Скорее всего, в задачу горбуна входило довести девушку до этой таверны. Отсюда ее должен был забрать кто-то другой.
Я с наслаждением потягивал пагу.
Никто, однако, к девушке не подходил.
Я начал волноваться, не вкралась ли в мои расчеты какая-нибудь ошибка. Что, если Улафи ошибся относительно этой девушки? Что, если он не получил за нее два серебряных тарска с Учафу? Что, если нищий привел рабыню для хозяина таверны? Что, если ее с самого начала планировали использовать как рабыню в таверне?
Я огляделся. Кроме моей блондинки, в таверне была только одна белокожая рабыня – красивая темноволосая девушка в желтом шелковом одеянии, невольница, такая же, как и темнокожие рабыни, прислуживающие у столиков. Может, владелец таверны захотел иметь еще одну белую, чтобы удовлетворить запросы своих клиентов?
Я посмотрел на съежившуюся под тряпьем блондинку. Она не решалась даже пошевелиться.
Не может быть, успокаивал себя я. Я же своими глазами видел, как за нее рассчитались серебряными монетами. Тут нет никакой ошибки. Надо ждать.
Я заказал еще одну кружку паги, потом сыграл в каиссу с каким-то пьяницей. Пага показалась немного странной на вкус, но, с другой стороны, пага всегда разная. Все зависит от способа приготовления, в разных местах используют разные травы и зерна. Время от времени я поглядывал на застывшую под тряпками девушку. В игре я выбрал защиту Телнуса. Обычно ее играют против гамбита убара. Я был уверен, что в Шенди такого начала еще не знают. Впервые я увидел его в Эн-Каре, у подножия гор Сардара.
Мой противник смело вступил в игру. До Сентия из Коса мне далеко, и уже через несколько минут я столкнулся с непредвиденными трудностями. В результате я едва избежал поражения в эндшпиле.
– Не ожидал, что ты найдешь правильный ответ на мой ход Копьеносцем на Убара пять, – сказал я.
– Ты играл защиту Телнуса, – пожал плечами мой соперник.
– Ты знаешь защиту Телнуса? – изумился я.
– Я изучил более ста ее вариантов, – ответил он. – По-твоему, в Шенди живут варвары?
– Я так не думаю.
– Поздравляю тебя, – произнес он. – Ты хорошо играешь.
– Это не лучшая моя партия, – признался я.
– Лучшая партия всегда впереди, – философски заметил мой соперник.
– Наверное, ты прав, – сказал я и протянул ему руку. – Ты отличный игрок. Спасибо за партию.
Незнакомец пожал мне руку и вышел из таверны. В каиссу играют, как правило, симпатичные люди.
Я посмотрел на укрытую тряпьем девушку. При этом мне пришлось пару раз моргнуть. Глаза странно чесались. Непонятный зуд ощущался также на животе и предплечьях.
– Господин? – склонилась передо мной темнокожая рабыня с выдающимися скулами.
– Еще паги, – распорядился я.
– Слушаюсь, господин.
Спустя ан в таверне появились музыканты. Таверна между тем наполнялась. Музыканты приступили к игре. Нещадно чесалось бедро. Я яростно скреб его ногтями.
За соседним столиком прислуживала белокожая темноволосая девушка. У нее были великолепные ноги.
Визг флейты и бой барабанов привлек мое внимание к квадрату песка перед небольшим оркестром. На нем танцевала темнокожая рабыня в желтых бусах. Я невольно залюбовался ее роскошными бедрами. Судя по движениям, девчонка была профессиональной танцовщицей, причем тренировали ее на Ианде, острове к северу от Ананго. Смысл некоторых движений я не понял, поскольку не обладал соответствующей подготовкой. С другой стороны, многое мне было уже знакомо. Вот это движение означает свободную женщину, вот это – кнут, это – символ покорности, а вот – закованная в ошейник рабыня. Танцовщица умело изобразила вороватую рабыню-плутовку, потом испуганную невольницу перед разгневанным хозяином. Все было исполнено с высочайшим мастерством. Женщины прекрасны, из них получаются великолепные танцовщицы. Одна из фигур танца передавала встречу рабыни с человеком, зараженным чумой. Невольница прекрасно понимала, что, если она заразится, ее просто прикончат. Танец символизировал скорбь и ужас попавшего в безвыходное положение существа.
Я огляделся, но темноволосой белокожей рабыни, которая только что прислуживала за соседним столиком, уже не было.
Я постепенно пьянел и раздражался. По моим подсчетам белокурую дикарку уже давно должны были забрать.
Я посмотрел на прикрытую абой фигурку у стены. Под грязной тряпкой угадывались очертания великолепного тела. До чего все-таки хорошенькие попадаются рабыни.
Неожиданно я взревел от ярости, отшвырнул стоящий передо мной стол и подскочил к укрытой абой девушке. Резким движением я сорвал с нее изодранное покрывало.
– Господин! – испуганно завизжала лежащая под ним девушка. Это была не белокурая дикарка, а белокожая темноволосая рабыня в шелковой накидке.
Я ухватил ее за волосы и рывком поставил на колени.
– Где девушка, которая была здесь раньше? Где, я спрашиваю?
– Что здесь происходит? – раздался голос владельца таверны. Оказывается, он уже давно был здесь, просто помогал разливать пагу за стойкой. Музыканты прекратили играть, танцовщица растерянно остановилась.
– Где девушка, которая находилась под этой абой? – спросил я. – Где?
– Чья это была рабыня? – строго спросил хозяин. – Еще раз спрашиваю, чья была рабыня?
– Ее привел Кунгуни, – сказала одна из темнокожих невольниц. – Вас в это время не было.
– Я запретил пускать в таверну этого типа! – взорвался хозяин.
– Вас не было, а мы побоялись не пускать свободного человека, – испуганно пролепетала рабыня.
– А ты где был? – накинулся хозяин на повара.
– На кухне, естественно. Я и не знал, что Кунгуни кого-то сюда привел.
От злости я не находил себе места.
– Кто видел, как она ушла? С кем ее видели последний раз? – раздраженно спросил я. Мужчины переглянулись.
– Как ты оказалась под абой? – спросил я девушку.
– Какой-то мужчина подошел ко мне сзади и приказал лечь на пол. Я его не видела, ибо он запретил мне поворачиваться.
– Лжешь! – крикнул я.
– Сжалься надо мной, господин! – пролепетала невольница. – Я всего лишь рабыня.
Помощник повара, стоящий ко мне ближе остальных, не отрываясь смотрел на меня. Взгляд его показался мне странным. Потом он испуганно отшатнулся, что было еще непонятнее. Я ничем ему не угрожал.
– Серебряный тарск тому, кто поможет разыскать девчонку, – произнес я.
Темнокожие рабыни переглянулись.
– Это же обыкновенная рабочая рабыня, – с удивлением произнесла чернокожая танцовщица.
– Серебряный тарск, – отчетливо повторил я, – тому, кто поможет ее найти!
Она не могла далеко уйти. Надо ловить ее на улицах.
– Посмотрите на его глаза, – пробормотал помощник повара, делая еще один шаг назад.
Неожиданно танцовщица прижала ладони к лицу и завизжала:
– Это чума! Посмотрите на него! Это чума! Помощник повара бросился к выходу.
– Чума! Чума! – в ужасе кричали люди, сбивая друг друга с ног. В дверях образовалась свалка. Вскоре я остался один среди перевернутых столов и разбитой посуды. На полу чернели лужицы паги. В таверне наступила тишина. Только с улицы доносились крики:
– Вызвать стражу! Убить его!
Я подошел к зеркалу и медленно провел языком по губам. Губы были сухие. Белки глаз пожелтели. Я закатал рукав туники и увидел на предплечье черные волдыри. Некоторые уже прорвались, из них сочилась липкая жидкость.
9. Я РЕШАЮ СМЕНИТЬ ЖИЛЬЕ
– Господин! – заплакала Саси.
– Не бойся! – сказал я. – Я не болен. Но нам надо срочно отсюда уходить.
– Твое лицо! – воскликнула она. – На нем шрамы!
– Пройдет, – проворчал я и снял с нее наручники. – Я боюсь, что меня могли выследить. Нам надо перебираться в другое место.
Я выбрался из таверны через заднюю дверь. Оказавшись на улице, тут же забрался на крышу низенького строения, откуда перебрался на более высокую крышу. Так, по крышам, я и ушел от злополучной таверны. Потом я спрыгнул на землю, закутался в абу Кунгуни и быстро зашагал в сторону дома. Со всех сторон доносились удары в рельс и крики «Чума! Чума!».
– Ты не болен, господин? – спросила рабыня.
– Думаю, нет, – ответил я.
Я знал, что не был в чумных районах. Базийская чума, насколько мне известно, выжгла сама себя несколько лет назад. В течение многих месяцев не было отмечено ни единого случая заболевания. Самое же главное, я не чувствовал себя больным. После выпитой паги я немного опьянел и разогрелся, но жара не было, это точно. Сердцебиение, пульс, потоотделение – все в норме, я даже не задыхался. Не было ни тошноты, ни головокружения, ни нарушений зрения. Единственными тревожными симптомами был зуд в глазах и на коже. Мне хотелось разодрать себя ногтями.
– Ты кузнец или кожевник? – спросила вдруг рабыня.
– Сейчас не время выяснять детали, – отрезал я, затягивая шнуровку на морской сумке.
– Разве плохо, что девушка хочет знать касту своего хозяина? – спросила она.
– Нам пора, – строго сказал я.
– А может, ты купец? – хитро прищурилась рабыня.
– А может, я тебя выпорю? – вопросом на вопрос ответил я.
– Не надо, господин.
– Тогда пошевеливайся!
– Сейчас у тебя все равно нет времени меня пороть, правда?
– К сожалению, нет.
– Может, ты из касты земледельцев?
– Я обязательно выпорю тебя позже, – пообещал я.
– В этом нет необходимости, – отвечала рабыня. – Я буду молчать.
– Удивительная прозорливость, – заметил я. – Хватит болтать – и послушай, что произошло. Они решили, будто у меня чума. Если нас поймают, тебя истребят первую.
– Давай поторопимся! – нервно произнесла рабыня. Мы вышли из дома.
– У тебя сильные руки, – сказала она. – Это от работы с глиной?
– Нет, – процедил я.
– А я думала, от глины.
– Прикуси язык, – рявкнул я.
– Хорошо, господин.
10.Я РАССПРАШИВАЮ КИПОФУ, УБАРА НИЩИХ ИЗ ШЕНДИ
Слепой поднял на меня невидящие белые глаза. Потом вытянул в мою сторону черную, похожую на лапу птицы руку. Я положил на его ладонь долю тарска.