Исследователи древностей Москвы и Подмосковья — страница 19 из 32

Статья иллюстрирована рисунками автора. В них, да, пожалуй, и в тексте, явно чувствуется его художественная натура.

Завершая обзор деятельности Сизова по изучению археологии Москвы и Подмосковья, мы можем сказать, что это был не одаренный дилетант вроде А. Д. Черткова, С. Д. Нечаева или А. А. Гатцука, а вполне профессиональный ученый. К середине XIX века археология уже сложилась как особая наука со своими методами полевой и камеральной работы и весьма значительным запасом фактов. Любители волей или неволей должны были отступать на второй план, предоставив разработку сложных научных вопросов специалистам. Одним из таких первых специалистов-археологов и был скромный сотрудник Российского исторического музея Владимир Ильич Сизов.

Глава 5Археологические находки в Москве. Первые обобщения

До сих пор речь шла об археологических исследованиях в окрестностях Москвы. В самом городе специальных раскопок не было до рубежа XIX и XX столетий. Но еще за полвека до этого при разнообразных земляных работах были сделаны отдельные наблюдения и небезынтересные находки, попавшие, наконец, в поле зрение историков.

В составленной в 1817 году для императрицы Марии Федоровны «Записке о московских достопамятностях» Н. М. Карамзин писал: «Во многих местах Кремля в земле видны остатки кирпичных сводов: это были погреба князей и бояр, имевших там свои домы».[182] К раскопкам их автор не призывал.

В царствование Николая I в Кремле была произведена реконструкция. Палач Пушкина и декабристов, душитель свободной мысли считал нужным демонстрировать свою заботу об отечественных реликвиях. Даже в письме В. А. Жуковского, извещавшем С. Л. Пушкина о гибели его сына, подчеркивалось, что государь «любит все русское, он ставит новые памятники и бережет старые».[183] Проявлялась эта любовь весьма своеобразно: некоторые архитектурные сооружения были отреставрированы, другие же, нисколько не менее ценные, – безжалостно уничтожены. Так, когда в Кремле в 1830—1840-х годах возводился колоссальный дворец К. А. Тона, была разрушена первая по времени постройки московская церковь – храм Иоанна Предтечи, переведенный в камень Алевизом Новым в 1509 году.[184]

При рытье котлованов для зданий николаевской эпохи и были отмечены некоторые немаловажные для истории города объекты. В 1838 году на юго-западной оконечности Кремля строители обратили внимание на следы уже в древности заплывшего землею рва. Он отрезал мыс при впадении Неглинной в Москву-реку. Этот факт был мельком упомянут в четырех строчках давно забытой и ставшей библиографической редкостью книги Михаила Степановича Гастева (1801–1883) «Материалы для полной и сравнительной статистики Москвы» (М., 1841. Ч. 1. Объяснение планов. С. 4). В 1902 году известный историк И. Е. Забелин напомнил об этом сообщении. Он думал, что ров представлял собой часть языческого еще городища – святилища, предшествовавшего возникновению княжеского села Москвы, фигурировавшего в летописи в 1147 году.[185] Раскопки, проведенные в Кремле в 1959–1960 годах, выявили другой участок того же рва и позволили определить, что это остатки укреплений, созданных не ранее X и не позднее первой половины XI века (во второй половине XII столетия ров был уже засыпан). Иными словами, это древнейшее ограждение Москвы – в ту пору совсем еще маленького городка.[186]

В 1843 году напротив кремлевской Константино-Еленинской церкви в земле были найдены два сосуда. Один – глиняная фляга – оказался наполненным ртутью, во втором – медном – неожиданно были обнаружены восемнадцать пергаментных и два бумажных свитка, снабженных печатями. К сожалению, влага разрушила надписи. Обрывки текстов уцелели только на грамотах, попавших в центр засунутого в кувшин рулона. По этим записям ясно, что перед нами документы, относящиеся ко второй половине XIV века, к княжению Дмитрия Донского, и связанные с деятельностью наместника Новоторжского.

Писатель пушкинского круга Александр Фомич Вельтман (1800–1870), служивший в Оружейной палате и опубликовавший несколько книг о старой Москве, доложил о находке в Петербург. Николай I велел переслать рукописи в Академию наук. Адъюнкт, в будущем академик, Яков Иванович Бередников (1793–1854) напечатал статью об этом открытии. Он подумал, нельзя ли восстановить утраченные тексты с помощью методов точных наук. Химик Герман Иванович Гесс (1802–1850) провел по его просьбе соответствующую обработку бумаги и пергамента. Некоторые поблекшие строки стали видны и поддались прочтению.[187]

В настоящий момент грамоты, найденные в Кремле полтораста лет назад, вернулись с берегов Невы в Москву и хранятся в Центральном государственном архиве древних актов. Там собираются реставрировать их с применением современных научных методов.

В 1846 году при строительстве нового здания для Оружейной палаты, в районе разрушенной церкви Иоанна Предтечи, была сделана еще одна интересная находка – два серебряных семилопастных височных кольца и две серебряные же шейные гривны. Эти вещи ближайшим образом напоминали украшения из курганов у Верхогрязья, раскопанных А. Д. Чертковым. Может быть, это предметы из древнего захоронения или клада, зарытого на площади поселка, а может быть, просто потерянные вещи, случайно попавшие в культурный слой.[188]

В книге А. Ф. Вельтмана «Описание нового императорского дворца в Кремле Московском» (М., 1851. С. V) упомянуты и такие археологические открытия, как «дубовые дерева, лежащие одно на другом, стеною до 22 аршин в земле…. фундаменты с цоколями нескольких древних зданий, свинцовые трубы, служившие проводниками воды, которыя от Водовзводной башни поднимались некогда для снабжения дворцов, и, вероятно, для орошения верхнего сада». Находки в Кремле поступили сперва в Оружейную палату, потом были переданы в Румянцевский музей,[189] а теперь хранятся в Государственном Историческом музее.

В 1880-х годах в Кремле был поставлен памятник Александру II. Это было монументальное архитектурное сооружение, потребовавшее мощных фундаментов и, следовательно, большой выемки земли. Автор проекта – профессор Института гражданских инженеров Николай Владимирович Султанов (1850–1908)[190] – позаботился о том, чтобы не пропали попадавшиеся в земле археологические материалы, а в своей статье о памятнике дал суммарную, но все же достаточно содержательную характеристику культурных отложений этой части Кремля.

В середине века здесь стояли здания приказов, затем какое-то время существовало кладбище. При рытье котлована были отмечены остатки построек, следы пожарищ, многочисленные захоронения. Часто встречались бронзовые чернильницы. В одной даже уцелело воткнутое в нее гусиное перо. Землекопы передали архитектору обломки изразцов, глиняные игрушки – лошадку и человечка, железный наконечник стрелы и другой специфический вид оружия – «чеснок» – железные желваки с несколькими остриями. Их разбрасывали по земле, чтобы вражеские кони, поранив ноги, выходили из строя.

Удивила находка кремневого неолитического наконечника копья. Скорее всего, он оказался тут не после посещения кремлевского холма первобытными охотниками, а был использован вторично как колдовское средство средневековыми лекарями. Целебные «Громовые стрелы» не раз упоминаются в русской письменности XVI–XVII веков. (Позднее, в 1928 году, в Кремле на месте церкви Гермогена был найден сверленый каменный топор.[191] Вероятно и он, зарытый в могилу бронзового века где-то в другом месте, был принесен в Москву через три с лишним тысячи лет для лечения больных).[192]

Все перечисленные вещи Н. В. Султанов не только описал, но и поместил их фотографии в журнале «Строитель» в статье о памятнике царю-освободителю. Особый очерк посвятил он красным печным изразцам.[193]

Вне Кремля при земляных работах тоже бывали интересные открытия. В 1823–1838 годах огромный котлован был вырыт на месте упраздненного Алексеевского женского монастыря для спроектированного К. А. Тоном мемориала Отечественной войны 1812 года– храма Христа Спасителя. В самом низу, в слое песка, на глубине девяти аршин, были обнаружены кости мамонта. Выше – на уровне семи аршин – нашли целый клад арабских монет X века – свидетельство торговых связей древних обитателей этих мест с Востоком. На глубине пяти аршин лежали каменные надгробия XVI столетия (одно – с датой 1582 год), еще выше – мелкие серебряные копеечки XV–XVII веков, и, наконец, на самом верху – могилы монастырского кладбища около 1700 года. Обо всем этом рассказал на страницах «Журнала Министерства народного просвещения» нумизмат и археолог Павел Степанович Савельев (1814–1859).[194] Прочитав его статью, московский историк профессор университета М. П. Погодин сделал для себя верный вывод: слои земли имеют разный возраст и, изучая их один за другим, как бы листаешь летопись давно минувшей эпохи.[195]

В 1867 году в Москве проводили газовое освещение. Приглядываясь к стенкам вырытых для этого канав, Иван Егорович Забелин заметил перерезанные ими бревенчатые настилы, еще в древности затянутые землей и проложенные вновь на тех же самых местах. Историк догадался, что это следы средневековой уличной сети, указывающие на достаточно раннее благоустройство столицы. Упоминание об этом в рецензии Забелина на книгу И. М. Снегирева о Москве как-то прошло мимо внимания археологов.