скоростью, чем другое, но в одном и том же направлении. Тогда, наблюдая со второго судна, кажется, будто первое движется в обратную сторону. Похожим образом, опираясь на монотонное годовое вращение Земли, Коперник связал воедино и объяснил прямое и ретроградное движение двух малых Планет, а также стационарные появления всех Пяти Планет.

(31) Наблюдались еще некоторые особенные явления у двух малых [74] Планет, которые лучше соответствовали и объяснялись системой Коперника, и хуже – системой Птолемея. Венера и Меркурий кажутся всегда неустанно следующими за Солнцем, появляясь то с одной, то с другой стороны великого светила. При этом Меркурий почти всегда спрятан в лучах Солнца, а Венера никогда не отклоняется от него больше чем на 48 градусов. В отличие от них, три другие Планеты мы чаще наблюдаем на противоположной стороне Небесного свода, на максимально возможном расстоянии от Солнца. Система Птолемея предполагала, что центры Эпициклов этих двух Планет, Меркурия и Венеры всегда находятся на одной линии с центрами Эпициклов Земли и Солнца. Поэтому она отвечала на данный парадокс следующее. Эти две Планеты появляются вблизи Солнца, находясь либо в верхней, либо в нижней части своих Эпициклов. А на максимальном расстоянии от Солнца мы их видим, стало быть, когда они находятся по боковым сторонам Эпициклов. Однако это соображение никак не объясняло, почему Эпициклы этих двух Планет при наблюдении не подчиняются правилу обращения трех других Планет. В частности, оно не находило разумного основания огромной величине Эпицикла Венеры, стороны которого должны находиться в 48 градусах от Солнца, в то время как центр должен быть вблизи этого светила, и диаметр должен был по идее составлять более четверти (квадранта) всего Большого Круга. Однако ясность, с которой все эти явления без особого труда трактовались с помощью новой гипотезы [Коперника], предполагающей вращение двух малых Планет вокруг Солнца по орбитам, расположенным внутри орбиты Земли, была слишком очевидной для того, чтобы потребовать новых пояснений.

(32) Таким образом, новая картина вещей на данном этапе рассматривала небесные явления гораздо более последовательно и связно, чем это было до сих пор сделано в любой из предшествовавших систем. Достигнуто это было, кроме того, за счет лучшего инструментария (machinery), который отличался простотой, ясностью для ума (intelligible) и изяществом. Дело представлялось так, что Солнце, великое светило Вселенной, размеры которого превышали размеры всех Планет, вместе взятых, неподвижно покоится в центре, озаряя теплом и светом все миры, вращающиеся вокруг него по одной единообразной траектории, с большей или меньшей периодичностью в зависимости от степени удаленности от Солнца. Эта система отбросила факт суточного вращения небосвода, скорость которого, в рамках старой гипотезы, превосходила способности человеческого разума. Она освободила воображение не только от сложной путаницы с Эпициклами, но и от трудностей распознавания (conceiving) двух типов движения, которое в одно и то же время происходило разнонаправленным образом и которым система Птолемея и Аристотеля награждала все Планеты. Я имею в виду суточное движение в западном направлении и периодические обращения на восток. Признание обращения Земли вокруг своей собственной оси избавило нас от необходимости предполагать первое; второе же было легко распознать само по себе. Согласно всем другим системам взглядов Пять Планет представлялись в качестве объектов особого рода, непохожих на любые другие объекты, к которым привыкло наше воображение. Когда же предположили, [75] что эти Планеты вращаются вместе с Землей вокруг Солнца, их естественным образом сочли схожими с Землей: они представлялись обитаемыми, непроницаемыми, и освещенными лишь солнечными лучами. Новая теория, следовательно, поместила их в один ряд с другими вещами того же рода, объектами, которые из всех более всего нам знакомы; тем самым она развеяла страх и неуверенность (uncertainty), которые порождались странностью этих объектов и уникальностью, единственной в своем роде, их появления на небе. Более того, теперь картина вещей более соответствовала великой цели Философии и могла дать лучший ответ.

(33) Однако, не только лишь красота и простота[472] данной системы делали ее столь привлекательной для воображения. Новизна и неожиданность того нового взгляда на природу, который она открыла человеческой фантазии (fancy), пробудили больше изумления и удивления, чем самые странные из явлений, которые эта система была призвана сделать ясными и понятными. Такие чувства вызывали еще большее восхищение новой системой. Ибо, хотя великая цель Философии и заключается в том, чтобы успокоить то самое Изумление, которое возбуждают необычные или на первый взгляд несвязанные между собой явления природы, она все же никогда не достигает такого триумфа, как в те моменты, когда чтобы связать воедино несколько, казалось бы, в отдельности незначительных фактов, она создает, если так можно выразиться, иной порядок вещей, в действительности более естественный, проще обозримый для воображения, но и более новый, более идущий вразрез с общепринятым мнением и ожиданием, чем любые из явлений самих по себе, подлежащих связи. И как мы видим на данном примере, для того чтобы связать в одну цепь некоторые кажущиеся нерегулярности в движении Планет, – этих самых незначительных объектов на небосводе, настолько незначительных, что большинству людей ни разу не представится случая заметить их в течение всей своей долгой жизни,[473] – Философия, если воспользоваться образным языком Тихо Браге, сдвинула Землю с места, остановила вращение Небесного свода, заставила Солнце замереть и полностью низвергла старый порядок во всей Вселенной.[474]

(34) Таковы были преимущества новой гипотезы, как они представлялись автору, когда он впервые изобрел ее. Любовь к парадоксам, столь естественная для ученых, удовольствие, которое они так часто находят в упоении новизной своих предполагаемых открытий, а также изумление (amazement) человечества, – все это, безусловно, могло сыграть свою решающую роль в том, что Коперник (несмотря на возражения, высказанные нам одним из его учеников) принял данную систему взглядов. И все же, когда Коперник закончил свой [76] трактат «О вращениях небесных сфер»[475] и начал хладнокровно рассуждать, до какой степени странное учение он собирался представить миру, то настолько испугался направленных против него предрассудков человечества, что принял крайне непростое для философа (по роду воздержания) решение не высказываться. Он положил свой трактат в стол на 30 долгих лет.[476] Наконец, на склоне лет Коперник оторвал труд от себя, передал его ученикам,[477] однако умер во время его печатания и еще до того, как трактат увидел свет.[478]

(35) Когда труд вышел в свет, он вызвал почти всеобщее осуждение, как со стороны людей образованных, так и со стороны невежд. Естественные предубеждения рассудка (sense), подкрепленные образованием, слишком сильно властвовали и над теми, и над другими, чтобы они могли провести серьезный анализ трактата и дать ему объективную оценку. Лишь несколько последователей Коперника, которым он сам преподавал свою систему, восприняли ее с должным почтением и восторгом. Один из них, Рейнгольд,[479] составил на основе данной гипотезы новые астрономические таблицы. Они были более обширные и точные по сравнению с теми, которые были включены в трактат «О вращениях небесных сфер», ибо Коперник все же допустил некоторые ошибки в расчетах.[480] Вскоре выяснилось, что новые таблицы, названные «Прусскими таблицами», более точно отражали небесные явления, чем Альфонсовы таблицы. Сей факт должен был естественным образом сформировать предубеждение в пользу усердия и скрупулезной точности Коперника в его наблюдениях неба. Но, казалось, ничто не свидетельствовало в пользу его гипотезы; дело в том, что те же самые наблюдения и результаты тех же самых вычислений могли быть вписаны в систему Птолемея, причем без внесения в нее существенных корректив. Прочие же незначительные коррективы Птолемей сам предвидел, и о необходимости их учитывать сам предупреждал. В итоге предубеждение сформировалось в пользу обоих систем, и ученые начали интересоваться новой гипотезой Коперника, уделяя ей некоторое внимание. Гипотеза Коперника позволяла выполнять вычисления самыми простыми методами, и на ее основе получались наиболее точные предсказания. Высшая степень стройности и связности, которыми система Коперника наделяла небесные явления, простота и единообразие, вносимые ею в изучение наблюдаемых направлений и скоростей движения Планет, вскоре расположили многих астрономов сначала [77] поддержать, а затем и полностью принять эту систему. Эта система, следовательно, очень удачно связала воедино самые необычные и разрозненные объекты из числа тех, которые занимали мысли астрономов. Никакая другая вещь не может так явно продемонстрировать ту легкость, с которой ученые перестают слепо доверять (evidence) своим ощущениям, чтобы сохранить стройность и связность идей, существующих в их воображении, чем та готовность, с которой многие искуснейшие астрономы смирились с этим наиболее кричащим парадоксом во всей философии. Это было сделано даже несмотря на несовместимость гипотезы Коперника со всеми существующими на тот момент системами физики и огромное количество других обоснованных возражений, для которых картина вещей в том виде, в каком ее оставил Коперник, была вполне уязвима.

(36) Не стоит изумляться тому, что система Коперника была принята только астрономами.[481] Ученые во всех других областях знания продолжали относиться к ней с тем же пренебрежением, что и невежды. Даже среди астрономов не было единства в ее оценке. Многие из них отвергали это учение, поскольку оно не только противоречило господствующей системе Натурфилософии, но и, по-видимому, наталкивалось сразу на несколько трудностей, если рассматривать его с чисто астрономической точки зрения.

(37) Часть возражений против тезиса о движении Земли, проистекающих из предубеждений, основанных на чувственном опыте, защитники системы и в самом деле преодолели без особого труда. Они показали, что Земля в действительности может находиться в движении, хотя ее обитателям будет казаться, что она неподвижна. А Солнце и Неподвижные Звезды могут на самом деле находиться в состоянии покоя, хотя с Земли они будут казаться движущимися, – подобно тому, как судно,[482] плывущее по спокойному морю, кажется неподвижным для тех, кто на нем находится. И в то же время объекты, мимо которых проходит Земля, будут казаться движущимися, несмотря на то что в действительности они покоятся.

(38) Были, однако, и другие возражения, основанные на тех же естественных предубеждениях, но их оказалось сложнее преодолеть. Земля всегда представлялась сознанию (senses) не только как объект, находящийся в покое, но и как объект инертный, массивный, противный всякому движению. Человеческое воображение привыкло воспринимать Землю именно такой, и ему доставляло большие страдания резко принудительно и даже под грузом обязательств воспринимать ее, в соответствии с системой Коперника, как быстро движущийся объект.[483] Для того чтобы их возражения было сложнее опровергнуть, противники гипотезы Коперника [78] постарались рассчитать максимальную скорость движения Земли. Для этого они взяли высчитанную на то время длину окружности Земли (более 23 тысяч миль). Теперь, если Земля, по предположению, должна каждые сутки обращаться вокруг своей оси, каждая точка ее вблизи экватора должна в сутки проходить более 23 тысяч миль. Следовательно, она должна двигаться со скоростью примерно тысяча миль в час, или около 16 миль в минуту, т. е. быстрее полета пушечного ядра и даже быстрее скорости распространения звука. Такая скорость орбитального периодического движения Земли представляется разуму еще более невероятной (violent), чем ее суточное обращение вокруг своей оси. Как, поэтому, воображение вообще может воспринимать столь массивное тело (Землю), наделенное и самым естественным образом движущееся с такой огромной скоростью? Перипатетическая философия, единственная в то время распространенная по всему миру философия,[484] еще более способствовала укреплению этого предубеждения. Эта философия по вполне естественным, хотя, возможно, и лишенным почвы основаниям подразделяла все движения на естественные и насильственные. Естественными считались те движения, которые проистекали из врожденных (innate) свойств вещей (например, падение камня). Насильственными считались движения, вызванные внешней силой и в некоторой степени противные естественной природе тел. Примером таких движений может служить движение камня вверх путем подбрасывания или же его горизонтальное движение. Перипатетики считали, что насильственное движение не может быть продолжительным; оно постоянно ослабляется естественной природой тела и, в конце концов, вскоре сводится ею на нет. Естественным движением Земли, как это с очевидностью представлялось наблюдателям во всех ее частях, было движение вниз, по прямой линии к центру. Тогда как естественным движением огня и воздуха было, наоборот, движение вверх, по прямой линии от центра Земли. Движение по кругу считалось естественным только для небес. Поэтому ни предполагаемое обращение Земли вокруг своей оси (своего центра), ни ее движение вокруг Солнца не могли считаться естественными движениями. Следовательно, их следовало бы признать насильственными, а, соответственно, они не могли быть в таком случае продолжительными. Тщетно Коперник объяснял в ответ,[485] что сила тяжести (земного притяжения) есть, возможно, не что иное, как стремление различных частей одной и той же планеты к взаимному объединению. Что это стремление, вероятно, имеет место и в частях других планет, совершенно так же как и на Земле. Что объединять и скреплять части планеты может довольно хорошо именно круговое движение. Что круговое движение, возможно, в равной мере естественно и для всей планеты Земля в целом, и для ее отдельных частей. Что противники его сами говорят, что круговое движение является естественным для небес, а тогда они [небесные тела], ежедневно обращаясь вокруг Земли, должны были бы двигаться с бесконечно большей скоростью, чем даже та, которой он, Коперник, наделил Землю. Что если бы такое движение было естественным для Земли, [79] Земля все равно казалась бы людям на ней находящейся в покое, а все предметы на ней и все части планеты – устремленными по прямой к центру, точно так же, как кажется теперь. Но ответ этот, каким бы удовлетворительным он нам сегодня ни казался, не представлялся таковым – да и не мог представляться – современникам Коперника. Допуская деление движений на естественные и насильственные, Коперник основывал свои суждения на таком же незнании принципов механики, как и его противники. Действительно, согласно системам Аристотеля и Гиппарха небесные тела должны были совершать суточное движение с бесконечно большей скоростью, чем даже та ужасающая скорость, которой Коперник наделил Землю. Однако в то же время Аристотелю и Гиппарху небесные тела представлялись объектами совершенно иного рода, нежели те, которые были известны людям и находились на поверхности Земли. Поэтому в отношении таких малознакомых объектов, движущихся с большими скоростями, гораздо легче было осознать и принять гипотезу естественного движения (каким бы это движение ни было), чем для объектов, хорошо знакомых человеку. Кроме того, небесные тела никогда не являлись [непосредственно] нашим чувствам движущимися по-другому или с меньшей скоростью, чем так, как это представляли нам указанные системы взглядов. Стало быть, наше воображение едва ли могло почувствовать трудности в представлении небесных тел со стороны наших же чувств, которым эти тела еще до того были вполне знакомы. Однако когда Планеты стали рассматриваться как другие многочисленные Земли, все довольно значительно изменилось. Воображение привыкло рассматривать такого рода объекты скорее как покоящиеся, нежели как находящиеся в движении, и считало это естественным. И представление об их природной инертности препятствовало и мешало ходу воображения, если можно так выразиться, стреножило его полет всякий раз, когда оно пыталось воспринимать небесные тела как нечто, движущееся своими периодическими курсами и маршрутами, а на самом деле беспрестанно летящими по небесным пространствам с такой неослабной и интенсивной быстротой.

(39) Первые последователи Коперника не были более удачливы в своих ответах и на некоторые другие возражения; эти возражения, правда, тоже основывались на незнании законов движения, но при этом были связаны с повсеместно преобладающим способом восприятия вещей ученым миром того времени.

(40) Говорилось, что если бы Земля вращалась с запада на восток так быстро, с востока на запад дул бы непрестанный ветер – более сильный, чем при самых мощных ураганах; камень, брошенный в западном направлении, улетал бы гораздо дальше, чем тот же камень, брошенный с той же силой, но на восток. Все предметы, брошенные в направлении, противоположном движению Земли, пролетали бы над земной поверхностью гораздо больший ее участок, нежели те предметы, которые были брошены с той же скоростью, но в направлении движения Земли. Говорилось также, что шар или мяч, брошенные с мачты парусного судна, падают не точно у основания мачты, а немного позади него. Точно так же камень, брошенный с высокой башни, не упал бы (если бы Земля двигалась) ровно у основания башни, а упал бы к западу от нее, потому что во время его падения Землю из-под него унесло бы в восточном направлении. Забавно видеть, насколько утонченные уловки и [80] метафизические ухищрения использовали сторонники Коперника для того, чтобы избавиться от этого возражения. Это возражение было, в общем-то, совершенно неопровержимым до появления учения Галилея о сложном движении.[486] Последователи Коперника допускали, что шар, брошенный с мачты парусного судна, падает не у ее основания, а несколько позади нее. Потому что шар, как они говорили, не является частью судна, и потому что движение судна не является естественным ни для него самого, ни для шара. Камень же является частью земли, а суточное и годовое обращение Земли является для нее естественным, а, следовательно, является естественным и для каждой части Земли, стало быть, и для камня как такой части. Поэтому камень, движущийся естественным образом точно так же, как и вся Земля, падает аккурат у подножия башни. Однако такой ответ не мог удовлетворить воображение, которое все же сталкивалось с трудностью понимания того, каким образом эти движения могут быть естественными для Земли. Или же каким образом тело, данное чувствам всегда как инертное, массивное, противное всякому движению, может естественным образом столь быстро вращаться с такой пронзительной быстротой и вокруг своей оси, и вокруг Солнца. Тихо Браге, кроме того, – на основе принципов все той же перипатетической философии, на которую опирались и противники системы Коперника, и ее сторонники, – выдвигал следующее возражение. Даже если предположить, что любое такое движение будет естественным для всей Земли целиком, все же камень, будучи отделен от нее, уже не в состоянии будет затронут этим движением. Конечность, отрезанная от тела животного, перестает участвовать в движениях, которые были естественными для животного как целого. Ветка, отрезанная от ствола дерева, перестает расти, т. е. перестает участвовать в растительном движении, характерном для целого дерева. Даже металлы, минералы и камни, выкопанные из недр земли, перестают участвовать в движении [Земли], т. е. в тех процессах, благодаря которым они появляются и увеличиваются в объеме и которые естественны для них в их исходном состоянии. Суточное и годовое движение Земли, следовательно, является естественным для металлов, минералов и камней, пока они находятся в ее недрах; и оно перестает быть таковым, как только эти полезные ископаемые отделяются от земли.

(41) Тихо Браге,[487] который буквально воскресил науку о небесных телах, потратил жизнь и состояние на развитие астрономии.[488] Его наблюдения были и более многочисленными, и более точными, чем наблюдения всех предшествующих астрономов. Однако он тоже находился под влиянием описанного возражения против системы Коперника. Поэтому хотя Тихо Браге никогда и не упоминал о системе Коперника иначе как с большим восхищением, адресованным ее автору, тем не менее, он никогда не испытывал побуждения принять эту систему: все его астрономические наблюдения, однако, все же говорили в ее пользу. Эти наблюдения демонстрировали, что Венера [81] и Меркурий находились иногда выше, а иногда ниже Солнца; и, следовательно, именно Солнце, а не Земля было центром их периодических обращений. Эти наблюдения показывали, что Марс, находясь на своем меридиане (в зените) в полночь, оказывался ближе к Земле, чем Земля была к Солнцу. Хотя когда Марс находился в соединении с Солнцем и был вблизи него, он оказывался гораздо дальше от Земли, чем наше светило – Солнце. Открытие этого феномена – вещь, совершенно несовместимая с системой Птолемея, согласно которой именно Солнце, а не Земля является центром периодических обращений Марса, равно как Венеры и Меркурия. Этот феномен свидетельствовал, что Земля находится между орбитами Марса и Венеры. Наблюдения Тихо Браге показывали, что тот же факт, возможно, верен и относительно Юпитера и Сатурна, – что эти планеты тоже вращаются вокруг Солнца, и что, следовательно, Солнце если и не является центром всей Вселенной, то, по меньшей мере, является центром [нашей] планетарной системы. Наблюдения доказывали, сверх того, что кометы летают выше Луны, причем движутся они по небу во всевозможных направлениях. Этот факт противоречил гипотезе о Твердых Сферах Аристотеля и Пурбаха и, следовательно, переворачивал, по крайней мере, физическую часть общепринятой на то время астрономии.

(42) Все эти наблюдения, в сочетании с неприятием системы и, возможно, некоторой завистью к славе Коперника (несмотря на известное великодушие характера) подсказали Тихо Браге мысль о том, чтобы выдвинуть новую гипотезу.[489] Согласно этой гипотезе, Земля по-прежнему, как и по старым воззрениям, оставалась неподвижным центром Вселенной. Вокруг нее ежедневно с востока на запад обращался Небесный свод, увлекая за собой – в силу некоторого таинственного свойства – Солнце, Луну и Пять Планет. И это несмотря на то, что данные небесные тела находятся на огромном [друг от друга] расстоянии, и несмотря на то, что между ними нет ничего, кроме чрезвычайно подвижного и легкого эфира. Однако, хотя все эти семь тел, стало быть, подчинялись законам суточного обращения Небесного свода, каждое из них, как и в прежней системе, вращалось и отдельно, периодически и в восточном направлении. Вследствие этого они каждый день в большей или меньшей степени скрывались от нашего взора Небесным сводом, т. к. частично оказывались позади него. Солнце было центром периодических обращений Пяти Планет, Земля – центром периодических обращений Солнца и Луны. Пять Планет следовали за Солнцем в его периодическом обращении вокруг Земли; и они же, в свою очередь, следовали за Небесным сводом в его суточном вращении (rotation). Есть орбиты трех высших Планет, внутри которых находится орбита Земли и которые показывают траектории движения этих Планет вокруг Солнца. Каждая из них имеет свой Эпицикл, для того чтобы связать воедино (тем же способом, что и в системе Птолемея) прямые, ретроградные и стационарные появления этих Планет на небе. Несмотря на огромные расстояния между Планетами, они следуют за Солнцем в его периодическом обращении вокруг Земли, и поскольку это так, то находясь всегда на одинаковом расстоянии от [82] Солнца, Планеты неизбежно подлетают гораздо ближе к Земле, когда находятся напротив Солнца, чем когда находятся в соединении с ним. Марс, ближайшая из Планет, находясь на своем меридиане (в зените) в полночь, заходит внутрь орбиты, по которой Солнце движется вокруг Земли; и, следовательно, Марс оказывается ближе к Земле, чем Земля к Солнцу. [Точки] появления двух низших Планет описывались в системе Тихо Браге так же, как в системе Коперника, и, следовательно, не требовали понятия Эпициклов как связующего их элемента. Окружности, которые описывали Пять Планет в своих периодических обращениях вокруг Солнца, равно как и окружности, описываемые Солнцем и Луной в их обращении вокруг Земли, представляли собой – и в старой, и в новой системе – Эксцентрические Сферы. Это связывало в единую картину разное ускорение в движении Планет, а также их замедленное движение.

(43) Такова была система Тихо Браге, составленная, очевидно, из систем Птолемея и Коперника. Она была удачнее системы Птолемея в отношении объяснения движения двух низших Планет. Но она же была сложнее Птолемеевой, т. к. предполагала различные обращения всех Пяти Планет, совершаемых вокруг двух разных центров – суточного обращения вокруг Земли, и периодического обращения вокруг Солнца. И она была сложнее и запутаннее системы Коперника, причем во всех отношениях. Человечеству, действительно, было сложно воспринимать Землю как движущееся тело, и эта сложность долго мешала людям принять более прекрасную систему, нежели систему Тихо Браге. Можно сказать, что те, кто смотрел только на небо и рассуждал только о небе, предпочитали систему Коперника, потому что она удачно связывала воедино и объясняла все небесные явления. Те же, кто смотрел на Землю, приняли сторону Тихо Браге, который, оставив Землю покоиться в центре Вселенной, заставлял воображение испытывать гораздо меньшие сложности (из-за нарушения привычного хода мысли), чем это делал Коперник. Ученые того времени, в самом деле, чувствовали запутанность и многие несообразности системы Тихо Браге. Например, отсутствие объяснения того, почему Солнце, Луна и Пять Планет должны следовать вращению Небесного свода; или того, почему Пять Планет, несмотря на огромную отдаленность трех высших, должны подчиняться периодическому движению Солнца и следовать за ним; или того, почему Земля, находящаяся между орбитами Марса и Венеры, должна оставаться неподвижной в центре Небесного свода и никогда не поддаваться влиянию сил, заставляющих обращаться вокруг Солнца небесные тела, которые, во-первых, гораздо больше по размеру, чем Земля, и которые, во-вторых, располагаются по всем сторонам от нее. Тихо Браге умер, не объяснив до конца свою систему. Его авторитет был высок и его так почитали, что это склоняло многих ученых к вере в то, что проживи он дольше, он бы сумел связать воедино и объяснить многие несвязности своей системы. И раскрыл бы методы приспособления ее к некоторым другим [противоречащим ей] явлениям (чего не смог сделать ни один из его последователей).

(44) Возражение, на котором особенно настаивал Тихо Браге в отношении системы Коперника, связанное с [83] природой движения, было, в конце концов, полностью снято Галилеем. Однако это произошло уже лет через тридцать после смерти Тихо и лет через сто после смерти Коперника. Это произошло тогда, когда Галилей объяснил природу сложного движения, показал (как с точки зрения разума, так и с точки зрения физического эксперимента), что мяч, падающий с мачты парусного судна, должен упасть точно к ее подножию, и представил это учение – с помощью многих других примеров – как довольно хорошо знакомое воображению. Тем самым он опроверг, возможно, самое главное возражение, выдвинутое против гипотезы Коперника.

(45) Тем же философом были устранены и некоторые другие сложности в астрономии, препятствующие объяснению нового положения вещей. После того, как центр мира у Коперника сместился с Земли на Солнце и он заключил, что Земля и все Планеты вращаются вокруг Солнца, все-таки пришлось оставить Луну вращаться вокруг Земли, как и раньше. Однако тот факт, что ни одного примера такой вторичной Планеты на небесах обнаружено не было, заставлял, по-видимому, астрономов полагать, что в системе продолжает оставаться неправильность (irregularity). Галилей, который первым применил телескопы в астрономии,[490] открыл и исследовал с их помощью спутники Юпитера. Эти спутники, вращаясь вокруг данной Планеты, в то же время перемещались вместе с ней по орбите вокруг или Земли, или Солнца. Это открытие навело на мысль, что нет противоречия с такой вот аналогией природы: Луна тоже может вращаться вокруг Земли, одновременно сопровождая ее во время обращения Земли вокруг Солнца.

(46) Копернику выдвигалось и другое возражение. Если Венера и Меркурий вращаются вокруг Солнца по орбите, заключенной внутри орбиты Земли, то они должны проходить такие же фазы движения, что и Луна. А именно, они должны показывать Земле временами свои затемненные, а временами – освещенные стороны, и иногда половину одной стороны и половину другой. Он отвечал, что они, несомненно, это делают, но их малые размеры и большое расстояние от Земли не позволяют нам воспринимать такие их движения. Столь смелое и отважное утверждение Коперника в дальнейшем было подтверждено Галилеем.[491] Его телескопы вполне четко показывали фазы Венеры, тем самым демонстрируя с большей очевидностью, чем раньше (и даже чем [84] исследования Тихо Браге), обращение этих двух Планет вокруг Солнца, так же как и к настоящему времени потерявшая вес система Птолемея.

(47) Моря и горы, которые Галилей открыл (или представил себе, что открыл) на Луне с помощью того же инструмента – телескопа, рассматривая эту Планету как похожую во всех отношениях на Землю, по-видимому, навели его на мысль о следующей уместной аналогии природы. Подобно тому, как Луна вращается вокруг Земли, так и Земля должна вращаться вокруг Солнца.

(48) Пятна, которые Галилей тем же способом открыл на Солнце, указали ему – своим собственным движением – на то, что Солнце вращается вокруг собственной оси. Это, в свою очередь, натолкнуло Галилея на мысль, что не совсем уж невероятно, что и Земля, небесное тело гораздо меньших размеров, нежели Солнце, должно обращаться вокруг своей оси аналогичным образом.

(49) Последующие исследования с помощью телескопов позволили обнаружить на каждой из Пяти Планет пятна, довольно похожие на те, которые Галилей наблюдал на Луне. Этот факт, по-видимому, демонстрировал то, что Коперник только гипотетически предполагал, а именно: что Планеты по своей природе были темными небесными телами, освещались только лучами Солнца, были обитаемыми, с разнообразными морями и горами, и во всех остальных отношениях вполне походили на Землю; так в систему Коперника добавлялась еще одна степень правдоподобия. Кроме того, обнаружение факта, что каждая из Планет вращается вокруг своей оси и в то же время совершает обороты либо вокруг Земли, либо вокруг Солнца, наводило на мысль о следующей аналогии природы, которая, по-видимому, была недалека от реальности. Земля, похожая во всех аспектах на эти Пять Планет, должна, как и они, вращаться и вокруг своей оси, одновременно совершая периодическое движение вокруг Солнца.

(50) Пока в Италии несчастный Галилей вносил столь многочисленные уточнения и поправки в систему Коперника, делая ее более правдоподобной, в Германии жил и работал другой философ, который пытался убедиться в ее истинности, скорректировать ее и тем самым улучшить. Это был Кеплер.[492] Обладая великим гением, совершенно другого стиля, чем Галилей, он не имел такого порядка в мыслях и таких методов, какими обладал Галилей. Но Кеплер обладал, как и все его земляки, завидным трудолюбием и старанием, занимаясь со страстью обнаружением пропорций и родственных связей между различными элементами и частями природы. Этим, в общем-то, обычным делом всех философов он увлекался, по-видимому, до чрезвычайности сильно и много. Мёстлин[493] познакомил Кеплера с системой Коперника. И первым любопытством Кеплера, как он сам говорил, было понимание того, почему насчитывалось всего шесть Планет, включая Землю; почему они находились на столь неодинаковых (irregular) расстояниях от Солнца; и существовала ли какая-то единая пропорция между несколькими столь различными расстояниями Планет от Солнца и временем, необходимым для их обращения по периодам. Он полагал, что до тех пор пока не будет найдено некоторое разумное основание или пропорция такого рода, [85] система не будет полностью логически стройной.[494] В первую очередь он стремился найти такие пропорции в соотношениях чисел и фигурах на плоскости; затем он перешел к исследованию твердых тел правильной геометрической формы и, наконец, искал требуемые соотношения в музыкальных делениях Октавы. Какую бы науку ни изучал Кеплер, он, казалось, всегда испытывал удовлетворение, когда находил некоторую аналогию между ней и системой устройства вселенной.[495] Поэтому он по очереди изучал арифметику и музыку, планиметрию и стереометрию. Изучал для того, чтобы они показали ему устройство Сферы, изучением которой он и был преимущественно занят, в силу основной своей профессии. Тихо Браге, которому он подарил одну из своих книг [ «Тайну мироздания», 1596], хоть и не мог ни в каком виде одобрить его систему, все же был в восторге от гения Кеплера и неутомимого усердия в осуществлении крайне трудоемких вычислений. Этот щедрый и величественный датчанин пригласил мало известного и бедствующего Кеплера к себе жить,[496] и сразу по приезде поделился с ним своими наблюдениями касательно Марса, приведением в порядок и систематизацией которых в то время занимались его ученики. Сравнивая эти наблюдения одно с другим, Кеплер обнаружил, что орбита Марса не является правильной окружностью; что один из ее диаметров был немного больше других; и что окружность приближается к овалу или эллипсу, внутри одного из фокусов которого располагается Солнце. Он также обнаружил, что движение Планеты не было равномерным (equable); оно оказывалось самым быстрым при максимальном приближении Планеты к Солнцу и самым медленным при наибольшем удалении ее от Солнца; таким образом, скорость Планеты постоянно менялась в зависимости от приближения к Солнцу или, соответственно, удаления от него. Исследования Тихо Браге открыли для Кеплера, хотя и не с такой степенью очевидности, что такое положение вещей характерно и для других Планет; что их орбиты также эллиптические, и что движение этих Планет, в самом деле, ускорялось при приближении к Солнцу и замедлялось при удалении от него. Эти исследования позволили Кеплеру понять также, что такое положение вещей применимо и к Солнцу, если предположить, что оно вращается вокруг Земли; и, соответственно, применимо к Земле, если предположить, что она вращается вокруг Солнца.[497]

(51) Фундаментальной идеей, на которой были построены все астрономические гипотезы, за исключением гипотезы стоиков об иррегулярном движении небесных тел, было представление о том, что движение всех небесных тел осуществляется по правильным окружностям. [86] Круг как фигура с одинаковой повсюду степенью кривизны был из всех криволинейных фигур самой простой и самой доступной для восприятия.[498] Поэтому как только стало очевидным, что небесные тела не движутся по прямым линиям, бездеятельное воображение нашло наиболее приемлемым и легким выходом для себя предположение о том, что движения Планет можно представлять в виде обращений их по совершенным (perfect) окружностям. Согласно этой точке зрения, круговое движение определялось как наиболее совершенное из всех движений, как идеальное движение, которое в наибольшей степени достойно таких прекрасных и божественных объектов, как небесные тела. И следуя такому взгляду на вещи, многие различные системы взглядов на астрономию часто и впустую пытались приспособиться к соответствующему появлению Планет на небе, как будто бы они и в самом деле двигались по правильным окружностям.

(52) Другой фундаментальной идеей для всех основателей астрономических систем – по той же причине и в той же манере – являлась идея о том, что движение всех небесных тел равномерно. Дело в том, что заниматься равномерным движением воображению было легче, нежели движением, которое все время то ускоряется, то замедляется. Всякое непостоянство, таким образом, расценивалось как недостойное тел, обращающихся на небе, и могло бы подойти лишь для низших и подлунных (земных) вещей. В том, что касается Планет, вычисления Кеплера опровергли оба этих естественных предубеждения воображения: они разрушили их круговые орбиты и ввели в эти последние типы реального движения Планет, а именно неравномерного движения и движения, которое не описывает правильную окружность и не требует [гипотезы] уравновешивающего круга (equalizing circle). Однако в той системе, которую Коперник изобрел изначально, движение Планет представлялось, как он сам нас уверяет, совершенно равномерным даже без помощи уравновешивающего круга.[499] Поскольку, стало быть, вычисления Кеплера перевернули все те представления, которые Коперник в основном принимал во внимание при создании своей системы, то для нас неудивительно следующее. Эти вычисления (по крайней мере, на первый взгляд) скорее запутали дело и поставили под сомнение новую систему, нежели улучшили ее.

(53) Верно, что с помощью эллиптических орбит и неравномерных движений Планет Кеплер освободил систему от путаницы с этими малыми Эпициклами. Их Копернику приходилось в системе оставлять, дабы связать кажущиеся ускоренными и замедленными движения Планет с их предполагаемыми реальными равномерными траекториями движения.[500] Примечательно, что хотя представления Коперника об орбитах Планет основывались на идее огромных Эпициклов Гиппарха (а в этом и заключалось главное превосходство его системы над системами древних астрономов), он все же умышленно вынужден был отказаться, до некоторой [87] степени, от этого преимущества. Он хотел, используя некоторое число малых Эпициклов, связать воедино эти кажущиеся неправильности (irregularities). В самом деле, его Эпициклы, как и те неправильности, ради которых он вообще ввел Эпициклы, были крайне малы, и воображение первых последователей Коперника, казалось, едва замечало их. Последователи, соответственно, либо вообще не обращали на них внимания, либо же ограничивались недостаточными наблюдениями. Ни Галилей, ни Гассенди – два самых ярых защитника системы Коперника – не упомянули о них. И было вообще не похоже, чтобы кто-то всерьез задумался о том, что в системе Коперника есть такое понятие, как Эпициклы. Так было до тех пор, пока Кеплер не стал – в целях доказательства своих эллиптических орбит – настойчиво утверждать, что одно и то же тело Планеты (согласно Копернику) должно находиться в двух различных местах на окружности того самого круга, центр которого описывает Эпицикл.

(54) Также верно, что эллипс является наиболее простой и ясной для восприятия кривой линией из всех линий такого рода после круга. Кроме того, верно и то, что хотя Кеплер и изымал на основании наблюдений за движением Планет самые простые соотношения, например идею равномерности движения, он не отбрасывал их полностью, а установил правило, согласно которому скорость обращения постоянно меняется. Гении ведь так любят аналогии: когда они должны отказаться от одного, стоит ожидать, что они обязательно заменят это отброшенное чем-то другим и заполнят пустое пространство. Однако, несмотря на все эти оговорки, несмотря на то что система Кеплера лучше подтверждалась наблюдениями, чем любая другая прежняя система, все же привязанность к равномерному движению и круговым орбитам Планет была сильной. Она была такой сильной, что некоторое время казалось, будто эта система вообще крайне часто недооценивалась учеными (ей не занимались), и в то же время практически полностью ее игнорировали философы. Даже астрономы ее особенно не жаловали.[501]

(55) Гассенди,[502] который заявил о себе в научном мире в последние дни жизни Кеплера и который сам был неплохим астрономом, по-видимому, заслужил в самом деле высокую оценку за свое усердие и точность в применении наблюдений Тихо Браге к системе Коперника. Но Гассенди, вероятно, не понимал важности тех изменений, которые Кеплер внес в эту систему. Свидетельством тому являются крайне редкие упоминания об этих изменениях в рамках целого собрания объемистых своих сочинений по астрономии. Декарт, современник и конкурент Гассенди, по-видимому, и вовсе не обратил на них никакого внимания. Но Декарт создал свою Теорию Неба[503] и вовсе без каких-либо ссылок на эти изменения Кеплера. Даже те из астрономов, кто в результате серьезного [88] изучения убедились в правильности и справедливости корректур Кеплера, были по-прежнему так очарованы идеей круговых орбит и равномерного движения небесных тел, что пытались соединить его систему с древними системами, имеющими естественные, от природы им данные, но все-таки предубеждения. Так, Уорд[504] пытался доказать, что хотя Планеты и движутся по эллиптическим орбитам (одним из фокусов которых является Солнце), а их скорости на эллиптической кривой постоянно изменяются, то все же если умозрительно продлить луч от центра любой из орбит до фокуса другой, проведя его через периодическое движение Планеты, он бы всякий раз за равные промежутки времени образовывал равные углы. И, следовательно, луч отсекал бы равные участки (portions) того круга, фокусом которого был тот, другой, фокус. Стало быть, наблюдателю, помещенному в этот фокус, движение Планеты представлялось бы полностью круговым и совершенно равномерным. Короче говоря, точно таким же, как это предусматривалось концепцией Уравновешивающего Круга у Птолемея и Гиппарха. Тогда Буйо,[505] осудив и пересмотрев гипотезу Уорда, изобрел другую гипотезу – того же рода, только еще более причудливую и своеобразную. Согласно идеям этого астронома, Планеты всегда вращаются по окружностям; поскольку круг является наиболее совершенной фигурой из всех, то невозможно, чтобы траектории орбит Планет имели бы другую форму. Однако ни одна из Планет не движется по одной и той же круговой орбите. Они постоянно переходят с одной круговой орбиты на другую в процессе каждого периода обращения, посредством бесконечного числа кругов. Дело в том, что эллипс, как утверждал Буйо, есть лишь косое сечение (сечение под углом) конуса, а внутри конуса между двух вершин (vertices) эллипса существует бесконечное число кругов. Из бесконечно малых частей этих кругов и состоит эллиптическая кривая. Стало быть, Планета, которая движется по этой кривой, осуществляет движение в каждой точке в пределах бесконечно малой части какого-то определенного круга. Более того, движение каждой Планеты, согласно концепции Буйо, должно быть с необходимостью (и по тем же основаниям) абсолютно равномерным. Равномерное движение является ведь наиболее совершенным из всех типов движения. Оно не может, следовательно, осуществляться, пусть и равномерно, но по эллиптической кривой. Оно может происходить лишь в пределах любой из окружностей, параллельной основанию того конуса, сечением (section) которого была сформирована эта эллиптическая кривая. Поскольку, если луч, продленный от Планеты до любого из этих образовавшихся кругов, продолжить затем в направлении периодического движения Планеты, то он снова отсек бы за равные промежутки времени равные участки (portions) данного круга. Получается опять Уравновешивающий Круг, еще более фантастический, чем раньше, потому что он не основан на каких-либо иных соображениях, кроме поверхностной (frivolous) связи [89] между конусом и эллипсом. Появление подобных идей обусловливалось не чем иным, как естественной одержимостью круговыми орбитами и равномерными движениями. Концепцию Буйо можно рассматривать в этой связи как последнее проявление такого рода страсти. Она может также служить в качестве иллюстрации силы принципа, который был способен до такой степени обязывать скрупулезного наблюдателя и большого творца-модификатора (improver) Теории Неба придерживаться столь странной гипотезы. Таковы были трудности, а также сомнения и колебания, с которыми последователи Коперника принимали поправки Кеплера.

(56) Правило, которое было установлено Кеплером [в «Новой астрономии», 1609] для определения постепенного ускорения или замедления в движении Планет было, и в самом деле, замысловатым, и понять его оказалось не просто. Стало быть, оно могло лишь на немного облегчить воображению прогресс в том, чтобы отследить траектории обращения Планет по предполагаемым этим правилом орбитам. Согласно взглядам этого астронома, если прямую линию, проведенную из центра каждой Планеты к Солнцу, продлить в направлении периодического движения Планеты, то она в равные промежутки времени опишет равные площади пространства (хотя сама Планета при этом не покрывает равных расстояний). Как ему удалось обнаружить, то же самое правило было практически применимо и в отношении Луны. Познакомившись с законом, согласно которому любое движение ускоряется или замедляется, воображение может следовать за этим движением с большей легкостью и вниманием, нежели находясь в замешательстве или же так, как если бы оно беспорядочно блуждало в неопределенности относительно соотношения (proportion), регулирующего разновидности этого движения. Поэтому открытие этой аналогии,[506] вне всякого сомнения, придало системе Кеплера большее соответствие с естественными склонностями человечества. Тем не менее, аналогия эта была чересчур сложной для восприятия и постижения, а также для того, чтобы следовать ей в полном смысле этого слова и реализовать весь заложенный в ней потенциал.

(57) Кеплер, помимо того, внедрил еще одну новую аналогию в систему.[507] Он первым обнаружил, что между расстояниями до Солнца от каждой из Планет и промежутками времени, определяющими их периодические движения, существует единообразное наблюдаемое соотношение. Он нашел, что время их периода обращения находилось в большей пропорции к расстояниям, пройденным ими, и в меньшей – к квадратам этих расстояний. Получалось, что требуемое соотношение находится практически посередине между расстояниями (от каждой из Планет до Солнца) и квадратами этих расстояний. Иными словами, получалось, что квадраты периодов обращения Планет вокруг Солнца почти равны кубам их расстояний до него.[508] Эта аналогия, так же как и все прочие, вне всякого сомнения, придавала системе Бо́льшую отчетливость и легкость восприятия, однако страдала, как и первая, по природе своей излишней замысловатостью. И воображению требовалось еще приложить много усилий, чтобы облегчить себе ее усвоение.

[90] (58) Истинность обеих этих аналогий, какими бы сложными и запутанными они ни казались, была, в конце концов, полностью подтверждена наблюдениями Кассини.[509] Этот астроном первым обнаружил, что вторичные Планеты (или спутники) Юпитера и Сатурна вращаются вокруг своих первичных Планет (или Планет Солнечной системы) по тем же законам, которые вывел Кеплер из наблюдений за обращением первичных Планет вокруг Солнца, равно как и за обращением Луны вокруг Земли. Он обнаружил, что каждая из этих вторичных Планет описывала в равные промежутки времени равные площади пространства и что квадраты периодов их обращения были равны кубам соответствующих расстояний. Поначалу к двум последним глубокомысленным аналогиям Кеплера – в то время, когда он их впервые наблюдал – проявили крайне мало внимания. Но когда было замечено, что они действенны при описании обращений Четырех Спутников Юпитера, а затем и Пяти Спутников Сатурна, то стали понимать, что эти аналогии не только полностью подтверждают доктрину Кеплера, но и привносят дополнительную степень правдоподобия в гипотезу Коперника. Наблюдения Кассини, по-видимому, и привели к обоснованию и утверждению этих аналогий как закона системы. Этот закон предписывал, что когда одно тело вращается вокруг другого, оно описывает в равные промежутки времени равные площади пространства; и, кроме того, что когда вокруг одного и того же тела вращаются несколько тел, квадраты их периодов обращения вокруг него равны кубам расстояний (средних удалений) от них до него. Если бы Земля и Пять Планет, по предположению, вращались вокруг Солнца, эти законы, как утверждалось, были бы универсальными и действовали в любой точке Вселенной. Но если предположить, согласно системе Птолемея, что Солнце, Луна и Пять Планет вращаются вокруг Земли, то периодические движения Луны и Солнца в действительности соответствовали бы лишь первому из этих законов. Они описывали бы в равные промежутки времени равные площади пространства. Однако тогда они бы не соответствовали второму закону: квадраты периодов их обращения не совпадали бы с кубами расстояний. А обращения Пяти Планет не подчинялись бы ни первому закону, ни второму. Или же, если бы, скажем, в соответствии с системой Тихо Браге, Пять Планет обращались вокруг Солнца, а Солнце и Луна обращались вокруг Земли, то получалось бы, что обращения Пяти Планет вокруг Солнца в самом деле соответствуют обоим этим законам. Однако предполагаемые обращения Солнца и Луны вокруг Земли в таком случае соответствовали бы лишь первому из двух законов. Следовательно, аналогия природы, как она есть, могла бы быть сохранена в полной мере только в рамках системы Коперника и никакой иной; в свете этих обстоятельств система Коперника должна быть единственно истинной. Такое рассуждение в качестве неопровержимого доказательства приводят и Вольтер,[510] и кардинал Полиньяка;[511] и даже Маклорен,[512] который имел больше оснований выносить такие суждения. Мало того, сам Ньютон, [91] по-видимому, также упоминал его[513] как одно из главных свидетельств истинности этой гипотезы. И все же представляется, что аналогия данного типа далека от [света] самоочевидности (demonstration), а потому может предложить, самое большее, лишь тень вероятности.

(59) Правда заключается и в том, что хотя Кассини предполагал обращение Планет по продолговатой (oblong) траектории, эту последнюю он представлял несколько иначе, чем Кеплер. В эллипсе сумма двух отрезков, проведенных от любой точки на окружности к двум его фокусам, всегда равна сумме двух отрезков, проведенных от любой другой точки на окружности до тех же фокусов.[514] Однако в кривой Кассини всегда равными оказывались не суммы двух отрезков, а прямоугольники, образуемые этими отрезками.[515] Вследствие того, что получалось соотношение более сложное для понимания, чем в случае эллипса, кривая Кассини (для объяснения траекторий движения Планет) так и не получила широкого распространения.[516]

(60) Теперь ничто не нарушало стройности системы Коперника, за исключением сложности, которую чувствовало воображение при восприятии и постижении столь массивных небесных тел, как Земля и остальные Планеты, обращающиеся вокруг Солнца с такой немыслимой скоростью. Напрасно Коперник делал вид, что движение по окружности (невзирая на предрассудки здравого смысла) может быть таким же естественным порядком вещей для Планет, как для камня естественно падение на землю. Воображение привыкло воспринимать такие объекты как склонные скорее к покою, нежели к движению. Эта обыденная идея природной инертности Планет была совершенно несовместима с идей их естественного движения. Кеплер хотел помочь человеческой фантазии (fancy) соединить воедино эту природную инертность Планет с их поразительной скоростью. Однако напрасно он[517] говорил о некой жизненно важной и нематериальной силе (virtue), которую изливало Солнце в окружающее пространство и которая вихрем распространялась вокруг него под действием вращения Солнца вокруг собственной оси. О силе, которая, захватывая Планеты, принуждала их, вопреки массивности их и сильной склонности к покою, до такой степени кружиться вихрем вокруг центра [Солнечной] системы. Воображение не могло объять масштаб такой нематериальной силы, и потому не могло сформировать определенного, точно установленного представления относительно ее содержания. Воображение, в самом деле, ощущало брешь, или лакуну, между постоянным движением и предполагаемой инертностью Планет, и имело в этом случае (как, впрочем, и во всех остальных) лишь некоторую общую идею понимания того, что необходима связующая цепь промежуточных объектов или категорий для соединения между собой столь противоречивых (discordant) свойств. В чем именно заключалась связующая цепь, каковы ее недостающие звенья, Кеплеру было действительно невдомек; и его доктрина не предлагала никакой помощи в этом отношении. Подобно практически всем популярным философским учениям своего времени, эта доктрина награждала искомую невидимую (invisible) цепь лишь именем, [92], называя ее нематериальной силой. Однако она не предлагала никакого определенного, точно установленного определения того, в чем могла бы заключаться ее природа.

(61) Декарт[518] был первым, кто сделал попытку выяснить, более строго, в чем же именно состоит существо этой невидимой цепи. Делал он это для того, чтобы предоставить воображению последовательность промежуточных событий, которые следовали бы друг за другом в порядке, наиболее знакомом воображению из всех возможных, и которые объединили бы логически несвязанные между собой и подлежащие объяснению свойства Планет – их быстрое движение и природную инертность. Декарт первым объяснил, в чем состоит реальная инертность материи. А именно, инертность заключена не в отвращении к движению и не в склонности к покою, а в силе (power) продолжения [состояния] безразлично чего – или покоя, или движения, а также в сопротивлении с определенным усилием (force) чему бы то ни было, направленному на изменение состояния с одного на другое. Согласно учению этого изобретательного и своеобразного (fanciful) философа, весь безграничный космос наполнен материей, ибо в его понимании материя и протяженность суть одно, и, следовательно, существование пустоты невозможно. Это огромное количество материи, полагал он, делится на бесконечное число очень малых кубов; все они, проносясь, кружатся вокруг своих центров, и обязательно предоставляют тем самым возможность для возникновения двух различных элементов. Первый состоит из тех заостренных (angular) частей, которые, с необходимостью перемалываясь и перетираясь взаимным трением, измельчаются, образуют скопления более мелких частиц и составляют наиболее тонкую и подвижную часть материи. Второй элемент состоит из малых гранул (globules), образовавшихся в результате измельчения частей первого элемента. Щели и поры между гранулами второго элемента заполняются частицами первого. Однако при бесконечно большом количестве столкновений, которые неизбежно происходят в безграничном космосе, заполненном материей, где все находится в движении, непременно должен происходить процесс распада многочисленных гранул второго элемента, перемалывание и перетирание их в частицы первого элемента. Количество частиц первого элемента, таким образом, постоянно растет за пределы достаточного для заполнения щелей и пор между гранулами второго элемента. Первый элемент, стало быть, должен в некоторых местах уплотняться и нагромождаться, оставаясь безо всякой примеси с гранулами второго элемента. Таково, согласно Декарту, первичное деление материи. На бесконечность (infinitude) разделенной таким образом материи накладывается некоторое определенное количество движения, которое было предусмотрено Создателем всех вещей. И законы движения устроены так, чтобы в каждую минуту поддерживать баланс количества вещества, т. е. сохранять его постоянным, не увеличивая, но и не уменьшая.[519] Какая бы то ни было потеря движения [93], произошедшая в одной части материи, передается на другую и восполняется; какой бы то ни было прибыток, имеющий место в одной части материи, имеет своим происхождением некоторую другую ее часть. И, следовательно, за счет вечного кругооборота (revolution) от покоя к движению и от движения к покою в каждой части Вселенной количество движения в целом будет одним и тем же, т. е. постоянной величиной.

(62) Однако, поскольку не существует пустоты, ни одна часть материи не в состоянии сдвинуться, не вытолкнув некоторую другую часть с ее места, а та, соответственно, – не вытолкнув некоторую третью часть, и так далее. Поэтому для того чтобы избежать бесконечного прогресса, т. е. бесконечной передачи движения от одних частей материи к другим, Декарт предположил следующее. Вещество (matter), подвергшееся влиянию извне, со стороны какого-то тела при движении вперед, стремится немедленно откатиться назад и занять место, освободившееся позади тела, оказавшего влияние. Это происходит подобно тому, что мы наблюдаем во время плавания рыбы в воде. Вода, которую рыба, плывя, выталкивает перед собой, тотчас перетекает назад, на место, освободившееся позади рыбы, таким образом, формируя небольшой водоворот или водяной вихрь вокруг ее тела. Тем же способом движение, изначально сообщенное бесконечности материи Создателем, непременно образует в ней бесконечное число малых и больших вихрей, или круговых потоков. И закон движения действует так, чтобы в каждую минуту сохранялось постоянное количество движения во Вселенной. Образовавшиеся вихри либо действуют вечно, либо же своим распадом и исчезновением рождают новые им подобные. Поэтому во Вселенной в любое и всякое время кружится бесконечное число малых и больших вихрей, или круговых потоков.

(63) Однако, что бы ни двигалось по кругу, т. е. вращалось, – все это постоянно испытывает стремление к удалению от центра собственного вращения. Ибо естественной траекторией движения всех тел является прямая линия. Следовательно, все части материи внутри каждого из этих вихрей непрерывно оттесняются, с большей или меньшей силой, от центра к окружности, причем в соответствии с разными степенями их размера (bulk) и твердости. Более крупные и более твердые гранулы второго из упомянутых выше элементов прокладывают себе путь вверх к окружности. Тогда как более мелкие, более податливые и подвижные частицы первого элемента (способные протекать, даже сквозь щели и поры частиц второго элемента) подвергаются уплотнению вниз, к центру. Они вынужденным образом скапливаются внизу, у центра, несмотря на наличие у них естественного стремления вверх, к окружности. На том же самом основании кусочек дерева, погруженный в воду, выталкивается вверх на поверхность, несмотря на его естественную склонность двигаться вниз, на дно. [94] Ведь его направленное вниз стремление гораздо слабее воздействия частиц воды, которые, если можно так выразиться, давят на находящееся непосредственно перед ним и, тем самым, вынуждают (force) этот кусочек дерева всплывать вверх. Однако поскольку количество частиц первого элемента больше необходимого, т. е. больше того, которого было бы достаточно для заполнения щелей и пор между гранулами второго элемента, оно непременно скапливается в центре каждого из этих больших круговых потоков, формируя там огненную и активную субстанцию Солнца. Дело в том, что согласно учению этого философа, Солнечных Систем бесконечно много, и каждая из Неподвижных Звезд является центром своей Системы. Декарт, стало быть, одним из первых в Новое время отверг идею границ Вселенной. Даже Коперник и Кеплер ограничивали протяженность Вселенной, полагая, что у Небесного свода имеется верхний предел (vault).

(64) Центр каждого вихря, поэтому, занят наиболее активными и подвижными частями материи. Среди них обязательно присутствует наиболее сильное возбуждение, или взаимодействие, перемешивание, нежели в какой бы то ни было другой части того же вихря. И это интенсивное возбуждение центра обеспечивает и поддерживает движение целого. Среди частиц первого элемента, заполняющих щели и поры между гранулами второго элемента, имеется, однако, много таких, которые (вследствие давления гранул со всех сторон) непременно приобретают заостренную форму и таким образом образуют третий элемент частиц, еще менее пригодных для движения, нежели первые два. Поскольку же частицы этого третьего элемента формируются в щелях и порах между гранулами второго, они непременно меньше этих последних. Следовательно, они вместе с частицами первого элемента увлекаются вниз, к центру, где по мере нагромождения и сцепления друг с другом значительное количество их формирует такие пятна (spots) на поверхности скоплений частиц первого элемента, какие часто обнаруживаются посредством телескопов на поверхности того Солнца, которое освещает и оживляет нашу особенную систему. Такие пятна, или скопления, часто не обладают целостностью и рассеиваются под влиянием сильного возбуждения частиц первого элемента, как это до сих пор по счастливому стечению обстоятельств случалось с теми пятнами, которые формировались на поверхности нашего Солнца. Иногда, однако, они покрывают коркой всю поверхность огня, накопленного в центре. Тогда сообщение между самыми активными и самыми инертными частями вихря нарушается, и скорость движения последнего немедленно начинает затухать. Она оказывается не в силах долее оберегать вихрь от поглощения превосходящей силой иного явления наподобие кругового потока, который и увлекает слабеющий вихрь за собой. Таким образом то, что однажды было Солнцем, затем становится Планетой. Так, согласно данной системе взглядов, было время, когда Луна представляла собой тело того же порядка, что и Солнце. Внутри этого тела был огненный центр, в котором бушевал круговой поток эфира, беспрестанно обтекающего само тело Луны. Поверхность Луны, однако, была покрыта коркой из скоплений заостренных частиц, в результате чего движение этого кругового потока начало затухать и не могло более [95] сопротивляться поглощению со стороны превосходящего по мощи вихря нашей Земли, которая тоже в свое время была Солнцем, случайно (chanced) расположенным по соседству. Поэтому Луна стала Планетой, и начала вращаться вокруг Земли. По мере того, как шло время, та же участь, которая однажды постигла Луну, выпала и на долю Земли. Ее поверхность покрылась коркой из большого по размерам и пассивного вещества (substance). Движение вихря Земли так же начало затухать, и он был поглощен превосходящим по мощи вихрем Солнца. Однако, хотя вихрь Земли и стал достаточно вялым, он все еще оставался достаточно мощным для того, чтобы обеспечивать как суточное обращение самой Земли вокруг своей оси, так и ежемесячное обращение Луны [вокруг Земли]. Дело в том, что малый круговой поток можно легко представить как нечто обтекающее вокруг тела Земли и в то же время увлекаемое громадным океаном эфира, который беспрерывно вращается вокруг Солнца. Точно таким же образом, как и внутри гигантской водяной воронки, можно часто наблюдать малые воронки и вихри, которые вращаются вокруг собственных центров и одновременно несутся вокруг центра большой воронки. Такова, по Декарту, причина первоначального формирования Планетарной Системы и ее последующих движений. Когда твердое тело вращается вокруг собственного центра, то и части, расположенные ближе всего к центру, и части, максимально удаленные от него, – все они совершают полный оборот за один и тот же промежуток времени. Иначе, однако, дело обстоит с вращениями жидкости: те ее части, которые ближе к центру, совершают полный оборот быстрее, нежели те, которые расположены дальше от центра. Поэтому все Планеты, плавающие в огромном потоке (tide) эфира, который беспрерывно обтекает тело Солнца по кругу с запада на восток, совершают свой полный оборот вокруг Солнца за бо́льшие или меньшие промежутки времени в зависимости от своей близости или же удаленности от его центра. Согласно Декарту, однако, нет точного наблюдаемого соотношения между периодами обращения Планет и их удаленностью от центра [Солнечной системы]. Дело в том, что удобная и удачная связь (analogy), найденная Кеплером между этими величинами, к тому времени еще не была подтверждена наблюдениями Кассини, и потому, как я уже упоминал ранее,[520] была полностью проигнорирована Декартом. Согласно точке зрения Декарта, орбиты Планет вполне могли быть не идеальными окружностями; они могли быть длиннее с одной стороны, и короче с другой, приближаясь, таким образом, по форме к Эллипсу. Тогда еще не было необходимости предполагать, что тогдашние астрономы описывали фигуру с надлежащей геометрической точностью; и даже то, что они описывали всегда именно ту же самую фигуру. Редко случается так, чтобы природа поддавалась точному математическому описанию с помощью [геометрических] фигур объектов, ей производимых; это так вследствие необходимости принять во внимание бесконечное число комбинаций импульсов, которым надлежит путем тайного сговора определить результат влияния каждого из импульсов. Нет двух Планет одного вида, как нет и двух одинаковых животных, в точности повторяющих форму друг друга, – у них не может быть одинаковых форм тела. И нет ни одного объекта, который обладал бы свойством совершенно правильной (regular) формы. [96] Напрасно, следовательно, астрономы прилагали столько усилий, чтобы найти то идеальное постоянство и регулярность в движениях небесных тел, которого нет в других частях природы.[521] Подобно всем другим движениям, движения небесных тел должны либо замедляться, либо ускоряться в зависимости от причины их возникновения, а именно вращения вихря Солнца, в свою очередь то замедляющегося, то ускоряющегося. Существует также неисчислимое множество событий, которые могут повести к изменениям как в одном, так и в другом типе движения.

(65) Таким образом, именно Декарт предпринял попытку сделать для воображения более привычной самую большую трудность системы Коперника, а именно [объяснение] быстрого движения огромных тел Планет. Когда объятая желанием человеческая фантазия (fancy) до такой степени научится воспринимать Планеты плавающими в безграничном океане эфира, воображению будет несравненно легче (и в согласии с обычными привычками постижения явлений) отождествить движение Планет со следованием объектов по течению в океане, каким бы быстрым оно ни было. Таков был порядок последовательности [событий], в рамках которой происходило постепенное привыкание воображения; стало быть, с этим порядком воображение было вполне знакомо. Кроме того, данное основание движения Небес объединялось с обширной, практически необъятной системой. Системой, соединявшей вместе еще более значительное число наиболее противоречивых феноменов природы, чем вообще когда-либо объединялось в пределах какой-либо иной гипотезы. Это была система, в которой принципы связи [явлений], несмотря на свою одинаковую, возможно, эфемерность (imaginary), были, тем не менее, более отчетливыми и определенными, чем в любой другой системе, известной ранее. И в системе делалась попытка проследить для воображения не только порядок последовательности [событий], в соответствии с которым движутся небесные тела, но также и тот порядок, при помощи которого эти тела (и почти все остальные природные объекты) формировались изначально. В настоящее время картезианскую философию начинают практически повсеместно отвергать, тогда как система Коперника продолжает находить повсеместное признание. И все же непросто представить, какова была степень правдоподобия и логической связности [явлений], которые эта почитаемая система долгое время предполагала унаследовать от прежней, ныне вышедшей из употребления, гипотезы.[522] До публикации Декартом своих принципов в центре внимания ученых была разрозненная и логически непоследовательная система Тихо Браге. Однако хотя она была искренне и полностью признана едва ли не всеми учеными без исключения, тем не менее, она беспрерывно подвергалась постоянному обсуждению с их стороны,[523] и в какой-то момент, вероятно, [97] не уступала по уровню системе Коперника. Ученые, правда, отмечали ее более низкое качество в том, что касается логической последовательности и взаимосвязей между явлениями. Но все-таки выражали надежду, что эти дефекты можно будет исправить посредством некоторых доработок и улучшений в будущем. Однако когда миру была явлена столь всеобъемлющая и практически совершенная логическая последовательность, которую философия Декарта придала системе Коперника, воображение человечества более не могло отказывать себе в удовольствии последовать за таким гармоничным описанием порядка вещей. Система Тихо Браге с каждым днем погружалась в забвение, пока, в конце концов, о ней и вовсе не перестали говорить; и она вообще была позабыта.

(66) Однако система Декарта, хотя и связала воедино действительные движения небесных тел – в соответствии с системой Коперника – более совершенным образом, чем это делалось когда-либо ранее, но оказалась оправданной только лишь при рассмотрении положения дел с движением Планет в целом. Если же движения небесных тел рассматривались подробно, в деталях, система оказывалась неприменимой. Как уже отмечалось ранее,[524] Декарт никогда не практиковал самостоятельное наблюдение за Небесами в каком-то особенном практическом его аспекте. Хотя его нельзя, конечно, назвать невежественным в отношении каких бы то ни было наблюдений, сделанных прежде до него, он, по-видимому, не обратил на них значительного внимания; что, вероятно, проистекало из его собственной неискушенности в изучении Астрономии. Вместо того, чтобы озаботиться приспособлением своей системы ко всяким мелким несоответствиям (irregularities) в движении Планет, установленным Кеплером, или же демонстрацией того, каким образом, в частности, из системы должны проистекать именно такие, а не другие несоответствия, Декарт довольствовался наблюдением (observing), что идеального единообразия в движениях небесных тел – исходя из причин, их породивших, – ожидать не следует. Он отмечал, что определенные несоответствия в них могут присутствовать по причине большого числа последовательных обращений [Планет], которые впоследствии уступают место обращениям иного рода. Такое замечание, сделанное Декартом, к счастью, освободило его от необходимости применения своей системы к наблюдениям Кеплера и других астрономов.

(67)[525] Однако, когда наблюдения Кассини показали действенность тех законов, которые в системе впервые были открыты Кеплером, философия Декарта, возможно и продолжала отвлекать на себя внимание ученых других наук, но больше не могла удовлетворять тех ученых, кто был искушен в Астрономии и занимался ею профессионально. Дело в том, что философия Декарта не предоставляла никаких разумных аргументов того, почему именно должны выполняться такие специфические законы (как законы Кеплера). Сэр Исаак Ньютон впервые попытался дать физическое объяснение движению Планет, которое согласовывалось бы со всеми имеющимися устойчивыми несообразностями (irregularities), [98] когда-либо наблюдаемыми астрономами при изучении движения Планет. Физической связью, с помощью которой Декарт пытался связать (bind) вместе движения Планет, были законы импульса. Изо всех возможных порядков последовательности [событий] эта связь, казалось, была больше всего знакома воображению, поскольку все движения вообще вытекают из инертности материи. Если исходить из приоритета такого свойства воображения, то после инертности нет другой такой вещи, которая была бы настолько нам знакома, как тяготение или сила тяжести. Мы никогда не воздействуем на материю таким способом, но постоянно имеем возможность наблюдать эту силу. Поэтому высший гений и проницательность сэра Исаака Ньютона сделали самое счастливое и – так мы можем сегодня сказать – самое значимое и поразительное усовершенствование, когда-либо имеющее место в философии. А именно, он обнаружил, что может объединить вместе движения Планет посредством столь знакомого принципа связи (connection). Принципа, который полностью устраняет все трудности воображения, которые до сих пор существовали при изучении этих движений и досаждали ему. Он показал, что если, по предположению, Планеты притягиваются к Солнцу и друг к другу и в то же время имеется некая проецирующая сила (projecting force), изначально на них наведенная, то все первичные Планеты, вероятно, должны описывать эллипсы, в одном из фокусов которого находится великое светило, Солнце. Вторичные же Планеты, вероятно, должны описывать фигуры того же рода, обращаясь вокруг своих, соответственно, Первичных Планет; обращения последних вокруг своих центров, находящихся в непрерывном передвижении, не оказываются при этом помехой (disturbed) для движения вторичных Планет. То есть если сила, которая удерживает каждую из Планет на орбите, выглядит как сила тяготения и направлена к Солнцу, то каждая из них будет описывать за равные промежутки времени одинаковые площади пространства. То есть, если сила притяжения (attractive power) Солнца, подобно всем другим свойствам, которые распространяются из центра лучами Солнца, убывает обратно пропорционально квадрату расстояния, движения Планет будут тем быстрее, чем ближе к Солнцу они находятся, и тем медленнее, чем дальше они располагаются от него. Это было то же самое соотношение, которое сначала выяснилось в результате наблюдений, а теперь подтверждалось теоретически. Исходя из того же предположения о постепенном ослаблении силы тяготения Планет, было показано, что периоды их обращения находятся в той же пропорции к расстоянию их от Солнца, которую нашли Кеплер и Кассини. Продемонстрировав таким путем, что тяготение, или сила тяжести, может быть ключевым связующим принципом, который объединяет движения Планет, сэр Исаак Ньютон попытался затем доказать, что это действительно так. Опыт показывает нам, что такое сила тяготения вблизи поверхности Земли. Она такова, что заставляет тело падать; в первую секунду падения тело проходит примерно 15 Парижских футов.[526] Луна находится от поверхности Земли на расстоянии примерно 60 земных радиусов. Стало быть, если сила тяготения, по предположению, уменьшается обратно пропорционально квадрату расстояния, тогда тело, находящееся вблизи поверхности Луны, падало бы (в направлении Земли) целую минуту. То есть тело, будучи на Луне, проходило бы то же самое расстояние, преодолеваемое [99] у поверхности Земли за секунду, за 60 секунд. Однако дуга, описываемая Луной за минуту, сокращается, и, по наблюдениям, проходит примерно на 15 Парижских футов ниже касательной, проведенной через начало пути. С этого момента, стало быть, Луну можно воспринимать как постоянно падающее в направлении Земли тело.[527]

(68) Система сэра Исаака Ньютона соотносилась также с многими другими несообразностями (irregularities), которые астрономы наблюдали на Небесах. Она определила причину, почему центры обращения Планет располагались не точно в центре Солнца, а в общем для Солнца и Планет центре тяжести. Из факта взаимного притяжения Планет она позволяла найти основание для объяснения некоторых других несообразностей в их движении. Например, несообразности были довольно ощутимыми в случае Юпитера и Сатурна, когда эти планеты находились на незначительном расстоянии друг от друга и выступали как бы в союзе (conjunction). Одной из величайших трудностей, вызывающих недоумение астрономов до настоящего времени, были несообразности (помимо вообще всех несообразностей на Небе), связанные с Луной. И система сэра Исаака Ньютона, насколько это возможно, согласовывалась с несообразностями Луны даже точнее и лучше, чем с несообразностями других Планет. Луна, когда она находилась в соединении с Солнцем, либо же, наоборот, была к нему в оппозиции, казалась наиболее удаленной от Земли; и казалась наиболее приближенной к Земле, когда находилась в своих четвертях (речь идет о лунных фазах) (quarters). Согласно системе этого философа получалось, что когда Луна находилась в соединении с Солнцем, то она оказывалась ближе к Солнцу, чем Земля; следовательно, она больше притягивалась к Солнцу, и, соответственно, была более отдаленной от Земли. И наоборот, когда Луна была в оппозиции к Солнцу, она оказывалась от него дальше, чем Земля. Земля, стало быть, больше притягивалась Солнцем; и соответственно, в этом случае Земля еще сильнее отдалялась от Луны. Однако, с другой стороны: когда Луна находилась в своих четвертях, то и Земля, и Луна, обе располагаясь на одинаковом расстоянии от Солнца, в равной мере притягивались им. Только на одном этом основании равной силы, поэтому Земля и Луна не будут друг к другу ближе, т. е. не будут взаимно притягиваться. Поскольку же они притягиваются к Солнцу не по параллельным линиям, а по линиям, которые пересекаются в центре Солнца, то тем самым Луна и Земля все-таки будут сближаться. Сэр Исаак Ньютон вычислил разницу сил, с которой Луне и Земле надлежит (во всех различных положениях), согласно его теории, побуждаться и двигаться навстречу друг другу. Он нашел, что различная степень их взаимного приближения, наблюдаемая и отмечаемая астрономами, в точности согласуется с его вычислениями. Дело в том, что притяжение (attraction) Солнца, как в соединениях, так и в оппозициях, уменьшает силу тяготения Луны к Земле, и, следовательно, заставляет Луну удлинять свою орбиту, что, в свою очередь, увеличивает время на прохождение ею полного оборота. Но когда Луна и Земля находятся в той части орбиты, которая ближе всего к Солнцу, это притяжение Солнца становится максимальным. [100] Следовательно, сила тяготения Луны к Земле будет уменьшена в наибольшей степени; орбита Луны будет максимально длинной, и, следовательно, период времени обращения по ней также будет самым большим. Все это тоже согласовывалось с опытом и наблюдалось в тех же пропорциях, которые были получены с помощью вычислений из первых принципов природы. На основании этих принципов, однажды установленных, можно было уже ожидать указанного совпадения.

(69) Орбита Луны лежит не совсем в той же Плоскости, что орбита Земли; она имеет небольшой угол относительно орбиты Земли. Точки пересечения этих двух Плоскостей называются Узлами Луны.[528] Эти Лунные Узлы находятся в постоянном движении, имея период обращения в 18 или 19 лет; они двигаются с востока на запад и проходят через все различные точки Эклиптики. Дело в том, что по окончании своего периода обращения Луна обычно пересекает орбиту Земли в точке, несколько отстоящей назад от прошлой точки пересечения, т. е. после завершения предыдущего оборота. И хотя движения Узлов в основном ретроградные, т. е. направлены в обратную сторону, это все же не всегда так; иногда эти движения прямые, а иногда они оказываются даже стационарными (stationary). Луна в общем случае пересекает Плоскость орбиты Земли немного позади той точки, в которой она пересекла ее при предыдущем обороте. Однако иногда Луна пересекает земную орбиту впереди этой точки, а иногда в той же самой точке. Такова ситуация с Узлами, которые определяют время затмений; на этом основании движение этих узлов особенно тщательно изучалось астрономами, проявлявшими к этому вопросу пристальное внимание. Ничто, однако, не ставило их в тупик больше, нежели попытки объяснить и вычислить столь несообразные движения, хотя, в то же время, именно эти последние удерживали и направляли поиски искомой и столь желанной правильности (regularity) в обращениях Луны. У астрономов не было другого способа соединить все явления вместе, кроме предположения о том, что движения, порождающие эти явления, должны быть, в реальности, полностью регулярными (regular) и равномерными. Поэтому история Астрономии и уделяет больше внимания тем теориям, которые изобретались для целей объединения вместе движений Луны, нежели тем, которые призваны соединить в одно целое движения всех остальных небесных тел, вместе взятых. Теория тяготения, взятая в совокупности, позволила в более обоснованной форме объяснить все эти неравномерные (irregular) движения через различные действия Солнца и Земли. И представляется, согласно вычислениям, что время, количество и продолжительность прямых и ретроградных движений Узлов (равно как и их стационарных проявлений), как можно ожидать, в точности совпадут с теми, которые были определены и зафиксированы Астрономами посредством наблюдений.

(70) Тот же принцип – принцип притяжения Солнца, – на основании которого, стало быть, и вычисляются движения Узлов, устанавливает связь также и с другой крайне запутанной и приводящей в замешательство несообразностью, связанной с явлениями Луны. Речь идет, в частности, о постоянной (perpetual) вариации наклонения орбиты Луны относительно орбиты Земли.

(71) Поскольку Луна обращается по эллиптической орбите, по эллипсу, который имеет центр Земли в одном из своих фокусов, то более длинная ось орбиты Луны называется Линией Апсид.[529] [101] Эта линия, по наблюдениям, не всегда направлена к одним и тем же точкам Небесного свода; она вращается с запада на восток, проходя, таким образом, через все точки Эклиптики, а завершается период обращения примерно за 9 лет. Здесь – другая несообразность, которая сильно озадачивала Астрономов, но ее теория тяготения с успехом объясняет.

(72) До настоящего времени Земля рассматривалась как идеально круглое тело. Это происходило, возможно, по той же самой причине, которая побуждала человеческое воображение считать, что орбиты Планет с необходимостью должны быть идеальными окружностями. Но сэр Исаак Ньютон,[530] исходя из механических принципов, сделал вывод, что поскольку части Земли у Экватора должны испытывать большее возмущение вследствие суточного вращения, чем части на Полюсах, то первые обязательно должны быть немного приподнятыми вверх, а вторые – у Полюсов – приплюснутыми (flattened). Проведенные наблюдения показали, что колебания маятника были медленнее на Экваторе, и быстрее на Полюсах. Казалось, это говорило о том, что сила тяготения действует сильнее на Полюсах и слабее на Экваторе, и доказывало, как думал сэр Исаак Ньютон, что Экватор находится дальше от центра, чем Полюса. Однако все наблюдения, которые до настоящего времени были сделаны относительно Земли, показывали, по-видимому, обратный результат: что Земля вытянута у Полюсов и приплюснута у Экватора. Ньютон, тем не менее, предпочел свои механические вычисления более ранним измерениям Географов и Астрономов. Здесь его поддержали Астрономы, наблюдавшие за формой Юпитера; диаметр Юпитера у Полюсов относился к диаметру вдоль Экватора как 12/13. Такое неравенство было более существенным, чем то, которое предполагалось для соответствующих диаметров Земли; но оно было установлено для случая самого большого по массе (bulk) и самого быстрого по скорости суточного вращения Юпитера. Наблюдения астрономов у Лапландии и Перу полностью подтвердили систему сэра Исаака Ньютона. Они не только продемонстрировали, что форма Земли, в целом, такая, как он предполагал, но и показали, что соотношение земной оси (оси вращения Земли) к диаметру земного Экватора практически совпадает с тем, какое он вычислил. Изо всех доказательств, когда-либо представленных относительно суточного вращения Земли, это возможно было самым основательным и удовлетворительным.

(73) Сравнивая свои наблюдения с теми, которые проводили некоторые астрономы до него, Гиппарх [102] обнаружил, что точки равноденствия не всегда расположены на одной и той же части Небесного свода (напротив ее), но постепенно и неуклонно сдвигаются на восток. Но сдвигаются они с такой малой скоростью, что будут едва заметны даже через сотню лет; потребовалось бы 36 000 лет на то, чтобы Точкам Равноденствия полностью завершить свой круг, пройдя последовательно через все различные точки Эклиптики. Более точные и строгие наблюдения показали, что эта прецессия Точек Равноденствия не была такой уж медленной, как это представлялось Гиппарху, и что на самом деле для завершения полного оборота им потребуется немногим менее 26 000 лет. Поскольку тогда господствовала античная система Астрономии, представлявшая Землю как неподвижный центр вселенной, данное явление непременно исследовали, предполагая, что Небесный свод помимо своего быстрого суточного вращения вокруг полюсов Экватора имел еще и подобие некоторого медленного периодического движения вокруг полюсов Эклиптики. Когда же преподаватели философии (schoolmen) объединили систему Гиппарха с Твердыми Сферами Аристотеля, они поместили новую прозрачную (crystalline) Сферу над Небесным сводом, чтобы объединить это движение с остальными движениями. В системе Коперника это явление было до настоящего времени связано с другими частями его гипотезы; связующим было предположение о небольшом вращении оси Земли с востока на запад. Сэр Исаак Ньютон объединил это движение со всей системой с помощью того же самого единого принципа тяготения. С помощью этого последнего он связал воедино и все другие движения, и показал, каким образом приподнятость частей Земли вверх у Экватора должна – посредством притяжения к Солнцу – производить то же ретроградное (обратное) движение Узлов Эклиптики, какое аналогично производят Узлы Луны. Он вычислил количество движения, которое могло бы возникнуть в результате такой деятельности Солнца, и его расчеты в данном случае также полностью согласовывались с данными наблюдений Астрономов.

(74) До настоящего времени из всех небесных явлений кометы меньше всего привлекали внимание Астрономов. Редкость и непостоянство их появления на Небосклоне, казалось, полностью отделяли их от устойчивых, регулярно появляющихся на небе (regular) и единообразных объектов; делали их еще больше похожими на непостоянные, мимолетные и случайные феномены в тех областях Неба, которые находились по соседству с Землей. Аристотель,[531] Евдокс, Гиппарх, Птолемей и Пурбах, все они, поэтому, принизили значение комет, опустив его ниже Луны, и расположили их среди метеоров в верхних слоях атмосферы. Наблюдения Тихо Браге показали, что кометы на самом деле поднялись в область Неба и часто находились выше Венеры или Солнца. Декарт случайно предположил, что они всегда находились выше, даже выше орбиты Сатурна; таким, казалось бы, своеобразным образом приподняв кометы, он, соответственно, воздал им должное, вознаградил их и тем самым [103] выразил желание компенсировать тот несправедливый упадок (degradation), от которого они так долго страдали, в течение многих веков. Наблюдения некоторых более поздних астрономов[532] показывали, что кометы, помимо прочего, вращаются вокруг Солнца и поэтому могли бы быть частью Солнечной системы. Ньютон для объяснения движения этих тел, соответственно, применил свой принцип тяготения из механики. То, что кометы за одни и те же промежутки времени описывали равные площади, было открыто путем наблюдений некоторыми более поздними Астрономами. И Ньютон сделал попытку показать, каким образом из этого принципа и наблюдений можно было бы выяснить природу и расположение орбит нескольких комет, а также определить периоды их обращений. Последователи Ньютона, исходившие из его принципа, отважились даже предсказать возвращение нескольких комет, особенно той, которая должна, по прогнозу, показаться в 1758[533] году.[534] Перед тем как определить, соответствует ли его философия по-настоящему данной части системы (объяснению движения комет), как она соответствует всем другим частям, нам нужно дождаться этого времени. Однако уже и сейчас понятно, что пластичность этого принципа [тяготения], который столь удачно применяется к любым самым иррегулярным (irregular) из всех небесным явлениям и который привнес в движения всех Небесных Тел такую целостную и совершенную логическую связь, уже сделала немало. И его, этот принцип, вполне можно было бы на данном основании рекомендовать человеческому воображению.

(75) Однако из всех попыток, предпринятых философией Ньютона, самой непостижимой для человеческого ума и опыта является попытка посчитать массу и плотность Солнца и Некоторых Планет [Солнечной системы]. Эта попытка, тем не менее, была крайне необходимой и важной для завершения логической связности системы Ньютона. Сила притяжения, которой, согласно теории тяготения, обладает каждое тело, пропорциональна количеству материи, содержащейся в этом теле. Но период времени, в течение которого одно тело, находящееся на заданном расстоянии, вращается вокруг другого, его притягивающего, сокращается пропорционально росту этой силы притяжения, и, следовательно, количеству материи в притягивающем теле. Если бы плотность Юпитера и Сатурна была такой же, как плотность Земли, то периоды обращения нескольких их Спутников были бы короче, чем они есть на самом деле согласно наблюдениям. Дело в том, что количество материи, а, следовательно, и сила притяжения каждого из них соотносятся как кубы (третьи степени) их диаметров. Сравнивая размеры (bulk) этих Планет с периодами обращения их Спутников определили – применяя гипотезу тяготения, – что плотность Юпитера должна быть выше плотности Сатурна, а плотность [104] Земли должна быть выше плотности Юпитера. Вычисления дают, по-видимому, основание для вывода о том, что для всей системы в целом выполняется следующий закон: чем ближе подлетают некоторые Планеты к Солнцу, тем выше плотность составляющей их материи. Такое строение вещей было бы, по-видимому, самым благоприятным из всех тех возможностей, которые могли бы реализоваться в действительности. Иными словами: вода с той же плотностью, что и на Земле, превратилась бы в лед под Экватором Сатурна и закипела бы под Экватором Меркурия.

(76) Такова система сэра Исаака Ньютона; система, части которой соединены вместе более строго, чем части любой другой философской концепции и гипотезы. Признайте его принцип – универсальности тяготения – и что сила тяготения обратно пропорциональна квадратам расстояния, и тогда все явления, которые он объединил с помощью этого принципа, с необходимостью последуют друг за другом. Связь этих явлений является не только абстрактной или слишком общей (loose), как в большинстве других систем. (Дело в том, что в этих системах, ведь, одинаковым образом ожидаются либо сами эти явления, либо некоторые подобия таких явлений.) У сэра Исаака Ньютона везде эта связь выражена с наибольшей точностью и детальностью, что может быть вполне доступно воображению. Устанавливаются время, место, количество и продолжительность каждого отдельного явления, и все они в точности такие, какими и должны быть согласно наблюдениям. Равным образом принципы единства [явлений природы], которые использует сэр Исаак Ньютон, не допускают вещей, осложняющих работу воображения; оно, поэтому, не встречает каких-либо трудностей при согласовании вещей и явлений друг с другом. Из всех качеств материи (после инертности) тяготение материи есть то, с чем мы больше всего знакомы. Мы никогда не воздействуем на него, но при каждом случае можем наблюдать это качество в действии. Также и закон, согласно которому сила тяготения, предположительно, уменьшается при отдалении от центра, – этот закон один и тот же и сохраняет свое значение и для всех остальных качеств [небесных тел]. Эти качества распространяются вместе с силой тяготения, излучаясь из центра, как свет, двигаясь по лучам или посредством всякого другого феномена того же рода. Закон работает и в этих случаях. Он таков, что с его помощью мы не только обнаруживаем всеобщие проявления его во всех таких и подобных им качествах [небесных тел], но и с необходимостью определяемся к восприятию и пониманию того, почему именно эти качества, исходя из природы вещей, должны в них присутствовать. Оппозиция широкому распространению этой системы, возникшая во Франции и некоторых других государствах (nations), была вызвана отнюдь не какими-то трудностями, которые человечество естественным образом чувствует при попытках понять тяготение в качестве исходного и первичного двигателя (mover) при создании Вселенной. Картезианская система [вихрей], господствовавшая долгое время в прошлом, приучила человечество воспринимать движение как нечто, которое никогда не начинается, но является только следствием импульса. Она соединила падение тяжелых тел, т. е. тел, находящихся около поверхности Земли и движение других Планет, используя более общие связывающие узы (bond of union). Приверженность мира такому порядку вещей была, однако, признана негодной и разрушена сэром Исааком Ньютоном. Сейчас, по крайней мере, его система превосходит все другие системы и даже оппозиционно настроенные круги. И она движется вперед, имея претензии на то, чтобы стать наиболее универсальной системой взглядов (empire) из всех, которые когда-либо были представлены в философии. Следует осознать и признать, что его принципы [105] имеют ту степень непоколебимости и прочности, которые мы тщетно искали бы в любой другой системе. Даже самые большие скептики не могут избавиться от этого ощущения. Принципы сэра Исаака Ньютона не только наилучшим образом связывают вместе все небесные явления, которые когда-либо наблюдались ранее. Они также настойчиво двигают вперед индустрию (industry) и приводят к появлению более совершенных инструментов, коими вооружены уже позднейшие Астрономы, нам теперь хорошо известные. Астрономы последнего времени характерны тем, что они либо проще и быстрее объясняют [новые явления] путем применения этих принципов сэра Исаака Ньютона, либо добиваются объяснения [новых явлений] благодаря более трудоемким и точным расчетам, вытекающим из этих принципов, по сравнению с прежней техникой вычислений. И даже мы сами, стремясь представить все философские системы как чистые (mere) открытия воображения,[535] которые связывали бы вместе различного рода разрозненные и противоречащие друг другу явления природы, незаметно вовлекаемся в этот процесс. Мы стремимся к тому, чтобы сделать использование языка полезным для выражения связующих принципов; таким, чтобы язык выражал эти принципы, как если бы они были реальными цепочками [последовательностей], которые сама Природа создала для соединения в целое нескольких своих действий. Тогда можем ли мы изумляться тому, что эти принципы должны приобрести всеобщее и полное одобрение человечества и что теперь их следует рассматривать не как попытку связать в воображении небесные явления, а как величайшее открытие, когда-либо сделанное человеком, открытие обширнейшей цепи наиболее важных и возвышенных истин, которые все тесно связаны друг с другом? Связаны же они посредством одного главного факта – факта их реальности, чему мы и получаем подтверждение в своем каждодневном опыте.

Заметка редакторов

В конце этого Очерка автор оставил несколько Заметок и Записок, из которых становится ясно, что он рассматривал эту последнюю часть своей Истории Астрономии как несовершенную и требующую некоторых добавлений. Редакторы, однако, решили, что лучше напечатать всю работу, чем скрыть ее от публики. В этой связи, последнюю часть Очерка нужно воспринимать не как Историю или Рассказ об Астрономии сэра Исаака Ньютона, но главным образом как дополнительную иллюстрацию тех Принципов Человеческого Разума и Мышления, которые г-н Адам Смит выделил в качестве универсальных мотивов Философских Исследований.

Шотландский мудрец: Адам Смит[536]

Начнем с двух цитат. Обе они отражают проблему связи и контраста между личностью Адама Смита, внешне не очень яркой и броской, и его огромной ролью в науке.

Уолтер Бэджгот, английский экономист и публицист викторианской эпохи, писал в 1876 г.: «О политической экономии Адама Смита было сказано почти бесконечно много, о самом же Адаме Смите – очень мало. А между тем дело не только в том, что он был одним из самых своеобразных людей, но и в том, что его книги едва ли можно понять, если не иметь представления о нем как о человеке».[537]

После Бэджгота смитоведение, конечно, продвинулось вперед. Фактическая сторона жизни Смита в основном известна, хотя и далеко не столь детально, как, скажем, жизнь Юма или Тюрго. Тем не менее в 1948 г. английский ученый Александр Грей говорит: «Адам Смит был столь явно одним из выдающихся умов XVIII в. и имел такое огромное влияние в XIX в. в своей собственной стране и во всем мире, что кажется несколько странной наша плохая осведомленность о подробностях его жизни… Его биограф почти поневоле вынужден восполнять недостаток материала тем, что он пишет не столько биографию Адама Смита, сколько историю его времени».[538]

Капитальной научной биографии Смита на Западе до сих пор не существует. Вопрос о соотношении личности Смита, системы его идей и его эпохи еще ждет настоящего решения.

Потребности эпохи рождают нужного человека. Будучи обусловлена развитием самого капиталистического хозяйства, политическая экономия в Англии достигла такой стадии, когда возникла необходимость создания системы, необходимость упорядочения и обобщения экономических знаний. Смит был человеком и ученым, которому такая задача оказалась по плечу. Этот шотландец счастливо сочетал в себе способности абстрактного мышления с умением живо рассказывать о конкретных вещах. Энциклопедическую ученость – с исключительной добросовестностью и научной честностью. Умение использовать идеи других ученых – с большой самостоятельностью и критичностью мысли. Известную научную и гражданскую смелость – с профессорской уравновешенностью и систематичностью.

Но самое главное состоит в том, что Смит, выражая интересы растущей промышленной буржуазии, ни в коем случае не был ее безусловным апологетом. Он не только субъективно стремился к научному беспристрастию и независимости суждений, но в большой мере добился этого. Такие качества позволили ему создать систему научной политической экономии. По выражению Маркса, «это была попытка проникнуть во внутреннюю физиологию буржуазного общества».[539] Книга Смита – значительный памятник человеческой культуры, вершина экономической мысли XVIII в. Как известно, английская политическая экономия, созданная главным образом трудами Смита и Рикардо, явилась одним из источников марксизма.

Шотландия

Стало уже общим местом, что политическая экономия Смита может быть понята лишь с учетом того, что он был шотландец, и притом типичный, с ярко выраженным национальным характером.

«Шотландцы – не англичане, отнюдь» – так начинает биографию другого великого шотландца, первооткрывателя пенициллина Александра Флеминга, французский писатель Андре Моруа. Что же такое шотландский национальный характер? На этот вопрос не так легко ответить, особенно если попытаться отделить реальность от бездны традиционных представлений, вымыслов и насмешек по поводу шотландцев, которая накопилась за столетия в фольклоре их южных соседей – англичан. Считается, что этот небольшой народ (во времена Смита шотландцев было около полутора миллионов) отличается трудолюбием, бережливостью и расчетливостью. Считается, что шотландцы трезвы, молчаливы и деловиты. Считается, наконец, что они склонны порассуждать на отвлеченные темы, «помудрствовать».

Вероятно, все это в какой-то мере соответствует действительности. Но едва ли так можно объяснить характер Смита и особенности его взглядов. Влияние Шотландии на него, очевидно, глубже и сложнее. Оно определяется не только довольно плоской абстракцией национального характера, но и конкретным положением страны и народа во времена Смита.

Несколько столетий шотландцы вели упорные войны с Англией. В 1603 г. шотландский король Иаков (Джеймс) VI Стюарт стал также английским королем Иаковом I и объединил под властью английской короны обе части острова. Эта уния была, однако, во многом лишь формальной: экономически Англия и Шотландия развивались почти независимо. Продолжалась и борьба, в течение XVII в. шотландцы несколько раз брались за оружие. Эта борьба имела наряду с национальной также религиозную окраску, что придавало ей особое ожесточение. В Англии после реставрации монархии Стюартов в 1660 г. была восстановлена государственная англиканская церковь, а пуританские (пресвитерианские) течения подвергались гонениям. В Шотландии, напротив, подавляющая часть населения придерживалась пресвитерианства и отказывалась признавать англиканских епископов.

При королеве Анне в 1707 г. была наконец заключена государственная уния. Это было в интересах английских и шотландских промышленников, купцов и богатых фермеров, влияние которых к этому времени заметно усилилось. Были сняты таможенные барьеры между обеими странами, расширился сбыт шотландского скота в Англию, глазговские купцы получили доступ к торговле с английскими колониями в Америке. Ради этих благ шотландская буржуазия готова была слегка поступиться патриотизмом: в новом Соединенном королевстве Шотландия неизбежно должна была играть подчиненную роль. Напротив, шотландские аристократы были в своем большинстве против унии. Опираясь на верных им воинственных горцев, которые жили еще при феодальных порядках с пережитками родового строя, они несколько раз поднимали восстания. Однако население экономически более развитой равнинной Шотландии их не поддерживало, и восстания каждый раз кончались неудачей. События этой эпохи изображены в известных исторических романах Вальтера Скотта «Пуритане», «Черный карлик», «Роб Рой», «Уэйверли». (Кстати сказать, юный Вальтер Скотт был знаком со Смитом в последние годы его жизни и оставил несколько рассказов о Смите, ценных своими деталями.)

После унии в Шотландии началось значительное экономическое развитие, хотя некоторые отрасли страдали от английской конкуренции, а другие – от еще сохранившихся феодальных порядков. Особенно быстро рос город и порт Глазго, вокруг которого возникал целый промышленный район. Наличие дешевой рабочей силы из сельских и горных районов и широких рынков сбыта в Шотландии, Англии и Америке способствовало росту промышленности. Крупные землевладельцы и богатые фермеры-арендаторы начали вводить улучшения в сельском хозяйстве. За 70 лет, между унией 1707 г. и публикацией «Богатства народов» в 1776 г., Шотландия резко изменилась. Правда, экономический прогресс затронул почти исключительно равнинную Шотландию. Но именно здесь, в треугольнике между городами Керколди, Глазго и Эдинбургом, прошла почти вся жизнь Смита.

Ко времени зрелости Смита экономика неразрывно связала судьбу Шотландии с судьбами Англии; складывалась единая буржуазная нация. Для Смита, который смотрел на все с точки зрения развития производительных сил и «богатства нации», это было особенно очевидно. Что касается шотландского патриотизма, то он принял у него, как и у многих просвещенных шотландцев, «культурный», эмоциональный, но не политический характер.

Влияние церкви и религии на общественную жизнь и науку постепенно уменьшалось. Церковь утратила контроль над университетами. Шотландские университеты отличались от Оксфорда и Кембриджа духом свободомыслия, большой ролью светских наук и практическим уклоном. В этом отношении особенно выделялся Глазговский университет, где учился и преподавал Смит. Рядом с ним работали и были его друзьями изобретатель паровой машины Джемс Уатт и один из основоположников современной химии Джозеф Блэк. Примерно в 50-х годах Шотландия вступает в полосу большого культурного подъема, который обнаруживается в разных областях науки и искусства. Блестящая когорта талантов, которую дала на протяжении полувека маленькая Шотландия, выглядит очень внушительно. Кроме названных в нее входят экономист Джемс Стюарт и философ Давид Юм (последний был ближайшим другом Смита), историк Уильям Робертсон, социолог и экономист Адам Фергюсон. Смит был хорошо знаком с такими людьми, как геолог Джемс Хаттон, прославленный врач Уильям Хантер, архитектор Роберт Адам. Значение всех этих людей и их трудов выходило не только далеко за пределы Шотландии, но и за пределы Британии.

Такова была среда, атмосфера, в которой вырос талант Смита. Разумеется, Смит отнюдь не был только плодом шотландской культуры, а его экономические наблюдения выходили далеко за пределы Шотландии. Английская наука и культура, прежде всего английская философская и экономическая мысль, сформировали его не менее чем чисто шотландские влияния. В практическом смысле вся его книга направлена на то, чтобы оказать определенное (антимеркантилистское) влияние на экономическую политику Соединенного королевства, лондонского правительства. Наконец, надо отметить еще одну линию влияний – французскую. В Шотландии, связанной со времен Марии Стюарт традиционными узами с Францией, влияние французской культуры чувствовалось сильнее, чем в Англии. Смит хорошо знал сочинения Монтескье и Вольтера, восторженно приветствовал первые работы Руссо и тома «Энциклопедии».

Профессор Смит

Адам Смит родился в 1723 г. в маленьком городке Керколди, близ Эдинбурга. Его отец, таможенный чиновник, умер за несколько месяцев до рождения сына. Адам был единственным ребенком молодой вдовы, и она посвятила ему всю жизнь. Мальчик рос хрупким и болезненным, сторонясь шумных игр сверстников. Семья жила небогато, но и настоящей нужды не знала. К счастью, в Керколди была хорошая школа и учитель, не забивавший, по примеру многих, головы детей только цитатами из Библии и латинскими спряжениями. Кроме того, Адама с детства окружали книги. Таковы были первые зачатки той необъятной учености, которая отличала Смита.

Правда, Смит не получил, по понятным причинам, такого блестящего образования, как аристократ Тюрго. Он, в частности, никогда не имел хорошего учителя французского языка и так и не научился как следует говорить на нем, хотя читал свободно. Древние языки, без которых в XVIII в. нельзя было обойтись образованному человеку, он в значительной мере осваивал уже в университете (особенно древнегреческий).

Очень рано, в 14 лет (это было в обычаях того времени), Смит поступил в Глазговский университет. После обязательного для всех студентов класса логики (первого курса) он перешел в класс нравственной философии, выбрав тем самым гуманитарное направление. Впрочем, он занимался также математикой и астрономией и всегда отличался изрядными познаниями в этих областях. К 17 годам Смит имел среди студентов репутацию ученого и несколько странного малого. Он мог вдруг глубоко задуматься среди шумной компании или начать говорить с самим собой, забыв об окружающих. Эти маленькие странности остались у него на всю жизнь. Успешно окончив в 1740 г. университет, Смит получил стипендию на дальнейшее обучение в Оксфордском университете. Стипендия выплачивалась из наследства одного богача-благотворителя. В Оксфорде он почти безвыездно провел шесть лет. С удивлением обнаружил Смит, что в прославленном университете почти ничему не учат и не могут научить. Невежественные профессора, почти все англиканские священники, занимались лишь интригами, политиканством и слежкой за студентами. Через 30 с лишним лет, в «Богатстве народов», Смит свел с ними счеты, вызвав взрыв их ярости. Он писал, в частности: «В Оксфордском университете большинство профессоров в течение уже многих лет совсем отказалось даже от видимости преподавания».[540]

Профессора и надзиратели тщательно следили за чтением студентов, изгоняя вольнодумные книги. Жизнь Смита в Оксфорде была тяжелой, и он всегда вспоминал свой второй университет с ненавистью. Он тосковал и к тому же часто болел. Опять его единственными друзьями были книги. Круг чтения Смита был очень широк, но никакого особого интереса к экономической науке он в то время еще не проявлял.

Бесплодность дальнейшего пребывания в Англии и политические события (восстание сторонников Стюартов в 1745–1746 гг.) заставили Смита летом 1746 г. уехать в Керколди, где он прожил два года, продолжая заниматься самообразованием. В свои 25 лет Адам Смит поражал эрудицией и глубиной знаний в самых различных областях. Во время одной из своих поездок в Эдинбург он произвел столь сильное впечатление на Генри Хьюма (позже – лорд Кеймс), богатого помещика и мецената, что тот предложил организовать для молодого ученого цикл публичных лекций по английской литературе. В дальнейшем тематика его лекций, имевших значительный успех, изменилась. Их основным содержанием стало естественное право; это понятие включало в XVIII в. не только юриспруденцию, но и политические учения, социологию, экономику. Первые проявления специального интереса Смита к политической экономии также относятся к этому времени.

Видимо, в 1750–1751 гг. он уже высказывал основные идеи экономического либерализма. Во всяком случае, в 1755 г. он писал, особо оговариваясь, что эти мысли восходят к его лекциям в Эдинбурге: «Человек обычно рассматривается государственными деятелями и прожектерами [т. е. политиками] как некий материал для политической механики. Прожектеры нарушают естественный ход человеческих дел, надо же предоставить природу самой себе и дать ей полную свободу в преследовании ее целей и осуществлении ее собственных проектов… Для того чтобы поднять государство с самой низкой ступени варварства до высшей ступени благосостояния, нужны лишь мир, легкие налоги и терпимость в управлении; все остальное сделает естественный ход вещей. Все правительства, которые насильственно направляют события иным путем или пытаются приостановить развитие общества, противоестественны. Чтобы удержаться у власти, они вынуждены осуществлять угнетение и тиранию».[541]

Это язык прогрессивной буржуазии XVIII в. с ее строгим отношением к государству, еще далеко не сбросившему полностью свою феодальную шкуру. В отрывке чувствуется мужественный, энергичный стиль, характерный для Смита. Это уже тот самый Смит, который в «Богатстве народов» с гневным сарказмом коснется «того коварного и хитрого создания, в просторечии называемого государственным деятелем или политиком, решения которого определяются изменчивыми и преходящими моментами».[542] Думается, здесь не только отрицательное отношение буржуазного идеолога к тогдашнему государству, но и просто глубокая неприязнь интеллигента-демократа к бюрократам и политиканам.

В 1751 г. Смит переехал в Глазго, чтобы занять там место профессора в университете. Сначала он получил кафедру логики, а потом – нравственной философии, т. е. практически общественных наук. В Глазго Смит прожил 13 лет, регулярно проводя 2–3 месяца в году в Эдинбурге. В старости он писал, что это был счастливейший период его жизни. Он жил в хорошо знакомой ему и близкой среде, пользуясь уважением профессоров, студентов и видных горожан. Он мог беспрепятственно работать, и от него многого ждали в науке. У него появился круг друзей, и он начал приобретать те характерные черты британца-холостяка и «клабмена» (клубного человека), которые сохранились у него до конца дней.

Как в жизни Ньютона и Лейбница, в жизни Смита женщина не играла никакой заметной роли. Сохранились, правда, смутные и недостоверные сведения, что он дважды – в годы жизни в Эдинбурге и в Глазго – был близок к женитьбе, но оба раза все по каким-то причинам расстроилось. Однако это, по-видимому, не нарушило его душевного равновесия. По крайней мере, никаких следов такого нарушения невозможно найти ни в его переписке (кстати, всегда скудной), ни в воспоминаниях современников.

Его дом всю жизнь вели мать и кузина – старая дева. Смит пережил мать только на шесть лет, а кузину – на два года. Как записал один приезжий, посетивший Смита, дом был «абсолютно шотландский». Подавалась национальная пища, соблюдались шотландские традиции и обычаи. Этот привычный жизненный уклад стал для него необходим. Он не любил надолго уезжать из дому и стремился скорее вернуться. Как истый шотландец, он любил красочные народные песни, пляски и поэзию. Однажды он изумил гостя-француза своим энтузиазмом на конкурсе народных музыкантов и танцоров. Одним из его последних заказов на книги было несколько экземпляров только что вышедшего первого томика стихов Роберта Бернса. Читателю будет, вероятно, интересно узнать, что великий шотландский поэт, в свою очередь, высоко ценил Смита. В письме другу от 13 мая 1789 г. Бернс говорит: «Маршалл с его Йоркширом[543] и особенно этот исключительный человек Смит со своим «Богатством народов» достаточно занимают мой досуг. Я не знаю ни одного человека, который обладал бы половиной того ума, который обнаруживает Смит в своей книге. Я очень хотел бы узнать его мысли насчет нынешнего состояния нескольких районов мира, которые являются или были ареной больших изменений после того, как его книга была написана».[544] В переписке Бернса есть также ссылки на другие работы Смита.

В 1759 г. Смит опубликовал свой первый большой научный труд – «Теорию нравственных чувств». Хотя книга об этике была для своего времени прогрессивным произведением, достойным эпохи и идей Просвещения, ныне она важна главным образом лишь как этап становления философских и экономических идей Смита. Он выступил против христианской морали, основанной на страхе перед загробной карой и обещании райского блаженства. Видное место в его этике занимает антифеодальная идея равенства. Каждый человек от природы равен другому, поэтому принципы морали должны применяться одинаково ко всем.

Но Смит исходил из абсолютных, «естественных» законов поведения людей и весьма смутно представлял себе, что этика определяется в своей основе социально-экономическим строем данного общества. Поэтому, отвергнув религиозную мораль и идеалистическое «врожденное нравственное чувство», он поставил на их место другой абстрактный принцип – «принцип симпатии». Он думал объяснить все чувства и поступки человека по отношению к другим людям его способностью «влезать в их шкуру», силой воображения ставить себя на место других людей и чувствовать за них. Как бы талантливо и порой остроумно ни разрабатывалась эта идея, она не могла стать основой научной материалистической этики. Смитова «Теория нравственных чувств» не пережила XVIII в. Не она обессмертила имя Смита, а, напротив, слава автора «Богатства народов» предохранила ее от полного забвения.

Между тем уже в ходе работы над «Теорией» направление научных интересов Смита заметно изменилось. Он все глубже и глубже занимался политической экономией. К этому его толкали не только внутренние склонности, но и внешние факторы, запросы времени. В торгово-промышленном Глазго экономические проблемы особенно властно вторгались в жизнь. В Глазго существовал своеобразный клуб политической экономии, организованный богатым и просвещенным мэром города. На еженедельных собраниях деловых людей и университетских профессоров не только хорошо ели и пили, но и толковали о торговле и пошлинах, заработной плате и банковском деле, условиях аренды земли и колониях. Скоро Смит стал одним из виднейших членов этого клуба. Знакомство и дружба с Юмом также усилили интерес Смита к политической экономии.

В конце прошлого века английский ученый-экономист Эдвин Кэннан обнаружил и опубликовал важные материалы, бросающие свет на развитие идей Смита. Это были сделанные каким-то студентом Глазговского университета, затем слегка отредактированные и переписанные записи лекций Смита. Судя по содержанию, эти лекции читались в 1762–1763 гг.

Из этих лекций прежде всего ясно, что курс нравственной философии, который читал Смит студентам, превратился к этому времени, по существу, в курс социологии и политической экономии. Он высказывал ряд замечательных материалистических мыслей, например: «До тех пор, пока нет собственности, не может быть и государства, цель которого как раз и заключается в том, чтобы охранять богатство и защищать имущих от бедняков».[545] В чисто экономических разделах лекций можно легко различить зачатки идей, получивших развитие в «Богатстве народов».

В 30-х годах XX столетия была сделана другая любопытная находка: набросок первых глав «Богатства народов». Английские ученые датируют этот документ 1763 г. Здесь тоже имеется ряд важных идей будущей книги: роль разделения труда, понятие производительного и непроизводительного труда и т. д. Некоторые вещи здесь даже особо заострены. О положении рабочих в капиталистическом обществе Смит пишет: «Бедный работник, который как бы тащит на своих плечах все здание человеческого общества, находится в самом низшем слое этого общества. Он придавлен всей его тяжестью и точно ушел в землю, так что его даже и не видно на поверхности».[546] В этих работах содержится также весьма острая критика меркантилизма и обоснование laissez faire.

Таким образом, к концу своего пребывания в Глазго Смит уже был глубоким и оригинальным экономическим мыслителем. Но он еще не был готов к созданию своего главного труда. Трехлетняя поездка во Францию (в качестве воспитателя юного герцога Баклю) и личное знакомство с физиократами завершили его подготовку.

Смит во Франции

Через полвека после описываемых событий Жан Батист Сэй расспрашивал старого Дюпона о подробностях пребывания Смита в Париже в 1765–1766 гг. Дюпон отвечал, что Смит бывал в «антресольном клубе» доктора Кенэ. Однако на сборищах физиократов он сидел смирно и больше молчал, так что в нем нельзя было угадать будущего автора «Богатства народов». Аббат Морелле, ученый и писатель, с которым шотландец подружился в Париже, в своих мемуарах рассказывает о Смите, что «месье Тюрго… высоко ценил его талант. Мы виделись с ним много раз. Он был представлен у Гельвеция. Мы говорили о теории торговли, о банках, государственном кредите и многих вопросах большого сочинения, которое он замышлял».[547] Из писем известно также, что Смит сблизился с математиком и философом д’Аламбером и великим борцом против невежества и суеверий бароном Гольбахом. Выходит, он не только молчал, но иногда и говорил.

До Парижа Смит и его воспитанник герцог Баклю провели полтора года в Тулузе и несколько месяцев в Женеве. Смит посетил Вольтера в его поместье в окрестностях Женевы и имел с ним несколько бесед. Он считал Вольтера величайшим из живущих французов и не разочаровался в нем.

Можно сказать, что Смит попал во Францию как раз вовремя. С одной стороны, он уже был достаточно сложившимся и зрелым ученым и человеком, чтобы не подпасть под влияние физиократов (это случилось со многими умными иностранцами, не исключая Франклина). С другой стороны, его система еще полностью не сложилась у него в голове: поэтому он оказался способным воспринять полезное влияние Кенэ и Тюрго.

Вопрос о зависимости Смита от физиократии, и особенно от Тюрго, имеет долгую историю. Еще Дюпон де Немур однажды довольно неосмотрительно заявил, что главные идеи «Богатства народов» заимствованы у его друга и покровителя. Во второй половине XIX в. по этому вопросу возникла довольно большая литература. Поэтому открытие профессором Кэннаном глазговских лекций Смита было не только его личным успехом, но в некотором роде утверждением британского патриотизма: было доказано, что многие основные теоретические идеи Смита сложились до его поездки во Францию и до расцвета физиократии.

Впрочем, для доказательства независимости и заслуг Смита не требовалось этого открытия. Маркс показал действительное соотношение системы физиократов и Смита (в особенности в первых главах «Теорий прибавочной стоимости»), еще не зная хронологии его работ. Смит глубже проник во внутреннюю физиологию буржуазного общества. Идя в русле английской традиции, Смит построил свою экономическую теорию на фундаменте трудовой теории стоимости, тогда как физиократы вообще не имели, в сущности, теории стоимости. Это позволило ему сделать по сравнению с физиократами важнейший шаг вперед, сказав, что всякий производительный труд создает стоимость, а отнюдь не только земледельческий. Смит имеет более ясное, чем физиократы, представление о классовой структуре буржуазного общества. Правда, Тюрго, как мы видели, высказал по этому поводу замечательные мысли, но у него это только наброски, эскизы, а у Смита – большое, тщательно отработанное полотно.

Вместе с тем есть области, в которых физиократы стояли выше, чем Смит. Это в особенности касается гениальных идей Кенэ о механизме капиталистического воспроизводства.

Смит вслед за физиократами считал, что капиталисты могут накоплять только ценой лишений, воздержания, отказа от потребления. Но у физиократов было при этом по крайней мере то логическое основание, что, по их мнению, капиталистам «не из чего» накоплять, так как промышленный труд «бесплоден». У Смита нет даже этого оправдания. Смит непоследователен в своем тезисе о равноправии, экономической равноценности всех видов производительного труда. Он явно не мог избавиться от представления, что земледельческий труд с точки зрения создания стоимости все-таки заслуживает предпочтения: здесь, мол, вместе с человеком «работает» сама природа. Эта ошибка Смита вызвала протест со стороны Рикардо.

Отношение Смита к физиократам было совершенно иным, чем к меркантилизму. В меркантилистах он видел идейных противников и, при всей своей профессорской сдержанности, не жалел для них критических резкостей (иногда даже неразумных). В физиократах он видел в общем союзников и друзей, идущих к той же цели несколько иной дорогой. Вывод его в «Богатстве народов» гласит, что «изложенная теория, при всех ее несовершенствах, пожалуй, ближе всего подходит к истине, чем какая-либо другая теория политической экономии, до сих пор опубликованная».[548] В другом месте он пишет, что физиократия по крайней мере «никогда не причиняла и, вероятно, не причинит ни малейшего вреда ни в одной части земного шара».

Последнее замечание можно принять за шутку. Так шутит Адам Смит: почти незаметно, сохраняя невозмутимую серьезность. В «Теории нравственных чувств» есть такая шутка: потерю человеком ноги надо несомненно признать гораздо более тяжелой бедой, чем потеря любовницы; однако второе стало в литературе предметом многих отличных трагедий, тогда как из первого трагедии при всем желании не сделаешь. Он был, видимо, таков и в жизни. Однажды в Глазго на торжественном обеде в университете сосед по столу, приезжий из Лондона, с удивлением спросил его: почему все с таким почтением обращаются к одному присутствующему молодому человеку, хотя он явно не блестящего ума. Смит ответил: «Мы знаем это, но дело в том, что он – единственный лорд в нашем университете». Сосед, вероятно, так и не понял, была это шутка или нет.

Франция присутствует в книге Смита не только в идеях, прямо ли, косвенно ли связанных с физиократией, но и в великом множестве разных наблюдений (включая личные), примеров и иллюстраций. Общий тон всего этого материала критический. Для Смита Франция с ее феодально-абсолютистским строем и оковами для буржуазного развития – самый яркий пример противоречия фактических порядков идеальному «естественному порядку». Нельзя сказать, что в Англии все хорошо, но в общем и целом ее строй гораздо больше приближается к «естественному порядку» с его свободой личности, совести и – главное – предпринимательства.

Что означали три года во Франции для Смита лично, в человеческом смысле? Во-первых, резкое улучшение его материального положения. По соглашению с родителями герцога Баклю он должен был получать 300 фунтов в год не только во время путешествия, но в качестве пенсии до самой смерти. Это позволило Смиту следующие 10 лет работать только над его книгой; в Глазговский университет он уже не вернулся. Во-вторых, все современники отмечали изменение в характере Смита: он стал собраннее, деловитее, энергичнее и приобрел известный навык в обращении с различными людьми, в том числе и сильными мира сего. Впрочем, светского лоска он не приобрел и остался в глазах большинства знакомых чудаковатым и рассеянным профессором. Рассеянность Адама Смита скоро срослась с его славой и для обывателей стала ее составной частью.

* * *

Смит провел в Париже около года – с декабря 1765 г. по октябрь 1766 г. Поскольку центрами умственной жизни Парижа были литературные салоны, там он в основном и общался с философами. «Антресольный клуб» в Версале составлял в этом смысле исключение. Он был сразу же введен в большой салон мадам Жоффрен, но особенно любил бывать у мадемуазель Леспинасс, подруги д’Аламбера, где собирался более узкий и интимный круг друзей. Нередко посещал он и дома богачей-философов Гельвеция и Гольбаха, являвшиеся своего рода штаб-квартирами энциклопедистов.

Смит всегда любил театр, хотя в Шотландии пуританская церковь почти не допускала это «богопротивное зрелище». Особенно ценил он французскую классическую трагедию. Его гидом по парижским театрам была мадам Риккобони, писательница и в прошлом актриса, друг многих философов. От нее он получил при отъезде рекомендательное письмо в Лондон к знаменитому актеру и режиссеру Давиду Гаррику, который незадолго до этого побывал в Париже. Письмо наполнено похвалами уму и остроумию Смита. Это могло бы быть преувеличением и лестью, если бы не повторялось в другом письме, которое мадам Риккобони вскоре послала Гаррику почтой. Впоследствии Смит был довольно хорошо знаком с Гарриком.

При всем том Смит, конечно, вовсе не занимал в парижских салонах такого места, которое в течение трех предыдущих лет занимал его друг Юм, а через 10 лет – Франклин. Смит не был создан, чтобы блистать в обществе, и хорошо сознавал это.

Можно думать, что особое значение для Смита имело знакомство с Гельвецием, человеком большого личного обаяния и замечательного ума. В своей философии Гельвеций, стремясь освободить этику от церковно-феодальных оков, объявил эгоизм естественным свойством человека и фактором прогресса общества. Новая, в сущности буржуазная, этика строилась на своекорыстном интересе, на естественном стремлении каждого к своей выгоде, ограничиваемом только таким же стремлением других людей. Гельвеций сравнивал роль своекорыстного интереса в обществе с ролью всемирного тяготения в природе. С этим связана идея природного равенства людей: каждому человеку, независимо от рождения и положения, должно быть предоставлено равное право преследовать свою выгоду, и от этого выиграет все общество.

Такие идеи были близки Смиту. Они не были новы для него: нечто схожее он воспринял от философов Локка и Юма и из парадоксов Мандевиля. Но конечно, яркость аргументации Гельвеция оказала на него особое влияние. Смит развил эти идеи и применил их к политической экономии. Созданное Смитом представление о природе человека и соотношении человека и общества легло в основу взглядов классической школы. Понятие homo economicus (экономический человек) возникло несколько позже, но его изобретатели опирались на Смита. Знаменитая формулировка о «невидимой руке», может быть, является чаще всего цитируемым местом из «Богатства народов».

* * *

Политика laissez faire, или, как выражается Смит, естественной свободы, прямо вытекает из его взглядов на человека и общество. Если экономическая деятельность каждого человека ведет в конечном счете к благу общества, то ясно, что эту деятельность не надо ничем стеснять.

Смит считал, что при свободе передвижения товаров и денег, капитала и труда ресурсы общества будут использоваться самым рациональным, оптимальным образом. Свобода конкуренции была альфой и омегой его экономического учения. Она проходит красной нитью через все «Богатство народов». Этот принцип Смит применял даже к врачам, университетским профессорам и… попам. Если, мол, предоставить священникам всех вероисповеданий и сект свободно конкурировать между собой, не давать ни одной группе привилегий и тем более монополии, то они будут наиболее безвредны (а это, как он намекает, и есть их наивысшая эффективность). Из веры в благотворность своекорыстного интереса и свободы конкуренции вытекал исторический оптимизм Смита. Он был, конечно, отражением неизбежной победы нового буржуазного строя над феодализмом. Оптимизм Смита не был, однако, сродни бездумной вере героя вольтеровского «Кандида» Панглосса, что все к лучшему в этом лучшем из миров. Он слишком хорошо знал, какие мощные силы выступают против экономической свободы.

Как и во многих других вопросах, роль Смита заключается не в том, что он открыл принцип laissez faire, а в том, что он обосновал его с наибольшей основательностью и систематичностью. Хотя родился этот принцип во Франции, развить его до логического конца и положить в основу экономической теории должен был британец. Англия, превращавшаяся в самую развитую промышленную страну мира, была уже объективно заинтересована в свободе торговли. Во Франции мода на физиократию была в большой мере капризом просвещенных и либеральных аристократов и прошла очень скоро. В Англии «мода» на Смита превратилась в символ веры буржуазии и обуржуазившегося дворянства. Экономическая политика английского правительства на протяжении следующего столетия была в известном смысле осуществлением Смитовой программы.

Первые шаги были сделаны еще при жизни Смита. Сохранился такой любопытный рассказ. В последние годы жизни Смит был уже знаменит. Будучи в 1787 г. в Лондоне, Смит приехал в дом одного знатного вельможи. В гостиной было большое общество, включавшее премьер-министра Уильяма Питта. Когда вошел Смит, все встали. По своей профессорской привычке он поднял руку и сказал: «Прошу садиться, господа». Питт на это ответил: «После вас, доктор, мы все здесь ваши ученики». Возможно, это только легенда. Но она правдоподобна. Питт действительно провел ряд мер в области торговли, по своему духу соответствовавших идеям «Богатства народов». Смит нигде не формулирует свою программу по пунктам. Но это можно без особого труда сделать. Конкретно laissez faire у Смита означает следующее.

Во-первых, он требует отмены всех мер, ограничивающих, выражаясь современным языком, мобильность рабочей силы. Прежде всего речь идет о таких феодальных пережитках, как обязательное ремесленное ученичество и закон о поселении. Ясно, что объективный смысл этого требования заключается в обеспечении свободы действий для капиталистов. Но надо помнить об эпохе, когда писал Смит: британский рабочий класс в то время страдал еще не столько от капитализма, сколько от недостаточности его развития. Поэтому требование Смита было прогрессивным и даже гуманным.

Bo-вторых, Смит выступил за полную свободу торговли землей. Он был противником крупного землевладения и предлагал отменить законы, препятствующие дроблению наследственных земель. Смит был за то, чтобы земли переходили в руки собственников, способных использовать их более экономично или склонных пускать землю в оборот. Все это направлено на развитие капитализма в сельском хозяйстве.

В-третьих, Смит предлагал отменить остатки правительственной регламентации промышленности и внутренней торговли. Акцизы (косвенные налоги), которыми облагается продажа некоторых товаров на внутреннем рынке, должны вводиться только ради бюджетных доходов, а не для воздействия на хозяйство. В Англии уже не было пошлин, взимаемых при перевозке товаров внутри страны. Но тем острее и актуальнее звучала эта критика Смита для Франции.

В-четвертых, Смит подверг детальной критике всю внешнеторговую политику Англии и разработал программу свободы внешней торговли. Это – важнейшее его требование, и оно наиболее непосредственным образом направлено против меркантилизма. Так родилось фритредерство,[549] ставшее в XIX в. знаменем английской промышленной буржуазии.

Под огонь Смита попадает весь арсенал меркантилистской политики: стремление к обязательной активности платежного баланса, запрещение ввоза и вывоза определенных товаров, высокие импортные пошлины, премии за экспорт, монопольные торговые компании. Особенно резко он выступил против английской колониальной политики, прямо заявляя, что она диктуется не интересами нации, а интересами кучки торгашей. Смит считал близорукой и нелепой политику удушения промышленности и ограничения торговли, которую Англия проводила в Ирландии и особенно в североамериканских колониях. Он писал: «Запрещение целому народу выделывать из продукта своего труда все то, что он может, или затрачивать свой капитал и промышленный труд таким образом, как он считает для себя наиболее выгодным, представляет собою явное нарушение самых священных прав человечества».[550]

Это опубликовано в 1776 г., когда Англия уже вела войну против восставших колонистов. Смит относился к американскому республиканизму с симпатией, хотя, оставаясь добрым британцем, выступал не за отделение колоний, а за создание полностью равноправного союза между Англией и колониями. Не менее смело высказывался он о политике грабежа и угнетения, которую проводила Ост-Индская компания в Индии. Следует также учесть, что Смит в своей книге написал немало язвительных и суровых слов о церкви и системе университетского образования. Правда, в Англии он не рисковал ни головой, ни свободой и мог особенно не опасаться тюрьмы, где в разное время побывали иные из его французских друзей: Вольтер, Дидро, Морелле, даже Мирабо. Но он знал, как чувствительны могут быть ненависть и нападки англиканских попов, университетских властей и газетных писак. Он боялся всего этого и не скрывал, что боится.

Привлекательность личности Смита состоит в том, что он, человек от природы осторожный и опасливый, все же написал и напечатал свою смелую книгу.

«Богатство народов»

Но мы несколько забежали вперед: между возвращением Смита из Франции и выходом в свет «Богатства народов» прошло 10 лет. Полгода Смит провел в Лондоне, выполняя обязанности своего рода неофициального эксперта при министре финансов. Весной 1767 г. он уединился в Керколди и прожил там почти безвыездно шесть лет, которые целиком посвятил работе над книгой. В одном из писем он жалуется, что однообразие жизни и чрезмерная концентрация сил и внимания на одном предмете подрывают его здоровье. Уезжая в 1773 г. в Лондон, Смит чувствовал себя настолько плохо, что на случай смерти счел нужным формально передать Юму права на свое литературное наследство.

Смит думал, что едет с готовой рукописью. На самом деле ему понадобилось еще около трех лет, чтобы закончить работу. «Богатство народов» отделено от первых экономических опытов Смита в эдинбургских лекциях четвертью века. Поистине, это было дело всей его жизни.

Смит имел в Керколди некоторые готовые наброски будущего сочинения, а в голове – многие идеи, которые предстояло развить. Но кроме того, он привез из Франции и Лондона несколько ящиков книг и продолжал заказывать книги, живя в Керколди. По его просьбе Тюрго, в это время ставший министром, прислал ему, например, составленный французскими авторами справочник о налоговых системах европейских государств. Он продолжал много читать, особенно французских авторов, изучал весьма скудные в то время статистические отчеты, штудировал законы и практику регулирования внешней торговли.

Смиту всю жизнь было трудно писать собственной рукой. Это одна из причин немногочисленности и лаконизма его писем. Текст «Богатства народов», как и других своих сочинений, Смит диктовал секретарю-писцу. Потом он правил и обрабатывал рукопись и отдавал ее переписывать набело.

Смит обладал удивительной способностью быть незаметным человеком. Бытописатели эпохи, оставившие подробные характеристики давно забытых и не играющих ныне никакой роли личностей, чаще всего молчат о нем или говорят что-нибудь между прочим. Немногим, что известно о жизни Смита в эти годы, мы обязаны Джемсу Босуэлу, этому королю биографов, автору знаменитой «Жизни Сэмюэла Джонсона». Босуэл боготворил Джонсона и недолюбливал Смита. Тем не менее один его отзыв хорошо рисует характер Смита: «Смит был человек необычайного трудолюбия, а его голова всегда была заполнена массой всевозможных проблем». В дневниковой записи от 2 апреля 1775 г. Босуэл рассказывает, что он утром посетил Смита в снимаемой им квартире на Саффолк-стрит и застал его за работой: он диктовал секретарю. Смит сказал ему, что заканчивает свою работу и что он решил «сделать книгу полной», сняв в ней ссылки на другие сочинения. Босуэлу это послужило поводом для шутливого разговора с одним из друзей, но в действительности здесь заключается важная проблема.

Карл Маркс писал: «Свое мудрое шотландское изречение: «если вы приобрели немногое, то зачастую легко будет приобрести многое, но трудность состоит в том, чтобы приобрести немногое», Адам Смит применил и к духовному богатству и потому с мелочной заботливостью скрыл источники, которым он обязан тем немногим, из чего он сделал поистине многое. Неоднократно предпочитает он притуплять острие вопроса там, где резкая формулировка заставила бы его свести счеты со своими предшественниками».[551]

Смит умудрился даже не упомянуть в своей книге Петти, Норса, Мандевиля, Джемса Стюарта, Тюрго – авторов, многие идеи которых он молчаливо принял. Чем это объясняется? Можно лишь высказать некоторые соображения. В какой-то мере это было в духе времени: сотни петитных сносок были тогда не очень в моде, Смит, конечно, не мог предвидеть, какое место займет его книга в экономической науке. Но он, очевидно, сознавал в какой-то мере значение своих научных обобщений, свою роль систематизатора экономической науки и не был чужд тщеславия. Методичный и уравновешенный, он не любил прерывать гладкий поток изложения ненужными (как ему казалось) ссылками и скрещивать шпаги в теоретическом споре. Весь свой заряд критики он потратил на меркантилистов, причем был в этой критике нередко односторонним и необъективным. Все многообразие и богатство меркантилистской литературы он рассматривал только с точки зрения своей системы, не умея и не желая выделять в меркантилизме научные элементы, рациональное зерно. Осторожный и неторопливый, он не любил резких и категорических формулировок. Никоим образом не относился он к людям, которым, как говорит русская поговорка, ради красного словца не жаль родного отца.

«Исследование о природе и причинах богатства народов» вышло в свет в Лондоне в марте 1776 г. Сочинение Смита состоит из пяти книг. Основы его теоретической системы, в которой завершены и обобщены многие идеи английских и французских экономистов предыдущего столетия, изложены в двух первых книгах. В первой содержится, по существу, анализ стоимости и прибавочной стоимости, которую Смит рассматривает в конкретных формах прибыли и земельной ренты. Вторая книга носит заглавие «О природе капитала, его накоплении и применении». … Остальные три книги представляют собой приложение теории Смита отчасти к истории, а в основном к экономической политике. В небольшой третьей книге речь идет о развитии экономики Европы в эпоху феодализма и становления капитализма. Обширная четвертая книга – история и критика политической экономии; восемь глав посвящены меркантилизму, одна – физиократии. Самая большая по объему, пятая книга посвящена финансам – расходам и доходам государства; здесь изложены взгляды Смита на государство.

«Богатство народов» безусловно одна из самых занимательных книг в истории политической экономии. Как заметил Уолтер Бэджгот, это не только экономический трактат, но и «очень любопытная книга о старых временах».

Она заметно отличается от суховатых аналитических эскизов Кенэ, теорем Тюрго и от «Принципов» Рикардо с их разреженной атмосферой глубокой абстракции.

Смит вложил в свое сочинение огромную эрудицию, тонкую наблюдательность и оригинальный юмор. Из «Богатства народов» можно вычитать тьму любопытных вещей о колониях и университетах, военном деле и банках, серебряных рудниках и контрабанде… и о многом другом. С современной точки зрения, многое из этого едва ли имеет прямое отношение к экономической теории. Но для Смита политическая экономия и была именно такой почти всеобъемлющей наукой об обществе.

Основной метод исследования в политической экономии – метод логической абстракции. Выделив в экономике ряд основных исходных категорий и связав их принципиальными зависимостями, можно далее анализировать все более сложные и конкретные общественные явления. Адам Смит развивал этот научный метод. Он попытался построить свою систему, положив в основу такие категории, как разделение труда, обмен, меновая стоимость, и идя далее к доходам основных классов. Его многочисленные отступления и описания можно в этом смысле рассматривать как фактические иллюстрации, имеющие определенную доказательность и ценность. Но Смит не смог удержаться на этом высоком уровне научного исследования. Описательство, поверхностные представления часто захватывали его, и он оставлял свой более глубокий аналитический подход. Эта двойственность была объективно обусловлена эпохой и местом Смита в науке, субъективно – особенностями его интеллекта.

Смитианство

Наибольшее влияние учение Смита имело в Англии и во Франции – странах, где промышленное развитие в конце XVIII и начале XIX в. шло наиболее интенсивно и где буржуазия в значительной мере овладела государственной властью.

В Англии, однако, среди последователей Смита не было, вплоть до Рикардо, сколько-нибудь крупных и самостоятельных мыслителей. Первыми критиками Смита выступили люди, выражавшие экономические интересы землевладельцев. В Англии виднейшими из них были Мальтус и граф Лодердейл.

Во Франции учение Смита сначала натолкнулось на прохладный прием со стороны поздних физиократов. Затем революция отвлекла внимание от экономической теории. Перелом произошел в первые годы XIX в. В 1802 г. был издан первый полноценный перевод «Богатства народов», сделанный Жерменом Гарнье и снабженный его комментариями. В 1803 г. вышли книги Сэя и Сисмонди, в которых оба экономиста выступают в основном последователями Смита. Сэй интерпретировал шотландца в духе, который больше устраивал буржуазию, чем «чистый» Смит. Однако в той мере, в какой Сэй энергично выступал за капиталистическое промышленное развитие, многие его идеи были близки к взглядам Смита.

Если смитианство было прогрессивно в Англии и во Франции, то в еще большей мере это было ощутимо в странах, где господствовала феодальная реакция и буржуазное развитие только начиналось, – в Германии, Австрии, Италии, Испании и, конечно, в России. Есть сведения, что в Испании книга Смита была первоначально запрещена инквизицией. В Германии реакционные профессора, которые читали свои лекции в духе особой германской разновидности меркантилизма – камералистики, долгое время не хотели признавать Смита. И тем не менее именно в Пруссии – крупнейшем германском государстве – идеи Смита оказали определенное влияние на ход дел: люди, которые в период наполеоновских войн проводили там либерально-буржуазные реформы, были его последователями.

Говоря о смитианстве и влиянии Смита, надо иметь в виду, что непоследовательность Смита, наличие в его книге разнородных и прямо противоположных концепций позволяли людям совершенно различных взглядов и принципов черпать у него и считать его своим учителем и предшественником. Английские социалисты 20–40-х годов XIX в., стремившиеся повернуть учение Рикардо против буржуазии, считали себя вместе с тем и действительно являлись духовными наследниками Адама Смита. Эти люди опирались в основном на положения Смита о полном продукте труда и вычетах из него в пользу капиталиста и землевладельца. С другой стороны, последователями Смита считала себя «школа Сэя» во Франции, в которой воплотилось вульгарно-апологетическое направление буржуазной политэкономии. Она опиралась на другой поток в мышлении Смита: сотрудничество факторов производства в создании продукта и его стоимости. Они брали также у Смита его фритредерство, но придавали ему грубо торгашеский характер.

Исторически важнейшая линия теоретических влияний от Смита идет к Рикардо и Марксу.

Смитианство имело различные аспекты с точки зрения теории и с точки зрения конкретной экономической и социальной политики. Были смитианцы, которые брали у Смита, в сущности, только одно: свободу внешней торговли, борьбу против протекционизма. В зависимости от конкретной ситуации эти выступления объективно могли иметь и прогрессивный и достаточно реакционный характер. Например, в Пруссии за свободу торговли выступали консервативные юнкерские круги: они были заинтересованы во ввозе дешевых иностранных промышленных товаров и в беспрепятственном вывозе своего зерна.

Но мы уже хорошо знаем, что у Смита его фритредерство было лишь частью большой антифеодальной программы экономической и политической свободы. Огромная роль Смита в истории цивилизации определяется тем, что его идеи (очень часто в трудноразделимом сплаве с идеями других передовых мыслителей XVIII столетия) ощутимы во многих прогрессивных и освободительных движениях первой половины XIX в.

Пожалуй, это наиболее очевидно в России. Вопрос о смитианстве в России основательно исследован советскими учеными (И. Г. Блюмин, Ф. М. Морозов и др.). Здесь можно добавить лишь несколько штрихов.

Всю первую половину 1826 г. шло следствие по делу декабристов. В ходе следствия каждому мятежнику давали особого рода анкету, в которой был, в частности, вопрос об источниках его «вольнодумных и либеральных мыслей». Среди авторов, которых называли декабристы, рядом с Монтескье и Вольтером несколько раз фигурирует имя Смита. Еще чаще упоминаются просто сочинения по политической экономии, но надо помнить, что в то время это практически означало систему Смита.

Декабристы, дворянские революционеры, имели, по существу, буржуазно-демократическую программу. Для этой программы они воспользовались самыми прогрессивными идеями западных мыслителей. У Смита их привлекала вся его система естественной свободы, а конкретнее – категорическое осуждение рабства (крепостного права), выступление против всех других форм феодального гнета и за промышленное развитие, требование всеобщности налогообложения и т. д. Само по себе фритредерство Смита их меньше интересовало. Среди декабристов и в той или иной мере близких к ним мыслящих людей были как сторонники свободы торговли, так и сторонники протекционистских тарифов для защиты нарождавшейся русской промышленности. Еще меньше занимались они (да и русские экономисты того времени вообще) чисто теоретическими сторонами учения Смита: вопросами стоимости, доходов, капитала.

Влияние Смита на декабристов было итогом продолжавшегося уже несколько десятилетий распространения его идей среди русского образованного общества. На волне либеральных веяний, распространившихся после восшествия на престол Александра I, в 1802–1806 гг. вышел первый русский перевод «Богатства народов». Перевод книги Смита был исключительно трудным делом, ведь на русском языке еще только складывалась научная экономическая терминология, система основных понятий. Тем не менее он сыграл важную роль не только в распространении идей Смита в России, но и в развитии русской экономической мысли вообще. Период 1818–1825 гг. был временем наибольшего влияния Смита в России. После декабрьского восстания Смит почти целиком попал в руки консервативных профессоров, которые вытравляли из его учения все смелое и острое.

Замечательно, что это не укрылось от наблюдательности Пушкина, который уже отразил в «Евгении Онегине» увлечение Смитом. В одном из прозаических отрывков 1829 г. (роман в письмах) читаем: «Твои умозрительные и важные рассуждения принадлежат к 1818 году. В то время строгость нравов и политическая экономия были в моде. Мы являлись на балы, не снимая шпаг – нам было неприлично танцевать и некогда заниматься дамами. Честь имею донести тебе, что это все переменилось. Французская кадриль заменила Адама Смита».

Пушкин был хорошо знаком и даже дружен по меньшей мере с тремя декабристами, которые оставили важный след в развитии русской экономической мысли: Николаем Тургеневым, Павлом Пестелем и Михаилом Орловым. Особенно большую роль в формировании общественных взглядов молодого Пушкина сыграл Тургенев, который считал себя учеником Смита. В книге Тургенева «Опыт теории налогов» (1818 г.) множество ссылок на Смита. Уже после Октябрьской революции была опубликована замечательная рукопись Пестеля «Практические начала политической экономии». Написана она, по всей вероятности, в 1819–1820 гг. Даже от книги Тургенева эта работа выгодно отличается теоретической постановкой ряда вопросов, широтой взгляда, которым молодой автор окидывал всю европейскую науку. Хотя Пестель сравнительно редко ссылается на Смита, последний является главным источником его взглядов. И Тургенев и Пестель, опираясь на Смита, развивали многие новые идеи, особенно в применении к конкретным условиям России. Они и Смита принимали отнюдь не целиком. В политической области республиканизм Пестеля выходил далеко за пределы Смитова либерализма.

* * *

О жизни Смита осталось сказать немного. Через два года после выхода в свет «Богатства народов» он получил, хлопотами герцога Баклю и других влиятельных знакомых и почитателей, весьма выгодную должность одного из таможенных комиссаров Шотландии в Эдинбурге с годовым окладом в 600 фунтов стерлингов. Это было много по тем временам: Роберт Бернс, служивший в том же ведомстве по акцизной части, получал сначала 50, а позже 70 фунтов. В таможенном управлении, следя за сбором пошлин, ведя переписку с Лондоном и посылая время от времени солдат на поимку контрабандистов, Смит просидел до конца своих дней. Он поселился в Эдинбурге, сняв квартиру в старой части города. Продолжая вести прежний скромный образ жизни, Смит довольно много денег тратил на благотворительность. Единственной ценностью, оставшейся после него, была значительная библиотека.

Государственные должности, вроде полученной Смитом, в XVIII в. давались только по протекции и рассматривались как отличная синекура. Но Смит, при его добросовестности и известном педантизме, относился к своим обязанностям серьезно и проводил на службе довольно много времени. Уже это одно (плюс возраст и болезни) исключало продолжение глубокой научной работы. Казалось, что Смит к ней особенно и не стремился. Правда, в первое время он носился с планом написать свою третью большую книгу – нечто вроде всеобщей истории культуры и науки. После его смерти остались и были вскоре опубликованы интересные наброски, посвященные истории астрономии и философии и даже изящным искусствам. Но он скоро отказался от этого замысла. Довольно много времени у него отнимали новые издания его сочинений. При жизни Смита в Англии вышло шесть изданий «Теории нравственных чувств» и пять – «Богатства народов». К третьему изданию «Богатства народов» (1784 г.) Смит сделал значительные добавления, в частности написал главу «Заключение о меркантилистической системе». В какой-то мере он следил и за иностранными изданиями своих книг.

Шотландская столица была вторым, после Лондона, культурным центром страны, а в некоторых отношениях не уступала ему. С другой стороны, это был сравнительно небольшой уютный город. Верный своим многолетним привычкам, Смит и здесь имел свой клуб, где регулярно встречался с узким кружком друзей и знакомых. Кроме того, каждое воскресенье друзья ужинали у него. Ближайшими из них были крупные ученые: химик Блэк, геолог Хаттон, философ и экономист Дагалд Стюарт. Смит стал уже европейской знаменитостью, своего рода достопримечательностью Эдинбурга. Путешественники из Лондона и Парижа, Берлина и Петербурга стремились познакомиться с шотландским мудрецом. Одно из знакомств Смита в этот период интересно с точки зрения истории русской культуры. В Эдинбурге жила, наблюдая за обучением в университете своего сына, княгиня Воронцова-Дашкова, образованнейшая женщина своего времени, будущий президент Академии наук. В своих мемуарах она пишет, что Смит, среди других эдинбургских ученых, бывал у нее.

Во внешности Смита не было ничего выдающегося. Он был немного выше среднего роста, с прямой фигурой. Простое лицо с правильными чертами, серо-голубые глаза, крупный прямой нос. Одевался так, что это никогда не привлекало внимания. Носил до конца жизни парик. Любил ходить с бамбуковой тростью на плече. Имел привычку говорить сам с собой, так что однажды уличная торговка приняла его за помешанного и сказала соседке: «Бог мой, вот бедняга! А ведь прилично одет!»

Смит умер в Эдинбурге в июле 1790 г. на 68-м году жизни. Около четырех лет до этого он тяжело болел.

Глоссарий географических названий (С УКАЗАТЕЛЕМ)[552]

А

Аахен, Ахен (Aachen, город в земле Сев. Рейн-Вестфалия [на Западе Германии], близ границы с Бельгией; конгресс в А. (1748) положил конец 8-летней войне за австрийское наследство)

Абиссиния (Abyssinia, неофициальное название Эфиопии, употреблявшееся в прошлом и иногда еще встречающееся в современной литературе)

Австрия (Österreich, гос-во в Центр. Европе; с 1156 г. – герцогство, с 1453 г. – эрцгерцогство; в XVI–XVIII вв. правящая династия Габсбургов расширила свои владения, присоединив Чехию, Венгрию и другие территории; в 1867–1918 гг. – в составе Австро-венгерской монархии)

Агригент (Agrigentum, греч. Akragas, древний город в Сицилии, 582 до н. э. основан дорийцами; завоеван в 406 г. карфагенянами, в 262 г. римлянами, в IX в. разрушен сарацинами; сохранились остатки когда-то великолепных храмов; теперь называется Джирдженти)

Адриатическое море (от Adria – название греч. колонии в VI в. до н. э.; итал. Mare Adriatiko, сербскохорватское Jadransko more; полузамкнутое море, часть Средиземного моря между Апеннинским и Балканским п-овами, окружено Апеннинскими горами, Альпами и Динарским нагорьем)

Ажанский (Аженский) округ (Agen [Ажен], главный город департамента Ло-и-Гаронна, на р. Гаронна, Франция)

Азия (одна из шести частей света, самая большая по пл. [ок. 43,4 млн. км]; вместе с Европой образует материк Евразия)

Азорские о-ва (португальское Ilhas dos Acores – «Острова Ястребов», архипелаг в центр. части Атлантического океана, входит в состав Португалии; состоит из 9 крупных о-вов [Сан-Мигел, Терсейра, Пику, Сан-Жоржи, Флориш и др. ] и нескольких рифов)

Айршир (Ayrshire, графство в Шотландии, делится на восточный, северный и южный Айршир – East Ayrshire, North Ayrshire, South Ayrshire)

Аравийский залив (или Красное море [у римлян Sinus Arabicus, Mare Rubrum] – представляет большой залив Индийского океана, отделяющий Аравию от Египта и Абиссинии)

Аравийская пустыня (Arabian Desert, сев. – вост. ч. Сахары [Египет] между долиной Нила и Красным морем; на Ю. переходит в Нубийскую пустыню)

Арагония, Арагон (Aragonia, бывшее королевство в сев. Испании, по р. Эбро; делится на Верхнюю А. – гористую страну, и Нижнюю А. – пустынную равнину; ныне – автономная обл. на сев. – вост. Испании; обнимает три исп. провинции – Сарагосу, Теруэль и Хуэску; главный город Сарагоса)

Акапулько (Acapulco, или Acapulco de Juarez, город на юге Мексики, на берегу Тихого океана; впервые упоминается в 1532 г.; до 1815 г. был главным тихоокеанским портом страны)

Альпы (нем. Alpen, франц. Alpes, итал. Alpi, от кельтского alp – «высокая гора», высочайшая горная система Европы; тянется от побережья Средиземного моря до Среднедунайской равнины)

Амстердам (Amsterdam, первоначально Amstelredam – плотина на р. Амстел, столица Нидерландов, важный экономический центр, самый большой по населению город страны и крупный морской порт)

Америка, см. также Америка Северная (часть света, образуемая двумя материками – Северной Америкой и Южной Америкой; расположена в Зап. полушарии, между Атлантическим и Тихим океанами; Антильские о-ва и часть материкового побережья были открыты в 1492–1503 гг. X. Колумбом, который дал им название Индии; позднее флорентинец Америго Веспуччи предложил название Новый Свет; его рассказы о новых землях произвели столь сильное впечатление на современников, что в 1507 г. лотарингский картограф М. Вальдземюллер предложил назвать их Америго или Америка) (британские владения в Северной Америке, охватывающие все пространство к сев. от США до Северного Ледовитого океана, за исключением Гренландии на сев. – востоке и Аляски на сев. – западе)

Америка Северная (материк в Западном полушарии, сев. ч. Америки; на Севере омывается Северным Ледовитым океаном, на Западе – Тихим океаном, на Востоке – Атлантическим океаном; южную границу проводят обычно по Панамскому перешейку)

Англия, см. также Британская империя, Великобритания (England, позднелат. Anglia, административно-политическая ч. Великобритании, ее историческое ядро; свое название получила от германского племени англов, переселившихся в V–VI вв. на территорию Британии; в узком смысле слова – южная ч. о-ва Великобритании, в широком смысле Англией часто называют все Соединенное Королевство Великобритании и Северной Ирландии)

Англия Новая (New England, прежняя британская провинция на вост. берегу Сев. Америки, обнимавшая нынешние штаты: Мэн, Нью-Гэмпшир, Вермонт, Массачусетс, Род-Айленд и Коннектикут)

Ангола (Angola, португальская колония на западном берегу Африки; в 1905 г. часть территории уступлена британской колонии Родезии; главный город – Луанда)

Атлантический океан (от названия легендарного о-ва Атлантида и титана Атланта, лат. – Mare Atlanticum, греч. Atlantis – обозначало пространство между Гибралтарским проливом и Канарскими о-вами, весь океан называется Oceanus Occidentalis – Западный океан; один из 5 океанов граничит на В. с материками Европой и Африкой, на З. – с Америкой, на С. и Ю. – простирается до Полярных морей; второй по величине – после Тихого – океан на Земле)

Антверпен (фламандск. Antwerpen, франц. Anvers, город на сев. Бельгии, порт на берегах р. Шельда и Альберт-канала, в 90 км от Северного моря)

Антигуа (Antigua, владение Великобритании в Вест-Индии; в состав Антигуа входят острова: Антигуа, Барбуда и Редонда; ныне гос-во Антигуа и Барбуда; группа М. Антильских о-вов)

Афины (Athinai, город-полис на п-ове Аттика; игравший ведущую роль в экон., полит. и культ. жизни Древней Греции; древнейшая часть – Акрополь; ныне – столица Греции)

Африка (второй по величине после Евразии материк, часть света; на С. омывается Средиземным морем, на В. и С. – В. – Индийским океаном и Красным морем, на Западе – Атлантическим океаном; название Африка встречается с конца III в. до н. э.)

Б

Бавария (Bayern, земля в Германии; в Средние века – герцогство, с 1623 г. – курфюршество, в 1806–1918 гг. – королевство, затем земля; состоит из большей Восточной части и меньшей Западной на левом берегу Рейна [Пфальц])

Багамские О-ва, то же, что и Лукайские о-ва (Bahama, архипелаг в Вест-Индии, между Флоридой и Гаити; в 1492 г. открыт испанцами, с 1783 г. – колония Великобритании, с 1973 г. – независимое гос-во; из 6110 о-вов только 20 обитаемы, остальные представляют скалы, песчаные отмели и коралловые рифы)

Базель (нем. Basel; франц. Bale, город на сев. Швейцарии, у стыка границ с Францией и Германией, на Рейне; известен с 374 г. как римское укрепление; с XIV в. имеет права имперского города, в 1501 г. вошел в состав Швейцарской конфедерации)

Байонна (Bayonne, крепость и приморский город во французском департаменте Атлантические Пиренеи, на р. Адур, юго-зап. Франции)

Балтийское море (Balticum mare, в Средние века на Руси называлось Варяжским или Свейским [шведским] морем; внутриматериковое море Атлантического океана, у берегов Северной и Средней Европы)

Бар (Bar, Barrois, некогда немецкое, с 1302 г. французское графство, с 1355 г. герцогство, в XV в. соединено с Лотарингией)

Барбадос (Barbados, один из Малых Антильских о-вов в Вест-Индии; с 1625 г. принадлежит англичанам; главный город – Бриджтаун)

Батавия (Batavia, прежнее голландское название Джакарты [до 1949 г. ], столицы Индонезии; расположен на сев. берегу о. Явы, главный город Нидерландской Индии)

Бельгия Новая, вероятно, Новые Нидерланды (колония, разделенная на Нью-Йорк и Нью-Джерси)

Белый мыс, Кабу-Бранку (Cabo Branco, самая восточная точка материка Южная Америка, в Бразилии; первоначально был назван Сан-Августин испанским мореплавателем Диего Лепе, увидевшим его в 1500 г.)

Бенгалия (Bengal, ист. обл. на юге Азии, в бассейне нижнего течения Ганга и Брахмапутры; в 1757 г. захвачена Англией и затем стала провинцией Британской Индии; с 1947 г.; Зап. Бенгалия вошла в состав Индии как штат, Восточная Бенгалия в состав Пакистана; с 1971 г. Восточная Бенгалия – государство Бангладеш)

Бенгальский залив (Bay of Bengal, на сев. Индийского океана, между п-овом Индостан и о-вом Шри-Ланка на Западе, п-овом Индокитай и о-вами Андаманскими и Никобарскими на вост.)

Бенгуэла, Бенгела (Benguela, город и рыболовный порт в Анголе, адм. центр пров. Бенгела; основан португальцами в 1617 г. как Сан-Филипе-де-Бенгела; в XVIII–XIX вв. – центр работорговли, через который ежегодно отправляли тысячи рабов на плантации и рудники Бразилии)

Берберия Южная (Barbaria, общее географическое обозначение Сев. – Зап. Африки от Средиземного моря до Сахары, заселенной преимущественно берберами и политически охватывающей, кроме французской области Алжир, государства Марокко, Тунис и Триполис)

Бернский кантон, Бернская республика, см. Швейцария

Бирмингем, Бирмингам (Birmingham, город в центр. части Великобритании; адм. центр метрополитенского графства и главный город конурбации Уэст-Мидлендс; впервые упоминается в XI в., с XIII в. известен своими ярмарками)

Богемия, Чехия (позднелат. Bohemia, от лат. Boiohaemum – страна бойев; первоначальное название территории, на которой образовалось гос-во Чехия [Cechy], вначале образовалось Пражское княжество [X в. ]; с 1085 г. – королевство; в 1526–1918 гг. входит в состав Габсбургской империи; с 1918 г. – Чехия)

Бомбей (Bombay – Бом Байм – «хороший залив»; переименован в 1995 г. в Мумбай, маратхское название, в честь богини Мумба Деви; административный центр штата Махараштра [Индия], на побережье Аравийского моря; один из крупнейших городов мира; с 1534 г. принадлежал португальцам, в 1662–1948 гг. – англичанам)

Бордо (Bordeaux адм. центр департамента Жиронда, на юго-зап. Франции; порт на р. Гаронна, доступный для крупных морских судов – основной выход в океан; в 97 км от Бискайского залива; в I в. до н. э. – главный город провинции Аквитания, с VI в. – в составе Франкского государства, в 1337–1453 гг. – главный город исторической области Гиень и Гасконь)

Бостон (Boston), 1) портовый город английского графства Голланд [Линкольншир], близ устья реки Витам; – 2) главный город штата Массачусетс [США], у впадения реки Чарлз-Ривер в Массачусетский залив Атлантического океана; основан в 1630 г. пуританами и назван ими в честь английского г. Бостон; город с 1822 г.; сыграл главную роль в борьбе американских колоний за независимость)

Бразилия (Brasil, Федеративная Республика Бразилии [República Federativa do Brasil] с 1889 г.; в 1500–1822 г. – под игом Португалии; крупнейшее гос-во в Латинской Америке, занимает вост. и центр. части Южн. Америки; с Востока омывается Атлантическим океаном, в котором владеет несколькими островами [важнейший – Фернанду-ди-Норонья]; столица – г. Бразилиа [Brasilia])

Бретань (Bretagne, ист. обл. на сев. – зап. Франции, на п-ове Бретань, омываемом проливами Ла-Манш, заливами Бискайским и Сен-Мало; главный город Рен; название получила от заселивших ее в V–VI вв. бриттов, бежавших из Британии от англосаксов; в древности Бретань называлась Aremorica, в 56 г. до н. э. покорена Цезарем, в 1171 г. англичанами, в 1213 г. – французское вассальное герцогство; с 1532 г. окончательно присоединена к Франции и стала одной из ее провинций)

Бристоль (Bristol, второй по величине после Лондона морской порт страны (с аванпортами Эйвонмут и Портисхед) на юго-зап. Великобритании, в графстве Глостершир, на р. Эйвон; известен с XII в.; в период колонизации Северной Америки и Вест-Индии (в XVII – начале XVIII в.) был одним из центров работорговли и колониальной торговли [сахар, табак и др. ])

Британская империя, см. также Великобритания, Англия (British Empire, обозначение совокупности Великобритании и ее колониальных владений; первые колониальные захваты Англии относятся к эпохе феодализма [XII в. ]; в XVIII–XIX вв. Англия расширяла свои заморские владения – возникла Британская империя, в которую вошли Канада, Индия, Гонконг, Австралия, Новая Зеландия, ряд др. территорий; термин «Б. и.» вошел в официальный обиход в середине 70-х гг. XIX в.; в 1947 г. колонии и доминионы образовали Британское Содружество)

Брюгге (фламандск. Brugge, франц. Bruges, город на сев-зап. Бельгии, адм. центр провинции Западная Фландрия; известен с 678 г., в XV в. – богатый торговый город, один из крупнейших в Европе портов)

Бургундия (франц. Bourgogne, нем. Burgund, ист. обл. на вост. Франции, в бассейне р. Сонны, главный город – Дижон; в V в. на территории расселения германского племени бургундов возникло королевство Бургундия с центром в Лионе, в VI в. присоединено к Франкскому государству, сохранив назв. Бургундия; в IX в. в ходе распада Франкского государства образовались Верхняя (или Трансъюранская) Б. и Нижняя (или Цисъюранская) Б., объединившиеся в 933 г. в единое государство Б., или Арелат, с центром в Арле; в XIV–XIV вв. герцогство переживает расцвет; в результате поражения в войне 1474–1477 гг. большая его часть вошла в состав Французского королевства на правах провинции, северо-восточная часть – в состав Швейцарского союза восьми кантонов)

Буэнос-Айрес (Buenos Aires, испанское – «хороших ветров», столица Аргентины, расположена на южном берегу эстуария реки Ла-Плата, в 275 км от океана; основан в 1536 г. испанскими конкистадорами, но через 5 лет сожжен и покинут под натиском индейцев; вновь застраивается в 1580 г., с 1776 г. – столица вице-королевства Ла-Плата; в 1816–1826 гг. – столица Объединенных провинций Ла-Платы, с 1880 г. – столица республики Аргентина)

В

Вейя, Вей, Вейи (Veji, один из двенадцати городов Этрусского союза, на крутом холме, северо-западнее Рима; образ правления был аристократический; во главе стоял царь)

Великобритания, см. также Англия, Британская империя (Great Britain, Британия, Соединенное Королевство Великобритании и Северной Ирландии, островное гос-во на сев. – зап. Европы; занимает о. Великобритания (большая часть страны), северную часть о-ва Ирландия и ряд прилегающих о-вов; столица – Лондон; В. состоит из 4 административных (историко-географических) областей: Англия, Уэльс, Шотландия и Северная Ирландия; острова Мэн и Нормандские – самостоятельные административные единицы; форма правления – конституционная монархия)

Вена (Vienna, нем. Wien, польск. Wieden, чешск. Viden, сербск. Беч, венг. Becs, др. русск. Ведень, столица Австрии, расположена на берегах Дуная, у подножия отрогов Восточных Альп [Венский Лес]; возникла в XI–XII вв. на месте др. – римского укрепленного лагеря Виндобона [Vindobona, I в. н. э. ]; с середины XII в. – резиденция австрийских герцогов; с XVII в. столица государства Габсбургов; с 1867 г. – столица Австро-Венгрии, с 1918 г. – Австрийской Республики)

Венгрия (Magyar orszag, страна, англ. Hungary, Венгерская Республика, государство в Центральной Европе; столица – Будапешт; крупные города – Дебрецен, Мишкольц, Сегед; делится на 19 областей [медье]; к XI в. сложилось королевство мадьяр; в XVI в. единое государство было разделено на три части: центральной завладела Турция, западной и северной – Австрия, и лишь на Востоке (Трансильвания) до конца XVII в. оставалось самостоятельное княжество; после австро-турецкой войны 1683–1699 гг. и национального восстания (1703–1711 гг.) вся В. оказалась под властью Габсбургов [Австрия]; в 1918 г. в результате распада монархии в конце Первой мировой войны стала независимой [с 16 ноября – республика])

Венеция (Venezia, город на сев. – вост. Италии, на берегу Венецианского залива Адриатического моря; на о-вах и лагунах в конце VII – начале VIII в. возникла республика во главе с дожем [итал. doge, от лат. dux – вождь, предводитель]; с начала IX в. – крупный центр торговли между Зап. Европой и Востоком; в XIV–XVI вв. В. расширила свои владения, присоединив Падую, Виченцу, Верону, Кремону, Римини и др., однако в последующие века [вплоть до XVIII в. ] в результате войн с Турцией эти владения были утрачены; в 1866 г. вошла в состав Италии)

Вера-Круз (Veracruz, портовый город на востоке Мексики, на Мексиканском заливе [штата Веракрус]; основан Эрнаном Кортесом, который высадился там в 1519 г.)

Верден (ст. – нем. Wirten, лат. Verodunum, официальное название до 1970 г. Верден-сюр-Мёз [Verdun-sur-Meuse], город и крепость в Лотарингии [Lorraine] на р. Мёз, ист. обл. на сев. – вост. Франции; в древности – галльское поселение Verodunum; при римлянах стал значительным городом; с IV в. – епископская резиденция; в В. был заключен Верденский договор 843 г., по которому город вошел в государство Лотаря; с 880 г. – в составе Восточно-Франкского королевства [Германия]; с XIII в. – имперский город; в 1552 г. присоединен к Франции [по Вестфальскому миру 1648 г., окончившему Тридцатилетнюю войну 1618–1648 гг. ])

Версаль (Versailles, город во Франции, юго-зап. пригород Парижа; вырос около охотничьего замка, основанного Людовиком XIV в 1661 г., но название известно еще с 1074 г.; в 1662–1789 гг. – главная резиденция французских королей; обширный дворцово-парковый ансамбль, созданный во второй половине XVII в.)

Вест-Индия, Вест-Индские о-ва (англ. West Indies, общее название о-вов в Атлантическом океане между материками Северная и Южная Америка; включает острова Багамские, Антильские, Тринидад, Тобаго и др.; открыта Х. Колумбом в 1492–1504 гг.; ныне большая часть островов – независимые государства [их 13]; некоторые острова принадлежат США, Великобритании, Франции и Нидерландам)

Вестминстер, Уэстминстер (Westminster, один из ист. районов Лондона, на левобережье Темзы, к зап. от Сити; часть столичного округа Большой Лондон; в В. находятся главные правительственные учреждения Великобритании – парламент и министерства, а также резиденция премьер-министра, Букингемский дворец – резиденция королей, Вестминстерский собор)

Виргиния, Вирджиния (Virginia, штат на вост. США [с 1788 г. ], назван в честь незамужней королевы Елизаветы I Английской; столица – г. Ричмонд; первое английское поселение в Новом Свете – Джеймстаун [основан на территории штата в 1607 г. ]; называют Виргинию – «матерью президентов», поскольку здесь родились 8 президентов США: Дж. Вашингтон, Т. Джефферсон, Дж. Медисон, Дж. Монро, У. г. Гаррисон, Дж. Тайлер, З. Тейлор и В. Вильсон)

Г

Галифакс (Halifax, столица провинции Новая Шотландия на юго-вост. Канады, незамерзающий порт и ныне крупная военно-морская база на Атлантическом побережье; основан как поселок французских рыбаков в начале XVIII в.; в 1749 г. заселен англичанами и назван в честь министра торговли графа Галифакса)

Гамбург (Hamburg, второй по величине город Германии, на р. Эльба, в 110 км от ее впадения в Северное море; впервые упоминается в 715 г., в IX в. известен как крепость, основанная Карлом Великим; в конце XIII в. добился самоуправления и стал одним из самых влиятельных членов Ганзейского союза; в XVI в. – один из крупнейших портов Европы; в 1815 г. вошел в Германский союз; главный морской порт страны)

Ганг (Ganges, санскрит Ганга, буквально – «поток», река на юге Азии, протекает по Индии и Бангладеш [в Бенгалии]; одна из наиболее многоводных рек на Земле; бассейн реки охватывает также Непал и часть территории Китая; сев. часть дельты – один из наиболее густозаселенных районов мира; крупнейшие притоки Ганга: Джамна, Сон, Дамодар [правые], Гумти, Гхагра, Рапти, Гандак, Гхугри, Маханада [левые]; судоходна вплоть до подножия Гималаев; у индусов считается священной рекой, образовавшейся из небесной реки Ганга; на берегах – места религиозного паломничества, особенно в верховьях, у городов Хардвар, Аллахабад, Варанаси)

Гаронна (франц. Garonne, лат. Garumna, река на юго-зап. Франции; истоки в Испании, на северных склонах массива Ането [3404 м]; пересекает Центральные Пиренеи в высокогорной долине Арап, далее течет по предгорному плато до Тулузы, затем по Аквитанской низменности и впадает в Бискайский залив широким эстуарием Жиронда; главные притоки: справа – Арьеж, слева – Тарн, Ло, Дро, Дордонь; Гаронна судоходна ниже г. Касте, до г. Бордо могут доходить океанские суда; города: Тулуза, Бордо)

Гвастала, Гуасталла (Ducato di Parma, Piacenza e Guastalla, герцогство Парма, Пьяченца и Гуасталла [по 1861 г. ] на территории Италии, главный город – Парма)

Гвинея, Гвинейский берег (Guinée, Guinea, ист. обл., часть приморской Западной Африки от мыса Роксо до мыса Негро; включает Верхнюю [или Северную] и Нижнюю [или Южную] Гвинеи; в политическом отношении распадается на владения: португальские, французские, британские, германские; Гвинея Верхняя – область, прилегающая к побережью Гвинейского залива [Гвинея-Бисау, Гвинея, Сьерра-Леоне, Либерия, Кот-д’Ивуар, Гана, Того, Бенин, Нигерия]; Гвинея Нижняя – область на западном побережье Центральной [Экваториальной] Африки, протягивается от залива Биафра на Севере до устья р. Кванза на Юге [Камерун, Экваториальная Гвинея, Габон, Конго, Ангола])

Гебридские, или Западные о-ва Шотландии, Гебриды (Hebrides, архипелаг в Атлантическом океане, к Западу от Шотландии, в составе Великобритании; состоит из двух островных цепей – Внутренних и Внешних Гебрид, разделенных проливами Литл-Минч и Норд-Минч; всего в архипелаге около 500 островов; крупнейшие: Льюис и Скай; каменистые равнины, холмы и низкогорья)

Гент, Ган (фламандск. Gent, франц. Gand, город в Бельгии, на р. Шельда при впадении в нее р. Лис, каналами связан с портами Остенде и Тернёзен на Северном море; впервые упоминается в 665 г.; центр фламандской культуры и главный промышленный город, столица Фландрии; старинный [с XI в. ] центр хлопчатобумажной и льняной промышленности)

Генуя (Genova, город в обл. Лигурия [на С. – 3. Италии], на берегу Генуэзского залива; с III в. до н. э. важнейший торговый порт на Средиземном море; с 774 г. – под властью франков, после распада империи Карла Великого – центр Генуэзской республики; с 1339 г. управлялась выборным пожизненным главою города – дожем; в XVI в. управление было реорганизовано и стало чисто аристократическим; в 1805 г. присоединена к Франции; в 1814 г. возобновлен прежний строй; с 1815 г. – в составе Сардинского королевства)

Германия (лат. Germania, нем. Deutschland, гос-во в Центр. Европе; ныне разделена на 16 земель; столицей с июня 1991 г. объявлен Берлин; местопребывание правительства – Бонн; как территория, заселенная германскими племенами, известна с IV в. до н. э., в VI–VIII вв. в составе Франкского государства; в ходе распада империи Каролингов в середине IX в. выделились отдельные княжества; позднее – вольные города; к началу XVIII в. возвысилось королевство Пруссия; в 1815 г. – создан Германский союз; в 1871 г. канцлер О. Бисмарк объединил немецкие земли в Германскую империю; в 1918 г. после поражения в Первой мировой войне пала и возникла т. н. Веймарская республика; в 1933 г. к власти пришли нацисты во главе с А. Гитлером, развязавшие Вторую мировую войну; в результате поражения в ней страна оказалась разделенной на 4 зоны оккупации; из трех таких зон в 1949 г. была создана Федеративная Республика Германия [ФРГ; Западная г. ] со столицей в Бонне; на территории советской зоны оккупации – Германская Демократическая Республика [ГДР, Восточная г. ] со столицей в Берлине; 3 октября 1990 г. произошло их объединение в современных границах)

Гернси о-в (Guernsey, или Сарния, входит в состав группы Нормандских островов [Channel Islands], второй по величине после Джерси, в проливе Ла-Манш, у зап. берега Нормандии; принадлежит Великобритании; столица – Сент-Питер-Порт; в 933 г. Нормандские острова стали частью Нормандской короны; в 1066 г. герцог Нормандский разместил свою армию в Сассексе и стал королем Вильгельмом I; его графство Нормандское, включая Нормандские острова, стало общим королевством Англии и Нормандии; 138 лет спустя король Иоанн потерял большую часть герцогства Нормандского, но Гернси и другие Нормандские острова остались под английским управлением; в это время остров развил свою собственную систему правления и институты парламентаризма, и сегодня – это территория с самостоятельным управлением)

Гетеборг, Гётерборг, Йётеборг (Göteborg, город на юго-зап. Швеции, при впадении р. Гёта-Эльв в пролив Каттегат; второй по численности населения в стране; основан в нач. XVII в.; до середины XVII в. – единственный порт и важнейшая крепость Швеции на ее западном побережье; ныне крупнейший порт страны, важный железнодорожный узел, международный аэропорт)

Гибралтар, Гибралтарский пролив (Gibraltar, владение Великобритании на южной оконечности Пиренейского п-ова, у Гибралтарского пролива; основная часть расположена на скалистой возвышенности; отделено от Испании нейтральной зоной; считался одним из Геркулесовых столбов – границей для мореплавателей в античную эпоху; выгодное географическое положение использовалось еще в древности: в 711 г. захвачен арабами; с 1309 г. принадлежал Кастилии, в 1333–1462 гг. – маврам, с 1502 г. – Испании, с 1713 г. – Англии; Испания претендует на возвращение г. и в 1969–1985 гг. закрывала границу)

Гиенна, Гиень (Guyenne, ист. обл. на юго-зап. Франции; действующее наименование с XIII в. вытеснило прежнее название герцогства Аквитания; в XII–XV вв. периодически попадала под власть английских королей; в XVII–XVIII вв. входила в состав провинции Гиень и Гасконь, переставшей существовать с введением в ходе Французской революции деления на департаменты)

Глазго (Glasgow, город на сев. – зап. Великобритании, в Шотландии, на Шотландской низменности; основан в VI в. на месте кельтского поселения; в Средние века был небольшим рыбачьим поселением; в ходе промышленного переворота и развития колониальной экспансии Великобритании, Глазго [с середины XVIII в. ] превращается в один из важнейших промышленных и портовых центров страны; морской и речной порт в графстве Ланарк, на р. Клайд)

Гоа, в Ост-Индии (Goa, штат в Индии, на зап. побережье п-ова Индостан; с нач. XVI в. и до 1961 г. был португальской колонией; самый большой город – Гоа, основан в 1440 г.; главный город – Панджим [Новый Гоа]; на Востоке – Старинный Гоа, некогда центр европейской торговли в Ост-Индии)

Голконд, Голконда (Golconda, или Бханагар, город и адм. центр штата Андхра-Прадеш на юге Индии, в центре Деканского плоскогорья, на р. Муси; основан в 1589 г. вблизи города-крепости Голконд [Голконда]; в Средние века – центр торговли алмазами; с 1724 г. столица княжества, упраздненного в 1948 г.)

Голландия, Республика Соединенных провинций, Нидерланды, Соединенные провинции (голл. Holland, нем. Nederlanden, франц. Pays-Bas; гос-во в Зап. Европе; столица – Амстердам, резиденция правительства – Гаага; территория была частью Восточно-Франкского государства; в 1548 г. объединена Карлом V под названием Нидерланды, а в 1556 г. оказалась под властью Испании; в результате Нидерландской революции на освободившемся от испанского владычества сев. Нидерландов в 1581 г. образовалась Республика Соединенных провинций; в XVII в. страна была могучей морской державой с обширными колониями: в Юго-Вост. Азии [Индонезия], Америке [Гвиана, Малые Антильские о-ва и др. ] и Африке [Капская провинция]; однако в войнах со 2-й половины XVII и XVIII вв. многие из них были потеряны; в 1810–1813 гг. – в составе Франции, в 1815–1830 гг. объединены с Бельгией в Нидерландское королевство [Koninkrijk der Nederlanden], которое в 1830 г. получило независимость)

Голштиния, Гольштейн (Holstein, бывшее герцогство в Северной Германии, между Немецким и Балтийским морями; отделяется от Шлезвига р. Эйдером; с XII в. – графство; с 1474 г. – герцогство г., просуществовавшее до 1806 г., когда оно было присоединено к Дании, потерявшей его в войне 1864 года; с 1866 г. часть прусской земли Шлезвиг-Гольштейн; ныне Шлезвиг-Гольштейн – земля в составе Германии)

Гренада (Grenada, гос-во в Вест-Индии на одноименном о-ве и двух о-вах Южных Гренадин; столица – Сент-Джорджес; о-в открыт X. Колумбом в 1498 г.; в 1672–1762 и 1779–1783 гг. колония Франции; в 1762–1779 и 1783–1956 гг. – Великобритании; в 1958–1962 гг. – в составе Вест-Индской Федерации; независимость провозглашена в 1974 г.; входит в Британское Содружество)

Гренландия (Greenland, буквально – зеленая страна; крупнейший о-в в мире, располагается в Северном Ледовитом и Атлантическом океанах, к сев. – вост. от Северной Америки; впервые был обнаружен исландским моряком Гунбьёрном около 875 г.; в 982 г. исландец норвежского происхождения Эйрик Рауда [Рыжий] произвел первое обследование о-ва и назвал его Гренландия; в 983 г. на юге были основаны нормандские [исландские] колонии, просуществовавшие до XV в.; с 1262 г. до начала XVIII в. г. фактически принадлежала Норвегии; в 1721 г. началась колонизация о-ва Данией; в 1814 г. при расторжении датско-норвежской унии 1380 г. осталась за Данией и до 1953 г. являлась ее колонией, в 1953 г. была объявлена частью территории Датского королевства)

Греция Древняя, Эллада (греч. Hellás, общее название территории древнегреч. гос-в, занимавших Юг Балканского п-ова, острова Эгейского моря, побережье Фракии, западную береговую полосу Малой Азии и распространивших свое влияние в период греческой колонизации [VIII–VI вв. до н. э. ] на территории Южной Италии, вост. Сицилии, Южной Франции, на сев. побережье Африки [в Киренаику], проливы и побережья Черного и Азовского морей, куда были выведены греческие колонии)

Гудзонов залив (Hudson Bay, часть Северного Ледовитого океана у берегов Канады; на востоке Гудзонов пролив соединяет его с Атлантическим океаном, на севере система проливов в Канадском Арктическом архипелаге – с открытой частью Арктического бассейна; открыт в 1610 г. Генри Гудзоном [Хадсоном], именем которого и назван; на юге образует залив Джеймс; главные порты: Черчилл, Порт-Нельсон)

D

Дания (датск. Danmark, Королевство Дания [Kongeriget Danmark]; государство в Северной Европе; занимает большую часть п-ова Ютландия и о-ва Датского архипелага: Зеландия, Фюн, Лолланн, Фальстер, Мён и др., а также о. Борнхольм и сев. часть Северо-Фризских о-вов [Фанё, Маннё, Ренё]; Д. также принадлежат Фарерские о-ва и крупнейший в мире о. Гренландия, имеющие внутреннюю автономию; разделена на 14 областей [амтов], столица – Копенгаген; другие крупные города: Орхус, Оденсе, Ольборг; тип правления – конституционная монархия; Датское королевство образовалось в X в. и распространило свою власть на Юг Скандинавии, побережье Балтийского моря и многочисленные острова; участие в наполеоновских войнах на стороне Франции окончилось поражением, полной потерей Норвегии и острова Гельголанд; в результате датско-прусских войн [середина XIX в. ] Д. лишилась Шлезвига, Гольштейна и Лауэнбурга и превратилась в национально-однородное государство)

Данциг, Гданьск (нем. Danzig, Gdañsk город на сев. Польши, на юго-зап. берегу Гданьского залива Балтийского моря; впервые упоминается в 997 г.; в X–XIII вв. – центр Восточно-Поморского княжества, вместе с которым в 1308 г. был захвачен Тевтонским орденом [до 1454 г. ]; в XV–XVII вв. – центр польской внешней торговли; в 1793–1918 гг. – в составе Пруссии; по Версальскому мирному договору в 1919 г. превращен в «Вольный город Данциг» под управлением Лиги Наций; в 1939–1945 гг. оккупирован Германией; в 1945 г. возвращен Польше)

Дариенский, или Панамский, перешеек (Isthmus of Panama, самая узкая часть Центр. Америки в Панаме; соединяет материки Сев. и Юж. Америки; разделяет Карибское море Атлантического и Панамский залив Тихого океанов; к перешейку относят либо все гос-во Панама, либо центр. его часть, между горными хребтами)

Джерси о-в (Jersey, о-в в проливе Ла-Манш, самый крупный в группе Нормандских островов; принадлежит Великобритании; порт – Сент-Хельер)

Доброй Надежды мыс (англ. Cape of Good Норе, скалистый выступ, открыт и назван мысом Бурь [португ. Cabo das Tormentas] португальским мореплавателем Б. Диашем в 1488 г.; позднее португальский король Жуан II переименовал его в мыс Доброй Надежды, имея в виду надежду достигнуть отсюда Индии)

Доминика (Dominica, Содружество Доминики, гос-во в Вест-Индии на одноименном о-ве в Карибском море, в группе Наветренных о-вов; столица – г. Розно; в 1493 г. X. Колумб дал острову название «Доминика» [ «воскресенье»]; в 1632–1763 гг. – французская, в 1763–1978 гг. – британская колония; в 1978 г. провозглашена независимость)

Дофине (Dauphiné, ист. обл. на юго-вост. Франции, б. ч. в Альпах и в долине Роны; территория Дофине соответствует департаментам Изер, Дром, Верхние Альпы; сложилась после распада Бургундского королевства в XI в.; в 1349 г. граф Умберт II продал Дофине Карлу Валуа [будущему французскому королю Карлу V] и она стала апанажем [с центром Гренобль] наследников престола; с разделом территории Франции на департаменты [1790 г. ] провинция Д. перестала существовать)

Дунай (древн. Danubius, греч. Istros – Истр; нем. Donau; венг. Duna; болг., сербск. Дунав; чеш. Dunaj; рум. Dunarea; вторая по длине и по водности [после Волги] река в Европе; собирает воды с территории нескольких государств: Германии, Австрии, Словакии, Венгрии, Хорватии, Сербии и Черногории, Болгарии, Румынии, Украины, на небольших участках – Швейцарии, Италии, Словении, Боснии и Герцеговины, Польши, Чехии; длина 2850 км; берет начало на восточном склоне Шварцвальда, впадает в Черное море; делится на 3 участка: верхний – от истоков до Вены, средний – до Железных Ворот и нижний – до устья)

Дюнкирхен, Дюнкерк (франц., Dunkerque, Diinkirchen, укрепленный город и порт во французском департаменте Норд на Северном море; в 1477 г. перешел к Габсбургам, в 1558 г. был взят французами, но затем несколько раз переходил из их рук к Испании и Англии [в 1658 г. ], окончательно перешел к Франции в 1662 г. в результате покупки его у Англии)

Е

Европа (англ. Europe, часть света, зап. часть материка Евразия; название введено Гекатеем и Геродотом в VI–V вв. до н. э.; на сев. омывается Северным Ледовитым океаном и его морями – Карским, Баренцевым, Белым, Норвежским, на западе и юге – Атлантическим океаном и его морями – Балтийским, Северным, Ирландским, Средиземным, Мраморным, Черным, Азовским; на вост. и юго-вост. граница с Азией чаще всего проводится по восточному подножию Урала, по реке Эмба до Каспийского моря, рекам Кума и Маныч до устья Дона; принято выделять Восточную Европу [к вост. от Польши, Словакии, Венгрии, Румынии] и Западную Европу, в пределах которой выделяются: Северная Европа [Скандинавия и Финляндия], Южная Европа [южные п-ова] и Центральная Европа)

Евстафий, Святой (Saint Eustatius, Saint Eustache – один из голландских Вест-Индских о-вов Ливардской группы, называемый местными жителями Статия, представляет собою крутой, возвышенный [603 м] потухший вулкан; главный город – Оранжтаун, на единственном доступном юго-западном берегу)

Египет, Египет Верхний, Египет Нижний (англ. Egypt, греч. Aegyptos, арабск. Миср, еврейск. Мицраим; копт. Хеми; гос-во на сев. – вост. Африки, в нижнем течении р. Нил и на Синайском п-ове в Азии; столица – Каир. Государство в долине Нила существует с конца IV тыс. до н. э.; расцвет Древнего Египта пришелся на XVI–XV вв. до н. э., когда были завоеваны Сирия, Палестина, Куш; в VI–IV вв. до н. э. под властью персов; в 323 г. до н. э. завоеван Александром Македонским, после его смерти в составе гос-ва Птолемеев; с 30 г. до н. э. часть Римской империи; в 395–639 гг. – провинция Византии; в 639–642 гг. завоеван арабами, входил в состав государств Фатимидов, Айюбидов, Мамелюков; с 1517 г. – в составе Османской империи; в 1882 г. оккупирован Великобританией; с 1922 г. – независимое королевство, с 1953 г. – республика, которая в 1958–1961 гг. вместе с Сирией составляла Объединенную Арабскую Республику; официальное название Арабская Республика Египет принято в 1971 г.; Египет Верхний – район Древнего Египта, охватывающий долину Нила к югу от границы с Суданом; во 2-й половине 4-го тыс. до н. э. здесь сложилось объединение номов [территориальных единиц]; ок. 3000 г. до н. э. Египет Верхний покорил Египет Нижний; Египет Нижний – район Древнего Египта, охватывающий низовья и дельту Нила)

Ж

Женева (франц. Genève, нем. Genf, город на юго-зап. Швейцарии, на Женевском озере, у выхода из него реки Рона; впервые упоминается в I в. до н. э. Юлием Цезарем; в XVI в. – центр кальвинистской реформации церкви [здесь жил Ф. Кальвин]; в 1798–1814 гг. в составе Франции; с 1815 г. – кантон Швейцарии; Рона делит город на две части: на левом берегу старый город, на правом – новый)

З

Западная (Римская) империя (принятое в ист. литературе название зап. части Римской империи с IV в. по 476 г. [время свержения предводителем отряда наемников Одоакром последнего императора Ромула Августула])

Зеландия (1. датск. Sjæ Hand, Шьеллан – самый крупный о-в в Балтийском море и самый большой о-в Дании; расположен между Каттегатом и Балтийским морем, отделен от Швеции Орезундом, от о. Фюн – Большим Бельтом; берега сильно расчленены фьордами и заливами [Исе-фьорд, Сайерё-Бугт и др. ]; большое количество озер [в том числе крупнейшее в Дании озеро Арресё]; столица Дании – Копенгаген; 2. нидерл. Zeeland – провинция на юго-западе Нидерландов; столица – Мидделбург, крупнейший город – Тернёзен)

Зеленый мыс, Зеленого Мыса о-ва (Ilhas de Cabo Verde, Кабо-Верде, архипелаг вулканического происхождения в Атлантическом океане у зап. побережья Африки; открыты португальскими мореплавателями в 1455–1462 гг. и названы по расположению на широте Зеленого Мыса, самой зап. оконечности Африки; включают сев. группу – о-ва Борлавенту [Наветренные] и южную группу – о-ва Сотавенту [Подветренные]; главный о-в – Сантьяго; высшая точка – действующий вулкан Фогу [на о. Фогу, 2829 м])

Зунд, Эресунн (датск. Öresund, нем. Sund, пролив, соединяющий Балтийское море с проливом Каттегат, между Скандинавским п-овом и о-вом Зеландия; на зап. берегу – г. Копенгаген [Дания], на восточном – порт Мальме [Швеция])

И

Индийский залив (англ. Gulf of Oman – залив, на сев. – зап. Аравийского моря Индийского океана; соединяется с Персидским заливом через Ормузский пролив; порты: Матрах, Мина-эль-Фахаль [восток Южного побережья, Оман], Чахбехар [северное побережье, Иран], Эль-Фуджайра [запад Южного побережья, ОАЭ])

Индия (India, от р. Инд; на языке хинди – Бхарат [от Бхаратаварши – «страна бхаратов», одного из древних арийских племен]; гос-во в Южной Азии, в бассейне Индийского океана; состоит из 25 штатов и 7 союзных территорий; столица Дели; 5 тыс. лет назад на сев. – зап. Индии возникла Хараппская цивилизация; в III–II вв. до н. э. сложилось гос-во Маурьев, занимавшее почти весь п-ов Индостан; XI в. – возникновение Делийского султаната; в 1398 г. нашествие Тамерлана; XVI–XIX вв. – империя Великих Моголов; XVIII–XX вв. – колония Великобритании [Британская Индия]; 15 августа 1947 г. разделена на государства: Индия [б. ч. индуистская] и Пакистан [б. ч. мусульманский]; с 1950 г. – суверенная федеративная Республика Индия)

Индостан п-ов (Hindostan, п-ов на юге Азии, на 1600 км вдается в Индийский океан, между Аравийским морем и Бенгальским заливом; почти целиком в пределах Индии; крупные реки, впадающие в Бенгальский залив, начинаются в Западных Гатах и пересекают п-ов с запада на восток; естественная растительность [влажные вечнозеленые и муссонные листопадные тиковые леса] сохранилась на склонах, обращенных к океану; на внутреннем плоскогорье преобладают саванны; один из древнейших центров зарождения цивилизации)

Ирландия (ирландск. E ire, англ. Ireland, шотл. Hibernia; гос-во в Зап. Европе, на о. Ирландия в Атлантическом океане; ныне делится на 26 графств, столица – г. Дублин; с VIII в. подвергалась вторжениям норманнов и англов; в 1541 г. королю Англии Генриху VIII был присвоен титул короля Ирландии; к началу XVII в. под властью Англии оказался почти весь о-в; в результате национально-освободительной войны с Англией [1919–1921 гг. ] б. ч. Ирландии добилась статуса доминиона; с 1937 г. независимое гос-во Эйре; с 1949 г. – Ирландская Республика; сев. часть о-ва [6 графств Ольстера] осталась под властью Великобритании, но Ирландия претендует на ее возвращение)

Испания (Espaca, франц. Espagne, нем. Spanien, англ. Spain, гос-во на юго-зап. Европы, на Пиренейском п-ове; делится на 17 автономных областей, столица – Мадрид; в VII в. до н. э. началась колонизация п-ова финикийцами и греками; с конца III в. до н. э. б. ч. оказалась под властью Карфагена; с начала II в. до н. э. – римлян; со второй половины V в. весь п-ов оказался под властью вестготов; в 711–718 гг. арабы [мавры] образовали здесь Кордовский халифат; в ходе Реконкисты – изгнания мавров [718–1492 гг. ] – возникли королевства: Леон, Арагон, Кастилия и др., которые начали объединяться в 1479 г.; после гражданской войны 1936–1939 гг. в стране установлена военно-фашистская диктатура Ф. Франко, после смерти которого в 1975 г. восстановлена конституционная монархия)

Италия, Италия Северная (Italia, гос-во на юге Европы в центр. части Средиземноморья; занимает Апеннинский п-ов, о-ва Сицилия и Сардиния, ряд мелких о-вов; ныне делится на 20 областей, столица – Рим; в древности – Римская империя [V в. до н. э. – V в. н. э.], – колыбель европейской истории и культуры; разгромлена пришедшими с севера племенами варваров; в 756 г. образовалось теократическое государство Папская область; с 781 г. – Итальянское королевство; в 962 г. германский король Оттон I создал «Священную Римскую империю», но продолжали существовать и города-коммуны; в XIV–XV вв. И. оказалась раздробленной; объединительное движение [во главе с Дж. Гарибальди], в середине XIX в. увенчалось успехом в 1870 г. и завершилось присоединением к И. Рима; в 1922 г. к власти пришли фашисты во главе с Б. Муссолини; во Второй мировой войне И. была союзницей Германии, в 1944 г. капитулировала; с 1946 г. Итальянская Республика)

Итон (Eton, город в Великобритании, на юге графства Бакингемшир, на левом берегу р. Темза, напротив г. Виндзор; известен старинным колледжем [основан в 1440 г. ], где обучаются главным образом выходцы из аристократических семей)

Éоркшир (графство) (Yorkshire, графство в Великобритании, расположено между вост. отрогами Пеннинских гор и побережьем Северного моря; состоит из трех частей – Уэст-Райдинг, Ист-Райдинг и Норт-Райдинг; первые две входят в состав экономического района Йоркшир и Хамберсайд, а третья – в Северный экономический район)

Ж

Кадис, или Кадикс (Cádiz, город и порт на юго-зап. Испании в Андалусии на берегу Кадисского залива Атлантического океана; адм. центр провинции Кадис; известен в древности как Гадес; основан финикийцами ок. 800 г. до н. э.; ок. 500 г. до н. э. попал под власть Карфагена; в 206 г. до н. э. захвачен римлянами; в 49 г. до н. э. стал римской муниципией; в V в. захвачен вестготами, затем арабами [VIII в. ], у которых отвоеван в 1262 г. кастильским королем Альфонсом Х; во время Испанской революции 1808–1814 гг. К. – временная резиденция центральной хунты и кортесов)

Калькутта (Calcutta, один из крупнейших городов Азии, адм. центр штата Западная Бенгалия [Индия], в дельте Ганга на р. Хугли; основан в 1690 г., когда на месте трех деревень, где уже вели торговлю португальские и армянские купцы, Ост-Индская компания решила основать факторию; получил название от одной из деревень – Каликутты [здесь был храм Кали – богини, супруги Шивы; катта – «жилище»]; с 1773 г. – форт Уильям, штаб-квартира британской администрации; в 1834–1911 гг. столица Британской Индии)

Канада (Canada, гос-во в Сев. Америке; омывается Атлантическим [на востоке], Тихим [на западе] и Северным Ледовитым [на севере] океанами; занимает сев. часть материка и множество прилегающих о-вов, в т. ч. Канадский Арктический архипелаг, о-ва Ньюфаундленд, Ванкувер, Королевы Шарлотты и мн. др.; столица – Оттава; К. представляет собой федерацию в составе 10 провинций и 3 территорий, входит в Британское Содружество; в 1497 г. экспедиция Дж. Кабота достигла о. Ньюфаундленд, который в 1538 г. был офицально объявлен владением Англии; в XVI – нач. XVII в. французы основали ряд поселений и в частности Квебек [центр. французской колонии Новая Франция]; в 1620-е гг. возникла первая английская колония – Новая Шотландия; с конца 80-х годов XVII в. начались столкновения французов и англичан, переросшие в Семилетнюю войну 1756–1763 гг., в результате которой Великобритания овладела всей Новой Францией; в 1870–1949 гг. были присоединены другие провинции и территории; в 1931 г. Великобритания предоставила Канаде самостоятельность во внешней и внутренней политике; главой государства является английская королева, представленная генерал-губернатором)

Канны, Канн (1. Cannes, город на юге Франции, на берегу Средиземного моря, в департаменте Приморские Альпы; порт, транспортный узел; 2. Canne, лат. Cannae, селение в Юго-Восточной Италии, в Апулии, на р. Ауфид [ныне Офанто], близ которого 2 августа 216 до н. э. произошло крупнейшее сражение в ходе 2-й Пунической войны между римской армией под командованием консула Теренция Варрона, и карфагенской армией Ганнибала; после полного поражения римской армии многие южно-итальянские и сицилийские города перешли на сторону Ганнибала; однако из-за недостатка сил он не смог воспользоваться победой и двинуться на Рим; сражение при К. является выдающимся образцом военного искусства)

Кантон, Гуанчжоу (Guangzhou, крупнейший город на юге Китая и один из важнейших в стране внешнеторговых портов, находится на р. Чжуцзян; адм. центр провинции Гуандун; основан в 214 г. до н. э. как Паньюй, Гуанчжоу – с 226 г. н. э.; с XVIII в. – единственный торговый порт Китая, открытый для европейцев; в 1856–1861 гг. оккупирован англо-франц. войсками; в 1923–1926 гг. в г. размещалось национально-революционное правительство Китая; в 1938–1945 гг. оккупирован японскими войсками; для привлечения иностранных инвестиций в 1984 г. получил статус «открытого» города)

Канарские о-ва (исп. Islas Canarias, буквально – собачьи острова, от лат. canis – собака: по словам древнеримского ученого Плиния Старшего [I в. н. э]; в древн. Insulae fortunatae; группа о-вов в Атлантическом океане, в 100–120 км от сев. – зап. берегов Африки; территория Испании; по административному делению Испании образуют 2 провинции: Лас-Пальмас и Санта-Крус-де-Тенерифе; наиболее значительные о-ва: Гран-Канария, Тенерифе, Фуэртевентура)

Карнатик, Карнатака (Karnataka; букв. – высокая страна, ист. обл. в Индии, между Восточным Гатами и Коромандельским побережьем, населена тамилами; в 1-й половине XVIII в. здесь образовалось княжество [навабство] К. со столицей в городе Аркот, игравшее значительную роль в политической жизни Южной Индии; в 1746–1754 гг. это навабство стало ареной борьбы между франц. и англ. Ост-Индскими компаниями, завершившейся победой англичан; правителем княжества стал англ. ставленник Мухаммед Али; в 1801 г. территории К. была включена в индийскую провинцию Мадрас; после завоевания Индией независимости [1947 г. ] К. стал частью штата Мадрас [образован в 1950 г., в 1969 г. переименован в Тамилна])

Каролина, Северная и Южная (North Carolina, South Carolina, штаты названы в честь английских королей Карла I и II; Северная Каролина – штат на юго-вост. США, у побережья Атлантического океана; столица – Роли; образован в 1776 г.; восточная половина штата лежит на Приатлантической низменности, средняя часть – на плато Пидмонт, западная – в Аппалачах; Южная Каролина – штат на юго-вост. США, между Атлантическим океаном и Аппалачами; столица – г. Колумбия; ведущий порт – Чарльстон)

Каррон (Carron, река в Шотландии, впадает в Дорнох-Ферт [Dornoch Firth], залив Северного моря, у северо-восточных берегов Шотландии, недалеко от г. Фалькёрка)

Картагена, Картахена (Cartagena, город и крепость на юго-вост. Испании, в провинции Мурсия, на берегу Средиземного моря; военная гавань; в древн. называлась Carthago Nova [Новый Карфаген] – основан в 228 до н. э. как военная база карфагенян)

Карфаген (Qartajannah, лат. – Carthago, некогда столица гос-ва Карфаген; основан в 825 г. до н. э. выходцами из Финикии на севере Африки; в 146 г. до н. э. полностью уничтожен римлянами; в конце VII – начале VIII в. захвачен и полностью разрушен арабами; по гос. устройству К. представлял аристократическую республику; источником колоссальных богатств служила торговля по всему Средиземному морю; территория Карфагена занимала нынешний Тунис и Алжир; сейчас город Карфаген располагается в 10 км к сев. – вост. от столицы Туниса [тоже Тунис], являясь ее пригородом)

Каспийское море, Каспий (греч. Kaspion pélagos, лат. Caspium Mare; крупнейший в мире замкнутый водоем, вытянутый с севера на юг почти на 1200 км; омывает берега России, Казахстана, Туркменистана, Ирана и Азербайджана; нередко рассматривается как величайшее озеро Земли, что неточно, ибо по своим размерам, характеру процессов и истории развития Каспий является морем; название получило от древних племен каспиев, обитавших в восточной части Кавказа; другие исторические названия – Гирканское, Хвалынское [Хвалисское], Хазарское – также по именам древних народов, обитавших на его берегах)

Кастилия (исп. Castilla, от castello – замок; К. – страна замков; ист. обл. в Центральной Испании; с 923 г. – графство в составе королевства Леон; с 1035 г. – королевство со столицей в городе Бургос; в последующем не раз объединялась с Леоном (1037–1065 гг., 1072–1157 гг., окончательно в 1230 г.), превратившись в самое могущественное гос-во Пиренейского п-ова со столицей в городе Толедо; играло ведущую роль в Реконкисте, расширив свою территорию до южного побережья; династическая уния Кастилия и Арагона в 1479 г. считается датой рождения Испании; ныне входит в состав автономной обл. Кастилия – Леон)

Кент (Kent, графство в Великобритании, в Англии, в бассейне р. Темзы; адм. центр – г. Мейдстон; в I в. территория современного К., заселенная кельтскими племенами, была завоевана римлянами; в V в. с началом англо-саксонского завоевания Британии было образовано королевство К; с 597 г. К. становится центром распространения христианства в Англии; в конце VIII в. К. вошел в королевство Мерсию; в 825 – в Уэссекс; став в X в. частью единого английского королевства, составил отдельную адм. единицу – графство)

Кенигсберг (Königsberg, город-крепость основан тевтонскими рыцарями и чешским королем Пржемыслом Отакаром в 1255 г.; рядом с замком основаны поселения: в 1266 г. Альтштадт, в 1300 г. Лёбенихт, в 1327 г. Кнайпхоф, которые в 1724 г. объединены в один город; в 1525–1638 гг. резиденция прусских герцогов; в 1871 г. вместе с Восточной Пруссией вошел в состав Германии; в 1944–1945 гг. сильно разрушен в ходе военных действий; в 1945 г. присоединен к СССР, в 1946 г. переименован в Калининград; ныне – в составе России; крупный порт)

Кипр (греч. Kýpros, турецк. Kibris, Республика Кипр, гос-во на о. Кипр в вост. части Средиземного моря; столица – Никосия; в IX в. до н. э. о. Кипр был колонизован финикийцами и стал одним из центров микенской культуры; в конце VIII в. до н. э. покорен Ассирией, затем был под властью Ахеменидов; в 333–323 гг. до н. э. входил в состав державы Александра Македонского, а в 294–258 гг. – гос-ва Птолемеев; в 58 г. до н. э. завоеван Римом; в 395 г. отошел к Византии; в 648 г. его завоевали арабы; в 965 г. – Византия; в 1191 г. о-в захватили крестоносцы; в 1489–1571 гг. Кипр принадлежал Венеции, затем завоеван Османской империей; в 1878 г. оккупирован Великобританией [с 1925 г. – английская колония]; в 1960 г. провозглашена независимость, К. входит в Британское Содружество; с 1963 г. турецкая община на о-ве обособилась, и в 1983 г. на 40 % территории Кипра, контролируемой турецкими войсками, в одностороннем порядке провозглашена Турецкая Республика Северного Кипра)

Китай (Zhongguo [Чжунго], англ. China, крупнейшее гос-во в Вост. Азии; столица – Пекин; включает 23 провинции [в т. ч. Тайвань], 5 автономных районов, 4 города центрального подчинения [Пекин, Шанхай, Тяньцзинь и Чунцин] и особый административный район Сянган; в истории Китая выделяются следующие периоды: Ся [ок. XXI–XVI вв. до н. э. ]; Инь, или Шан [ок. XVI–XI вв. до н. э. ]; Чжоу [ок. XI в. – 221 г. до н. э. ]; Цинь [221–206 гг. до н. э. ]; Хань [206 г. до н. э. – 220 г. н. э. ]; Саньго, или Троецарствие [220–280 гг. ]; Цзинь [265–420 гг. ]; период южной и северной династий [420–589 гг. ]; Суй [589–618 гг. ]; Тан [618–907 гг. ]; период 5 династий и 10 царств [907–960 гг. ]; Сун [960–1279 гг. ]; чжурчжэньской династии Цзинь [1115–1234 гг. ]; монгольской династии Юань [1279–1368 гг. ]; Мин [1368–1644 гг. ]; маньчжурской династии Цин [1644–1911 гг. ]; в 1912 г. провозглашена Китайская Республика; 1 октября 1949 г. – Китайская Народная Республика)

Компьен, Компьень (Compiégne, город на сев. Франции, в департаменте Уаза; расположен на р. Уаза)

Конго (1. Заир, от истока до вдп. Бойома Луалаба, самая многоводная река в Африке, вторая [после Амазонки] в мире; берет начало на плато Шаба; длина 4320 км; бассейн реки почти полностью охватывает современные Республику Конго, Демократическую Республику Конго [бывший Заир], а также значительную часть Центральноафриканской Республики, вост. Замбии, сев. Анголы, частично Камерун и Танзанию; 2. Гос-во, существовавшее в низовьях р. Конго ок. XIV–XVIII вв.; в середине XV в. Конго достигло наибольшего могущества; в его состав входили вассальные гос-ва и княжества; с конца XV в. на территорию Конго стали проникать португальцы [позже – голландцы, англичане, французы, бельгийцы]; со 2-й пол. XVI в. начался постепенный упадок гос-ва; бесконечные войны привели в середине XVIII в. к его окончательному распаду на враждующие уделы)

Коннектикут (Connecticut, на языке местных индейцев означает «за длинной рекой, по которой поднимается прилив», штат на сев. – вост. США; столица и крупнейший город Хартфорд на юго-зап. штата – пригородная зона Нью-Йорка; занимает южную половину Новоанглийской возвышенности, рассекаемой долиной р. Коннектикут, берущей начало из озер на Севере Аппалачей; благодаря обходным каналам река доступна для морских судов до г. Хартфорд, для речных – до г. Холиок)

Константинополь, Стамбул, Истанбул (Istanbul, крупнейший город Турции, на обоих берегах прол. Босфор у Мраморного моря; основан ок. 3000 лет назад; первым предшественником был городок Лигос; Новый город, основанный переселенцами из Греции в 657 г. до н. э., получил название Византия; в 330 г. н. э. император Константин I перенес в него столицу Римской империи [до 395 г. ]; город получил название Константинополь [в России вплоть до XVII в. имело хождение название Царьград]; в 395–1453 гг. – столица Византийской империи [с перерывом в 1204–1261 гг., когда был центром Латинской империи крестоносцев]; в 1453 г. завоеван турками и становится столицей Османской империи [до 1918 г. ], в 1918–1923 гг. – столица Турции)

Корнуэльс, Корнуолл (Cornwall, графство на юго-зап. Англии, на п-ове Корнуолл; адм. центр – г. Труро; крупный район оловянных месторождений; месторождения Корнуэльса известны и разрабатываются с бронзового века; за все время их эксплуатации из них извлечено свыше 1 млн. т олова; в небольшом количестве извлекались медь, цинк, свинец, вольфрам, серебро, уран, висмут, никель и кобальт)

Кохинхин, Кохинхина (Cochinchine, ист. обл., колония; в европейской литературе название южной части средневекового вьетнамского гос-ва Дайвьет [XVI–XVIII вв. ]; или европейское название всего Вьетнама в 1-й половине XIX в. и южных областей Вьетнама после захвата этих областей в 1862–1867 гг. Францией и превращения их во французскую колонию; с 1888 г. одна из 4 французских колоний, входящих в состав французского Индокитая; во вьетнамской литературе название Кохинхин не употреблялось; по конституции ДРВ территория Кохинхина именуется Намбо)

Красный Мыс (в приморской обл. Южно-Уссурийского края; их два – один в Уссурийском заливе, при входе в бухту Кангоузу, другой на побережье Северо-Японского моря, южнее бухты Валентина)

Куба (Cuba, Республика Куба, гос-во на островах: Куба и более чем 1600 мелких; на важнейших морских и воздушных путях Атлантики; столица – Гавана; о. Куба открыт X. Колумбом в 1492 г.; окончательно колонизирован Испанией в 1511 г. конкистадором Д. Веласкесом; главной специализацией с XVI в. стали плантационное хозяйство [сахарный тростник, табак], для которого ввозили африканских рабов, и скотоводство; с 1868 г. началась освободительная борьба против испанского гнета; в 1898 г. Куба формально провозглашена независимой, но фактически оккупирована США; в мае 1902 г. была провозглашена зависимая от США Кубинская республика; 1 января 1959 г. [национальный праздник] режим генерала Ф. Батисты был свергнут повстанцами под руководством Ф. Кастро)

Кюрасо, Кюрасау (Curaçao, о-в в группе Подветренных о-вов [архипелаг Малые Антильские о-ва] у сев. берегов Южной Америки; принадлежит Нидерландам; главный город – Виллемстад; берега на западе и юге окружены коралловыми рифами, имеют удобные гавани; открыт в 1499 г. испанским мореплавателем А. Охеда)

Л

Лакедемон, или Спарта (Lakedáimön, древнегреч. город-государство [полис] в Лаконике [п-ов Пелопоннес], в источниках чаще называется Спартой [Sparte]; согласно «Илиаде», С. являлась одной из 12 ахейских общин Лаконики, подвластных царю Менелаю; ок. XII в. до н. э., во время вторжения дорийцев в Пелопоннес, почти все ахейские поселения были разрушены; новое, уже дорийское поселение под названием Спарта возникло, судя по археологическим данным, на другом месте – на берегу р. Эврот в X–IX вв. до н. э., видимо, в результате слияния [синойкизма] двух общин: дорийской и ахейской; одна из двух правивших С. царских династий [Агиады] происходила от ахейских царей додорийского времени; в VIII–VI вв. до н. э. С. в ходе длительной борьбы завоевала соседние области: плодородную Мессению на Западе [2-я половина VIII в. ] и Кинурию на Востоке [VI в. ]; победив в Пелопоннесской войне [431–404 гг. до н. э. ], С. утвердила свою гегемонию над Грецией; после поражений в войне с Фивами [в 371 г. и в 362 г. до н. э. ] превратилась во второстепенное гос-во; в 146 г. до н. э. подчинена Римом; с 27 г. до н. э. после образования римской провинции Ахайя вошла в ее состав)

Лангедок, Лангедок Верхний (Languedoc, ист. обл. на юге Франции, расположена к Западу от нижнего течения Роны, между Центральным Французским массивом, побережьем Средиземного моря и Пиренеями; главный город – Тулуза; название «Лангедок» появилось в XIII в. для обозначения территории Тулузского графства, присоединенного к французской короне после альбигойских войн в 1271 г.; во время Французской революции территория Л. была разделена на департаменты)

Ла-Плата (исп. Río de la Plata, буквально – серебряная река; залив Атлантического океана у юго-вост. побережья Южной Америки, эстуарий р. Парана и Уругвай; первым его посетил в 1516 г. испанский мореплаватель X. Д. Солис; на побережье крупные города: Буэнос-Айрес, Ла-Плата [Аргентина], Монтевидео [Уругвай])

Лациум (Latium, ист. обл. в Средней Италии, центр древнейшего периода римской истории; располагалась на территории между Тирренским морем, современной Кампанией и Тосканой [в древности Этрурией])

Ланкашир (Lancashire, графство в Великобритании, в Англии; расположено г. о. на равнине между побережьем Ирландского моря и предгорьями Пеннинских гор, в бассейне р. Мерси, Рибл, Уайр; адм. центр – г. Престон; в южной части графства сложились две конурбации – Юго-Восточного Ланкашира [с центром в Манчестере] и Мерсисайда [с центром в Ливерпуле]; эта часть графства – старейший промышленный район Великобритании, получивший известность в XVIII–XIX вв. благодаря своему хлопчатобумажному производству)

Левант (от франц. Levant или итал. Levante – Восток; общее название стран вост. части Средиземного моря [Сирия, Ливан, Египет, Турция, Греция и др. ], в более узком смысле – Сирии и Ливана)

Ледовитый океан (часть Мирового океана в приполюсном пространстве между сев. берегами Европы, Азии и Северной Америки; граница с Атлантическим океаном проходит по вост. входу в Гудзонов пролив, по южной границе Гренландского и Норвежского морей; с Тихим океаном – по параллели мыса Уникын [Чукотский п-ов] до п-ова Сьюард [Аляска]; существующее название в 20-х годах XIX в. первым применил Ф. П. Литке; официально утверждено в 1935 г.; за рубежом используются другие названия: английское Arctic Ocean, немецкое Nord Polar Meer, испанское Осеапо Glacial Arctic и др.; С. Л. о. принято делить на три ч.: Арктический бассейн [глубоководная центральная часть океана], Северо-Европейский бассейн [моря Гренландское, Норвежское, Баренцево и Белое] и моря на Азиатско-Американском шельфе [Карское, Лаптевых, Восточно-Сибирское, Чукотское, Бофорта, Баффина])

Лейт (коммерческий и каботажный порт в Эдинбурге)

Ливерпуль, Ливерпул (Liverpool, город на западе Великобритании, при впадении р. Мерси в Ирландское море; известен с конца XII в.; со 2-й половины XVII в. приобрел большое значение в торговле с английскими колониями в Америке; в XVIII в. занимал 1-е место по торговле африканскими рабами, в XIX в. – по ввозу хлопка из США и шерсти из Австралии и вывозу текстиля; один из крупных современных портов страны)

Ливорно (Livorno, город и порт в Италии, в области Тоскана, на побережье Лигурийского моря; адм. центр провинции Ливорно; в Средние века Ливорно – крепость; город вырос в XV в.; во 2-й пол. XVI в. стал важнейшим международным портом на Средиземном море)

Лидс (Leeds, город-графство в Великобритании, в графстве Йоркшир [Уэст-Райдинг], в предгорьях Пеннин, в долине р. Эр [Aire], к сев-вост. от города Манчестер; вместе с близлежащими городами и поселками образует конурбацию Западный Йоркшир, является ее организующим центром; каналом связан с морским портом Ливерпул; впервые упоминается в 730 г.)

Лима (Lima, город на побережье Тихого океана, на р. Римак, откуда происходит современное искаженное название; город основан в 1535 г. и три века был центром испанских колониальных владений в Южной Америке; с 1821 г. – столица независимого Перу)

Лион, Лионский район (Lyon, город на юго-вост. Франции, при слиянии рек Сона и Рона; главный город ист. области Лионе; основан римлянами в 43 г. до н. э. на месте галльского поселения, столица завоеванной Римом Галлии; во второй половине V в. – столица Бургундского королевства, в XI–XIII вв. – в составе «Священной Римской империи»; в 1312 г. присоединен к владению французского короля; ежегодные европейские торгово-финансовые ярмарки [с XV в. ]; речной порт; центр производства натурального шелка [с XV в. ])

Лисабон, Лиссабон (Lisboa, Лисабон, столица и крупнейший город Португалии, на сев. берегах эстуария р. Тежу; основан как Олисипу [Улисипу] в I тыс. до н. э. греками; в 205 г. до н. э. присоединен к Римской империи и назван Фелиситас Юлия; в 407 г. захвачен аланами; в 585 г. – вестготами; в 715 г. – маврами; с 1147 г. – португальцами; в 1260 г. сюда из Коимбры перенесена столица страны; с XV в. база колонизации – Африки, Ост-Индии и крупный торговый порт)

Лоанго (Loango, местность на берегу Нижней Гвинеи к Северу от Конго; в XVI в. на выделившейся из Конго прибрежной территории образовалось королевство Лоанго; с 1885 г. большая часть Л. принадлежит французскому Конго; главный город – Лоанго; вывоз пальмового масла, каучука, слоновой кости)

Локра, Локры (Lokri Epizephyru, древнегреч. город в Нижней Италии; знаменит законодателем Залевком; развалины у Motta di Burzano)

Ломбардия (Lombardia, обл. в Сев. Италии, самая крупная в стране; адм. центр – Милан; во II в. до н. э. завоевана Римом; в V–VII вв. подвергалась нападениям остготов, Византии и лангобардов, по имени которых и названа; в VIII в. вошла в состав империи Каролингов, в X в. – «Священной Римской империи»; с XVI в. под властью испанских, с начала XVIII в. – австрийских Габсбургов; в 1859 г. вошла в состав единого Итальянского государства; ныне наиболее экономически развитая область Италии)

Лондон (London, столица Великобритании; с окружающими городами и поселками образует конурбацию из 32 городских округов и банковско-финансового района Сити; расположен на берегах Темзы, близ ее впадения в Северное море; первые упоминания о Л. относятся к I в. н. э.; с 40-х годов здесь существовал военный лагерь римлян [Лондиниум]; до сер. IV в. – политический центр Римской Британии; во время англосаксонского завоевания [V–VI вв. ] разрушен, но вскоре восстановлен; с конца XI в. – столица Англии; обширный морской порт на Темзе [аванпорт в Медуэй])

Лотарингия (нем. Lotharingen, франц. Lorraine, ист. обл. на сев. – вост. Франции; главные города – Нанси и Мец; территория охватывает департаменты Мозель, Мёрт и Мозель, Мёз, Вогезы; в 855–900 гг. в бассейне Рейна существовало королевство Л., возникшее в ходе распада Франкского государства; названо по имени первого короля Л. Лотаря II [855–869 гг. ]; в 925 г. вошло как герцогство Л. в состав Германского королевства; в 959 г. было разделено на 2 герцогства: Нижняя Л. и Верхняя Л.; герцогство Нижняя Л. в XI–XII вв. распалось на графства Лувен [Брабант с конца XII в. ], Намюр, Лимбург и др.; территория Нижней Л. вошла в дальнейшем в состав Бельгии и Нидерландов; в XII в. Л. формально подчинена «Священной Римской империи»; в 1633 г. вся Л. – территория Франции; в 1697 г. восстановленное герцогство Л. стало частью «Священной Римской империи»; в 1766 г. вошла в состав Франции на правах особой провинции; с введением в 1790 г. нового административного деления Франции территория Л. была разделена на департаменты; в 1871–1919 и 1940–1945 гг. принадлежала Германии)

Лирвика, Леруик (англ. Lerwick, порт в Шотландии, единственный населенный пункт со статусом города и адм. центр Шетландских о-вов; расположен на вост. берегу Мейнленда, главного о-ва архипелага, на расстоянии 160 км от северного побережья Шотландии; название города происходит от слияния норвежских слов leir и vik, в переводе – Грязная бухта; в XVII в. Леруик был рыбацким поселком; ныне порт Леруика обслуживает крупные суда)

Лукайские о-ва, см. Багамские о-ва

Лукка (Lucca, город в Центр. Италии, в Тоскане; адм. центр провинции Лукка; лигурийское поселение Л. впервые упоминается в 218 до н. э.; VI–VIII вв. н. э. – одна из резиденций лангобардских королей, затем – маркграфов Тосканы; в XII–XIV вв. Л. – крупный торговый и ремесленный центр [производство шелка, сукна]; в XV–XVIII вв. Л. – аристократическая республика, захвачена французами в 1799–1800 гг.; в 1805–1814 гг. Л. – центр созданного Наполеоном вассального княжества Лукка и Пьомбино под управлением сестры Наполеона – Элизы Баччокки; в 1814–1847 гг. центр одноименного герцогства, управлявшегося Бурбонами и перешедшего в 1847 г. к Великому герцогству Тосканскому; с Тосканой в 1860 г. Л. вошла в Сардинское королевство [с 1861 г. – единое Итальянское королевство])

Люцерн (франц. Lucerne, нем. Luzern; город в Центральной Швейцарии, к югу от Цюриха, на берегу Фирвальдштетского оз.; адм. центр кантона – Люцерн; возник в VII в.)

М

Маас, Мёз (фламандск. Maas, франц. Meuse; река в Западной Европе [Франция, Бельгия и Нидерланды], берет начало на возвышенности Лангр; соединяется с Ваалом и под именем Маарведе впадает, разделяясь на рукава, в Немецкое море; судоходна ниже пересечения каналом Рейн – Марна; на Маасе города Верден [Франция], Льеж [Бельгия], Маастрихт [Нидерланды]; по имени р. назван департамент в сев. – вост. Франции; главный город – Бар-ле-дюк)

Мадера (Madeira, принадлежащий Португалии о-в у зап. берега Африки, вулканического происхождения, с крутыми, скалистыми берегами, изрезанный глубокими ущельями; вместе с о-вом Порто-Санто и др. составляет португальскую провинцию Мадера с главным городом Фунхаль)

Мадрас, Ченнай (Madras, переименован в 1995 г. в Ченнай [Cennai], адм. центр штата – Тамилнад [Индия] на берегу Бенгальского залива [Коромандельский берег]; основан в 1639 г. Ост-Индской компанией близ рыбацкого поселения Мадраспатам; первая колония англичан в Индии)

Мадрид (Madrid, столица Испании, расположена в центре Пиренейского п-ова, на Новокастильском нагорье, на плато Месета, на берегах р. Мансарнаес; главный город провинции Мадрид и ист. обл. Новая Кастилия; известен с 932 г., сложился вокруг мавританской крепости Маджирит, давшей название городу [не сохранилась]; в 1083 г. крепость была отвоевана у арабов и в 1118 г. получила привилегии города; в XIV–XV вв. – резиденция кастильских королей и место заседания кортесов, в 1561 г. Филипп II сделал Мадрид столицей)

Македония (Makedonija, ист. обл. и гос-во на юге Балканского п-ова; ныне столица – Скопье; включала в себя север и сев. – вост. [до р. Места] Греции [Эгейская Македония, главный город Салоники], юго-западная часть Болгарии [Пиринская Македония, Благоевград] и Республику Македония [Вардарская Македония, Скопье]; в IV–IX вв. в составе Византии, в IX – X вв. – Болгарии, в XII в. – Сербии, в 1371–1912 гг. – Османской империи; после 2-й Балканской войны в 1913 г. южная часть вошла в состав Греции, западная и центральная части отошли к Сербии [с 1918 г. – к Югославии], сев. – вост. часть – к Болгарии [в 1914–1918 и 1941–1944 гг. вся Македония была в составе Болгарии]; в 1991 г. Вардарская Македония отделилась от Югославии и провозгласила свою независимость; в 1991–1995 гг. находилась в изоляции и экономической блокаде со стороны Греции из-за названия страны и символа на национальном флаге Македонии, теперь это не 16-конечная Виргинская звезда [эмблема царя древней Македонии Филиппа II], а стилизованное изображение солнца на красном фоне)

Малакка (Malay, Peninsula Melaka, по назв. одноименн. дерева; п-ов, южная оконечность п-ова Индокитай [Малайзия и Таиланд], протянувшаяся с сев. – зап. на юго-вост. на 1500 км; отделяет Андаманское море и Малаккский пролив на юго-зап. от Южно-Китайского моря и Сиамского зал. на сев. – вост.; город и порт в Малайзии, на юго-зап. п-ова Малакка, в устье р. Малакка; основан в 1400 г. бежавшим с Суматры принцем Парамешварой; в 1511 г. захвачен португальцами, в 1641 г. – голландцами; в 1795–1818 и 1819–1957 гг. находился под властью англичан)

Малая Азия (Asia Minor, самый западный п-ов Азии, омываемый Средиземным и Черным морями; на территории Турции)

Манила, Большая Манила (тагальск. Maynila, буквально «где растет Нила» – индигонос; столица Филиппин, на юго-зап. о-ва Лусон; заложена в 1570 г. испанским военачальником М. де Гоити; во время Второй мировой войны М. была почти полностью разрушена и сожжена; в 1975 г. образована Большая М., сост. из нескольких больших и малых городов)

Манчестер (Manchester, город-графство на сев. – зап. Англии на территории Ланкашира; расположен у зап. склона Пеннин, на р. Эруэлл; возник в X в. на месте кельтского поселения Мансениом и римского укрепленного лагеря, основанного в 79 г., и переименован в Манкунциум; в период промышленной революции в XVIII в. превратился в главный центр текстильной промышленности Англии; в конце XIX в., с открытием Манчестерского канала, превратился в морской порт)

Мараньян (Maranhao, штат на сев. – вост. Бразилии, адм. центр – г. Сан-Луис; занимает сев. склоны Бразильского плоскогорья, покрытые саванной, и прибрежную низменность с влажными экваториальными лесами; основа экономики – сельское хозяйство; главная отрасль – земледелие)

Марсель (Marseille, город на юго-вост. Франции, на берегу Средиземного моря; основан в I тыс. до н. э. как финикийская колония Массилия, с VI в. до н. э. – ионийская колония Массалия; в 1481 г. вместе с Провансом перешел под власть французской короны; главный порт Франции)

Марсово поле (Campus Martius, Ager Martius, в Древнем Риме – большая низменность на левом берегу Тибра, за городской чертой, где проходили народные собрания – центуриатные комиции; назв. получило в честь бога войны Марса, так как здесь устраивались военные смотры, состязания и находился алтарь Марса)

Массачусетс (Massachusetts, штат [с 1788 г. ] на сев. – вост. США, у Атлантического океана; столица и крупнейший город и порт – Бостон; с таким же названием [Массачусетс] – залив Атлантического океана, у вост. берегов Сев. Америки, часть залива Мэн)

Махпельское поле (из Книги Бытия, рядом с Хевроном, одним из древнейших городов Палестины в 34 км к югу от Иерусалима)

Мексика (México, назв. от имени верховного бога ацтеков – Мекситли, гос-во на юге Сев. Америки, омывается на зап. Тихим, а на вост. – Атлантическим океаном; столица – Мехико; задолго до прихода европейцев – цивилизации индейцев, среди которых выделялись тольтеки и майя; с XV в. – могущественное гос-во ацтеков со столицей Теночтитлан; колонизация Мексики испанскими конкистадорами [Э. Кортес] началась в 1519 г.; в 1521 г. захвачен Теночтитлан, в конце XVI в. – вся страна; в течение трех столетий Мексика – колония Испании; в 1810 г. началась борьба за независимость, которая провозглашена в 1821 г.; с 1824 г. – федеративная республика Мексиканские Соединенные Штаты; в результате войн 1846–1948 гг. к США отошло более 1/2 территории)

Метц (Metz, город в Лотарингии на сев. – вост. Франции; столица гос-ва Остразии, основанной Меровингами; во время Средневековья – независимый имперский город, в котором процветали многочисленные купеческие гильдии и гильдии ремесленников; ввиду расположения на пересечении рек и дорог, ведущих в сев. страны Европы, город из коммерческого постепенно превратился в военный бастион, периодически принадлежавший то Германии, то Франции; в наст. время город является крупным центром департамента Мозель провинции Лотарингия)

Мехико (Méjico, México, столица Мексики, в южной части Мексиканского нагорья; один из крупнейших городов мира; основан в 1521 г. на месте г. Теночтитлан [ «место кактусовой скалы»], столицы государства ацтеков, разрушенной испанскими завоевателями; с 1821 г. – столица Мексики; назван в честь ацтекского бога войны Мекситли; подвергался оккупации войсками США в 1847–1848 гг., французскими войсками в 1863–1867 гг.; крупнейший индустриальный центр Мексики, где производится свыше половины всей промышленной продукции страны)

Милан (Milano, адм. центр Ломбардии [Сев. Италия]; основан кельтами ок. 390 г. до н. э.; в 222 г. до н. э. занят римлянами, давшими ему имя Mediolanum – Срединный; с 801 г. – столица одноименного графства; в XI–XII вв. – крупный центр ремесел и торговли; в 1183 г. получил права города; с 1395 г. – столица обширного Миланского герцогства; в 1535 г. захвачен Испанией; в 1706 г. – Австрией; оккупированный в 1796 г. войсками Наполеона, в 1802 г. стал столицей Итальянской республики, а затем королевства; с 1815 г. вновь отошел к Австрии; с 1859 г. окончательно вошел в состав Италии)

Милет (греч. Miletos, древний город в Ионии, у устья р. Меандр в Малой Азии; появление греков в Милете относится к XVI в. до н. э.; в VII–VI вв. до н. э. М. был полисом, торговым, ремесленным и культурным центром античности; играл ведущую роль при расселении греков по берегам Мраморного и Черного морей; расцвет приходится на период тирании Фрасибула [ок. 610–600 гг. до н. э. ]; в середине VI в. до н. э. М. попал под власть персов; ок. 500 г. до н. э. М. возглавил восстание городов Ионии против персидского владычества; в 478 г. до н. э. вошел в Делосский союз; после Пелопоннесской войны [431–404 гг. до н. э. ] М. вновь попал в зависимость от персов; в 334 г. до н. э. был захвачен Александром Македонским; в 129 г. до н. э. подчинен Риму)

Минорка, Менорка (лат. Balearis Minor; Menorka, один из Балеарских о-вов в Средиземном море, принадлежит Испании; назван так, потому что меньше, чем соседний о. Мальорка; с 121 г. до н. э. оба о-ва были полностью под римским контролем, позднее вошли в провинцию Hispania Citerior; в 13 г. до н. э. при Августе Балеарские о-ва стали частью имперской провинции Tarraconensis; в V в. о-в захватили вандалы; после захвата маврами континентальной Испании в 903 г. М. была аннексирована Кордобским халифатом; в 1231 г., после отвоевания Мальорки крестоносцами, М. стала независимым исламским гос-вом, арагонское завоевание М. Альфонсо III Арагонским произошло 17 января 1287 г., сегодня на М. этот день празднуется как национальный праздник; в 1708 г., во время войны за испанское наследство, М. была оккупирована англичанами и стала владением Великобритании; в XVIII в. переходила от англичан в руки французов и испанцев; окончательно передана Испании по условиям Амьенского мира в 1802 г.)

Молуккские О-ва (Moluccas, Maluku; известны со Средневековья как «архипелаг пряностей»; группа о-вов в вост. части Малайского архипелага, между о-вами Сулавеси и Новая Гвинея; принадлежат Индонезии; наиболее крупные острова Хальмахера, Серам, Буру; основной город и порт – Амбон)

Моравия (чешск. Morava, нем. Mahren; ист. обл. на вост. Чехии; с середины I тыс. заселена славянами; в 623–658 гг. в составе славянского княжества Само, в IX – начале X в. – Великоморавской державы; с 1182 г. – имперское маркграфство в составе «Священной Римской империи», подчинявшееся с 1197 г. чешскому королю; в 1526 г. вместе с Чехией оказалась под властью Габсбургов, в 1782 г. объединена с австрийской Силезией, в 1849 г. выделена в особую коронную землю; к началу XX в. – одна из наиболее экономически развитых областей Австро-Венгрии; с 1918 г. – в составе Чехословацкой Республики; в 1939–1945 гг. – часть. т. н. Протектората Богемии и Моравии; ныне в составе Чехии; центр – г. Брно)

Мэриленд (Maryland; по имени Генриетты-Марии, жены английского короля Карла I; штат в США, на Атлантическом побережье, по обеим сторонам Чесапикского залива; адм. центр – г. Аннаполис; крупнейший город и порт – Балтимор; колонизация началась с 1630 г.; с 1776 г. – штат союза)

Н

Нил (Bahr An-Nil, наиболее известная и самая длинная река Африки, берет начало к югу от экватора, пересекает Северо-Вост. Африку и впадает в Средиземное море; протекает по территории гос-в: Танзания, Бурунди, Руанда, Конго [бывший Заир], Кения, Уганда, Эфиопия, большая часть Судана и Египта; название «Нил» происходит от греч. Neilos [лат. Nilus], что, возможно, имеет семитский корень nahal, означающий «долина», или «речная долина», и, т. о., в расширенном значении – «река»)

Новая Гренада, Новая Гранада (ныне Colombia, или República de Colombia; в результате распада Великой Колумбии [1830 г. ] образовались самостоятельные гос-ва Венесуэла, Эквадор и Новая Гранада [Гренада], в состав которой входила и территория Панамы; в 1851 г. в Новой Гранаде было отменено рабство; в 1886 г. была принята новая конституция, в соответствии с которой страна объявлялась централизованной республикой и получила название Колумбия)

Новая Шотландия (Nova Scotia, п-ов на юго-вост. Канады, часть провинции Новая Шотландия; на сев. отделяется узким проливом от о-ва Кейп-Бретон; адм. центр – г. Галифакс)

Новый Свет, см. Америка

Норвегия (датск. Norge, англ. Norway; Королевство Норвегия, гос-во в Северной Европе, занимает зап. и сев. части Скандинавского п-ова, архипелаг Шпицберген, о-ва Медвежий и Ян-Майен; столица – Осло; история Норвегии ведет начало с «эпохи викингов» [кон. VIII – сер. XI в. ]; к концу XIII в. завершилось политическое объединение страны; в 1537 г. Н. стала датской провинцией; в результате датско-шведских войн XVII в. часть территории отошла к Швеции; по Кильскому мирному договору между Данией и Швецией [1814 г. ] Н. была уступлена шведам «в полную собственность»; это вызвало сопротивление, и 17 мая 1814 г. Учредительное собрание Н. приняло конституцию и избрало своего короля; однако Н. вошла в военный союз со Швецией; уния была расторгнута в результате референдума 1905 г.; шведский король сложил с себя норвежскую корону; на престол был избран норвежский король)

Норвич, Норидж (Norwich, город на юго-вост. Великобритании, на р. Уэнсем, адм. центр графства Норфолк; основан в 1096 г. на месте римского города и саксонского поселения)

Нормандия (Normandie, ист. обл. на сев. – зап. Франции, у побережья пролива Ла-Манш; главные города – Руан, Кан; название происходит от норманнов, завоевавших в 911 г. устье р. Сены)

Нортумберленд (Northumberland, самое северное графство Англии, на границе с Шотландией; главный город – Нью-касл-апон-Тайн)

Норфолк (Norfolk, графство в Англии, на берегу Немецкого моря; главный город – Норидж)

Нью-Гемпшир (-Гэмпшир, – Хэмпшир) (англ. New Hampshire; небольшой штат на сев. – вост. США; неофициальное название – «Гранитный штат»; столица – г. Конкорд, крупнейший город – Манчестер; Нью-Г. входит в регион Новая Англия; на севере граничит с канадской провинцией Квебек, на востоке – со штатом Мэн и Атлантическим океаном, на юге – с Массачусетсом, на востоке – с Вермонтом; провинция Нью-Г. была основана в 1623 г. британским капитаном Дж. Мейсоном)

Нью-Джерси (New Jersey, по названию о. Джерси в проливе Ла-Манш, штат на сев. – вост. США, в устье р. Гудзон; столица – Трентон; примыкает к городам Нью-Йорк и Филадельфия)

Нью-Éорк (New York, один из самых больших городов мира, главный торгово-финансовый, промышленный и культурный центр США; расположен на юго-вост. штата Нью-Йорк, в основном на о-вах в устье р. Гудзон; основан в 1626 г. голландцами под названием Новый Амстердам; современное название [в честь герцога Йоркского] дали англичане, когда захватили город в 1664 г.; некоторое время был столицей страны [1785–1790 гг. ]; включает 5 городских районов – Манхаттан, Бруклин, Куинс, Ричмонд [на о-вах] и Бронкс [на материке], связанных мостами и подводными туннелями; штат Нью-Йорк находится на сев. – вост. США, выходит на юго-вост. к Атлантическому океану, на сев. – зап. к Великим озерам; столица – Олбани, главный экон. центр – г. Нью-Йорк)

Ньюкасл, Ньюкасл-апон-Тайн (Newcastle upon Tyne – «новый замок», город в Великобритании, на сев. – вост. Англии, близ впадения р. Тайн в Северное море; основан норманнами, в Средние века был военной крепостью; во времена промышленной революции «угольным городом»)

Ньюфаундленд (Newfoundland, о-в в Атлантическом океане, у берегов Северной Америки; отделен от п-ова Лабрадор прол. Белл-Айл; принадлежит Канаде; в XI в. на побережье Ньюфаундленда высаживались норманны; открыт в 1497 г. английской экспедицией под руководством генуэзца Дж. Кабота; главный город – Сент-Джонс)

Нюрнберг (Nürnberg, город в Баварии, на юге Германии, порт на канале Майн – Дунай; известен с 1050 г., в 1219 г. получил права города; в XIV–XV вв. – крупный центр ремесла и торговли; в XVI в. – один из центров немецкого гуманизма, родина А. Дюрера; в годы фашизма здесь проходили съезды нацистской партии. В 1945–1946 гг. в Н. состоялся судебный процесс над главными нацистскими военными преступниками)

О

Оксфорд (Oxford, город в Великобритании, в средней Англии, на р. Темза, в графстве Оксфорд; впервые упоминается в 912 г.; известен старейшим в стране университетом [1167 г. ], который состоит из более чем 40 колледжей)

Ост-Индия (East Indies, название Индии и некоторых стран Южной и Юго-Восточной Азии, употреблявшееся в XVII–XIX вв.; возникло как альтернатива термину Вест-Индия, после того как была установлена ошибка Колумба, посчитавшего открытые им острова Карибского моря Индией; употребление названия О.-И. было вызвано возникновением Ост-Индских компаний [1600–1858 гг. ]: британской, занимавшейся торговлей с Индией, и нидерландской [1602–1798 гг. ], торговавшей в Юго-Восточной Азии)

П

Палос (Палос де ла Фронтера, городок на одноименном мысе в испанской провинции Гуэльва, недалеко от впадения р. Тинто в Атлантический океан, исходный пункт первого путешествия Колумба)

Папская область (итал. Stato Pontificio, церковная область, теократическое гос-во в VIII–XIX вв. в Средней Италии, возглавлявшееся папой римским; столица – г. Рим; начало П. о. положил франкский король Пипин Короткий, подаривший в 756 г. папе Стефану II Римскую область, часть территории бывшего Равеннского экзархата, Пентаполис; первоначально П. о. оставалась в границах империи Каролингов; с 962 г. входила в состав «Священной Римской империи»; в понтификат папы Иннокентия III [1198–1216 гг. ] П. о. стала фактически независимой от императоров, а в 1274 г. была официально признана императором Рудольфом I Габсбургом суверенным государством; границы П. о. неоднократно изменялись; к 1377 г. под пап властью из городов П. о. остались только Рим и Римини; в феврале 1849 г. папская власть была свергнута и провозглашена Римская республика; после подавления революции и ликвидации республики светская власть римского папы поддерживалась в П. о. находившимися там войсками французских интервентов; в ходе революции 1859–1860 гг. отпали от П. о. и вошли в состав Сардинского королевства Романья [март 1860 г. ], Умбрия и Марке [ноябрь 1860 г. ]; в 1870 г., с присоединением Рима к Итальянскому королевству [образовано в 1861 г. ], П. о. прекратила существование; небольшое Папское гос-во было возрождено на части территории г. Рима в 1929 г. в соответствии с так называемыми Латеранскими соглашениями, образовался Ватикан)

Парагвай (Paraguay; на языке гуарани – «источник моря», гос-во в центр. части Южной Америки, столица – Асунсьон, до нее могут подниматься морские суда по р. Парагвай, на вост. берегу которой в 1537 г. испанские конкистадоры основали крепость; в 1617 г. испанская провинция Рио-де-ла-Плата была разделена на две части: южную со столицей Буэнос-Айрес и северную – провинцию Гуайяра, или Парагвай, со столицей Асунсьон; с 1610 г. юго-восточная часть принадлежала ордену иезуитов, с 1777 г. была в составе вице-королевства Ла-Плата; с 14 мая (национальный праздник) 1811 г. – независимое государство; с 1813 г. – Республика Парагвай)

Париж (Paris, столица Франции, расположен в долине р. Сены и на окружающих холмах; вырос на месте галльского поселения Лютеция, основанного римлянами в 52 г. до н. э.; с III–IV вв. на о. Сите строится город, получивший название Паризия [от галльского племени паризиев]; с V в. – столица Франкского, а с 987 г. Французского королевства; в ходе Столетней войны [в 1420–1536 гг. ] находился под властью англичан; в 1682 г. Людовик XIV перенес королевскую резиденцию из П. в Версаль, где она находилась вплоть до Французской революции 1789–1793 гг., свергнувшей монархию; в 1870–1871 гг. П. был оккупирован прусской, а в 1940–1944 гг. – немецкой армией)

Парма (Parma, город в области Эмилия-Романья, Сев. Италия, на р. Парма, притоке р. По; в древности этрусское, затем галльское поселение; в 1248 г. добился статуса независимой республики, с 1521 г. подчинялся папе римскому, в 1545–1860 гг. – центр герцогства Пармы и Пьяченцы)

Парфия (Парфянское царство, древнее гос-во, возникшее ок. 250 г. до н. э. к Югу и Юго-Востоку от Каспийского моря и подчинившее в период расцвета [сер. I в. до н. э. ] своей власти и политическому влиянию обширные области от Месопотамии до границ Индии; существовало до 20-х гг. III в. н. э.)

Пекин (Beijing, Бэйцзин, столица Китая; второй по величине [после Шанхая] город страны; известен со II тыс. до н. э.; под разными названиями неоднократно был столицей древних и средневековых китайских государств; с 1368 г. назывался Бэйпин [ «Умиротворенный Север»]; в 1403 г. назван Бэйцзин [ «Северная столица»; отсюда и русское название Пекин], в 1421 г. стал столицей китайской империи Мин; в 1644 г. занят маньчжурами)

Пелопоннес п-ов (Peloponnesos, ист. – геогр. область, п-ов в южной части Балканского полуострова, соединен с его основной частью Коринфским перешейком [Греция])

Пенсильвания (Pennsylvania, штат на сев. – вост. США; назван в честь адмирала Пенна, чей сын У. Пенн основал колонию в 1681 г.; столица – Гаррисберг; крупнейший экон. центр и порт Филадельфия; на Востоке выделяется Питсбург; П. – один из наиболее экон. развитых штатов с мощной тяжелой промышленностью; по П. проходят главные пути через Аппалачи, связывающие Атлантическое побережье с западными штатами страны)

Персия (или Иран), Персидский залив, Персидский двор (Iran, до 1935 г. Персия, гос-во на Среднем Востоке; омывается на юге и юго-зап. Оманским и Персидским заливами, на сев. Каспийским морем; столица – Тегеран; в нач. III тыс. до н. э. здесь сложилось древнее гос. образование; в VI в. до н. э. – гос-во Ахеменидов; в середине VII в. П. завоевана арабами, в сер. XI–XII вв. – под властью сельджуков, в XIII–XIV вв. – монголов; П. как независимое гос-во существовала с 1501 г. и являлась монархией; после исламской революции 1979 г. провозглашена Исламская Республика Иран)

Перу (Perú, República del Perú, гос-во на зап. Южной Америки; омывается Тихим океаном, включает ряд прибрежных о-вов; граничит на сев. – зап. с Эквадором, на сев. – вост. – с Колумбией, на вост. – с Бразилией и Боливией, на юге – с Чили; столица – Лима; состоит из 25 департаментов; высадившиеся на территории Перу испанские конкистадоры во главе с Ф. Писарро и Д. Альмагро в 1532–1536 гг. завоевали кастовое индейское государство; однако индейцы под руководством Тупака Амару продолжали борьбу против завоевателей; в 1543 г. территория Перу была включена в состав вице-королевства Перу, объединявшего большую часть Южной Америки; в 1821 г. Сан-Мартин провозгласил независимость Перу и сформировал первое правительство страны; в 1822 г. учредительный конгресс объявил Перу республикой и принял первую конституцию; после разгрома колонизаторов в битвах при Хунине и Аякучо [1824 г. ] Перу окончательно освободилось от испанского гнета; в 1825 г. юго-вост. часть Перу, Верхнее Перу, выделилась в самостоятельную республику Боливию; в 1835–1839 гг. Перу входило в состав конфедерации Перу и Боливии)

Пиаченца, Пьяченца (Piacenza, древн. Placentia, город в области Эмилия-Романья [Сев. Италия], на берегах р. По; крепость; основан римлянами в 218 г. до н. э.; важный транспортный узел, речной порт)

Пиза (Pisa, город в обл. Тоскана в 69 км к Западу от Флоренции [Центр. Италия], на р. Арно; основан этрусками; со 180 г. – римская колония; в Средние века – важный торговый центр; в XI в. завладела островами Корсика и Сардиния; в 1284 г. Пизанский флот был разгромлен Генуей, что привело к упадку Пизы; в 1406 г. завоеван Флоренцией; с 1860 г. – в составе Италии)

Пикардия (Picardie, ист. обл. на сев. Франции, в бассейне р. Соммы, у берегов Ла-Манша; главный город – Амьен; в XII–XIV вв. постепенно присоединялась к владениям французского короля, в 1482 г. окончательно вошла в состав Франции; с XVI в. – провинция Франции; с разделом территории Франции на департаменты [1790 г. ] провинция Пикардия перестала существовать)

Польша (Polska, гос-во в Центр. Европе; на сев. – зап. омывается Балтийским морем; столица – Варшава; к X–XI вв. сформировалось польское государство [с 1025 г. Королевство] со столицей в Кракове; в 966 г. было принято католичество; в XIII в. Польша подвергалась нашествию монголов и рыцарей Тевтонского ордена; в 1410 г. под Грюнвальдом польско-литовское войско с участием смоленских полков разбило армию ордена; в 1569 г. по Люблинской унии П. была объединена с Великим княжеством Литовским в единое гос-во Речь Посполитую; в результате трех разделов территории Речи Посполитой [1772, 1793 и 1795 гг. ] России была передана большая часть Варшавского княжества [Королевство Польское, или Конгресувка], Пруссии – Познанщина; Австрии – Краковский округ и Галиция; в 1918 г. П. провозгласила свою независимость и стала республикой; в 1945 г. западная граница страны была установлена по Одеру и Нейсе; в 1989 г. провозглашена Республика Польша)

Пондишери, Путтуччери (Pondicherry, адм. центр союзной территории Пондишери [Индия] на Коромандельском берегу; длительное время был объектом военного конфликта между англичанами и французами; с 1763 по 1954 г. – владение Франции; лучший рейдовый порт побережья)

Порто-Белло, Портобело (Puerto-Belo, Porto-Bello, город на Панамском перешейке, в респ. Колумбия; когда-то славился своей гаванью, открытой еще Колумбом 2 ноября 1502 г.)

Португалия (Portugal, гос-во на крайнем юго-зап. Европы, занимает зап. часть Пиренейского п-ова, Азорские о-ва и архипелаг Мадейра; на сев. и вост. граничит с Испанией, на зап. и юге обращена к Атлантическому океану; в IV–III вв. до н. э. большую часть Иберийского [ныне Пиренейского] п-ова населяли лузитаны, которые во II в. до н. э. были завоеваны римлянами, основавшими здесь провинцию Лузитания; в V в. возникло королевство свевов, в VI в. – гос-во вестготов; в VIII в. территория Португалии завоевана берберами и арабами [маврами]; в ходе освобождения земель от арабов [Реконкиста] сев. территория в XI в. вошла в состав испанского королевства Леон, которое в 1143 г. признало независимость графства Портукала [названного по имени городка на берегу реки Дору, где позднее возникла столица – Порту]; в 1250 г. был освобожден от арабов Юг страны; в 1255 г. столицей стал Лиссабон; в XV в. при Генрихе Мореплавателе Португалия превращается в могущественную державу, владевшую колониями в Африке, Азии и Южной Америке, площадь которых в 116 раз превышала площадь самой Португалии; однако в борьбе с Англией, Францией и Голландией она потеряла господство на море и многие колонии; в 1581–1640 гг. находилась в зависимости от испанской монархии, с начала XVIII в. – от Англии; в 1910 г. была свергнута монархия и провозглашена Португальская Республика)

Потози (Potosi, главный город департамента в респ. Боливия [Южная Америка], на высоте 3960 м над уровнем моря, 20 тыс. жителей [в XVII в. до 150 тыс. жителей]; прежде богатые серебряные рудники на высоте 4688 м., на склоне горы Серро де-Потози, разрабатывались с 1545 г.; ныне почти истощены)

Прованс (Provence, ист. обл. на юго-вост. Франции, у берегов Средиземного моря, б. ч. во Французских Альпах; главный город – Марсель; во II в. до н. э. эта территория была завоевана Римом; в 536 г. вошла в состав королевства франков, затем была самостоятельным королевством, позже графством; в 1481 г. присоединена к Франции)

Пруссия (Preussen, гос-во, затем Земля в Германии, на южном побережье Балтийского моря, на месте гос-ва, возникшего в результате военной экспансии в Центр. и Вост. Европе Тевтонского ордена [XII в. ] с нач. XV в. в П. утвердилась династия Гогенцоллернов; созданное в XVII в. объединенное Бранденбургско-Прусское гос-во в следующем столетии пыталось захватить ряд прилегающих земель, что вызвало войну с Россией, войска которой в 1760 г. заняли его столицу – Берлин; от полной катастрофы П. спасло вступление на русский престол Петра III, заключившего с ней мир и союз; в 1772, 1793 и 1795 гг. Пруссия вместе с Австрией и Россией приняла участие в трех разделах Речи Посполитой, захватив значительную часть Польши; в XIX в. участвовала в войнах с Наполеоном [1806–1815 гг. ], Данией [1864 г. ], Австрией [1867 г. ], Францией [1870–1871 гг. ], в результате чего присоединила к себе значительную часть германских земель; П. в Веймарской республике, а затем в нацистской Германии была одной из земель; она перестала существовать по завершении Второй мировой войны: земли Вост. П. были переданы Польше и Советскому Союзу)

Р

Рейн, Райн (нем. Rhein, франц. Rhin, нидерл. Rijn, лат. Rhenus, река в Зап. Европе [Швейцария, Германия, Нидерланды; частично Австрия, Лихтенштейн, Франция]; берет начало в Швейцарских Альпах; бассейн Рейна разделяется на 4 участка: горный – от истока до Базеля, верхний – от Базеля до Бингена, средний – от Бингена до устья р. Зиг и нижний – до впадения его в Северное море; Рейн – важнейшая в Зап. Европе судоходная магистраль; Рейн соединен каналами с Дунаем, Роной, Марной, Везером, Эльбой, Эмсом; общая протяженность водных путей в бассейне ок. 3 тыс. км; на Рейне расположены города Роттердам [Нидерланды], Бонн, Дуйсбург, Кёльн, Майнц, Людвигсхафен, Мангейм [Германия], Страсбур [Франция], Базель [Швейцария])

Рим (Roma, Рим называют «вечным городом»; первые поселения появились здесь в IX–VIII вв. до н. э.; основан в 754 [или 753] г. до н. э. и назван по имени одного из мифических основателей – Ромула; был столицей Древнего Рима; в 753–510 гг. до н. э. Римом правили цари, в 510–530 гг. до н. э. – консулы, а позже, до 476 н. э. – императоры; с переносом в 330 г. столицы в Константинополь и разделом империи на Западную и Восточную в 395 г. постепенно утратил свое значение, а затем, в результате нашествия варваров в V–VI вв., пришел в упадок; в VIII в. приобрел значение церковно-политического центра Западной Европы и в 756 г. стал столицей Папской области; в XIII в. установилась светская власть церкви, продолжавшаяся вплоть до 1870 г.; в 1870 г., после вступления в Рим гарибальдийцев, включен в состав Италии и вскоре провозглашен ее столицей)

Род-Айленд (Rhode Island, штат на вост. США, на побережье Атлантического океана; наименьший по площади [3,2 тыс. км] и второй по плотности населения; столица – Провиденс)

Россия, Российская империя (сложилась на основе Российского государства, которое в 1721 г. Петр I объявил империей; в состав Российской империи входили Прибалтика, Правобережная Украина, Белоруссия, Северный Кавказ, с начала XIX в. – Бессарабия, б. ч. Польши [Царство Польское], Финляндия, Закавказье, Казахстан, во второй пол. XIX в. – Средняя Азия и Памир; территория Р. и. в 1914 г. делилась на 81 губернию и 20 областей; насчитывался 931 город; часть губерний и областей была объединена в генерал-губернаторства [Варшавское, Иркутское, Киевское, Московское, Приамурское, Степное, Туркестанское и Финляндское]; официальными вассалами Российской империи были Бухарский эмират и Хивинское ханство; Р. и. была наследственной монархией во главе с императором, обладавшим самодержавной властью; 2 марта 1917 г. последний император Николай II отрекся от престола; Временное правительство 1 сентября 1917 г. объявило Россию республикой)

Руан (Rouen, лат. Rotomagus, город и порт на сев. Франции, на р. Сена; адм. центр департамента Приморская Сена; возник на месте древнего поселения галлов; в I в. до н. э. завоеван Римом, в конце V в. – франками; с 911 г. – столица герцогства Нормандия; в 1150 г. добился самоуправления; в 1204 г. присоединен к Франции; после подавления в 1382 г. восстания горожан в Р. было ликвидировано самоуправление; во время Столетней войны [1337–1453 гг. ] Р. находился в 1419–1449 гг. под властью англичан; с XVI в. центр мануфактурной промышленности)

С

Сан-Доминго, или Гаити (Сан-Доминго [исп. San Domingo, франц. Saint-Domingue] – назв. зап. части о-ва Гаити [Haiti], являвшейся французской колонией; Republique d’Haiti, гос-во в Вест-Индии, занимает зап. часть о-ва Гаити и близлежащие о-ва Гонав, Тортю, Ваш и др.; на сев. омывается Атлантическим океаном, на юге – Карибским морем; на острове имеются месторождения золота, серебра, железа, меди, олова, никеля, сурьмы, каменного угля и др.; о. Гаити до открытия его европейцами был населен индейцами, главным образом семьи араваков – таино и сибоней; 6 декабря 1492 г. Христофор Колумб открыл о-в и назвал его Эспаньола; в конце XVI – нач. XVII вв. между Испанией, Францией и Англией разгорелась борьба за обладание Эспаньолой; в конце XVII в. зап. часть о-ва перешла к Франции и получила название Сан-Доминго; вост. часть осталась у Испании; в 1793 г. началась война Франции с Испанией и Великобританией, в ходе которой английские войска вторглись в Сан-Доминго; в 1795 г. подписан Базельский договор о передаче Франции вост. части о-ва; 1 января 1804 г. провозглашена Декларация независимости о-ва от Франции, восстановлено его старое индейское название – Гаити)

Санта-Круз (Santa Cruz, остров в Вест-Индии, самый крупный в группе Виргинских о-вов; владение США; площадь 207 км²; сложен известняками; высота до 354 м; плантации сахарного тростника, лавра; главный город – Кристианстед)

Сардиния (Sardegna, обл. Италии, на о. Сардиния и близлежащих мелких о-вах; адм. разделена на провинции Кальяри, Нуоро, Сассари, Ористано; основные отрасли: сельское хозяйство и горнодобывающая пром.; в VII в. до н. э. финикийцы и греки начали колонизацию о. С; в 535 г. до н. э. о-в был подчинен Карфагеном, а в 238 г. – Римом; в V в. о. С. попал под власть вандалов, в VI–VII вв. – византийцев и готов, в VIII в. – арабов; в XI в. арабы были вытеснены из С. объединенными силами Пизанской и Генуэзской республик; в 1326 г. о-в попал под власть Арагонской династии; испанское владычество продолжалось до 1708 г., когда в ходе войны за испанское наследство о-в перешел к Австрии [Раштаттский мир 1714 г. ]; в 1720 г. по Лондонскому договору о. С. был передан Савойской династии и стал частью Сардинского королевства; в период наполеоновского господства в Италии [1799–1814 гг. ] и пребывания Пьемонта в составе Франции короли из Савойской династии находились на о. С; с созданием объединенного итальянского государства [1861 г. ] территория С. в его составе)

Сенегал (Sénégal, гос-во в Зап. Африке, на побережье Атлантического океана; столица – Дакар; в Средние века входил в состав гос-в Мали, Гана и Сонгаи; проникновение португальцев относится к середине XV в., французских, английских и голландских купцов – к концу XVI в.; с 1895 г. С. – колония Франции; с 4 апреля [нац. праздник] 1960 г. – независимая Республика Сенегал; река Сенегал протекает в Зап. Африке, берет начало на плато Фута-Джаллон в Гвинее, течет на сев. – зап., пересекая Мали, далее на Запад, формируя границу между Мавританией и Сенегалом; образуется слиянием у города Бафулабе [Мали] р. Бафинг и Бакой)

Сент-Винцент, Сент-Винсент (о-в в группе Наветренных о-вов, в Вест-Индии; в составе гос-ва Сент-Винсент и Гренадины, столица – Кингстаун)

Сент-Джемс, Сент-Джеймс (город в вост. части о-ва Лонг-Айленд [Атлантический океан у берегов США])

Сиамский залив (Gulf of Siam, залив Южно-Китайского моря, между п-овами Малакка и юго-вост. частью Индокитая; длина 720 км, ширина у входа около 400 км, глубина до 84 м; на сев. впадает р. Менам; прибрежное рыболовство; порты: Кампонгсаом [Кампучия], Бангкок [Таиланд])

Сибирь (Сибирь, часть азиатской территории России; простирается более чем на 7000 км от Урала на зап. до хребтов тихоокеанского водораздела на вост. и на 3500 км от берегов Северного Ледовитого океана на сев. до границ Центральной Азии на юге; традиционно выделяют Зап. Сибирь, куда входит Западно-Сибирская равнина, горы Алтая и Кузнецкого Алатау, и Вост. Сибирь в составе Среднесибирского плоскогорья, его горного обрамления на вост. и юге, Таймыра и низменности на побережье Северного Ледовитого океана к вост. от Енисея; недра Сибири богаты нефтью и газом, каменным и бурым углем, железной и полиметаллическими рудами, золотом, алмазами, асбестом и др.; название «Сибирь», по-видимому, существовало уже в V в. н. э. и первоначально относилось к финноугорским народам, жившим на Юге Западной Сибири; заселялась в каменном веке; продвигаясь вдоль Тихоокеанского побережья, люди проникли из Сибири в Америку, вышли к Северному Ледовитому океану; в I тыс. южные районы входили в Тюркский каганат, Бохай и др. гос-ва; в XIII в. Южная Сибирь подверглась монгольским завоеваниям; часть территории С. входила в Золотую Орду, затем в Тюменское и Сибирское ханства; походы русских воевод [конец XV в. ] и Ермака [конец XVI в. ] положили начало присоединению С. к Российскому государству; включение в 50-х гг. XIX в. в состав Российской империи Нижнего Приамурья, Уссурийского края и о. Сахалин создало условия для освоения Дальнего Востока; во время Гражданской войны и интервенции 1918–1922 гг. в Сибири была образована Дальневосточная республика [1920–1922 гг. ], вошедшая затем в Российскую Федерацию)

Силезия (польск. Slask, чеш. Siezsko, нем. Schlesien, ист. обл. в верхнем и среднем течении р. Одра, с X в. входила в состав Польши; в XII–XIII вв. делилась на многочисленные княжества, которые в XIV в. подпали под власть Люксембургов, а с 1526 г. – Габсбургов; в 1748 г. захвачена Пруссией, южные княжества в 1742 г. отошли к Австро-Венгрии, после ее распада в 1918 г. включены в состав Чехословакии; прусская часть С. делилась на Нижнюю (главный город – Вроцлав) и Верхнюю С. (верхнесилезский угольный бассейн); в 1921 г. северо-вост. часть Верхней С. была включена в состав Польши; решением Потсдамской конференции 1945 г. большая часть С. закреплена за Польшей; крупные города: Вроцлав, Катовице, Ополе, Валбжих, Легница, Острава; Южная С. входит в Северо-Моравскую область Чехии)

Сиракузы, Сиракуза (Syrákusai, древнегреч. полис на юго-вост. о. Сицилия; основан ок. 734 г. до н. э. Коринфянами; расцвет – при тиранах Гелоне [485–477 гг. до н. э. ] и Гиероне I [476–467 гг. ]; после 215 г. до н. э. при Гиерониме С. перешли на сторону Карфагена, в 211 г. до н. э. после двухлетней осады штурмом взяты римлянами, разрушены и разграблены; в римскую эпоху С. стали местопребыванием наместников провинции Сицилия; ныне Siracusa – главный город итальянской провинции Сиракуза и порт в Южной Италии)

Сирия (Syria, Сирийская Арабская Республика, гос-во на Ближнем Востоке; столица – Дамаск; древнейшее гос-во на территории С. [Эбла] существовало с середины III тыс. до н. э.; во II–I тыс. до н. э. входила в состав Вавилонии, Хеттского царства, Ассирии, гос-ва Ахеменидов и др.; в IV в. до н. э. завоевана Александром Македонским, после его смерти вошла в состав гос-ва Селевкидов, одного из центров эллинистического мира; с I в. до н. э. в составе Римской империи, позднее – Византии; в 1-й пол. VII в. С. вошла в состав Арабского халифата, а в 661 г. Дамаск стал столицей гос-ва Омейядов [до 750 г. ]; с XI в. до нач. XVI в. территория С. находилась под властью сельджуков, крестоносцев, монголов, мамлюков; с 1516 г. в составе Османской империи; в 1918 г. провозглашено независимое королевство, но уже в 1920 г. С. становится французской подмандатной территорией; формальная независимость провозглашена в 1945 г., но фактически страна стала независимой в 1946 г. после вывода иностранных войск; в 1958–1961 гг. С. образовала с Египтом Объединенную Арабскую Республику)

Сицилия (древн. Sikelia, Sicilia, самый большой о-в в Средиземном море, у юго-зап. оконечности Апеннинского п-ова, от которого отделен Мессинским проливом; принадлежит Италии; преобладают холмы и горы, несколько потухших вулканов; высшая точка – действующий вулкан Этна [3340 м]; также Сицилия – автономная обл. Италии, включающая помимо о. С. Липарские, Эгадские, Пантеллерия и Пелагские о-ва; в VIII в. до н. э. С. стала объектом финикийской и греческой колонизации; с V в. до н. э. о. С. стремился овладеть Карфаген; окончательно карфагеняне были вытеснены с о-ва римлянами во время 1-й Пунической войны 264–241 гг. до н. э.; в 241 г. до н. э. о-в стал первой римской провинцией, житницей Рима; в эпоху раннего Средневековья С. находилась в руках вандалов [V в. ], остготов [VI в. ], Византии [с 535 г. ], арабов [IX в. ]; в XI в. С. завоевали норманны; в XII–XIII вв. о-в – часть Сицилийского королевства; в 1266–1268 гг. Сицилийским королевством завладел Карл I Анжуйский; в 1282–1302 гг. на о-ве утвердились короли Арагона; по Утрехтскому миру 1713 г. о. С. отошел к Савойскому герцогству; по Лендонскому договору 1720 г. закреплен за Австрией; в 1735–1860 гг. С. правили неаполитанские Бурбоны [Сицилий обеих Королевство]; в период наполеоновского господства в Италии о-в являлся местопребыванием неаполитанского короля Фердинанда IV [в 1799–1802, 1806–1814 гг. ]; в 1860 г. народное восстание на острове поддержал Дж. Гарибальди со своей «Тысячей», в результате чего о-в был освобожден от власти Бурбонов и в 1861 г. вошел в состав объединенного Итальянского королевства; в 1947 г. С. получила областную автономию)

Скифия (Skythia, название Сев. Причерноморья в VII–II вв. до н. э. в сочинениях античных писателей; территория С. занимала степи между устьями Дуная и Дона, включая степной Крым и районы Сев. Причерноморья; на территории С. в V–IV вв. до н. э.; в III в. н. э. существовало Скифское государство во главе с царем; Геродот представлял С. как квадрат со сторонами протяженностью в 20 дней пути; после занятия С. сарматами Сев. Причерноморье стало называться Сарматией)

Соединенное королевство (Великобритании и Северной Ирландии), см. Великобритания

Спитальфильд, Спиталфилд (рынок) (Spitalfield, крытый рынок с трехсотлетней историей – находится неподалеку от станции метро Liverpool street, в самом сердце лондонского Сити)

Средиземное море (Mediterranean Sea, разделяет Европу, Азию и Африку; связано с Атлантическим океаном через Гибралтарский пролив, через пролив Дарданеллы с Мраморным и Черным морями; с открытием Суэцкого канала через Красное море соединилось с Индийским океаном; на берегах С. м. возникли древние цивилизации [Египетская, Эллинская, Римская и др. ]; в древности С. м. называли Внутренним, Великим морем и даже океаном; в его пределах выделяют моря: Адриатическое, Балеарское, Ионическое, Лигурийское, Тирренское, Эгейское; нередко выделяют море Сирта, или Ливийское [заливы Габес и Сидра], Левантийское море [на Востоке от Крито-Африканского пролива] и Финикийское море [крайняя вост. часть]; в бассейне С. м. включают Азовское, Мраморное и Черное моря; крупнейшие порты: Барселона [Испания], Марсель [Франция], Генуя, Триест [Италия], Пирей и Салоники [Греция], Бейрут [Ливан], Александрия и Порт-Саид [Египет], Триполи [Ливия], Алжир [Алжир])

Суринам (Suriname, гос-во на сев. – вост. Южной Америки, на побережье Атлантического океана, столица – Парамарибо; побережье открыто X. Колумбом в 1499 г.; в 1551 г. голландские купцы основали факторию на берегу р. Суринам; с конца XVI в. – попеременно владение Испании, Великобритании, Нидерландов; с 1866 г. – Нидерландская Гвиана; с 25 ноября 1975 г. – независимая Республика Суринам)

Суссекс, Сассекс (Sussex, королевство, основано в конце V в. в ходе англо-саксонского завоевания Британии; в первой четв. IX в. подчинено Уэссексом; ныне – Суссекс Вост. и Зап., два графства в Великобритании, у пролива Ла-Манш; высокотоварное овощеводство и плодоводство; на севере – посевы зерновых, молочное животноводство и птицеводство; города – Льюис и Чичестер)

Т

Тарент, Тарант, Таранто (лат. Tarentum, греч. Taras, итал. Taranto, древнегреч. колония в Италии на берегу залива Таранто, на месте которой расположен современный город и порт Таранто; основан ок. 700 до н. э. спартанцами, управлялся Т. сначала царями, во 2-й половине VI в. в Т. была установлена тирания, с начала V в. до н. э. – рабовладельческая демократия; достиг расцвета в 1-й пол. IV в. до н. э., в период правления философа-пифагорейца Архита; был крупным торгово-ремесленным центром; с 272 до н. э. – на положении зависимого от Рима союзника; ок. 125 г. до н. э. на территории Т. была основана римская колония Нептуния; ныне – адм. центр провинции Таранто)

Татария, Татарстан (ныне – автономная респ. в составе России; до IX в. на территории современного Т. обитали мадьярские [протовенгерские] племена, вытесненные волжско-камскими болгарами на Дунай; в X–XIV вв. вся территория Т. входила в состав Волжско-Камской Болгарии; в 1177 г. была основана болгарская крепость на Волге – Казань [ныне столица]; с 1241 г. Болгария Волжско-Камская входила в состав Золотой Орды; в XV–XVI вв. территория Т. находилась в Казанском ханстве, которое в результате Казанских походов 1545–1552 гг. было присоединено к Русскому государству; в 1708 г. была образована Казанская губерния, площадь которой была несколько сокращена в 1775 г.; в мае 1920 г. образована Татарская АССР в составе РСФСР; с 1992 г. современное название – Республика Татарстан)

Тобаго, Тринидад и Тобаго (Tobago, Trinidad and Tobago, о-в в Атлантическом океане, к сев. – вост. от о-ва Тринидад, вместе с которым входит в состав гос-ва Тринидад и Тобаго; главный город – Скарборо; о-ва Тринидад и Тобаго открыты Х. Колумбом в 1498 г.; испанская колонизация [с XVI в. ] быстро привела к почти полному истреблению коренного населения; в 1797 г. Тринидад был захвачен Великобританией и с 1802 г. официально закреплен за ней по Амьенскому миру; Тобаго с конца XVI в. до нач. XIX в. являлся объектом борьбы англичан, испанцев, голландцев, французов; в 1814 г. окончательно стал колонией Великобритании; с 1899 г. адм. подчинен Тринидаду; в 1958–1962 гг. о-ва входили в Вест-Индскую федерацию; с 31 августа 1962 г. Тринидад и Тобаго – независимое гос-во в составе Британского Содружества)

Тонкин, Тункин (португ. Tonquin, 1) европейское название сев. р-нов Вьетнама в XVI–XIX вв.; 2) название сев. части страны после завоевания Вьетнама в 1884 г. франц. колонизаторами [во франц. официальных документах называлась «протекторат Тонкин»]; эта территория Вьетнама с 1887 г. входила в состав т. н. Индокитайского Союза [Индокитай Французский]; после образования ДРВ [1945 г. ] территория Тонкин именуется Бакбо [сев. часть]; название «Тонкин» встречается в литературе как устаревшее)

Тоскана (Toscana, обл. в Центр. Италии, на берегу Лигурийского и Тирренского морей, адм. центр – Флоренция; в начале III в. до н. э. Т. была завоевана римлянами, в конце V в. попала под власть остготов, в VI в. – Византии, а затем лангобардов; с конца VIII в. входила во владения Карла Великого, а с конца X в. – в «Священную Римскую империю»; в XI–XII вв. здесь образовались городские республики: Флоренция, Лукка, Сиена, Пиза, Ареццо и Пистоя; в 1-й половине XV в. Тоскану подчинили флорентийские правители Медичи, а в 1737 г. – родственники Габсбургов; в период наполеоновских войн [1800–1815 гг. ] Тоскана присоединена к Франции; с 1860 г. – в составе Италии)

Тразименское озеро (лат. Trasimenus Lacus, итал. Lago Trasimeno, на Апеннинском п-ове [Италия], на высоте 259 м; у Тразименского оз. в 217 г. до н. э. карфагенская армия Ганнибала разгромила римские войска)

Требия, Треббия (итал. Trebbia, лат. Trebia, река в Сев. Италии, правый приток р. По; на Треббии в декабре 218 г. до н. э., во время 2-й Пунической войны, произошло сражение между карфагенской армией Ганнибала и римской армией под командованием консула Семпрония; Ганнибал действиями конницы выманил римлян из укрепленного лагеря на равнину, а затем атаками с флангов и тыла разбил их)

Троя, Илион (Тгоу; греч. Troia; турец. Truva; Илион, греч. Ilion; древний город на сев. – зап. п-ова Малая Азия, близ пролива Дарданеллы; Т. была известна по «Илиаде» и «Одиссее» Гомера, а также «Энеиде» Вергилия, а открыта в 1870-е годы немецким археологом г. Шлиманом; более поздние раскопки кургана Гиссарлык [ «крепостное место»] показали, что Троя была основана ок. 3000 г. до н. э. и существовала до 500 г. н. э.; она разрушалась и отстраивалась 9 раз)

Труа (Troyes, город во Франции, на р. Сена; адм. центр департамента Об, главный город Шампани; важный центр трикотажной и пищевой промышленности)

Туль (Toul, город и крепость в Лотарингии в департаментах Мёрт и Мозель; в древности – галльское поселение; с IV в. до 1790 г. – центр одноименного епископства; в X в. вместе с Лотарингией Т. вошел в состав королевства Германия; с XIII в. стал имперским городом; в 1552 г. с Мецем и Верденом был присоединен к Франции, закреплен за нею Вестфальским миром 1648 г.)

Турция, Османская империя (турецк. Türkiye, англ. Turkey, гос-во, занимающее п-ов Малая Азия и крайний юго-вост. Балканского п-ова; омывается Черным морем на севере, Мраморным на сев-зап., Эгейским на вост. и Средиземным на юге; столица – Анкара; крупнейшие города: Стамбул, Измир; Турецкая Республика образована в 1923 г. М. Кемалем [Ататюрком] после развала Османской империи; светское государство с 1928 г.)

У

Уильтон, Уилтон (город в графстве Ланкашир [Англия]; аббатство Уилтон в 1542 г. было подарено Генрихом VIII первому из Пембруков – сэру Уильяму Герберту, который заслужил милость Тюдоров, способствуя переходу в их собственность многих монастырских владений)

Украина (Украша, гос-во в Вост. Европе, состоит из 24 областей и автономной респ. Крым; столица [с 1934 г. ] – Киев; в IX–XII вв. б. ч. нынешней У. входила в состав Древнерусского гос-ва с центром в Киеве; в XIV в. вошла в состав Великого княжества Литовского, а затем Речи Посполитой; в 1654 г. к России была присоединена Левобережная У. [Малороссия], а после трех разделов Польши [1772, 1793, 1795 гг. ] б. ч. Правобережной У. [Подолия, Волынь]; Южные районы [Новороссия] Россия отвоевала у Османской империи, а Зап. У. [Галичина, Буковина] в 1772–1918 гг. была в составе Австрийской монархии; в 1917–1920 гг. на территории Украины существовали Украинская народная республика, Западно-Украинская народная республика и Украинская ССР; в 1920 г. Зап. У. отошла к Польше; в 1922 г. УССР вошла в состав СССР; в 1939 г. в состав УССР включена Зап. У., а в 1940 г. Северная Буковина и часть Бессарабии; в 1945 г. – Закарпатская Украина, в 1954 г. из РСФСР в состав Украины передана Крымская область; в 1991 г. провозглашена независимая республика Украина)

Унтервальден (Unterwalden, кантон в Швейцарии, состоит из двух полукантонов: Нидвальден с адм. центром Штанс и Обвальден с адм. центром Зарнен; в V–VI вв. территория У. была завоевана алеманами, покорившими живших здесь гельветов; на рубеже XII–XIII вв. У. попал в зависимость от австрийских Габсбургов; в 1291 г. У. заключил с кантонами Ури и Швиц «вечный союз», положивший начало Швейцарской конфедерации; в 1308 г. объединившиеся кантоны добились независимости от Габсбургов, закрепленной победой у Моргартена [1315 г. ]; в 1798–1803 гг. У. входил в унитарную Гельветическую республику; в сер. XIX в. участвовал в реакционных союзах – Сарненской лиге и Зондербунде)

Уольвергамптон, Вулвергемптон (Wolverhampton, город в Великобритании в метрополитенском графстве Уэст-Мидленс [до 1974 г. в составе графства Стаффордшир]; один из индустриальных центров Бирмингемского промышленного р-на [в т. н. «Черной Англии», входящей в конурбацию Зап. Мидленда])

Утрехт (Utrecht, провинция в центр. части Нидерландов, в бассейне Нижнего Рейна [его притоков Лек и Вехт]; адм. центр – город Утрехт; порт; основные отрасли сельского хозяйства: овощеводство и плодоводство, молочное животноводство; промышленность концентрируется главным образом в городах Утрехт, Амерсфорт, Зейст; ист. провинция У. в прошлом входила в Утрехтскую унию 1579 г.)

Уэльс (Wales, адм. обл. и ист. провинция на о. Великобритания; занимает п-ов Уэльс и близлежащий о. Англси; делится на 8 графств, главный город – Кардифф; традиционные отрасли черной металлургии [связанной с Южно-Уэльским каменноугольным бассейном], цветная металлургия; крупные города и порты [Кардифф, Ньюпорт, Суонси] находятся на юге п-ова)

Уэстморлэнд, Уэстморленд (Westmorland, бывшее графство в Великобритании, в Англии, главным образом в Камберлендских горах, на п-ове Камберленд; главный город – Кендал; преимущественно сельскохозяйственный район; в 1973–1975 гг. территория У. вошла в состав графства Камбрия)

Ф

Фернамбук, Пернамбуку (Pernambuco, штат на сев. – вост. Бразилии; порт)

Филадельфия (Philadelphia, греч. «братская любовь»; город на юго-вост. штата Пенсильвания [на вост. США], у впадения р. Скуилкилл в р. Делавэр; основан в 1682 г. главой английских квакеров У. Пенном; во время Войны за независимость и в первые годы полит. самостоятельности США столица «объединенных колоний», а в 1790–1800 гг. – Соединенных Штатов; один из главных экономических и старейших культурных центров США; один из самых больших в США портов)

Финистер (франц. Finistère, бретонск. Pennar-Bed, буквально означает «конец земли», департамент на зап. Франции; адм. центр – Кемпер; Ф. был одним из первых департаментов, образованных во время Французской революции в марте 1790 г.; возник на территории бывшей провинции Бретань; главная отрасль экономики – сельское хозяйство; рыболовство; судоремонт)

Фландрия (фламандск. Vlaanderen, франц. Flandre, ист. обл. в Зап. Европе, населенная в основном фламандцами; входит в состав Бельгии [провинции Вост. и Зап. Фландрия], Франции [департамент Нор] и Нидерландов; со 2-й пол. IX в. – графство, зависимое от Франции; в Средние века известна развитой экономической и городской жизнью; города Брюгге, Гент, Ипр, Лилль и др. были крупнейшими центрами сукноделия и европейской торговли; с 1384 г. в составе Бургундского гос-ва, с 1477 г. вместе с Нидерландами под властью Габсбургов [их испанской ветви], с XVII в. отдельные районы Фландрии на юге и сев. отошли к Франции и Нидерландам; позже б. ч. ее [бывшие австрийские Нидерланды] стала составной частью Королевства Бельгия [с 1830 г. ])

Флорида (исп. Florida; означает «цветущая», штат на крайнем юго-вост. США, на п-ове Флорида и прилегающей к нему части материка, включая дугу мелких о-вов Флорида – Кис; территория открыта испанцами в 1513 г., захвачена США в 1819 г.; столица – Таллахасси)

Фома Святой, Сан-Томé (Sāo Tomé, один из группы Виргинских о-вов в Вест-Индии в Гвинейском заливе у западно-африканского побережья, главный город – Сидад)

Фонтенбло (Fontainebleau, город во Франции, в долине р. Сена, в 56 км к юго-вост. от Парижа; одна из бывших загородных резиденций французских королей; знаменит своим комплексом дворцовых сооружений XVI–XVII вв. [ныне – летняя резиденция президента страны]; в Фонтенбло в 1685 г. подписан Нантский эдикт, а в 1814 г. Наполеон I отрекся от престола)

Франция (франц. France, République Française, Французская Республика, крупнейшее [по площади] гос-во в Зап. Европе; на зап. омывается Бискайским заливом [часть Атлантического океана], на сев. – проливом Ла-Манш и Па-де-Кале, на юге – Средиземным морем [Лионский залив и Лигурийское море]; столица – Париж; делится на 96 департаментов, включает: 4 заморских департамента [Гваделупа, Гвиана, Мартиника, Реюньон], 4 «заморских территории» [Новая Каледония, Французская Полинезия, Французские южно-антарктические территории, острова Уоллис и Футуна] и спец. территориальные единицы – о-ва Сен-Пьер и Микелон и о. Майотта; существует также деление на 37 ист. провинций [Бретань, Нормандия, Прованс, Эльзас, Лотарингия и др. ]; в V в. на месте владений Римской империи [в т. ч. Галлии] возникло Франкское королевство; в 987 г. начала править династия Капетингов; развитие страны задержала Столетняя война [1337–1453 гг. ] с Великобританией; французский абсолютизм достиг своего пика при Людовике XIV [1661–1715 гг. ], но затем постепенно ослабел и был ликвидирован в результате Французской революции 1789–1793 гг. [14 июля, День взятия Бастилии – нац. праздник]; в годы Второй мировой войны Ф. была оккупирована немецкими и итальянскими войсками; с 1958 г. существует т. н. режим Пятой республики)

Х

Христофор Святой, Сан-Кристобаль, Макира (San Cristobal, Makira, вулканический о-в в Тихом океане, в южной части архипелага Соломоновы острова; горист, покрыт тропическим лесом; плантации кокосовой пальмы, батата; на возвышенности о-ва находится самое крупное пресное озеро архипелага Лагуна Эль Джунко; на южной оконечности о-ва находится столица Галапагосской провинции – Бакерисо-Морено)

Ц

Целебес, Сулавеси (Celebes, Sulawesi, один из самых больших о-вов Малайского архипелага в составе Больших Зондских о-вов [Индонезия]; с XVI в. назывался Целебес, современное название принято в 1945 г. после провозглашения независимости страны; месторождения железных и никелевых руд; возделываются кокосовая пальма, рис, батат, кофе, пряности; основные порты: Уджунгпанданг, Манадо)

Цюрих (Zürich, крупнейший город Швейцарии, у сев. оконечности Цюрихского оз., по берегам вытекающей из него р. Лиммат; адм. центр кантона Цюрих; возник на месте кельтско-германского поселения Турикум; как город известен с 929 г., в 1218 г. получил статус имперского города; в 1351 г. присоединился к Швейцарской конфедерации)

Ч

Черное море (внутреннее море Атлантического океана, между Европой и Малой Азией; соединяется Керченским проливом с Азовским морем, проливом Босфор – с Мраморным морем, далее через пролив Дарданеллы – с Эгейским и Средиземным морями; наиболее крупные заливы: Каркинитский, Каламитский, Синопский и Самсунский; Днепро-Бугский, Бугский и Днестровский лиманы; впадают реки Дунай, Днестр, Южн. Буг, Днепр, Риони, Кызыл-Ирмак и др.; крупные порты: Новороссийск, Туапсе [Россия], Одесса, Ильичевск [Украина], Констанца [Румыния], Бургас, Варна [Болгария], Трабзон, Самсун, Зонгулдак [Турция], Поти, Батуми [Грузия])

Чили (Chile, Republica de Chile, гос-во на юго-зап. Южной Америки; на сев. граничит с Перу, на вост. – с Аргентиной и Боливией, на зап. омывается водами Тихого океана; Чили принадлежит ряд прибрежных о-вов, в том числе зап. часть о-ва Огненная Земля, о. Пасхи; название «чили» на языке индейцев-араваков значит «холод, зима», что связано с их восприятием снежных вершин Анд; в XV в. индейские племена на сев. были покорены инками; до начала XVI в. коренное население [индейцы] находилось на стадии родового строя с общинным землевладением; в 1530-е гг. на территорию Ч. вторглись испанские конкистадоры; в сер. XVI в. она вошла в состав вице-королевства Перу; тогда были основаны города Сантьяго [1541 г. ], Консепсьон [1550 г. ], Вальдивия [1552 г. ] и др.; в 1810–1818 гг. разгорелась борьба за независимость под руководством X. – М. Карреры и Б. – О’Хиггинса, завершившаяся провозглашением независимости страны и принятием республиканской конституции; в 1879–1884 гг. в результате войны с Боливией и Перу к Чили отошли две провинции – перуанская Тапарако и боливийская Антофагаста; в 1970 г. к власти пришли социалисты во главе с С. Альенде; в результате военного переворота в сентябре 1973 г. власть захватил генерал А. Пиночет, которого в 1990 г. сменило гражданское правительство)

Ш

Швейцария, Бернский кантон, Бернская республика (немецк. Schweiz, франц. Suisse, итал. Svizzera, англ. Switzerland, Швейцарская Конфедерация, гос-во в Центр. Европе, столица – Берн; Федерация в составе 23 кантонов; б. ч. территории страны расположена в Альпах; датой образования Швейцарской Конфедерации считается 1 августа [нац. праздник] 1291 г., когда три кантона: Ури, Швиц [дал название стране] и Унтервальден заключили «вечный союз»; позднее к ним были присоединены другие кантоны; Венский конгресс 1814–1815 гг. установил границы Швейцарии, близкие к современным)

Швеция (Sverige, Konungariket Sverige, гос-во в Сев. Европе, занимает вост. и юж. части Скандинавского п-ова, о-ва Готланд и Эланд в Балтийском море; столица – Стокгольм; на вост. Швеция омывается Балтийским морем, на юге и юго-зап. – Датскими проливом; в конце VIII – нач. XI в. шведские викинги, известные в Зап. Европе под названием норманнов, а на Руси – варягов, совершали набеги на соседние земли, в том числе на Русь; в нач. XI в. началась христианизация Швеции, с сер. XII в. шведские короли совершали крестовые походы против финских племен и в нач. XIV в. завоевали Финляндию; в сер. XVI в. Ш. вступила в борьбу за господство на Балтике и в XVII в. стала одним из могущественнейших государств Европы; вторжение в Россию во время Северной войны 1700–1721 гг. закончилось разгромом Шведской армии и потерей владений в Прибалтике и Карелии; последующие войны привели к поражению и передаче России Финляндии и Аландских о-вов; в 1814 г. Дания уступила Швеции Норвегию; возникла шведско-норвежская уния, просуществовавшая до 1905 г.; в Первой и Второй мировых войнах Швеция строго придерживалась нейтралитета)

Шотландия, в т. ч. нижняя, горная, и Западные острова (Scotland, адм. обл. и ист. провинция Великобритании; до унии с Англией в 1707 г. – самостоятельное государство – Королевство Шотландия; расположена на сев. о. Великобритания и прилегающих о-вах: Гебридских [Западные о-ва], Оркнейских, Шетлендских; делится на 12 районов и островную территорию; главный город – Эдинбург; черная и цветная металлургия, судостроение; текстильная [твид, шотландка, пледы, одеяла из овечьей шерсти]; в сельском хозяйстве преобладает животноводство)

Шропшир (Shropshire, графство в Великобритании; в соответствии с адм. реформой [1973–1975 гг. ] переименовано в Салоп [Salop]; адм. центр – Шрусбери; скотоводство, земледелие, горное дело [железо, каменный уголь, свинец])

Шеффилд (Sheffield, город, адм. округ в центр. части Великобритании, к востоку от г. Манчестер, на р. Дон; адм. центр метрополитенского графства Саут-Йоркшир; крупный центр тяжелой промышленности)

Э

Эббевилль, Аббевиль, Абвиль (Abbeville, город на сев. Франции в департаменте Сомма, второстепенный речной порт в низовьях р. Соммы и на канале к Ла-Маншу, расположен в 15 км. от бухты Сомм [la Baie de Somme]; одно из древнейших поселений на территории Франции; в первые века н. э. – римская колония Abbatis Villa; в источниках впервые упоминается с IX в.; в 1346–1465 гг. был под властью англичан)

Эгейское море (Aegean Sea, ист. название полузамкнутой обл. Средиземного моря между п-овами Балканским, Малой Азией и о-вом Крит; проливом Дарданеллы соединяется с Мраморным морем; развитое судоходство и рыболовство; крупные порты: Салоники, Афины [Греция], Измир [Турция])

Эдинбург (Edinburgh, главный город Шотландии; расположен на южном побережье залива Ферт-оф-Форт Северного моря; известен с VI в. как замок-крепость бриттской королевской семьи Эйдин, в VII в. захвачен англами; в середине XV в. стал столицей Шотландии; в XVII–XVIII вв. в связи с присоединением Шотландии к Англии значение Э. как политического и адм. центра упало)

Эльбеф, Эльбёф (Elbeuf, город в департаменте Приморская Сена, в Руанском округе, на левом берегу р. Сены; Э. – в старину Elbovium; с 1338 г. Э. был графством; в 1581 г., с переходом к дому Гизов, переименован в герцогство; последним герцогом Эльбёфским был князь Ламбеск [умер в 1825 г. ])

Эльзас (ист. обл. на вост. Франции; главный город – Страсбург; впервые упоминается в VII в.; с 870 г. – в составе Восточно-франкского королевства; в 1648–1697 гг. отошел к Франции; в 1871–1919 гг. находился в составе Германии)

Эльдорадо (исп. El Dorado, буквально – золоченый, золотой; мифическая страна, богатая золотом и драгоценностями, которую испанские завоеватели искали в XVI–XVII вв. в Южной Америке [в основном в бассейне р. Ориноко и Амазонки]; согласно легенде, дошедшей до конкистадоров, правитель Эльдорадо каждое утро обсыпался золотым песком и смывал его в водах священного озера; в переносном смысле Эльдорадо – страна сказочных богатств)

Эфес (греч. Éphesos, древний город в Карии, на зап. побережье Малой Азии; основан в XII в. до н. э. греками на месте карийского поселения; выгодное расположение Э. способствовало его быстрому развитию как торгового и религиозного центра [храм Артемиды Эфесской считался одним из семи чудес света]; в 560 г. до н. э. завоеван Лидией, в 546 г. до н. э. – Персией; после греко-персидских войн [500–449 до н. э. ], освободившись от персидского господства, Э. примкнул к Делосскому союзу; после 386 г. до н. э. Э. вновь завоеван Персией, в 334 г. до н. э. – Александром Македонским; в III в. до н. э. находился под властью Селевкидов, со 190 г. до н. э. – под властью Пергама, со 133 г. до н. э. – Рима, с конца I в. до н. э. – столица римской провинции Азия; в 263 г. был разграблен готами)

Ю

Юкатан (Yucatan, п-ов в Центр. Америке, между Мексиканским заливом и Карибским морем (Мексика, Белиз и Гватемала); вдается в море на 700 км, имеет ширину до 300 км.; штат Юкатан на юго-вост. Мексики, в сев. части п-ова с одноименным названием; адм. центр – г. Мерида)

Ютландия (дат. Julland, нем. Jütland, п-ов на сев. Европы [Дания и Германия], между Северным и Балтийским морями; месторождения бурого угля, мела, поваренной соли; крупнейший город – Орхус [Дания])

Я

Ямайка (Jamaica, искаженное индейское Хаймака – «остров родников», или «земля ручьев», гос-во в Вест-Индии, на о. Ямайка и прилегающих мелких о-вах в арх. Бол. Антильских о-вов в Карибском море; столица – Кингстон; о. Я. открыт X. Колумбом в 1494 г.; с 1509 г. – база для снабжения испанских поселений и экспедиций в Америке; в 1655 г. Я. захвачена Великобританией; в XVIII в. – ведущий поставщик сахара на мировой рынок, крупнейший центр работорговли в Вест-Индии; с 1962 г. – независимое гос-во; входит в Британское Содружество)

Япония (Nihon, англ. Japan, гос-во в Вост. Азии, занимает ок. 4 тыс. о-вов в зап. части Тихого океана; столица – Токио; основная часть территории страны располагается на Японских о-вах; Я. также принадлежат гряда о-вов Рюкю и ряд небольших о-вов в Тихом океане: Нампо, Дайто, Окинотори, Минамитори и др.; в 1875–1945 гг. в состав Я. входили все Курильские о-ва, которые после Второй мировой войны были присоединены к СССР; до 1945 г. Я. принадлежали также о. Тайвань и о-ва Пэнхуледао [с 1895 г. ], Южный Сахалин [с 1905 г. ] и Корея [с 1910 г. ]; заселение Японских о-вов началось во II–I вв. до н. э.; первоначально было освоено равнинное северное побережье о-ва Кюсю; отсюда заселение шло преимущественно на сев. – вост. по прибрежным низменностям; в VII в. в районах, примыкающих к Внутреннему Японскому морю, сложилось централизованное японское гос-во; в 710 г. основана Нара – первая столица; в 794–1868 гг. столицей был г. Киото; в 1542 г. в Я. появились первые европейцы [португальцы]; в 1867–1868 гг. произошла буржуазная революция, после чего началось быстрое экономическое развитие страны)