Краеведы сохранили множество памятников культуры, оказавшихся под угрозой в период разгрома дворянских усадеб, закрытия церквей и монастырей. Картины, скульптуру, иконы, ценную мебель, фарфор брали на учет и выставляли для всеобщего обозрения в бывших церковных и монастырских зданиях, помещичьих и купеческих домах.
Благодаря краеведам уцелело и немало случайных археологических находок, ранее не доходивших до столичных и редких губернских музеев. Общества изучения местного края располагали определенными средствами и, наряду с прочими научными исследованиями, вели раскопки древних поселений и могильников.
Все это касается как страны в целом, так и собственно Подмосковья. В 1918 году основаны музеи в Бронницах и Дмитрове, в 1919 – в Кашире, в 1920 – в Коломне, Талдоме и упраздненном Новоиерусалимском монастыре, в 1921 – в Волоколамске, Воскресенске (Истре), Звенигороде (в Саввино-Сторожевском монастыре), в 1923 – в Богородске (Ногинске), в 1925 – на станции Сходня (Ульяновский волостной краеведческий музей), в 1926 – в Можайске и Сергиевом Посаде.[224] Некоторые из этих музеев успешно работают и сегодня, другие утратили свой коллекционный фонд в дни фашистской оккупации, третьи признаны нерентабельными, и их собрания переданы в другие хранилища. При музеях или независимо от них существовали и краеведческие общества – в Дмитрове, Звенигороде, Можайске, Кашире, Орехово-Зуеве.
Бурные события последних пятидесяти-шестидесяти лет – большевистские репрессии, фашистское нашествие – заслонили от нас скромный труд подмосковных краеведов, и при всем желании сколько-нибудь подробно рассказать об их деятельности я не смогу. Как ни парадоксально, об археологах 1820-х годов – Ходаковском и Калайдовиче – я знаю больше, чем о людях, занимавшихся древностями столетие спустя– в 1920-х годах, сверстниках моих родителей.
В Журнале «Московский краевед» за 1928 год наталкиваюсь на статью Н. Власьева «Археологические раскопки в Можайском уезде».[225] Кто это такой? В справочнике 1928 года «Наука и научные работники СССР» нахожу Николая Ивановича Власьева, родившегося в 1887 году, заведовавшего Можайской библиотекой, главу правления и руководителя историко-археологическои секции Можайского общества изучения местного края.[226] В более поздних публикациях имя его уже не встречается (репрессирован?). Сейчас музей в Можайске организуется заново. Все фонды старого погибли при фашистском наступлении на Москву в 1941 году. А в двадцатых годах в этом небольшом городе был не только музей, но и Общество изучения местного края.
Ряд обществ имел печатные органы. Вот в моих руках «Бюллетень Звенигородского общества изучения местного края». Тоненькие тетрадочки, но тираж их довольно велик – 500 экземпляров, бумага хорошая, шрифт аккуратный, статьи на самые разные темы – и по геологии, и по биологии, и по истории. В номере 3–4 за 1926 год – небольшая публикация (С. 5, 6) с длинным названием: «О курганных раскопках Звенигородского у. Из дневника археологических раскопок на берегу р. Разводни (правый берег реки Сторожки) между селом Карауловым и деревней Дюдьково на земле бывшего имения графа Граббе, произведенных сотрудником отдела Главнауки К. Я. Виноградовым 14 июня 1925 года». Вскрыто было пять курганов. По находкам они типично вятические, XI–XII веков.
Соотношение краеведческих организаций и Главнауки требует пояснения. Столичные ученые понимали, что энтузиазм провинциальных любителей надо разумно направлять и контролировать. Раскопки ведь дело совсем непростое. Неопытный человек может невольно испортить ценный памятник старины, не зная, как к нему подойти. Вот почему в 1922 году Академия наук создала Центральное бюро краеведения (ЦКБ), в дальнейшем переданное в Народный комиссариат просвещения. Деятельным членом этого бюро был старейший русский археолог Александр Андреевич Спицын. Те же задачи решал Музейный отдел Главнауки, входивший в 1921–1930 годах в Наркомпрос.
Там и служил Константин Яковлевич Виноградов (1884–1942). Историк по образованию, до революции учившийся в Казанском университете, в двадцатые годы он занялся прошлым Подмосковья. Чтобы пополнить экспозицию недавно возникших Волоколамского, Звенигородского, Истринского музеев, на выделенные ими средства раскапывал славянские курганы, дьяковские и древнерусские городища, памятники первобытной эпохи. В «Известиях Центрального бюро краеведения» есть информация о недолго просуществовавшем Ульяновском волостном музее местного края на станции Сходня. Даже этот миниатюрный музей финансировал раскопки курганов у Новоселок (Черкизово) на Клязьме и Подрезкова на Сходне (Химкинский район).[227] О проведенных исследованиях публиковались отчеты, иногда в сборниках статей, иногда отдельными книжками, то в Москве, то в районных центрах.[228] В 1935 году Виноградов возобновил раскопки Дьякова городища.
Наибольшее значение среди работ, организованных краеведческими учреждениями и курировавшихся Главнаукой, имели те, что привели к открытию фатьяновских могильников бронзового века. До революции они были известны только в Ярославском Поволжье. В 1920-х годах такие захоронения удалось выявить и около Москвы. И прежде в окрестностях города при добыче гравия на моренных грядах, где чаще всего размещаются кладбища II тысячелетия до нашей эры в Центральной России, землекопам попадались сверленые каменные топоры, круглые глиняные горшки, человеческие кости. Кое-что из этих вещей скупали коллекционеры. В доме Петра Ильича Чайковского в Клину на письменном столе композитора лежат два каменных топора.
Сейчас, получив сведения о находках подобного рода, археологи немедленно выезжают на место, чтобы изучить еще не разрушенные карьером могилы. Раньше эту возможность упускали. Так, в начале века из села Спас-Тушино (ныне Красногорский район) в Российский Исторический музей доставили два каменных топора, сообщив, что они встречены в земле с костями и глиняными горшками. Возглавлявший музей в те годы князь Н. С. Щербатов велел принять топоры в дар, но не счел нужным послать в недалеко расположенное село сотрудников проверить, не уцелели ли там другие захоронения.[229]
Обнаружены каменные топоры и на территории самой Москвы: на Софийской набережной, на углу Моховой и Воздвиженки, на Русаковской улице, у Дорогомиловской заставы, на Сивцевом вражке, в Сокольниках, на Воробьевых горах и Перовом поле.[230] Благодаря развитию краеведения в двадцатые годы все сигналы о случайных археологических находках тотчас проверяли. И уже тогда были открыты пять могильников фатьяновского типа – Буланинский на реке Озерне у выхода из Тростенского озера (Рузский район), Иваногородский на Рузе, Давыдковский в Кунцевском районе, Трусовский под Истрой и Верейский.[231] Напомню, что курганных насыпей или других признаков на поверхности у фатьяновских могильников нет, так что отыскать их нелегкая задача. Это бесспорная заслуга московских краеведов перед отечественной археологией.
В первое послереволюционное десятилетие возникли краеведческие организации и в самой Москве: Музей Центрально-промышленной области, основанный в 1920 году, позднее слитый с Истринским и получивший имя Московского областного краеведческого музея, и Общество изучения Московской губернии (области), открытое 1 апреля 1925 года и работавшее до 1930. С этим обществом связано продолжение одного важного начинания. Еще в 1900-х годах знакомый нам Сергей Константинович Богоявленский принялся собирать материалы к археологической карте Московской губернии. Теперь он решил завершить свой труд. Как и несколько аналогичных изданий, появившихся до революции, рукопись Богоявленского состояла из вводной части с характеристикой археологических памятников края, списка курганов, городищ и других объектов по уездам и из самой карты. К сожалению, полностью этот справочник опубликован не был. Мешала мания секретности. В 1947 году увидел свет лишь список памятников, и то не целиком.[232] Но и этот отрывок представляет большую ценность. Ведь помимо литературных данных автор использовал дневники собственных разведок в Подмосковье и сведения многочисленных информаторов.
Очень оживилась в двадцатых годах деятельность Общества «Старая Москва». Оно возникло еще в 1909 году, но за второе – послереволюционное – десятилетие своего существования сделало неизмеримо больше, чем за первое.
С марта 1919 года председателем Общества был выдающийся русский художник Аполлинарий Михайлович Васнецов (1856–1933), известный прежде всего живописными и графическими произведениями, воссоздающими облик древней Москвы. Васнецов часто выступал на заседаниях Общества – то с воспоминаниями о мастерах русского искусства, то с рассказами об отдельных интересных зданиях и урочищах в нашем городе.[233] Несколько докладов было посвящено наблюдениям за земляными работами в столице. Васнецов следил за ними изо дня в день. При этом, что особенно важно, он не просто фиксировал замеченное, а всегда сопоставлял то, что удалось увидеть, с древними планами Москвы. Анализом их он целеустремленно занимался на протяжении многих лет. Благодаря такому методическому приему даже обрывки каменных кладок или полусгнившие бревна надежно увязывались с конкретными сооружениями эпохи средневековья.
В 1922 году художник обнаружил остатки укреплений Белого города у Сретенских ворот и Трубной площади и зарисовал следы деревянного моста на Ленивке. В 1924 году у Троицкой башни Кремля он изучил белокаменную облицовку плотины Неглинного пруда. При строительстве телеграфа на Тверской Васнецов отметил пять ярусов древних мостовых. Близ Боровицких ворот Кремля в Александровском саду он обратил внимание на засыпанные землей в 1817 году арки Воскресенского моста 1687 года через Неглинную.